Трепет и гнев

– Ты уже заказала?

– Только два кофе со льдом и пирожное для себя.

– Сначала десерт. – Джованни слегка улыбается, как будто выбор что-то пробуждает в его памяти, и поднимает глаза на официантку. – Кофе со льдом подойдет, спасибо.

– Не за что… Вы брат Нино Бьянки? – Лицо Джованни меняется, источая чистое очарование, и он улыбается ярче.

– Да.

– Нино работает с моим братом в Осаке – Дайки Изуми, – объясняет она. – Он сказал мне, что вы ему помогаете и что вы потрясающий человек. Спасибо, что спасли семейный бизнес.

Она делает глубокий, почтительный поклон.

Джованни поднимает голову, его глаза задумчивы.

– Ваш брат – трудолюбивый вампир с множеством творческих идей. Я с удовольствием поддержу своих людей в любом деле, особенно в предпринимательских устремлениях. Со временем бизнес будет процветать.

Она снова кланяется, горя энтузиазмом.

– Спасибо – когда все наладится, я хочу вернуться домой и работать. Я с нетерпением жду этого. Я… я пойду приготовлю ваш кофе! Извините меня, пожалуйста.

– Спасибо. – Он кивает. Когда молодая официантка удаляется, Джованни опускает руки и кладет свой ежедневник на стол. Он напоминает Селлине сдувающийся гелиевый шарик. Перемена резкая, и чем больше времени они проводят вместе, тем больше она замечает жесткие черты на его точеном лице.

Он открывает ежедневник одной рукой, а другой прижимает пальцы к центру лба.

– Я должен лететь домой в следующие выходные. На этой неделе я завершу новый контракт с рестораном, а перед отъездом у меня запланированы встречи с тремя клиентами Нино. У его нового клиента в пятницу вечером в Осаке будет празднование столетнего юбилея, так что я думаю, что смогу втиснуть его до утреннего отъезда. Как дела с общественными визитами в Окаяме? Как продвигается планирование Танабаты?

– Все идет хорошо, – говорит Селлина, как раз когда официантка возвращается и ставит на стол их кофе и торт. – Я работаю с храмом, чтобы составить график ремонта, и управляю поставщиками еды. Клан Сёва занимается всеми деталями конкурса украшений, так что я оставляю это в их руках. Но они знают, что, если я им понадоблюсь, они могут обратиться ко мне. Мне нравится прикрывать Харуку. Все такие милые. Мне нравится планировать мероприятия и общаться с новыми вампирами – и мой японский становится лучше.

– Это хорошо, я рад, что ты получаешь удовольствие. Асао сказал, что если я смогу уладить дела со всеми клиентами Нино, то могу не возвращаться. Это хорошо, потому что мне нужно будет съездить в Париж и Германию, пока я дома, но мы все равно будем действовать по обстоятельствам.

Он опускает взгляд вниз, чтобы нацарапать даты в своем календаре, и Селлина качает головой. Она считает себя продуктивным, профессиональным человеком. Ее стремление в будущем управлять собственной галереей означало, что она постоянно должна учиться, работать и общаться. Но график этого вампира кажется просто безумным.

– Джованни, ты когда-нибудь выдыхаешь?

Он смотрит на нее озадаченно.

– Выдыхать? Что это значит?

– Сделать перерыв. Расслабиться.

Он усмехается.

– Когда сплю.

Она смотрит, как он записывает дела в календарь, стирает, потом пишет снова. Все в нем напряжено. Напряжено и взволнованно. Кто этот мужчина, сидящий перед ней? Что случилось с игриво вызывающим и милым вампиром, которого она когда-то считала своим лучшим другом? Они поссорились так давно, но последствия этой ссоры все еще давали о себе знать.

Что годы сделали с Джованни? Кажется, что время опустошило его, превратило в мрачного, горького человека, словно выветрившийся камень в песке.

– Почему бы мне не пойти на празднование столетия от имени Нино в следующую пятницу, ведь это ночь перед твоим отлетом домой? – спрашивает Селлина. – А ты можешь вернуться в поместье Курашики и отдохнуть.

Он качает головой, продолжая писать.

– Я уже буду в этом районе. Тебе нет смысла ехать туда. Не беспокойся об этом. Я просто поменяю свой рейс, чтобы вылететь из Кансайского международного аэропорта.

Селлина делает глоток кофе со льдом, позволяя прохладной, сладкой жидкости успокоить ее нервы, а затем глубоко вздыхает.

– Тогда… хочешь, я поеду с тобой? Я могу встретить тебя в Осаке, и мы поедем вместе? Если ты не против… Два представителя на светском мероприятии всегда лучше, чем один.

Джованни застывает, встретившись с ней взглядом.

– Ты хочешь посетить светское мероприятие… со мной? Вместе?

Это должна быть моя фраза. Нервничая, она приглаживает волосы в свой огромный, вьющийся пучок. Из-за влажности в Японии у нее теперь каждый день кудрявый пучок.

– Да… если ты не против, что я там буду.

Бросив карандаш, он выпрямляется, массируя затылок.

– Конечно. – Между ними повисает неловкое молчание, пока он не продолжает: – С тобой всегда лучше.

– Всегда? – На лице Селлины читается сомнение. – С каких пор?


– С тех пор, как мы были детьми. Например, когда мой отец заманивал меня в ловушку в эти скучные разговоры о сельскохозяйственной торговле и экспорте или о национальных годовых темпах роста. Когда ты была рядом… С тобой было лучше. Это давало мне что-то, чего я с нетерпением ждал.

– Я… думала об этом недавно, – признается Селлина. – Летние вечеринки и еда в поместье твоей семьи были самыми лучшими. И я обожала бродить по садам ночью. Это было похоже на волшебство.

Она расслабляет плечи. Они не разговаривали так уже целую вечность: спокойно, непринужденно, без явной цели или скрытой враждебности. Это приятно… как окунуть пальцы ног в теплую ванну.

– Да. – Джованни кивает. – Мы проводили там много времени. Помнишь, как мы говорили Нино и Козимо, что будем играть в прятки, они убегали прятаться, а мы шли сидеть у фонтана и разговаривать?

Селлина смеется.

– Нам это долго сходило с рук, пока Козимо не догадался. Он был так расстроен. А Нино было все равно, да?

– Не-а. – Джованни улыбается. – Он забирался на старое персиковое дерево возле беседки – той, что у живой изгороди из розовых кустов. На следующий день садовник находил у подножия дерева сморщенные персики с косточками и поднимал шум из-за того, что они испортили его газонокосилку.

– Я недавно рассказала Харуке об этой глупой привычке. – Селлина смеется. – А Нино всегда прятался в том районе с розовыми кустами. Боже, он был таким маленьким и одиноким… Козимо старался изо всех сил, чтобы Нино открылся ему, когда они стали совершеннолетними.

– К тому времени Кос так отчаянно хотел поиметь его и покормиться от него, что Нино стало не по себе.

– Он был так увлечен Нино, – признает Селлина. – Он был слишком напорист.

Джованни ухмыляется, скрещивая руки на широкой груди.

– Спасибо Богу за Харуку.

– Я люблю Нино как своего младшего брата – возможно, даже больше. Но да, спасибо Богу за Харуку. Но Нино всегда был хорошим, понимаешь? Он никогда не нарушал моих границ и всегда кормился с моей руки. Он также давал мне знакомить его с американским R&B и телешоу девяностых, когда я проходила через этот этап.

– Хм. Все в нашем поместье были приобщены к этому из-за тебя.

– И тебе огромное спасибо. – Селлина вздергивает подбородок.

Джованни улыбается.

Когда солнечный свет скрывается за облаками, наступает комфортная пауза. Они разговаривают друг с другом. Дружелюбно. Вспоминали хорошие времена, когда их жизнь была проще. Селлина почти чувствует летний, дымный, но сладкий аромат кипарисов, витающий в ночном воздухе сада. Она почти слышит белый шум мраморного фонтана, журчание его свежей воды вдалеке.

Ее настроение портится, в сердце появляется грусть. Она поднимает глаза на вампира, сидящего напротив нее, и встречает его прекрасные, но незнакомые глаза.

– Что с нами случилось?

Он делает глубокий вдох, его грудь поднимается и опускается.

– Все изменилось.

Так и есть. Без вопросов. Селлина задумывается о том, что, может быть, пришло время поговорить об этом?

– Я сделала этот выбор не для того, чтобы причинить тебе боль, Джованни. Это никогда не было моим намерением.

– Я знаю это, – отвечает он, опустив взгляд. – Я не мог понять этого в то время – мой юный вампирский разум не мог этого переварить.

– Многое произошло тогда, – продолжает Селлина, взяв паузу, чтобы успокоиться. Она провела столько лет, борясь со сложными эмоциями, вызванными тем временем – разочарованием, негодованием, сожалением и глубокой скорбью по своему другу. Она хотела быть рядом с ним, когда все было в порядке, но он не желал ее видеть. Он сказал ей уйти, и она ушла.

Но теперь…

– Так… ты больше не злишься на меня? – спрашивает она. – Ты не ненавидишь меня?

– Я никогда не ненавидел тебя. Я никогда не мог испытывать к тебе таких чувств.

– Мне жаль, если я причинила тебе боль. Я не жалею о своем решении, но… мы дали обещание, и я его нарушила.

– Ты сделала правильный выбор. – Джованни закрывает глаза, поднося пальцы к лицу, чтобы помассировать пространство между бровями. – Ты сохранила жизнь Нино. Он нуждался в тебе больше, чем я, а я тогда наделал много глупостей.

– Мы были молоды, – говорит Селлина, позволяя моменту смыть с нее обиды прошлого. Облегчение. Долгожданная свобода. Это печальное обстоятельство похищения Нино привело их сюда, в Киото, заставив сесть и признать все свои ошибки.

Чувствуя себя достаточно комфортно, чтобы опустить обе ноги в воду, Селлина усмехается.

– Признаюсь, когда я предлагала себя Нино, я не думала, что буду кормить его следующие сто четыре года.

– Ты кормила его долгое, мать твою, время.

Селлина смеется, закрывая лицо ладонями.

– Так чертовски долго – почему так долго? Я думала, он достигнет совершеннолетия в двадцать один год и найдет кого-нибудь.

– Не-а, – сказал Джованни. – Ты дала ему возможность. Мы оба сделали это по-разному.

– Я думаю… Я просто хотела защитить его, понимаешь? Вампы в нашем обществе были такими говнюками, что я чувствовала, что должна была это компенсировать… Боже.