Тонкая нить

Планировать одиночный поход – это одно, но выйти из дома и сделать первый шаг – совсем другое. Ранним августовским утром, раньше, чем успела подняться с постели квартирная хозяйка, Вайолет стояла в прихожей, пытаясь успокоить нервы и собраться с духом. Казалось бы, что тут такого: она готова отправиться в путь, все необходимое лежит в рюкзаке, на ней старенькое льняное платье коричневого цвета, сверху жакет, на ногах крепкие ботиночки.

Еще несколько дней назад и подруги, и родственники вполне оптимистично смотрели на то, что Вайолет решила отправиться одна в пеший поход. Но чем ближе подходило время, тем больше менялось их отношение. Сначала позвонил брат и спросил, так ли она уверена в том, что хочет идти.

– Может, лучше подыщешь себе какую-нибудь комнатку в Корнуолле, поближе к нам? – ни с того ни с сего предложил Том, хотя конечно же понимал, что уже поздно и подыскать жилье будет невозможно, все наверняка занято. Просто ему хотелось смягчить свое чувство вины перед сестрой.

– А с тобой ничего не случится? Все-таки будешь там совершенно одна, – высказалась более прямо Джильда, когда они встретились за чашкой кофе. – Еще есть время передумать.

– Все будет отлично, – уверенно ответила Вайолет.

Джильда сменила тему. Сама она собиралась на две недели отправиться с родственниками в Суонидж, кстати, в компании со своей новой невесткой.

– Небось станет выставлять напоказ свой живот, будто у них все было так запланировано, – проворчала она, – и будет требовать от всех внимания. Была бы жива мама, она бы быстро поставила ее на место. Но папа и Джо все с ней миндальничают.

– Ну, тогда тебе придется роль матери взять на себя, – заметила Вайолет и только потом сообразила, что могла пригласить с собой в поход и Джильду.

Миссис Харви начала беспокоиться накануне вечером.

– Не нравится мне все это… как подумаешь, что одна из моих девочек где-то скитается одна-одинешенька… а если с вами что-то случится? – проворчала она, глядя, как Вайолет выставила в холл свой собранный на утро рюкзак. – А вдруг подвернете ногу или закончится вода, а то еще, не дай бог, укусит змея? Что будете делать?

Хозяйка произнесла вслух все то, о чем думала и сама Вайолет. Поэтому накануне вечером она пораньше отправилась к себе, чтобы не слышать ее причитаний.

Вайолет почувствовала голод, но задерживаться очень не хотелось. «Если я начну готовить себе тосты, – думала она, – встанет миссис Харви и снова наделает шуму». Она закинула рюкзак на плечи, подтянула лямки и отправилась в путь на пустой желудок и без всяких прощальных церемоний.

По дороге, ведущей вниз, к мосту через речку Итчен, Вайолет спустилась быстро. Впереди на массивном постаменте спиной к ней высилась статуя короля Альфреда, лицом обращенная к Хай-стрит, король держал в руке меч, причем держал его за лезвие, рукоятью вверх, словно благословлял крестом лежащий перед ним город. Вайолет прошла мимо статуи, огляделась вокруг, быстро присела перед Альфредом в реверансе и двинулась через Уинчестер дальше.

Она прошла мимо витрин средневекового магазина, мимо мясной лавки и аптеки, мимо кафе Одри, где задержалась на секунду с мыслью о чашечке кофе, но передумала и двинулась дальше, миновала Баттеркросс, восьмиугольное каменное строение, где в средние века женщины продавали масло, потом канцелярский магазин Уоррена, где она покупала все необходимое для работы в офисе. Магазины еще не открылись, поэтому народу на улице было мало: случайные велосипедисты, мальчишка-газетчик, мойщик окон, занимающийся витриной магазина одежды. Все они кивали ей, но ни один не остановился, чтобы перекинуться словом, спросить, зачем ей рюкзак и куда она направляется. Никто не сказал ей: «Молодец, Вайолет! Смелая женщина!» Или: «А ты точно хочешь в одиночку отправиться в свой поход?» Или: «Брось ты свою затею, поехали лучше с нами на море!» Вайолет прожила в Уинчестере всего девять месяцев и не считалась еще здесь своей, ни один человек не был готов тратить на нее время. Раньше ее это не беспокоило, но теперь Вайолет захотелось, чтобы хоть кто-нибудь помахал рукой ей вслед и пожелал удачи в смелом предприятии.

Добравшись до верхней части города, Вайолет прошла через каменную арку средневековых Уэст-Гейт – Западных ворот, значит центр города она миновала и теперь осталось перейти через мост над железной дорогой. К железнодорожной станции справа, пуская клубы пара, подошел утренний поезд, следовавший в Лондон. Вайолет увернулась от хлопьев сажи, летящих из паровоза, постояла, глядя, как пассажиры садятся в вагоны, хлопают дверьми, переговариваются между собой, грузят свои вещи. Паровоз раздраженно запыхтел, состав тронулся, и Вайолет подумала, а не отправиться ли ей лучше в Лондон. Чтобы провести там ночь, денег ей, конечно, не хватит, но можно было бы выжать еще денежек из брата, пользуясь его чувством вины перед ней. В Лондоне можно сходить на дневной сеанс в кино или на какое-нибудь представление, концерт, танцевальный вечер с чаем. Прогуляться по набережной Темзы, зайти в книжные магазины на Чаринг-Кросс-роуд, порыться в книгах, медленно пройтись по залам Британского музея. Она и раньше бывала там, но всегда плелась позади родителей. И даже в ее тридцативосьмилетнем возрасте делать все это в одиночку будет непросто, а если честно, то просто страшно.

Впрочем, как и этот поход тоже. Вайолет и раньше совершала пешие прогулки одна – в Саутгемптон-Коммон, например, по приморскому бульвару в Портсмуте, или на острове Уайт, или вверх по склону холма Святой Екатерины в окрестностях Уинчестера. Но все это были просто прогулки, где рядом шагали другие люди и кто-то ждал ее возвращения. А вот прогулок по загородным полям, да еще в одиночку, Вайолет ни разу в жизни не совершала. Когда она проделывала это в своем воображении, ей казалось, что тут нет ничего особенного. Но теперь, когда все происходило по-настоящему, ей вдруг стало боязно и сердце сжалось от страха.

Но ведь имелись же у нее и другие варианты – можно было провести две недели с матерью и теткой в Гастингсе или остаться в Уинчестере, сидеть в душной комнате за чашкой жиденького чая, вышивать, слушая радио и беспокойный щебет волнистых попугайчиков. Правда, именно такая перспектива и заставила Вайолет стиснуть зубы и уйти из города.

Она направилась на запад, по дороге, ведущей вверх по пологому склону между двумя мощными зданиями викторианской эпохи: первое – здание тюрьмы с пятью корпусами, отходящими от центра, как лучи звезды, и с большим световым куполом, потом здание окружной больницы с весьма изысканной кирпичной кладкой. Проходить мимо этих двух учреждений было все равно что прощаться с последними аванпостами цивилизации, так, по крайней мере, ей показалось, и окунуться в места неведомые, где, не исключено, кончается нормальная жизнь и где можно бесследно пропасть, если что-то пойдет не так. Скоро оба здания исчезли из виду, и узенькая дорога резко вильнула вправо. как было написано на карте военно-геодезического управления Великобритании, которую Вайолет взяла у хозяйки, дорога эта была построена еще римлянами. По обеим сторонам потянулись бескрайние поля. Вайолет зашагала вперед, и последние дома скоро остались далеко позади.

С левой стороны дороги раскинулся фруктовый сад с ровными рядами деревьев, ветки которых гнулись под тяжестью еще не созревших яблок. Ну вот, ничего такого страшного здесь нет. С правой стороны дороги – поле для гольфа. Было еще около восьми утра, не больше, а там уже, ударяя клюшками по мячу, бродили мужчины в шляпах с низкими тульями, рубашках и широких спортивных брюках для гольфа, – благодаря их присутствию окружающая местность казалась совсем мирной.

После плавного поворота древнеримская дорога, как, видимо, и задумали ее строители, пошла прямо, с одной стороны ее расстилались поля, а с другой стеной стоял лес. Мимо промчался автомобиль, прогудев ей дружелюбное приветствие, скорей всего, он направлялся в сторону Фарли-Маунт, поскольку больше в том направлении было мало чего интересного. Оставаясь на дороге, Вайолет чувствовала себя в большей безопасности. Здесь, на виду у людей, можно было расслабиться, снять напряжение и спокойно наслаждаться солнышком, лучи которого ласкали ей руки, любоваться стрижами, стремительно проносившимися в небе над ее головой, слушать мирный рокот трактора вдалеке. Стояла тишина, хотя воздух был полон множества всяких звуков. Вайолет замурлыкала какую-то песенку и тут вспомнила, что еще не завтракала. Легкий завтрак она прихватила с собой, он лежал в рюкзаке, так что в любое время можно будет перекусить.

Так прошел час, потом от дороги влево ответвилась покрытая гравием дорожка поуже, ведущая к памятнику. Вайолет пошла по ней, там, у холма, уже стоял обогнавший ее автомобиль. За ним вверх по склону шла тропинка, и холм венчало причудливое сооружение, которое и называлось Фарли-Маунт. Странное это было сооружение. Оно выглядело как четырехугольная пирамида высотой двадцать пять футов, с гладкими белыми стенами, и в каждой стене был небольшой придел с арочной дверью, в общем, что-то похожее на маленькую уэслианскую часовенку[11]. Рядом с этим строением стояла семейная пара, двое их детишек с веселыми криками и хохотом пытались вскарабкаться вверх по наклонным стенкам. Сначала Вайолет решила пройти мимо этого сооружения, присутствие посторонних людей могло разрушить очарование, охватившее ее здесь. Но пирамида, казалось, с некой таинственной силой притягивала к себе, и Вайолет не в силах была ей противиться. Неожиданно для себя самой Вайолет двинулась вверх по тропинке.

Большой диск на монументе напомнил ей о разговоре, который был у нее с Джильдой и Артуром возле собора, – кто-то из них сказал, что сооружение Фарли-Маунт было построено в память о лошади. Дело в том, что построивший его в восемнадцатом веке человек во время охоты на лис вместе с лошадью упал в меловой карьер. И хозяин, и лошадь остались живы, а лошади дали новое имя: Берегись Мелового Карьера. На следующий год эта лошадка победила на скачках, и вот тогда гордый ее победой хозяин построил в ее честь эту пирамиду. Вайолет улыбнулась. Отцу и братьям очень понравилась бы это нелепая история. Интересно, бывали ли они когда-нибудь здесь, подумала она.

Вайолет взошла на вершину холма и подошла к паре.

– Чудный сегодня денек, – сказал мужчина.

– Да, – ответила Вайолет.

Она огляделась. Вокруг расстилалась холмистая местность, окрашенная в несметное множество самых разных оттенков зеленого, желтого и коричневого цвета, омытая яркими солнечными лучами. Сельская местность Англии поистине изумительна. Но в августе уже ощущался конец лета. Переливающиеся волны жаркого воздуха над са́мой землей, знойное солнце, безветрие, желтеющие сенокосные или засеянные пшеницей и ячменем поля, группы деревьев, зеленые листья которых уже начинали бледнеть, – растительность все еще пышная, но уже остро чувствовалось, что скоро осень. Август – месяц, когда лето уходит, совсем не то что в июле, когда оно в самом разгаре и мир природы полон жизни и радости. Август уже окрашен некой меланхолией, которая в сентябре становится еще глубже. Впрочем, Вайолет предпочитала октябрь, когда с деревьев падают листья, воздух становится по-настоящему холодным и свежим, как говорится, бодрит и природа смиренно покоряется судьбе и не пытается больше оглядываться назад, в теплые дни бабьего лета.

Женщина искоса бросила на нее взгляд.

– Самостоятельно путешествуете, что ли? – спросила она и взяла мужа за руку.

– Да… у меня тут должна быть одна встреча…

Вайолет поморщилась от неспособности признаться, что она одна. Ну почему сделать это так стыдно?

Мужчина повертел головой.

– Встреча прямо здесь? – лукаво улыбнулся он, видимо решив, что у нее встреча с мужчиной.

– Нет, в Нетер-Уоллопе.

Несмотря на то что Нетер-Уоллоп был в двух милях в стороне от дороги между Уинчестером и Солсбери, Вайолет отправила письмо в гостиницу «Пять колоколов» и забронировала там комнату.

– И вы идете туда пешком? Ничего себе! – удивилась женщина, – судя по тону, затею Вайолет она не одобряла.

Их детишки уже забрались внутрь пирамиды и забавлялись эхом. Неподалеку стояла уютная скамейка, на ней можно было бы посидеть, позавтракать и одновременно полюбоваться видом. Но Вайолет пожелала мужу с женой приятного дня и ушла. Кусок в горло не полезет, если будешь ощущать на себе подозрительные и жалостливые взгляды.

Она спустилась по тропинке вниз, добралась до дорожки и тут не выдержала и оглянулась. Парочка все еще смотрела ей вслед. И хотя Вайолет уже почти умирала с голоду, она решила поискать укромное местечко где-нибудь подальше. Она пошла по тропинке вниз по склону небольшого холма и у подножия его снова вышла на древнеримскую дорогу, по которой недавно шагала. Здесь тоже была дорожка, с двух сторон огороженная густым кустарником, слишком ухабистая и узкая для автомобилей, она шла через луг, где Вайолет наконец сбросила рюкзак и села. Слава богу, здесь можно отдохнуть, здесь ее никто не увидит. Кроме разве что овец, пасущихся неподалеку, но те не обращали на нее никакого внимания.

Перед едой Вайолет глотнула водички из фляги, которую Том принес домой с войны. Когда он предложил ее сестре, Вайолет было странно держать эту вещь в руках. Но теперь она поняла, что фляга пригодится ей в дороге. О войне они с братом много не разговаривали. Сначала Вайолет казалось, что для него это слишком болезненно, а потом уже время прошло. Том хотел жить дальше собственной жизнью, жить так, как для Вайолет было практически невозможно: найти хорошую работу, сделать карьеру, жениться, нарожать детей. Вайолет не обижалась на него за это, но, конечно, завидовала. В ее собственной жизни все было смутно и неопределенно, ясного пути она перед собой не видела.


Она достала из рюкзака термос с кофе – единственное излишество, которое решила себе позволить, несмотря на то что рюкзак ее сразу потяжелел. Напиток был крепок и ароматен – именно то, что надо было после пяти миль пешего перехода. Впрочем, сейчас Вайолет казались необыкновенно вкусными даже булочки с маргарином и джемом. Но лучшее из всего, что она решилась взять с собой, была праздничная помадка, которую она сама приготовила к путешествию. Семья Спидуэлл всегда брала с собой на прогулку такую помадку, и Вайолет сейчас чувствовала, что заслужила это лакомство. Оно таяло у нее на языке, оставляя сладкую лужицу, – это напоминало о детстве.

Перекусив, она сложила обратно в рюкзак остатки завтрака и достала карту, которую ей одолжила миссис Харви. На красно-коричневой обложке была фотография человека в походном одеянии, он сидел на вершине холма с этой картой в руках, а перед ним раскинулась идиллическая картина типичного английского пейзажа с лесами и полями, что подчеркивалось акведуком на заднем плане и церковным шпилем в отдалении. Вайолет стала изучать дальнейший маршрут: теперь надо было идти через поля, главным образом тропинками, вдоль римской дороги. С того места, где она сидела, видно было первое поле – небольшое, огороженное, засаженное кукурузой.

Среди таких полей Вайолет всегда нервничала. Если встречаешься с кем-нибудь в поле, в голову вечно приходят нехорошие мысли: мол, что он тут делает один – она всегда представляла, что видит не женщину, а мужчину. Конечно, мужчина, как и она, тоже может, скажем, отправиться в пеший поход или просто идет из одного пункта в другой: с фермы в магазин, например, или проведать заболевшего друга, или ищет заблудившуюся корову. Мало ли какие бывают причины, заставившие мужчину идти через поля.

Но женщина – это совсем другое дело. Вайолет – незамужняя женщина, и, казалось бы, у нее никого нет, но ведь на самом-то деле она никогда не бывает одна. В доме, где она живет, рядом с ней – квартирная хозяйка и другие жильцы, она чувствует их присутствие, даже сидя за закрытой дверью у себя комнате. У нее есть коллеги по работе. Даже когда Вайолет одна приходит в собор, там всегда есть люди. А теперь вот у нее есть вышивальщицы, она знакома с некоторыми церковными служителями, которые кивают ей при встрече.

От кукурузного поля ее отделяла ограда, через нее перекинуты ступеньки. Вайолет поднялась по ним и села на верхнюю, поглядев на тропинку, – она шла через поле, а с обеих сторон стояла стена кукурузы выше человеческого роста.

«Ну, давай, милая, – подумала она, – соберись, возьми себя в руки. Что бы сделал на твоем месте Лоренс?»

Вайолет частенько вспоминала о своем погибшем женихе, когда требовалась хотя бы крупица мужества, которого она не могла получить ни от кофе, ни от сладкой помадки. Лоренс вовсе не был отчаянным смельчаком, но он пошел на войну, и она ни разу не слышала от него жалоб на ужасы окопной жизни, а повидал он там, наверное, всякого, но ведь именно так и проявляется типичный дух английского солдата.

Вайолет спрыгнула со ступеньки и, осторожно ступая по узкой тропинке между двумя стенами кукурузы, пошла вперед. Кукурузные стволы шуршали, задевая ее плечи, жесткие, изумрудного цвета листья чиркали по рукавам жакетки, отбрасывая на тропинку пятна теней. Несколько раз Вайолет оглядывалась: хотелось убедиться, что она здесь одна. Шелест листьев, их мягкое касание, мерцающий свет и мелькающие тени – все это пугало ее и сбивало с толку. Полю, казалось, не было конца. Вайолет потеряла ощущение времени и уже не понимала, давно ли она здесь, несколько минут или часов.

Вдруг впереди на тропинку выскочил кролик и помчался по ней наутек. Вайолет шла за ним, не отрывая глаз от его мелькающего белого хвостика. Но вот кролик пропал из виду, и она вышла на край поля, разгоряченная и запыхавшаяся, прямо к освещенной солнцем шпалере, увитой колючей ежевикой с еще неспелыми ягодами. Перед ней была узкая калитка-вертушка, с обеих сторон стиснутая кустами, и Вайолет пришлось продираться сквозь острые шипы, которые, проникая через рукава жакетки, до крови исцарапали ей руки.

Следующее поле было покрыто травой, за ним шло ячменное, тяжелые метелки злака висели низко, самая пора косить. Здесь, в открытом пространстве, дышалось гораздо легче, и впереди виднелись фермерские строения. Вайолет прошла ячменное поле и по тропинке, огибающей скотный двор справа, вышла к ферме. Здесь никого не было, но на солнце сушилось постиранное белье, а из амбара доносились какие-то дребезжащие звуки. На площадке рядом с тропинкой стояла лошадь. Она мирно щипала травку и, когда Вайолет проходила мимо, подняла голову и посмотрела на нее.

Миновав ферму, Вайолет прошла через засаженную низкорослыми деревцами рощицу, где лежал на боку полуразвалившийся трактор, нижняя рама его совсем заржавела, впрочем, как и другие его металлические части, названий которых она не знала. Вайолет терпеть не могла бесхозяйственности, особенно когда мужчины столь небрежно относятся к имуществу, и заторопилась поскорей уйти отсюда в поля – на одном из них паслись коровы, на другом овцы. Она перешла через дорогу, потом еще через поле ячменя и снова через дорогу и уперлась в большое поле кукурузы. Вайолет остановилась, оглядела его, но совсем ненадолго: ведь она подкрепилась кофе и пастилкой и теперь готова была преодолеть еще полмили сквозь кукурузное поле. Это займет минут десять, не больше, а дальше дорога и грунтовка, ведущая через небольшое поле прямиком к трактиру. Там она остановится и отдохнет.

Мужчину Вайолет заметила, когда уже прошла чуть ли не половину кукурузного поля, несмотря на то что это было нелегко: как и на первом кукурузном поле, мешал шум листьев и мелькающие пятна света и тени. В очередной раз оглянувшись назад, она увидела где-то ярдах в сорока какого-то человека. Сказать точно, шел ли он именно за ней, было невозможно: кто знает, может, он просто идет по той же тропе по своим делам. Откуда он взялся? С фермы, где она видела ржавый трактор? Или увидел ее из амбара и двинул за ней? А может, он ищет заблудившуюся корову или ходил навестить больного друга, как прикидывала Вайолет совсем недавно. Но когда она осталась с ним один на один на бесконечном кукурузном поле, все эти предположения показались неправдоподобными и абсурдными.

Стараясь не показывать, что она испугалась, Вайолет прибавила шагу. Кукурузные стволы смыкались вверху над тропинкой и затрудняли видимость впереди. Она решила остановиться и подождать, когда мужчина ее догонит: лучше видеть его вблизи, чем он будет маячить где-то далеко у нее за спиной. Может быть, он просто обгонит ее и улыбнется, и все, больше ничего не случится. Но даже быстрого взгляда назад ей хватило, чтобы понять, что этот человек не из улыбчивых. Мужчина был на вид не очень крупным, чуть повыше самой Вайолет, лицо спокойное, сосредоточенное, шагал он быстро. При виде его у нее в голове возникли образы темных амбаров, ржавеющего металла и неопрятных, небритых щек. Ей хотелось еще раз оглянуться, но она не осмелилась. Вайолет опять прибавила шагу, ей уже было все равно, пусть думает, что еще немного, и она бросится бежать. Ей показалось, что кукурузные листья шуршат за спиной гораздо ближе. Но тут в конце тропинки показался просвет, и она побежала.

Выскочив из зарослей кукурузы, Вайолет по ступенькам быстро перескочила ограду и оказалась на дороге. Не останавливаясь, она припустила по ней без оглядки. И только когда в боку закололо, она замедлила бег и оглянулась. Дорога сзади была пуста, мужчина вслед за ней так и не вышел. Вайолет остановилась и согнулась пополам, упершись руками в колени и тяжело дыша, не отрывая глаз от того места, где он мог бы появиться. А когда не дождалась, поняла, что была права, и бросилась бежать – скорей всего, сейчас он прячется там, в зарослях кукурузы. Вайолет все еще тяжело дышала, но все равно быстрым шагом пошла по дороге, надеясь, что ее догонит какая-нибудь попутная машина или трактор или просто ей встретятся какие-нибудь прохожие.

Так она добралась до узенькой дороги, ведущей направо, и свернула на нее, лишь бы уйти подальше от того кукурузного поля, и только потом заглянула в карту. Оказалось, что эта дорога ведет прямиком к постоялому двору, куда, собственно, она и направлялась, – идти оставалось еще с полмили. Вайолет торопливо пошла, оглядываясь через каждые двадцать шагов, но ее преследователь так больше и не появился.

Увидев показавшийся вдали, на перекрестке возле речушки Тест, постоялый двор Джона О’Гонта, простенькое белое здание с шиферной крышей и покрашенными черной краской оконными рамами, Вайолет чуть не закричала от радости. Было еще только начало двенадцатого, и паб, похоже, был закрыт. Но кто-то ведь должен там быть, возможно, ей даже удастся выпить чашечку чая или съесть сэндвич, она бы могла устроиться на одной из скамеек, стоящих с обеих сторон двери. Как ей сейчас хотелось, чтобы ее хоть кто-нибудь пожалел.

Вайолет толкнула дверь и с облегчением обнаружила, что та не заперта. Она вошла в помещение, заполненное пустыми столами и стульями, и в нос ей ударил тяжелый, застарелый запах табачного дыма и топленого сала. С правой стороны располагалась стойка бара, за которой содержатель постоялого двора кого-то уже обслуживал и, увидев ее, кивнул. Вайолет уже снимала рюкзак, собираясь поставить его на покрытый ковром пол, как вдруг посетитель за стойкой обернулся и посмотрел на нее. Это был тот самый, с кукурузного поля.

Вайолет застыла и судорожно сглотнула. Если бы рюкзак ее уже не стоял на полу, она, возможно, бросилась бы отсюда вон. Вайолет попала в ловушку: хозяин приветствовал ее вполне дружелюбно, а она боялась показать свой страх и устыдилась собственной, слишком болезненной и бурной реакции на вполне невинное поведение незнакомца. Теперь она опасалась, что ее примут за какую-то дурочку. И как ни казалось ей это нелепо, она осталась, стояла красная как рак, с бешено колотящимся сердцем.

Посетитель не улыбнулся и не поздоровался с ней, но молчание его было красноречивее всяких слов. Темные глаза смотрели спокойно и твердо, каштановые волосы были длинней, чем обычно носили мужчины. Кепку он снял и положил на стойку рядом с кружкой. Телосложения он был крепкого, одежда словно с чужого плеча или куплена в секонд-хенде. Из-за жары рукава рубашки он закатал, руки его заросли густыми темными волосами.

Как же ему удалось оказаться здесь раньше ее? И даже успеть получить кружку пива? Чтобы успокоиться, Вайолет попыталась обдумать ответы на эти вопросы, представив себе карту, на которую совсем недавно глядела. И скоро поняла, что сама она шла сначала по дороге, а потом свернула к постоялому двору, и ее путь оказался длиннее. А этот человек, вероятно, прошел через поле по тропинке, тем самым сократив время пути почти вдвое.

Пока она все это обдумывала, хозяин что-то сказал и теперь смотрел на нее, ожидая ответа.

– Простите, я просто… – Вайолет осеклась, так и не сообщив, по какой причине она не расслышала вопроса.

– Я спросил, чего вы желаете, милочка, – усмехнулся хозяин. – Наверное, очень устали, вон какой у вас рюкзачище. – Он кивнул на ее рюкзак.

Человек с кукурузного поля теперь внимательно разглядывал свою кружку.

– Да нет, не очень… – промямлила Вайолет. – Я бы хотела выпить чая, если можно.

– Садитесь. Я сейчас принесу.

Пойманная в ловушку собственной робостью и неумением держать себя, Вайолет села. Помещение казалось ей совсем маленьким.

– Что вас привело к нам, милочка? – спросил хозяин из-за стойки, занимаясь чайником.

Вайолет поморщилась, хотя пыталась скрыть это. Не слишком ли дотошен хозяин, прячущий свое любопытство под добродушной улыбкой. Сейчас ее закидают вопросами, ей этого не избежать, но отвечать на них в присутствии человека с кукурузного поля с его пивом она не собиралась.

– Я… просто иду пешком.

– И куда же?

Мозг Вайолет отказался работать. Надо бы соврать, чтобы тот человек не узнал, куда она направляется. Но она не могла припомнить ни одного города к северу или к югу отсюда. А если бы сказала, что идет в Уинчестер, человек с кукурузного поля сразу понял бы, что она врет, ведь он видел, что она шла в противоположном направлении.

– В Солсбери, – неожиданно для себя ответила она, лишь бы не молчать, чтобы не показаться подозрительной.

– Вот как? Значит, от одного собора к другому?

Вайолет кивнула, раздосадованная тем, что так легко вычислили, откуда и куда она идет.

– К нам тут много народу захаживает, тех, кто идет тем же маршрутом. Тропинка ведет прямо к дороге. – хозяин кивнул туда, где, как предполагалось, проходит тропинка. – Старая римская дорога идет как раз до Олд-Сарума, к северу от Солсбери. Но вы, конечно, и сами знаете. У вас ведь есть карта, верно, милочка?

Вайолет показала ему свою карту.