Точка зеро
Часть 33 из 60 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Если бы я решила, что вы действительно в это верите, то пришла бы в ужас.
— Да, действительно, я порой преувеличиваю. Тут уж ничего не поделаешь. Меня не покидает ощущение, что ваши ноги — наверное, самое поразительное во всем вашем теле. Для азиатской женщины они кажутся слишком длинными. Однако вы прячете их в брюки. Вам следовало бы наслаждаться западной свободой и носить короткие обтягивающие юбки и черные лакированные туфли на очень высоком каблуке. Насчет чулок я никак не могу определиться: разумеется, черные, но все-таки тонкие, или оставить ноги голыми, чтобы наслаждаться блеском кожи…
И так продолжалось все дальше и дальше. В конце концов Сьюзен вынуждена была признать, что Ибрагим Зарси абсолютно невосприимчив к лести, напору, стыду, угрозе и давлению. Он представлял собой самозапечатанную систему, полностью непроницаемую для Запада, надежно скрываясь в доспехах высокомерия, созданных по клише второсортных фильмов тридцатых годов. Закончив разговор, женщина вытерпела долгое теплое рукопожатие — чуть ли не половой акт, — после чего собрала вещи и удалилась как можно более изящно, туманно пообещав Зарси как-нибудь выпить с ним и понимая, что произойдет дальше. Именно ради этого она и затеяла игру. Оглянувшись по сторонам, Сьюзен увидела только сотрудников афганского отделения и нескольких полицейских и уже начала было думать: «О черт», но тут в дверь ворвалось явление, слегка растрепанное, слегка запыхавшееся — не кто иной, как Джаред Диксон, заместитель главы афганского отделения. Впервые в жизни Сьюзен была рада его видеть.
— Привет, привет, привет, — выпалил тот.
— Пока, пока, пока, — ответила она.
— Сьюзен, пожалуйста, нас свела вместе судьба.
— Вот как? Готова поспорить: узнав, что я здесь, ты пулей выскочил из Лэнгли и добрался сюда за двадцать минут.
— Сьюзен, ты переоцениваешь мои чувства к тебе. Мне пришлось мучиться целых тридцать две минуты, и я только шесть раз проскочил на красный свет. Послушай, здесь больше ничего не произойдет. Зарси будет сидеть в окружении часов и размышлять, какую бы ложь еще придумать и каким журналистам ее сказать. В конце концов, это его работа, и он чертовски хорошо с ней справляется. Давай лучше пообедаем вместе. Я хочу услышать последние новости об охоте на людей, и у меня есть очень забавные истории о той настоящей войне, которую ведет Джек Коллинз, но не с мировым терроризмом, а с международным джаред-диксонизмом.
— Только чтобы никакой чуши насчет того, чтобы завязать отношения. На этом фронте сегодня и всегда ответом будет решительное «нет». У меня нет желания снова проходить через все это.
— Понял. Я докажу тебе, что могу играть по твоим мелкобуржуазным правилам.
— И также никаких мартини. Два коктейля — и ты уже начнешь лезть языком ко мне в ухо. Это не очень привлекательно.
— Ну конечно, мы просто спустимся вниз, поговорим о деле, выпьем минеральной водички и съедим те маленькие штучки с креветками, очень вкусные.
— Если ты только тронешь меня за руку, я проткну тебе ладонь вилкой.
— Ты так классно строишь недотрогу!
Шоссе номер 95, ведущее на север в сторону Балтимора,
округ Говард, штат Мэриленд,
13.30
Мимо проносился зеленый пейзаж. Свэггер проехал через городок под названием Лорел, где кто-то однажды пытался убить кандидата в президенты. Расстояние до Балтимора сокращалось. В кармане у Боба лежал конверт. Его доставили в гостиничный номер, который в то утро служил ему жилищем. Вскрыв конверт, Свэггер не нашел внутри ничего, кроме вырезанного из газеты рекламного объявления: «Лучшая автомойка в Балтиморе — без щеток, профессиональная полировка. На пересечении Говард-стрит и 25-й улицы. Моем бесплатно на следующий день, если выдалась плохая погода».
Зазвонил лежащий на соседнем сиденье сотовый телефон. Кому известен этот номер?
— Алло…
— Свэггер?
Это Окада. Боб почувствовал, как в груди шевельнулось что-то. Не большое, но и не маленькое: что-то.
— Привет, — сказал он. — Что стряслось?
— Послушай, я сейчас в женском туалете в «Четырех временах года». По твоей просьбе я только что провела кучу времени в обществе одного полного козла по фамилии Диксон, который занимает высокую должность в афганском отделении, но хочет залезть еще выше.
— Бедная ты, несчастная.
— Мне и вправду пришлось нелегко. И я еще не закончила. Но хочу передать следующее. Кажется, по обрывкам фраз этого Диксона я догадалась, что означает «Пентаметр».
— Я посмотрел в словаре. Это какой-то стихотворный размер, ведь так?
— Да, Шекспир писал пятистопным ямбом, или пентаметром, и это связано с числом «пять», количеством ударных слогов в строфе. Их пять. То есть вот что на самом деле означает пентаметр: пять.
— Как число сторон у Пентагона?
— В самую точку. Или, в нашем случае, пять старших должностных лиц в разведке, облеченных правом назначать выстрел по программе «Пентаметр». Один из них отдал приказ нанести удар по той гостинице. Тот, кто хотел, чтобы Рей Крус превратился в пыль в огромной воронке.
— Ты узнала, кто это?
— Как это ни удивительно, сам директор Управления в их число не входит. Это политическая фигура, и он поступил благоразумно, отказавшись от предложения, потому что не хотел принимать срочное решение, не обладая необходимой информацией. Итак: трое в Управлении — это первый заместитель директора, начальник оперативного отдела и глава афганского отделения. За стенами Управления это директор Национальной разведки и сам президент, хотя, как говорит Диксон, на самом деле президент не хочет со всем этим связываться.
— Отлично. Итак, четверо. Замечательно.
— Я собираюсь предпринять кое-какие шаги, чтобы выкурить одного из этой четверки.
— Ладно, посмотрим, разрешат ли нам продолжать расследование. Мы ходили к шефу ФБР, и тот сказал, что должен будет поставить в известность Министерство юстиции, а там, скорее всего, нас прикроют.
— Может быть, нам по крайней мере удастся вытащить из огня Рея Круса, — сказала Сьюзен.
— Да, хорошо бы, — согласился Боб. — В любом случае спасибо.
— Что-нибудь еще?
— Окада-сан, как всегда, ты бесподобна. Извини, что вел себя как кретин. Почему-то в этом деле я на грани, готов в любой момент сорваться. Но тут уж ничего не поделаешь: какой есть, такой и есть. Это не имеет никакого значения.
— Есть те, кто родился кретином, — заметила она, — другие натыкаются на кретинизм, а третьи матереют, становясь богатыми и энергичными кретинами. Ты относишься ко всем трем категориям.
Свэггер поехал дальше, и когда он добрался до Кольцевой, впереди показались силуэты города, чем-то напоминающего Омаху, но только без ее очарования.
Он даже не подозревал, что в миле позади за ним следует «Форд Эксплорер» с тремя людьми и обилием оружия, — подобно беспилотному «Потрошителю», бесшумный, всевидящий, смертельно опасный.
Автомойка на Говард-стрит,
пересечение Говард-стрит и 25-й улицы,
Балтимор, штат Мэриленд,
14.00
Свэггер сидел на солнышке под трепещущими полотнищами, висящими на натянутых крест-накрест тросах, что создавало атмосферу средневековой ярмарки, а тем временем его взятый напрокат красный «Торес» скользил по длинному тоннелю, где его мыли, терли, обливали струями воды и сушили паром. Скоро он снова выкатится на свет божий, и орава выходцев из стран третьего мира — мексиканцев, сальвадорцев, негров и азиатов — яростно набросится на него со щетками, словно намереваясь отодрать краску, и теоретически через несколько минут машина будет сверкать как новенькая и благоухать ароматом того мешочка, который повесят на зеркало заднего вида; одному богу известно, чем именно — шоколадом, мятой, лимоном или фруктовым пуншем?
Боб рассудил, среди рабочих должен быть Рей, однако здесь все так запутано… Всевозможные машины — «бимеры», «мерсы», кроссоверы, пикапы, такси — непрерывно въезжали и выезжали, владельцы машин толпились во дворе, наблюдая за происходящим. Какой-то белый распорядитель выполнял роль руководителя полетами на палубе авианосца, пытаясь поддержать в этом хаосе хоть какой-то порядок и не дать чересчур рьяным рабочим в спешке устроить столкновение.
Свэггер увидел, как его мокрая машина выползла из мойки. Один рабочий отогнал ее на свободное место, а остальные набросились на нее, словно стая воронья. Подобно всем владельцам «Мерседесов» и «БМВ» — ни один водитель такси не потрудился сделать и шагу, — он отправился наблюдать за процессом и указал на одно особенно отвратительное пятно усердному парню в старой бейсболке, мешковатых джинсах и толстовке с эмблемой Гарвардского университета. И тот сказал:
— Так что же происходит, ганни?
— Я тебя не узнал, — сказал Боб. — Но, полагаю, на то все и рассчитано.
— Я просто похож на всех остальных маленьких коричневых человечков, работающих здесь. Выкладывай, что у тебя?
— Хорошо, — сказал Боб и вкратце подвел итоги последних нескольких дней.
— Мне бы хотелось, чтобы ты бросил это высокооплачиваемое престижное занятие, сел бы ко мне в машину, и мы прямо сейчас отправились бы в Вашингтон, — заключил он. — Это избавило бы тебя от массы неприятностей.
— Я здесь не для того, чтобы спасаться от неприятностей. А чтобы воздать по справедливости за Билли Скелтона и всех тех остальных маленьких человечков, которых растоптали эти ублюдки. Ты должен все понимать, так что даже не проси.
— Какой же ты упрямый! Ну ладно, говори. Что дальше? Пожалуйста, пожалуйста, ничего не делай в Джорджтауне. Если там что-нибудь случится, вряд ли я смогу тебе помочь. Крус, мы уже почти докопались до истины. Не сомневаюсь, срок ты получишь пустяковый, потом сможешь вернуться к жизни…
— Сержант, надо мною по-прежнему висит смертный приговор. Я не удивлюсь, если эти мерзавцы прямо сейчас сбросят на меня «Пейвуэй». Они без колебаний убьют всех, кого ты сейчас видишь, лишь бы покончить со мной. Побочные жертвы для них ничего не значат. Ценю все то, что ты сделал, но мы с тобой никуда не уйдем до тех пор, пока у меня не будет твердых гарантий, что я больше не на мушке, что отбывать срок отправился тот, кто все это заварил, и что с контрактниками, заполнявшими мешки для перевозки трупов, разобрались. Где они будут — за решеткой или в земле, что предпочтительнее, — на самом деле мне все равно. Для меня дело не в том, чтобы вернуться в жизни, а в том, чтобы расплатиться по долгам.
— Господи, какой же ты упертый!
— Вот, — сказал Рей, протягивая сотовый телефон. — Нажмешь единичку и позвонишь мне. Держи меня в курсе. Я знаю, что ты не будешь пытаться выследить меня с помощью телефона. А теперь мне пора идти. Из мойки как раз выползает «мерин». А их хозяева обычно щедры на чаевые.
И с этими словами он отправился начищать колесные диски следующей машины.
Убрав сотовый в карман, Боб сел в машину, пробрался через запруженный двор и, выехав на Говард-стрит, направился назад в Вашингтон. Чертовски неблизкий путь до мойки.
Отряд контрактников,
пересечение Лексингтон-авеню и 24-й улицы,
в одном квартале от мойки на Говард-стрит,
Балтимор, штат Мэриленд,
14.30
Никаких торжеств. Они хладнокровные профессионалы. Просто пришло время приниматься за работу, а имея дело с этим надоедливым ублюдком, рисковать нельзя.
Место действия чересчур хаотическое для прицельного выстрела из снайперской винтовки. Слишком много тел, непредсказуемо движущихся туда и сюда. Обращаться с «барреттом» 50-го калибра ничуть не удобнее, чем с плугом, а «лапуа» калибра.338 не намного легче. К тому же внутренний двор отгорожен от улицы кирпичной стенкой, так что Крусу достаточно будет распластаться на земле, и он окажется под надежной защитой.
— Это будет классический набег, — объявил Боджер. — Ворваться, стреляя, подойти близко и разрядить в ублюдка весь долбаный магазин. После чего живо уносить ноги из города к ядрене фене.
— Кто-нибудь обязательно запомнит номер машины, — заметил Тони Зи.
— Вот почему когда оденемся, надо будет подъехать куда-нибудь поближе и стырить машину, на которой мы приедем на место. Я отправляю ее в мойку. Вы ждете на улице. Как только я нахожу Круса, подаю сигнал. Крекер на своих двоих заходит во двор. Я подаю другой сигнал, и все начинается. Я подойду к Крусу и разнесу из автомата его задницу на мельчайшие атомы. Тем временем Крекер палит из своей «жужжалки» по этой расчудесной балтиморской мойке…
— Клево! — обрадовался Клоун.
— Да, действительно, я порой преувеличиваю. Тут уж ничего не поделаешь. Меня не покидает ощущение, что ваши ноги — наверное, самое поразительное во всем вашем теле. Для азиатской женщины они кажутся слишком длинными. Однако вы прячете их в брюки. Вам следовало бы наслаждаться западной свободой и носить короткие обтягивающие юбки и черные лакированные туфли на очень высоком каблуке. Насчет чулок я никак не могу определиться: разумеется, черные, но все-таки тонкие, или оставить ноги голыми, чтобы наслаждаться блеском кожи…
И так продолжалось все дальше и дальше. В конце концов Сьюзен вынуждена была признать, что Ибрагим Зарси абсолютно невосприимчив к лести, напору, стыду, угрозе и давлению. Он представлял собой самозапечатанную систему, полностью непроницаемую для Запада, надежно скрываясь в доспехах высокомерия, созданных по клише второсортных фильмов тридцатых годов. Закончив разговор, женщина вытерпела долгое теплое рукопожатие — чуть ли не половой акт, — после чего собрала вещи и удалилась как можно более изящно, туманно пообещав Зарси как-нибудь выпить с ним и понимая, что произойдет дальше. Именно ради этого она и затеяла игру. Оглянувшись по сторонам, Сьюзен увидела только сотрудников афганского отделения и нескольких полицейских и уже начала было думать: «О черт», но тут в дверь ворвалось явление, слегка растрепанное, слегка запыхавшееся — не кто иной, как Джаред Диксон, заместитель главы афганского отделения. Впервые в жизни Сьюзен была рада его видеть.
— Привет, привет, привет, — выпалил тот.
— Пока, пока, пока, — ответила она.
— Сьюзен, пожалуйста, нас свела вместе судьба.
— Вот как? Готова поспорить: узнав, что я здесь, ты пулей выскочил из Лэнгли и добрался сюда за двадцать минут.
— Сьюзен, ты переоцениваешь мои чувства к тебе. Мне пришлось мучиться целых тридцать две минуты, и я только шесть раз проскочил на красный свет. Послушай, здесь больше ничего не произойдет. Зарси будет сидеть в окружении часов и размышлять, какую бы ложь еще придумать и каким журналистам ее сказать. В конце концов, это его работа, и он чертовски хорошо с ней справляется. Давай лучше пообедаем вместе. Я хочу услышать последние новости об охоте на людей, и у меня есть очень забавные истории о той настоящей войне, которую ведет Джек Коллинз, но не с мировым терроризмом, а с международным джаред-диксонизмом.
— Только чтобы никакой чуши насчет того, чтобы завязать отношения. На этом фронте сегодня и всегда ответом будет решительное «нет». У меня нет желания снова проходить через все это.
— Понял. Я докажу тебе, что могу играть по твоим мелкобуржуазным правилам.
— И также никаких мартини. Два коктейля — и ты уже начнешь лезть языком ко мне в ухо. Это не очень привлекательно.
— Ну конечно, мы просто спустимся вниз, поговорим о деле, выпьем минеральной водички и съедим те маленькие штучки с креветками, очень вкусные.
— Если ты только тронешь меня за руку, я проткну тебе ладонь вилкой.
— Ты так классно строишь недотрогу!
Шоссе номер 95, ведущее на север в сторону Балтимора,
округ Говард, штат Мэриленд,
13.30
Мимо проносился зеленый пейзаж. Свэггер проехал через городок под названием Лорел, где кто-то однажды пытался убить кандидата в президенты. Расстояние до Балтимора сокращалось. В кармане у Боба лежал конверт. Его доставили в гостиничный номер, который в то утро служил ему жилищем. Вскрыв конверт, Свэггер не нашел внутри ничего, кроме вырезанного из газеты рекламного объявления: «Лучшая автомойка в Балтиморе — без щеток, профессиональная полировка. На пересечении Говард-стрит и 25-й улицы. Моем бесплатно на следующий день, если выдалась плохая погода».
Зазвонил лежащий на соседнем сиденье сотовый телефон. Кому известен этот номер?
— Алло…
— Свэггер?
Это Окада. Боб почувствовал, как в груди шевельнулось что-то. Не большое, но и не маленькое: что-то.
— Привет, — сказал он. — Что стряслось?
— Послушай, я сейчас в женском туалете в «Четырех временах года». По твоей просьбе я только что провела кучу времени в обществе одного полного козла по фамилии Диксон, который занимает высокую должность в афганском отделении, но хочет залезть еще выше.
— Бедная ты, несчастная.
— Мне и вправду пришлось нелегко. И я еще не закончила. Но хочу передать следующее. Кажется, по обрывкам фраз этого Диксона я догадалась, что означает «Пентаметр».
— Я посмотрел в словаре. Это какой-то стихотворный размер, ведь так?
— Да, Шекспир писал пятистопным ямбом, или пентаметром, и это связано с числом «пять», количеством ударных слогов в строфе. Их пять. То есть вот что на самом деле означает пентаметр: пять.
— Как число сторон у Пентагона?
— В самую точку. Или, в нашем случае, пять старших должностных лиц в разведке, облеченных правом назначать выстрел по программе «Пентаметр». Один из них отдал приказ нанести удар по той гостинице. Тот, кто хотел, чтобы Рей Крус превратился в пыль в огромной воронке.
— Ты узнала, кто это?
— Как это ни удивительно, сам директор Управления в их число не входит. Это политическая фигура, и он поступил благоразумно, отказавшись от предложения, потому что не хотел принимать срочное решение, не обладая необходимой информацией. Итак: трое в Управлении — это первый заместитель директора, начальник оперативного отдела и глава афганского отделения. За стенами Управления это директор Национальной разведки и сам президент, хотя, как говорит Диксон, на самом деле президент не хочет со всем этим связываться.
— Отлично. Итак, четверо. Замечательно.
— Я собираюсь предпринять кое-какие шаги, чтобы выкурить одного из этой четверки.
— Ладно, посмотрим, разрешат ли нам продолжать расследование. Мы ходили к шефу ФБР, и тот сказал, что должен будет поставить в известность Министерство юстиции, а там, скорее всего, нас прикроют.
— Может быть, нам по крайней мере удастся вытащить из огня Рея Круса, — сказала Сьюзен.
— Да, хорошо бы, — согласился Боб. — В любом случае спасибо.
— Что-нибудь еще?
— Окада-сан, как всегда, ты бесподобна. Извини, что вел себя как кретин. Почему-то в этом деле я на грани, готов в любой момент сорваться. Но тут уж ничего не поделаешь: какой есть, такой и есть. Это не имеет никакого значения.
— Есть те, кто родился кретином, — заметила она, — другие натыкаются на кретинизм, а третьи матереют, становясь богатыми и энергичными кретинами. Ты относишься ко всем трем категориям.
Свэггер поехал дальше, и когда он добрался до Кольцевой, впереди показались силуэты города, чем-то напоминающего Омаху, но только без ее очарования.
Он даже не подозревал, что в миле позади за ним следует «Форд Эксплорер» с тремя людьми и обилием оружия, — подобно беспилотному «Потрошителю», бесшумный, всевидящий, смертельно опасный.
Автомойка на Говард-стрит,
пересечение Говард-стрит и 25-й улицы,
Балтимор, штат Мэриленд,
14.00
Свэггер сидел на солнышке под трепещущими полотнищами, висящими на натянутых крест-накрест тросах, что создавало атмосферу средневековой ярмарки, а тем временем его взятый напрокат красный «Торес» скользил по длинному тоннелю, где его мыли, терли, обливали струями воды и сушили паром. Скоро он снова выкатится на свет божий, и орава выходцев из стран третьего мира — мексиканцев, сальвадорцев, негров и азиатов — яростно набросится на него со щетками, словно намереваясь отодрать краску, и теоретически через несколько минут машина будет сверкать как новенькая и благоухать ароматом того мешочка, который повесят на зеркало заднего вида; одному богу известно, чем именно — шоколадом, мятой, лимоном или фруктовым пуншем?
Боб рассудил, среди рабочих должен быть Рей, однако здесь все так запутано… Всевозможные машины — «бимеры», «мерсы», кроссоверы, пикапы, такси — непрерывно въезжали и выезжали, владельцы машин толпились во дворе, наблюдая за происходящим. Какой-то белый распорядитель выполнял роль руководителя полетами на палубе авианосца, пытаясь поддержать в этом хаосе хоть какой-то порядок и не дать чересчур рьяным рабочим в спешке устроить столкновение.
Свэггер увидел, как его мокрая машина выползла из мойки. Один рабочий отогнал ее на свободное место, а остальные набросились на нее, словно стая воронья. Подобно всем владельцам «Мерседесов» и «БМВ» — ни один водитель такси не потрудился сделать и шагу, — он отправился наблюдать за процессом и указал на одно особенно отвратительное пятно усердному парню в старой бейсболке, мешковатых джинсах и толстовке с эмблемой Гарвардского университета. И тот сказал:
— Так что же происходит, ганни?
— Я тебя не узнал, — сказал Боб. — Но, полагаю, на то все и рассчитано.
— Я просто похож на всех остальных маленьких коричневых человечков, работающих здесь. Выкладывай, что у тебя?
— Хорошо, — сказал Боб и вкратце подвел итоги последних нескольких дней.
— Мне бы хотелось, чтобы ты бросил это высокооплачиваемое престижное занятие, сел бы ко мне в машину, и мы прямо сейчас отправились бы в Вашингтон, — заключил он. — Это избавило бы тебя от массы неприятностей.
— Я здесь не для того, чтобы спасаться от неприятностей. А чтобы воздать по справедливости за Билли Скелтона и всех тех остальных маленьких человечков, которых растоптали эти ублюдки. Ты должен все понимать, так что даже не проси.
— Какой же ты упрямый! Ну ладно, говори. Что дальше? Пожалуйста, пожалуйста, ничего не делай в Джорджтауне. Если там что-нибудь случится, вряд ли я смогу тебе помочь. Крус, мы уже почти докопались до истины. Не сомневаюсь, срок ты получишь пустяковый, потом сможешь вернуться к жизни…
— Сержант, надо мною по-прежнему висит смертный приговор. Я не удивлюсь, если эти мерзавцы прямо сейчас сбросят на меня «Пейвуэй». Они без колебаний убьют всех, кого ты сейчас видишь, лишь бы покончить со мной. Побочные жертвы для них ничего не значат. Ценю все то, что ты сделал, но мы с тобой никуда не уйдем до тех пор, пока у меня не будет твердых гарантий, что я больше не на мушке, что отбывать срок отправился тот, кто все это заварил, и что с контрактниками, заполнявшими мешки для перевозки трупов, разобрались. Где они будут — за решеткой или в земле, что предпочтительнее, — на самом деле мне все равно. Для меня дело не в том, чтобы вернуться в жизни, а в том, чтобы расплатиться по долгам.
— Господи, какой же ты упертый!
— Вот, — сказал Рей, протягивая сотовый телефон. — Нажмешь единичку и позвонишь мне. Держи меня в курсе. Я знаю, что ты не будешь пытаться выследить меня с помощью телефона. А теперь мне пора идти. Из мойки как раз выползает «мерин». А их хозяева обычно щедры на чаевые.
И с этими словами он отправился начищать колесные диски следующей машины.
Убрав сотовый в карман, Боб сел в машину, пробрался через запруженный двор и, выехав на Говард-стрит, направился назад в Вашингтон. Чертовски неблизкий путь до мойки.
Отряд контрактников,
пересечение Лексингтон-авеню и 24-й улицы,
в одном квартале от мойки на Говард-стрит,
Балтимор, штат Мэриленд,
14.30
Никаких торжеств. Они хладнокровные профессионалы. Просто пришло время приниматься за работу, а имея дело с этим надоедливым ублюдком, рисковать нельзя.
Место действия чересчур хаотическое для прицельного выстрела из снайперской винтовки. Слишком много тел, непредсказуемо движущихся туда и сюда. Обращаться с «барреттом» 50-го калибра ничуть не удобнее, чем с плугом, а «лапуа» калибра.338 не намного легче. К тому же внутренний двор отгорожен от улицы кирпичной стенкой, так что Крусу достаточно будет распластаться на земле, и он окажется под надежной защитой.
— Это будет классический набег, — объявил Боджер. — Ворваться, стреляя, подойти близко и разрядить в ублюдка весь долбаный магазин. После чего живо уносить ноги из города к ядрене фене.
— Кто-нибудь обязательно запомнит номер машины, — заметил Тони Зи.
— Вот почему когда оденемся, надо будет подъехать куда-нибудь поближе и стырить машину, на которой мы приедем на место. Я отправляю ее в мойку. Вы ждете на улице. Как только я нахожу Круса, подаю сигнал. Крекер на своих двоих заходит во двор. Я подаю другой сигнал, и все начинается. Я подойду к Крусу и разнесу из автомата его задницу на мельчайшие атомы. Тем временем Крекер палит из своей «жужжалки» по этой расчудесной балтиморской мойке…
— Клево! — обрадовался Клоун.