Только с тобой. Антифанатка

– Простите меня за то, чего я не делала, – сказала она неожиданно громко и твердо. Теперь в ее глазах не было слез. Только невыплаканная боль – впрочем, скорее всего, наигранная. – Если вам удобнее свалить на меня чужой проступок, пусть будет так. Мне не привыкать. Я часто остаюсь виноватой в том, чего не делала. И сейчас тоже побуду козлом отпущения. Ведь так будет легче для всех, верно? Ах, да, за пощечины извиняться не стану. Заслужил.

Развернувшись, она пошла к двери, но, перед тем, как уйти, развернулась, и тихо сказала на русском, обращаясь ко мне:

– Меня зовут Наташа. Запомни.

«И запомни, я убью тебя», – говорили ее зеленые глаза.

Я лишь улыбнулся, провожая взглядом ее хрупкую фигурку. Зачем запоминать то, что и так отлично знаешь?

Наташа. Я с самого начала запомнил ее имя. Не забывал его.

И я хотел эту девчонку ровно с той минуты, как дотронулся до рыжих волос.

Прощай, Наташа. Жаль, что ты… такая.

Я действительно надеялся на твою честность.

Должно быть, слишком много думал о Кате – она бы никогда так не поступила. Она – квинтэссенция чистого света. Света, которого мне так не хватает в себе.





Глава 11




«Ледовый дворец» я покидала в гордом одиночестве. Униженная, оскорбленная, но несломленная. По крайней мере, я упрямо твердила это себе, шагая по темным улицам – незаметно на город наступила ночь. Тьма мягко окутала дома и заполнила тихие улицы. Пробралась в сердце и проникла в самую душу. Я не хотела бороться с этой тьмой – не могла больше. Не было ни страха, ни злости, ни боли – все вдруг прошло. Меня будто заморозили изнутри. И я шла, шла, шла вдоль ночных безразличных улиц. Денег с собой не было – я потратила все на то, чтобы урегулировать конфликт с водителем. Телефон разбился – кажется, навсегда. И домой пришлось возвращаться пешком через весь город.

Было прохладно и вместе с тем душно – как перед грозой. Луна пропала – она скрывалась за высотками, и мое небо – то, что раскинулось над головой, – освещала лишь яркая сверкающая точка. Раньше я думала, что это Полярная звезда. Однако несколько лет назад узнала, что это Венера. Когда она всходила перед солнцем, древние греки называли ее Фосфор. Когда после солнца – Эосфор. А вечернюю они называли Геспер. Не знаю, почему, но я считала Венеру своей звездой, хотя и знала, что это планета. Мне казалось, что она помогает мне, поддерживает своим светом, подбадривает в трудную минуту, но сегодня даже Венера была бессильной.

Я стала козлом отпущения. Виноватой в том, чего не делала. Предательницей.

Мне никто не поверил – даже Вадим, которому я сама доверяла на все сто процентов. Но оно и понятно – сложно поверить той, которую застали в раздевалке Октавия, той, у которой в кармане нашли камеру, той, чьи слова никто не подтвердил. Не понимаю, почему Саша и Павел Аркадьевич повели себя так, хотя… Нет, конечно, понимаю. Прекрасно понимаю! Скорее всего, они и установили камеру, а виноватой выставить хотели меня. А может быть, в сговоре были не только они – кто знает?

Я не знала. Я уже ничего не знала. Я просто шла.

Наверное, я поступила глупо, раз сразу не сказала о камере – но я растерялась. Растерялась, когда поняла, что Антон и Кезон – один человек! Я смотрела на него и думать ни о чем другом не могла. А о камере вспомнила лишь тогда, когда Стив велел меня обыскать. Тогда я и поняла, что это всё.

Возможно, я должна была бороться до победного конца. Кричать о своей невиновности с пеной у рта, биться в истерике, настаивать, чтобы посмотрели запись с карты памяти. Но после горьких слов Вадима о том, что он доверял мне, меня будто заколдовали. Нет, злая магия началась раньше – после того как я поняла, что известный музыкант Кезон оказался моим Антоном. Человеком, которому я доверилась и о котором позволила себе мечтать.

Мне было стыдно. Безумно стыдно.

Не из-за того, что не сразу поняла, что это один человек. А из-за того, что позволила себе быть откровенной с ним. Из-за того, что позволила себе мечтать. Из-за того, что целовала его так, как много лет никого не целовала.

Он видел меня настоящую. Он видел меня уязвимой. И он не просто выставил меня посмешищем – он растоптал меня. Унизил перед самой собой.

Проклятый Кезон. Всё из-за него. Из-за того, что он подслушал мой разговор с Олей. Специально сел рядом со мной в самолете. Узнал, что хотел, и бросил. А я искала его. Искала и плакала. И думала о нем весь день.

Люди, которые устали от одиночества, слишком наивны. Тянутся к свету и обжигаются. А то и вовсе сгорают.

Мои крылья тлели. Еще немного, и они бы стали прахом, а я бы упала на землю – бабочка по имени Наташа.

«Ты не можешь себя жалеть», – сказала я себе и ускорила шаг.

Я ужасно устала – весь день была на ногах, и шла уж больше часа, а дом все еще был не близко. Венеру скрыли низкие хмурые тучи, в лицо бросал пыль неожиданно поднявшийся ветер. Пахло озоном. Где-то вдалеке яростно гремел гром, и я надеялась дойти до дома до того, как хлынет ливень. Однако мне не повезло – как бы быстро я ни шла, я не успела. Ветер вдруг поднялся такой, что затрещали деревья. Прямо над головой сверкнула яркая тонкая молния – небо словно лезвием ранили, и его края разошлись. А после громыхнуло так, что я сжалась – казалось, что надо мной стреляют из пушек.

Ливень начался внезапно – хлынуло как из ведра. Я почти моментально промокла. Косые струи хлестали меня по щекам – словно мстили за Кезона, которого я ударила, а резкий ветер холодил кожу. Заметив впереди пустую автобусную остановку, я побежала к ней, чтобы спрятаться от дождя под хлипкой стеклянной крышей. Я села на лавочку, которая была сухой, сжалась, дрожа от холода, и закрыла лицо руками. Опять появились слезы, которые я так сдерживала в гримерной. Мои чувства разморозились как по щелчку пальцев, и я плакала навзрыд, зная, что меня никто не услышит – гроза заглушит мой голос, а капли дождя скроют слезы.

Как же обидно мне было! Как больно! В который раз я столкнулась с несправедливостью и в который раз осталась виноватой. Я снова все потеряла. Людей, которыми дорожила. Работу, которую любила. Свою гордость, которую берегла.

В глазах Вадима и коллег я стала мошенницей. Воровкой. Сукой, которой было плевать на коллектив. Беспринципной девкой, мечтающей разбогатеть за чужой счет. Вадим никогда больше не улыбнется мне так, как раньше. Для него я ничтожество, а не женщина.

Боже, ну почему же охрана «Лордов» не просмотрела записи? Может быть, там было бы видно, кто принес эту проклятую камеру в гримерку? Хотя… Что это решит? Если это сделали Саша или Павел Аркадьевич, они легко солгут вновь. Скажут, что я была сообщницей, и все снова поверят в это. Павел Аркадьевич ненавидит меня, а Саша слишком трусив, чтобы спорить с ним.

Я вдруг вспомнила наш последний разговор. Он ведь тоже хочет денег. Хочет выбиться в люди, стать богатым. Ему не нравится быть в должности «принеси-подай». Он мечтает о другой жизни. Мне вспомнилось и то, как смотрел на меня Павел Аркадьевич в офисе, и меня передернуло.

Он сразу придумал это. Придумал план, как заработать вместо меня. Поэтому и попросил сказать данные Оли! Боже, я знала, что он не засуживает доверия, но не думала, что все настолько плохо.

«Правильно, что отказалась. Эти деньги не всем по зубам», – вот что он сказал тогда, странно улыбаясь. Лицемерный урод. Но хитрый, очень хитрый. И он тоже хочет денег. Их все хотят. Только не все хотят работать. Кто-то надеется на богатых мужей, кто-то – на помощь родственников, а кто-то – на легкие нечестные деньги.

А ведь я ничем не лучше – тоже едва не клюнула на это. Тоже доказывала Кезону в самолете, что моя жизнь ужасна и бедна, а от Октавия не убудет. Из чувства противоречия спорила с ним. Представляю, что он думает обо мне. А ведь я даже понимаю его – он защищал своего друга, используя меня. Но, боже, как обидно. Никто не поверил мне, никто!


Злые слова. Взгляды, полные презрения. Ощущение несправедливости. Я задыхалась от всего этого, и казалось, будто кто-то затянул мне на горле веревку.

Я всегда виновата в том, чего не делала.

Я не заслужила любви.

Вся моя обида, все моя ярость обрушились на Кезона – он так весело ухмылялся, когда меня опускали ниже плинтуса. Так развязно себя вел. Так хотел прилюдно наказать меня. И, в конце концов, у него это получилось.

– Я тебя ненавижу, – шептала я, зная, что меня никто не услышит. – Как я тебя ненавижу, Кезон. Ненавижу, ненавижу.

На самом деле я ненавидела и себя тоже. И от этого было больнее всего. Я снова не защитила себя.

Домой я возвращалась по лужам – кеды настолько промокли, что их можно было смело выбрасывать, футболка и джинсы липли к телу, а волосы можно было хоть выжимать. Наскоро приняв теплый душ, я завалилась в кровать и мгновенно забылась тревожным сном.

Всю ночь я убегала от человека с ножом, а потом поняла, что этим человеком была я сама. У него было мое лицо и холодные голубые глаза – чужие. Того, от кого я сбежала в этот город.





⁂


– Ну что? – нервно спросила Ольга по телефону. – Получилось?

– Нет, – резко ответил Павел Аркадьевич, вцепившись в руль. Он гнал по ярко освещенным дорогам домой. Нужно было собрать вещи и сваливать. И успеть сделать это до того, как придурки из охраны «Лордов» все-таки просмотрят запись камеры. Иначе будет плохо. Очень плохо. Хорошо, что он успел незаметно сбежать, пока шли разборки между Вадимом и менеджерами музыкантов.

– В смысле?! – закричала Ольга. – Ты же обещал, что добудешь фото или видео с мордой Октавия! Люди ждут!

– Не повышай на меня голос! – рявкнул Павел Аркадьевич. – Все из-за твоей подружки. Ее благодари. Эта мразь сунула свой длинный нос в гримерку, пока охраны не было. И нашла камеру.

– Что-о-о? – выдохнула Ольга. – Как так?!

– Вот так. Она все испортила. Все!

Он коротко рассказал обо всем Ольге и, кинув, чтобы она забыла о его существовании, отключился. А после в ярости ударил кулаком по панели приборов.

Павел Аркадьевич был вне себя. Он все рассчитал идеально. Идеально! Но все пошло наперекосяк.

План возник у него, как только Наташа рассказала ему о предложении некой подруги-журналиста тайно сфотографировать Октавия и упомянула огромную сумму – полмиллиона долларов.

Полмиллиона долларов.

Это были большие деньги. И они решили бы все проблемы Павла Аркадьевича.

Во-первых, он отдал бы огромный долг за игры в незаконном казино, куда частенько заглядывал. Во-вторых, смог бы купить квартиру – старую пришлось из-за этих самых долгов продать. И дом у моря. И поменять тачку. И сыну, который с бывшей женой остался, купить квартиру. И последний айфон. И шмотки. Что еще там современные подростки хотят? А потом бы открыл свой бизнес. И жил бы счастливо.

Сделав вид, что разговаривает с Вадимом, Павел Аркадьевич выпроводил Наташу и позвонил этой самой Ольге. Представился, по-деловому объяснил ситуацию и предложил свои услуги. А после поинтересовался о том, сколько это будет стоить.

– Изначально мы договаривались так, – ни секунды не думая, ответила Ольга. – Наташа получает двадцать процентов как исполнитель, а я – восемьдесят как организатор. Но для вас я повышу ставку. Тридцать процентов.

– Ты там не охренела ли, дорогая? – усмехнулся Павел Аркадьевич. – Шестьдесят на сорок. Сорок, разумеется, тебе. С заказчиком связываемся вдвоем – я и ты. И номера счетов предоставляем два – мой и твой. А то знаю я вас. Это своей тупой подружке ты могла напеть все что угодно, а потом кинуть. Со мной так не прокатит.

Ольга коротко рассмеялась – платить подружке она, видимо, вообще не собиралась.

– Окей, дядя. Но тогда половина наполовину.

– Будешь спорить, получишь двадцать процентов, – жестко ответил Павел Аркадьевич. – Или я обойдусь без твоих услуг.

– Тогда хотя бы тридцать пять! – заныла Ольга, поняв, что с ним спорить не сможет.

– Окей, по рукам. Буду держать тебя в курсе. А подружка твоя дура, – усмехнулся мужчина. – От таких бабок отказалась.

– Принципиальная, – фыркнула Ольга. – Такие всегда в нищете живут. И в ней же умирают.

На этом они и попрощались.

Павел Аркадьевич сразу понял – надо сделать не фото, а видео. Поставить где-нибудь нелегальную скрытую камеру и снять Октавия без маски – в гримерке он наверняка от нее избавится! Правда, в столь сжатые сроки камеру получилось достать дурацкую – она не передавала видео по вай-фаю, только записывала его на карту памяти. Но времени искать у Павла Аркадьевича не было – каждая минута была на счету.

Забрав камеру у приятеля, он полетел в «Ледовый дворец», куда как организатор, разумеется, имел пропуск. Незамеченным проник в гримерку и установил камеру. Его, правда, этот олух Саша заметил, когда приносил воду, но Павел Аркадьевич наорал на него из-за пустяка, и тот вообще ничего не понял. Забрать камеру мужчина планировал после того, как музыканты уедут в клуб.

Но ничего не вышло. Саша за каким-то хреном поперся в гримерную Октавия, а это заметила Наташа. Увидев, что девка заходит внутрь следом за Сашей, Павел Аркадьевич напрягся. Он тоже хотел зайти в гримерку после того, как оттуда выбежал Саша, однако не успел. Откуда-то взялись Кезон и развязная девица, с которой они целовались. И все закрутилось…

Как назло, ситуация разрешилась самым скверным образом – Наташа сняла камеру. И Павел Аркадьевич был уверен – как только ее просмотрят, ему будет плохо. Вадим прикончит его на месте. А если не прикончит, то заставит платить огромный штраф за нарушение договора. К счастью, Павел Аркадьевич сумел оттянуть время – заявил, будто Наташа ничего ему не говорила, и Сашу заставил сказать то же самое. А после незаметно улизнул. Кучка идиотов узнает правду, но когда это произойдет, он уже будет далеко. И плевать ему будет на все. Пусть Вадим разбирается.