Тьма

Глава 45. 9 июля, 2021 года




Я резко просыпаюсь. У меня уходит несколько мгновений, чтобы вспомнить, где я и как сюда попала. Я смотрю на Каро, спящую на лагерной кровати напротив, ребенок все еще завернут в ее пуховик.

Как давно мы прибыли? Час назад? Два?

Я тянусь в карман за телефоном, чтобы посмотреть на время, но понимаю, что он пропал. Черт. Наверное, я потеряла его, когда упала на льду.

Где Соня? Я прислушиваюсь, ища звук приближающегося снегохода, но не улавливаю ничего, кроме низкого стона ветра.

Может, она передумала? Или не нашла свободный снегоход. Я пытаюсь на зацикливаться на вариантах похуже: что убийца загнал Соню в угол где-то на «Бета», угрожая пистолетом… что убийца нападет на Арне.

Арне.

Я вспоминаю, как он кинулся защищать меня от обвинений Люка в гостиной и чувствую резкий укол вины и тревоги. Как ни старайся, я не смогу убедить себя, что Арне как-то связан со всем этим.

Но я не сказала ему, что отправляюсь сюда. Я не сказала никому. Просто пошла прямиком в клинику, удостоверилась, что Каро достаточно здорова для поездки, и мы направились в гараж, все это время молясь, что не встретим никого из остальных.

Как быстро Арне поймет, что мы пропали? Что важнее, как скоро это заметит убийца? Решит ли он прийти за нами? В конце концов не так сложно догадаться, где мы; не то что бы мы могли спрятаться в иглу или в метеорологической будке Сони.

В лучшем случае, я только выиграла нам немного времени, понимаю я с тягучим ощущением страха. И время не защитит от человека с пистолетом и остатком зимы на то, чтобы им воспользоваться.

Перестань.

Я прерываю цепочку мыслей, прежде чем она выйдет из-под контроля, и встаю проверить уровень топлива в печках. Каро начинает шевелиться и просыпается. Я роюсь в сумке, собранной Соней, и нахожу морфий.

– Тебе нужна еще одна доза? – спрашиваю я, решая, что прошло достаточно времени, чтобы минимизировать любой риск.

Каро кивает. Тихо наблюдает, как я вставляю иглу в ампулу и выкачиваю в шприц десять миллиграммов. Я помогаю ей сесть и снять пуховик, ее лицо болезненно перекашивается от усилий. Держа ребенка закутанным в одеяло, она закатывает рукав и вытягивает руку.

– Все, – говорю я, переводя внимание на сверток на кровати, с облегчением слыша тихое сопение крохотного младенца.

Я чувствую проблеск нежности. Это чудо, что она все еще жива. И Каро. Все обстоятельства были против них.

– Мне попробовать ее покормить? – Каро моргает, глядя на меня, ее кожа розовая в мягком свете, отбрасываемом керосиновыми лампами. Я трогаю ее лоб, с радостью обнаруживая, что признаков лихорадки нет.

– У нее, возможно, еще не развился сосательный рефлекс. Но попробуй, если она сможет выпить немного молозива, для нее это будет полезнее всего.

– Молозива? – растерянно переспрашивает Каро.

– Первого молока. В нем содержатся концентрированные питательные вещества для новорожденных. И антитела.

– А это безопасно? После… – она кивает на полупустую ампулу морфия.

– Небольшое количество попадет в молоко, да, но недостаточно, чтобы повлиять на нее. Сейчас важнее обуздать твою боль, иначе ты все равно не сможешь ее покормить.

Каро поднимает футболку и обнажает грудь, морщась, когда пытается расположить ребенка, не давя на свой живот. Она колеблется, выглядя неуверенно.

– Прижми ее рот к твоему соску, – предлагаю я, пытаясь вспомнить практику в родильном отделении, – она разберется.

Я наблюдаю, как Каро поднимает дочь к груди, улыбка расплывается на лицах обеих, когда ребенок ищет несколько секунд, а затем открывает рот и присасывается. Она сосет около минуты, потом ее глаза закрываются, и она снова засыпает.

Мы сидим в тишине, наблюдая за ее дыханием. Этот драгоценный лучик надежды в таком враждебном для жизни месте. Это одновременно восхитительно и ужасающе, и я вновь чувствую эту огромную ответственность, давящую на меня.

– Поговори со мной, – шепчет Каро тихо и испуганно. Очевидно, ее все это потрясает не меньше, чем меня. – Что угодно, лишь бы отвлечься от… ну… всего.

Всего. Это единственное слово напоминает о нашей беде. Мы втроем одни, ранимые, беззащитные. Где-то там есть убийца с пистолетом. Нас окружает необъятная глушь тьмы и холода.

И никто не придет на помощь.

Я пытаюсь придумать что-то, что может отвлечь нас, но Каро опережает меня.

– Расскажи мне про несчастный случай.

– Какой несчастный случай? – растерянно хмурюсь я.

– Который случился с тобой. – Она ложится на кровать, натягивая одеяло на себя и ребенка. – Это была автокатастрофа, верно?


Этот несчастный случай. Грудь сжимается, когда я вспоминаю то, что хотела бы забыть любой ценой.

– Да. – Я вздыхаю, с трудом концентрируясь сквозь туман усталости и ломки. – Но ты действительно не захочешь слушать…

– Нет, захочу, – перебивает Каро. – Правда хочу. Ты спасла мне жизнь, Кейт. Я хочу узнать, что случилось с тобой, что сделало тебя такой несчастной. И я не имею в виду только твой шрам, потому что очевидно – это больше, чем телесная рана.

– Очевидно? – снова хмурюсь я. – Это как?

Каро думает.

– Как будто… я не знаю, как это выразить… как будто оно всегда с тобой, никогда тебя не оставляет. Только иногда я замечаю, какой ты, наверное, была раньше.

Господи, я действительно настолько открытая книга?

– Ты никогда об этом не говоришь, – поясняет она, – и ясно, что не хочешь расспросов. Словно это… под запретом. Видно, что ты еще не отпустила произошедшее.

Я смотрю на нее. Наверное, она права.

– Ладно. – Я вдыхаю, собираясь с силами. – Что ты хочешь узнать?

– Ты была одна? Когда это случилось.

– Я была со своим женихом, – качаю головой я.

– Ты была обручена? – На ее лице мелькает удивление.

– Да. – Образ Бена возникает у меня в мыслях. Как он выглядел той ночью, когда мы вышли из больницы после наших смен – с пустыми глазами, уставший, со свежим налетом щетины на щеках. Мы почти не разговаривали по пути к машине.

– Хочешь, я поведу? – предложила я, зная, что Бен провел последние шесть часов в операционной, делая особенно сложное шунтирование.

Он кивнул, продолжая молчать, когда я выехала с больничной парковки на улицы Бристоля. Я решила, что операция прошла плохо, что, возможно, пациент не выжил, но я не спрашивала. Это было одно из наших правил. Мы никогда не обсуждали работу, не приносили ее с собой домой. Единственный способ справиться с ней – это не давать ей слишком много места в твоей голове.

– Так что случилось? – поторапливает Каро.

– Ты хочешь короткую версию или длинную? – вздыхаю я.

– Длинную. Я думаю, мы тут надолго. – Она печально улыбается.

– Я была за рулем, – рассказываю я. – Бен очень устал. Он был кардиохирургом, поэтому операции часто длились часами… – Я останавливаюсь, не зная, как сказать это вслух. Это кажется чудовищным… невозможным. Я посылаю Каро беспомощный взгляд, но она просто ждет, пока я продолжу.

Я делаю еще один глубокий вдох и поддаюсь гравитационному притяжению прошлого. Я описываю все так детально, как помню – что уже намного больше, чем я когда-либо рассказывала другим. Как молчание Бена блокировало все мои попытки поговорить. Я думала, он слушал новости по радио о бесконечных проблемах Брексита и Среднего Востока, но внезапно он потянулся и выключил его.

– Ты в порядке? – Я посмотрела на него, поворачивая в сторону Лей Вудс к объездной дороге домой. Она немного длиннее, но менее загружена, чем шоссе. Кроме того, я почувствовала, что Бену нужно о чем-то рассказать. Может, он сцепился с своим амбициозным коллегой, Дипаком.

– Кейт, – сказал он, сглатывая. – Мне нужно тебе кое-что сказать. Дело в том… мне предложили новую работу.

– Эй, – радостно воскликнула я. – Это же отлично! Консультирующим хирургом? – Я снова посмотрела на него, ожидая, что он улыбнется в ответ, но он продолжил глядеть в лобовое стекло, как зачарованный, хотя в это время вечера не на что было смотреть.

– Не совсем, – сказал он после паузы. – Это должность в другой больнице.

Я оторвала взгляд от дороги на секунду, снова взглянув на него. В его лице было что-то непонятное, и меня охватило мрачное предчувствие.

– В какой больнице?

– В Холланд, Мичиган.

– Мичиган? – выпалила я. – Ты имеешь в виду, в Америке?

– Только если не существует еще одного Мичигана, о котором я не знаю.

Я сжала руль, пытаясь это осознать. С каких пор Бен искал работу за границей? И почему он ничего мне не говорил? Я почувствовала дрожь злости. Он что, просто решил, что я присоединюсь, приостановлю свою карьеру и потащусь за ним?

Боже, я думала, мы уже пережили это патриархальное дерьмо. Я сжала зубы и попыталась говорить спокойно.

– Я не знала, что ты ищешь работу за границей. Фактически я не знала, что ты вообще ищешь новую работу.

Бен скривился, почесал щетину на подбородке.

– Да. Мне стоило тебе сказать.

– Думаешь? – ответила я, не сдержав сарказм в тоне.

Минута прошла в тишине, которую нарушал только низкий гул двигателя «Мерседеса». Несколько капель дождя упали на лобовое стекло.

– Ты собираешься согласиться? – спросила я, одновременно чувствуя себя опустошенной и отчаявшейся. – Когда мы поедем? После свадьбы? – Но до этого еще полгода. Мы даже не спланировали ее, кроме того, что решили провести прием в саду его родителей в Чешире.