Тонкая нить

– Ну и как тебе удалось провести отпуск совершенно одной? Какие впечатления? – спросила Джильда.

– Все было просто замечательно.

Действительно, все было здорово, если не считать человека с кукурузного поля. Вайолет увидела много интересного, познакомилась с чудесными местами и слишком одинокой себя не ощущала. Только за ужином иногда ей было не по себе, когда кругом сидело много народу, семьями или компаниями, они весело разговаривали и порой бросали на нее жалостливые взгляды. Вайолет пробовала брать с собой за стол какую-нибудь книжку, но это уж слишком явно говорило о том, что она делает вид, будто у нее все хорошо, – это называется делать хорошую мину при плохой игре. Более естественно получалось с газетой или журналом, можно было не погружаться полностью в чтение, а время от времени рассеянно поглядывать по сторонам. Иногда любопытные за соседними столиками пытались завести с ней разговор. Это тоже было не всегда приятно: женщины частенько пугались до смерти от ее ответов, а мужчины весело изумлялись.

– И куда же вы направляетесь? – звучали вопросы. – Вот так, совершенно одна? Черт побери! И вам не скучно одной?

Вайолет никогда не признавалась в том, что ей одиноко, напротив, она пылко заявляла, что встречается с разными людьми и весело проводит время. Она не говорила, что по вечерам сидит одна в своей комнате, курит, читает Троллопа или вышивает, а то и листает путеводитель, чтобы отыскать еще какое-нибудь древнее городище, которое можно было бы посетить, или церковь, где она еще не бывала. Город Солсбери она знала плохо, и сходить здесь было куда. Но остров Уайт посещала уже много раз и с удовольствием снова осматривала любимые места, такие как замок Карисбрук или расщелина Луккомб-Чайн. Вайолет стала поздно вставать по утрам и рано отправляться в постель, а днем, если шел дождь, ходила в кино. Однажды она посмотрела фильм «Я сама» про одну модистку, у которой был тайный воздыхатель-боксер. Фильм показался ей ужасно глупым и далеким от реальной жизни, авторы не имели никакого представления о том, каково это быть «само́й» и ни от кого не зависеть. После фильма, чтобы поднять себе настроение, Вайолет отправилась в ресторан какой-то гостиницы, заказала шерри и стала ждать. Но к ней так никто и не подошел. Возможно, потенциальные кандидаты на роль «шерримена» чувствовали, что их ухаживаний она ждет без особого энтузиазма.

На следующий день, на несколько дней раньше срока, Вайолет вернулась в Уинчестер, но никому об этом не сказала, ни Джильде, ни Тому, ни матери. Особенно этим троим. Им она описала свое путешествие с ликованием, как настоящий триумф, слегка подпорченный только тем, что она натерла ноги, из-за чего пришлось через Нью-Форест ехать на поезде.

– Ну, я рад за тебя, сестренка, – сказал Том. У него явно отлегло от сердца, когда он узнал, что после того, как он оставил ее на весь отпуск одну, она вернулась домой цела и невредима.

Потом Вайолет думала, уж не переборщила ли она с восторгами, когда рассказывала о своем странствии, и все, не дай бог, подумают, что она теперь каждый год будет проводить отпуск одна.

И только Марджори, похоже, искренне соскучилась по тете. Когда в первое воскресенье сентября Вайолет приехала к ним в гости, племянница прибежала к ней со своей вышивкой, которую она сделала во время каникул. Вышивка представляла собой хитросплетение беспорядочных стежков и спутанной шерсти, но девочке удалось сделать главное: стежки ее были узнаваемы. Вайолет неумеренно расхвалила работу и пообещала Марджори после чая позаниматься еще.

Впечатления миссис Спидуэлл об отдыхе в Гастингсе были более радужные, чем ожидала Вайолет.

– О, погода была жуткая! – радостно заявила она, когда ее спросили об этом. – Но все равно всякая перемена – это хорошо.

Вайолет открыла было рот, но потом передумала. Нравились ли матери поездки всем семейством на остров Уайт? Она никогда об этом не говорила. Возможно, ее никогда об этом и не спрашивали. Вайолет всегда считала, что миссис Спидуэлл первой выскажется за поддержание прежней традиции.

Вопросов дочери о ее странствии мать не задавала, и хотя Вайолет не ждала их от нее, все равно было неприятно.

Зато уж Джильда с лихвой утешила подругу: когда они встретились у Одри, она буквально засыпала Вайолет вопросами. И только один из них выбил ее из колеи.

– Ну, говори, познакомилась с кем-нибудь? – лукаво улыбнулась Джильда, постукивая пальцами по чашке.

– Да, со многими, – уклонилась от прямого ответа Вайолет, прекрасно представляя, что именно Джильда имеет в виду.

– Нет, ну… ты же понимаешь… с каким-нибудь интересным… ммм… мужчиной?

Щеки Вайолет порозовели, в голове у нее мелькнула ужасная мысль: Джильде откуда-то стало известно, что она встречалась с Артуром.

– Так все-таки было! – вскричала Джильда, смущение Вайолет привело ее в восторг.

– Нет… да нет же, ничего такого не было.

Вайолет подумала, не рассказать ли, как она пыталась поймать «шерримена», и тем самым перевести стрелки.

– Было, было! – ерзала от нетерпения Джильда.

– Да нет же… я…

Чтобы скрыть смущение и увести разговор от Артура, Вайолет неожиданно для себя стала рассказывать про человека с кукурузного поля, хотя прежде решила никому про него не говорить, этот эпизод путешествия она вообще пыталась забыть. Про то, что она видела его еще раз в Нетер-Уоллопе, Вайолет не стала рассказывать, имени тоже не назвала. Он был для нее просто «человек с кукурузного поля».

– Вот мерзавец! – сочувственно пробормотала Джильда, однако достаточно громко, чтобы сидящие за соседним столиком повернули к ней голову. – Мужики бывают такие сволочи.

– Да ладно, пустяки… забудь. Ничего страшного ведь не случилось, – сказала Вайолет и перевела разговор на подругу. – Ну а ты? Ты-то сама познакомилась с кем-нибудь в Суонидже?

Обычно таких вопросов Вайолет подругам возраста Джильды не задавала – из деликатности, чтобы ненароком не задеть за живое, связанное с несбывшимися надеждами и разочарованием.

Свой вопрос она задала, не ожидая развернутого ответа, и была уверена, что Джильда, как и она сама, постарается от него отмахнуться. Но та быстро опустила голову.

– Только не в Суонидже, – проговорила Джильда и неожиданно встала. – Слушай, я оставила в гараже свою вышивку. Сейчас быстро сбегаю и вернусь.

И не успела Вайолет задать еще вопрос, как она выскочила и убежала. Несмотря на всю свою болтливость, Джильда могла быть очень скрытной женщиной.





* * *


Комната, где работали вышивальщицы, была полна, все оживленно щебетали, демонстрируя друг другу работы, выполненные ими за лето. Женщины не виделись целых три месяца, и у них была уйма времени, чтобы как следует потрудиться. Вайолет даже растерялась, когда увидела не менее дюжины готовых вышивок для подушечек под колени, и свою работу старалась спрятать от посторонних глаз. Еще бы, ведь ее коллега по работе Морин вышила даже две подушечки, причем в одной из них использовала такие стежки, которых Вайолет даже не знала.

Другие, а их было несколько, приготовили медальоны на исторические темы, выполненные более крупными стежками и вышивкой в стиле пти-пуан, демонстрируя рукоделие, где каждая картинка буквально пела. Особенно Вайолет восхитил прямоугольный верх подушечки с медальоном посередине, вышитым изящным пти-пуаном с тонкими сочетаниями оттенков. Там был изображен синий щит, на нем три золотые короны, а позади – торчащий из камня меч. На щите можно было различить вышитые коричневым крестиком слова: «Король Артур». Окружающая композиция была очень похожа на ту, что и на подушечке с Древом жизни: синие узелки в кельтском стиле и букетики красных цветов в сетчатом узоре на знакомом горчично-желтом фоне, к которому, по словам Луизы Песел, были претензии. Вайолет постепенно так привыкла к этому оригинальному, смелому колориту и узорам, что это ее больше не удивляло, столь дерзновенная смелость ей очень нравилась. «Когда подушечка будет готова, надо обязательно показать Артуру», – подумала она.

Но ее удивило другое: оказалось, что автором медальона с королем Артуром была Д. Дж., которой она не видела с того самого дня еще весной, когда любовалась ее подушечкой в пресбитерии. Д. Дж. пришла все в том же зеленом пальто с большими пуговицами, руки держала в карманах, стояла скромно, глядя, как остальные толпятся вокруг, разглядывая ее работу. Волосы ее были растрепаны, щеки раскраснелись, на губах блуждала улыбка.

Когда с громким приветствием появилась запыхавшаяся Джильда, Д. Дж. вздрогнула и неожиданно застыла как статуя. Она продолжала улыбаться, но блуждающий взгляд ее устремился куда-то в угол, словно она не хотела привлечь к себе чужое внимание. Джильда тоже, казалось, была не в своей тарелке, смотрела куда угодно, только не на Д. Дж., и, снимая шляпку клош, смеялась несколько громче, чем обычно. От Вайолет не укрылось, что не одна она заметила их странное поведение, и отреагировали каждая по-своему: на лице одной мелькнула едва заметная гримаса, другая вскинула бровь. Морин задрожала. Мэйбл Уэй, отвернувшись к своему планшету, где она записывала, кто что сделал, хмуро сдвинула брови. Все это произошло в течение всего лишь нескольких секунд, но Вайолет поняла, что случилось нечто такое, чего она не знает и понять пока не может.


Потом все находящиеся в комнате словно встряхнулись и пришли в себя. Джильда подошла к Д. Дж. и постучала по медальону с королем Артуром.

– Господи, Дороти, – воскликнула она, – какая обалденная вышивка! Только каймы не хватает, а так подушечка уже готова.

Дороти слегка улыбнулась и кивнула, потом стала рыться в своей сумочке, будто искала потерявшуюся иголку или моток шерсти. А Джильда повернулась к Вайолет.

– Подвинься, пожалуйста, – повелительным голосом сказала она, указывая на стул Вайолет. – Мне что, прикажешь стоять, пока Биггинс будет читать лекцию о нашем славном долге перед собором? Не волнуйся, скоро места будет много, – добавила она театральным шепотом, присаживаясь на краешек стула. – Приходят сюда в первый раз все из себя полные энтузиазма, а к Рождеству и половины не остается!

Джильда была чем-то слегка раздражена, и Вайолет захотелось положить ладонь ей на руку и успокоить ее, как успокаивают норовистую лошадь.

Потом явилась миссис Биггинс, и всех охватило тревожное ожидание, остальные проблемы были сразу забыты. Она села на свое место во главе стола – это место всегда оставлялось для нее – и, как и предсказывала Джильда, разразилась короткой речью о том, что работать надо с прилежанием и чувством гордости, поскольку они трудятся во славу собора. Еще несколько минут миссис Биггинс уделила прогульщицам и лентяйкам, тем, кто не знает цену времени, а также тем, кто считает, что благодаря вышитой для собора подушечки они могут занять особое место в глазах Господа или настоятеля.

– Тому, кто собирается впустую тратить мое время или время мисс Песел, советую сразу же уйти, – закончила она. – Моя жизнь от этого станет только легче.

Никто не ушел, но Вайолет подумала, не возникнет ли у кого-то после столь холодного обращения соблазн улизнуть во время перерыва и больше сюда не возвращаться. Ничего не поделаешь, нудные наставления миссис Биггинс приходится дослушать до конца, чтобы потом спокойно любоваться прекрасными витражами собора и удивительной резьбой по дереву.

Миссис Биггинс объявила, что сейчас она намерена познакомиться с летней работой каждой вышивальщицы. Вайолет откинулась на спинку стула: торопиться нужды нет, в ушах ее уже звучал этот брюзжащий голос. Наверняка старуха пропесочит Вайолет за то, что она без разрешения вышила подушечку для коленопреклонений. Лучше посидеть и дождаться, когда придет Луиза Песел и спасет ее от гнева миссис Биггинс.

– А где мисс Песел? – спросила она Джильду, которая разворачивала свою летнюю работу: часть сине-желтого и зеленого с красным фона для исторического медальона.

– Она еще отдыхает. Кажется, в Уэймуте. Ладно, я пошла. А это все равно что прыгать в ледяную воду. Пожелай мне удачи!

Джильда схватила свою вышивку и пристроилась к очереди ждущих строгого суда миссис Биггинс. Впереди нее стояла Дороти со своим королем Артуром. Дороти слегка развернулась и встала бочком к Джильде. В их позах чувствовалось нечто такое, что наводило на мысль, будто эти две женщины гораздо ближе друг к другу, чем ко всем остальным, хотя стояли они, как и все, и друг на друга даже не смотрели. Словно невидимая стена окружала их, отделяя от прочих.

– Вот что бывает со старыми девами.

Это было сказано тихонько за спиной Вайолет, но не ей, а кому-то другому. В голосе звучали язвительная насмешка, суровость и даже некоторый страх. Вайолет не стала оборачиваться, чтобы увидеть, кто это сказал, хотя тихую усмешку Морин в ответ она сразу узнала. Ей стало как-то даже противно, будто она случайно увидела что-то крайне неприличное.

Замешательство Вайолет было прервано миссис Биггинс, которая высоко подняла вверх вышивку с королем Артуром.

– Вот, дорогие дамы, к чему мы должны стремиться, – объявила она. – Вот чего можно добиться всего лишь простыми стежками, сделанными во славу нашего Господа. Прекрасная работа, мисс… – Сдвинув брови, она глянула на Дороти, которая продолжала смотреть в пол.

– Мисс Джордан, – подсказала Джильда. – Мисс Дороти Джордан. Да, Дороти, ты у нас молодец. Это настоящий шедевр, – сияя, проговорила она, глядя на подругу.

За спиной Вайолет раздалось приглушенное шипение.

Чтобы не видеть этой змеи, Вайолет взяла свою вышивку и кайму и встала в очередь. К ее удивлению, миссис Биггинс не стала кричать на нее за то, что она вышила подушечку, не имея на то ее разрешения. Этим утром она уже пересмотрела столько работ, что у нее, похоже, не нашлось для этого нужных слов.

– Годится, – оценила миссис Биггинс, глядя на длинную полоску каймы, а потом кивнула на подушечку. – А теперь пришейте ее к подушечке. Следующее освящение вышивок будет двадцатого октября, к этому дню все должно быть готово.

– А как это делается?

– Найдите кого-нибудь, кто это уже делал, пусть вам покажет… у меня нет времени. Теперь проходите, другие тоже ждут своей очереди.

Вайолет оглянулась. Все были чем-то заняты: кто вышивал, кто подбирал новые материалы. Джильда перебирала стопку с образцами узоров. Морин помогала Мэйбл Уэй записывать готовые работы каждой вышивальщицы и те, что они собираются начать.

– Давайте я покажу вам, – послышался тихий голос Дороти Джордан, который пробился сквозь общий шум голосов в помещении. Она стояла возле шкафа с рамкой для вышивания в руке.

– Спасибо, очень мило с вашей стороны, – отозвалась Вайолет и сразу почувствовала, как со всех сторон к ним устремились взгляды. Она даже невольно вздрогнула.

Дороти провела рукой по своим кудрявым волосам. Казалось, она совсем не подозревает, что за ней со всех сторон наблюдают.

– Чтобы закончить подушечку, у нас есть специальный набор, – сказала Дороти.

Она достала из шкафа прямоугольный пакет. Развернула коричневую бумагу, и Вайолет увидела твердую подушечку, четыре полоски плотной синей ткани и отрезок коричневой каймы. Потом взяла у Вайолет ее работу – увидев знакомый мотив с желудями, Дороти коротко улыбнулась – и положила на стол вышивкой вниз.

– Сначала со всех четырех сторон надо пришить полоску. Потом положить на вышивку подушечку, вот так, а сверху вот этот кусочек полотна.

Она показала Вайолет, как надо подвернуть синие полоски и крепкими синими нитками плотно пришить их к полотну.

– Но перед этим надо вышить свои инициалы. Они делаются синей ниткой на одной из длинных полосок. На другой вышивается год, вы увидите, как это делается, на уже готовых подушечках в соборе. Сначала сделайте это, а уже потом начинайте сшивать.

Вайолет кивнула.

– Оставить на вышивке свою метку очень важно. Это, может быть, единственная метка, которую мы ставим. Sic parvis magna.

Вайолет вскинула брови. Этого латинского изречения она не знала.

– «Великое начинается с малого», – перевела Дороти.

Вайолет опять кивнула. Они замолчали, продолжая разглядывать предметы, необходимые для окончания работы над подушечкой. Вайолет снова услышала за спиной шепот, но разобрала только то, что сказала кому-то Джильда:

– Умираю, чая хочу. Сейчас помру, честное слово!