Тьма императора
Часть 33 из 152 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Убирайте. Я потом поем.
Арен вновь шагнул в камин и построил лифт в детскую. Жена и дети были там. Агата читала вслух книгу, Александр с любопытством слушал, сидя на коленях у Виктории, а она просто пыталась не заснуть.
— Ты поел? — спросила жена, когда он обнял ее и детей. Арен покачал головой, и Виктория нахмурилась. — Ну что ты, в самом деле. Иди, поешь. Я сама их уложу.
— Позже, — ответил он кратко, садясь на диван и перетягивая Агату к себе на колени. — Продолжай, моя радость. Я хочу послушать.
Дочь улыбнулась, прижимаясь к нему, и стала читать дальше. На самом деле Арен не слушал. Он, прислонившись щекой к макушке Агаты, вдыхал ее запах.
Она пахла яблоками и сладким тестом. Наверное, этот запах остался на ее волосах после посещения кухни, и император вдыхал его, чувствуя себя почти счастливым. Такие моменты, когда он обнимал Агату и Александра, были его единственной радостью, его счастьем. Все остальное — печаль, долг и обязанности, от которых он до самой смерти не сможет избавиться.
— Арен, Алекс засыпает, — сказала Виктория тихо. — Я пойду, уложу их. А ты поешь, пожалуйста.
— Да, — кивнул он, целуя дочь.
Затем поцеловал Александра, коснулся губами щеки жены и шагнул в камин. Огонь окружал его, ластясь, словно котенок. Пламя плясало вокруг, наполняя глаза, и Арен вдруг вспомнил, как горел тогда, на Дворцовой площади, в День Альганны. Кровь будто бы кипела, по голове словно молотом стучали, и боль была такая, что ему казалось — он лопнет, разлетится на сотни ошметков кровоточащего мяса.
А перед тем, как все это случилось, Арен видел глаза брата. И помнил, что в них не было ничего, кроме желания убить. Плевать на страну, на то, что будет война, плевать на все — лишь бы убить его.
Как он мог оставить Аарону жизнь после такого? Пламя плясало вокруг, касалось ладоней… Вот этой рукой он схватил брата за шею. И через эту ладонь выпустил наружу пламя Геенны, которое не оставило от Аарона ничего, кроме горстки пепла.
Император попытался вздохнуть, но не смог. Что-то будто бы душило. Арен даже не понял, как так получилось… но когда он наконец вышел из камина, то почему-то оказался не в столовой, а в комнате Софии.
* * *
Сегодня совсем не рисовалось. Было тревожно, даже во дворце все казалось каким-то притихшим, и слуги почти не смеялись, не шушукались, как обычно.
София узнала, в чем дело, только за ужином.
— Я сама не сразу вспомнила, — сказала ей Мэл, потерев глаза и зевнув. — Демоны, устала так… Утром начала убираться у Анастасии, смотрю — она словно не в себе. Я спросила осторожно, в чем дело. Она и ответила, что у ее отца сегодня день рождения.
София резко выдохнула. День рождения его высочества Аарона… Аарона-предателя. Ясно, в чем дело. И ни Ванессы, ни Анастасии, ни Адриана на обеде не было. Символично…
Сначала она хотела зайти к принцессе, но потом решила, что сделает это завтра. А сегодня не стоит вмешиваться. В конце концов, София Анастасии никто, и еще неизвестно, обрадуется ли она ее визиту. После позднего ужина София поднялась к себе, поговорила с мамой и сестрами по браслету, а затем пошла в ванную. Про Вагариуса матери она так и не сказала. Наверное, следовало бы, но…
Но каждый раз, глядя в взволнованное лицо Синтии, София не хотела волновать ее еще больше. Пообщается с ним сама, привыкнет, а потом уж приведет домой.
Вано сказал, что у него нет дома, он живет в комитете. София не стала спрашивать подробности — наверняка потом расскажет сам. В любом случае, это неправильно, у каждого человека должен быть дом! Думая так, София вышла из ванной, на ходу завязывая халат и поправляя влажные волосы, которые лезли в глаза. Подошла к камину — погреть руки — и тут же отпрянула назад, чуть не выпрыгнув из тапочек, когда огонь резко вспыхнул.
Император?! Но… Из камина действительно вышел Арен. София от неожиданности и удивления даже дыхание задержала — стояла и смотрела, как он удивленно оглядывается, словно не понимает, куда попал.
Лицо его вновь было таким, как с утра. И глаза казались более черными, и сам он… словно из тьмы выбрался.
— Добрый вечер, ваше величество, — она наконец смогла выговорить приветствие. — Вы… хотели что-то обсудить со мной?
Император едва уловимо улыбнулся.
— По правде говоря, я перепутал координаты. Должен был прыгнуть в столовую… Переработал. Я пойду. Доброй ночи, Софи.
Он уже почти повернулся к камину, когда она воскликнула:
— Стойте!
Ну вот… и зачем? Что, что она делает?..
* * *
София сказала «стойте», и Арен остановился. Вновь повернулся к ней лицом — и застыл, ощущая себя человеком, которого куда-то уносит ветер, остро пахнущий жизнью и свободой.
Смятение, неуверенность, желание что-то сделать, нежность, сочувствие… Император никогда не смог бы подобрать слова всему, что почувствовал в те несколько мгновений. Но эти эмоции были такими сильными и чистыми, что Арен на секунду словно опьянел.
— Простите… — сказала София очень тихо и опустила голову. — Я не знаю, зачем вас остановила. Простите…
Он вздохнул, оставаясь на месте.
— Не страшно. В конце концов, я тоже не знаю, зачем пришел. — Арен улыбнулся, глядя на рыжие волосы Софии, которые из-за влажности вились крупными кольцами.
Надо уходить. Да, конечно, надо. Но… демоны его раздери, сколько можно делать только то, что надо?! — могу я побыть с тобой несколько минут?
София вновь подняла голову и удивленно посмотрела на него. А потом заискрилась нежной радостью. Защитник. Как это вообще выдержать? «Ничего. Выдержу».
— Да, конечно.
— Расскажешь мне что-нибудь, Софи?
— Расскажу. А… что?
— Например, как прошла твоя встреча с Вано. Он ведь нарушил инструкции, заглушил твой браслет, поэтому я ничего не знаю.
Она улыбнулась. Хотелось сделать шаг вперед, чтобы быть хоть немного ближе, но Арен заставил себя стоять на месте.
— Да, он говорил мне. Все было… хорошо, айл Вагариус показал мне портрет своей матери, рассказал про нее немного… Он считает меня внучкой.
— Думаю, Вано не ошибается. Как он тебе?
— Он хороший человек, — ответила София, и он ощутил неясную тревогу. — Только несчастный очень. Но хороший.
— Интересно, — протянул Арен, усмехнувшись, — каким бы тебе показался мой брат…
— Аарон?
— Да. Его все любили. Почти все.
Она закусила губу, словно не решалась что-то сказать — и эмоции стали совсем тревожными.
— Ты знаешь про день рождения, — догадался Арен, и София, покраснев, кивнула. — Не удивительно. Все знают. Даже торт сегодня вон притащили на обед, думали, Ванесса, Адриан и Анастасия там будут.
— Торт? — серые глаза удивленно расширились. — Но…
— Ты думала, это Агате и Александру? — Император покачал головой. — Скажем так — частично. Появлением наследников на кухне повара оправдали собственное решение… немного отомстить. Тоже мне, бунт на корабле.
— Но зачем?..
— Им было бы больно, — пояснил Арен спокойно. — Больно и неприятно видеть этот торт. Глупая и мелкая месть. Поэтому я и попросил всех троих на обед не являться — знал, что наверняка будет нечто подобное.
— Но ведь завтра они узнают.
— Узнают. Но завтра — это все-таки не сегодня. — Император взглянул на браслет связи. Защитник, уже почти одиннадцать, а он до сих пор не поужинал. — Я пойду, Софи. Нужно.
Она кивнула.
— Да, конечно. А завтра вы…
София запнулась, будто задохнувшись, мучительно покраснела — и даже эмоции ее, казалось, порозовели от смущения. Арен понял, что она хотела сказать, но не решилась.
«А завтра вы придете?»
— Мне лучше вообще не приходить к тебе, Софи.
Она вспыхнула, опаляя его жаром. Нестерпимо захотелось впитать этот жар в себя, подчинить и приручить. Но — нет.
— И ты это прекрасно понимаешь, — сказал Арен глухо, сжимая кулаки и, отвернувшись, быстро шагнул в камин.
А за его спиной пульсировало, звенело и переливалось такое светлое чувство, что хотелось одновременно и смеяться, пока не заболят губы, и плакать, раздирая в кровь грудь.
Глава одиннадцатая
«Мне лучше вообще не приходить к тебе». Когда София вспоминала эту фразу, она ощущала себя похожей на большой костер, в который кто-то вдруг подбросил дров. Конечно, император все понял. Разумеется, он давно ощутил ее влюбленность, эмпат же. Ничего нет в этом удивительного.
Нет удивительного? Наоборот, это было удивительно. И сами чувства Софии — она никогда раньше не влюблялась так, до глубины души, — и то, как император посмотрел на нее перед тем, как уйти. В его глазах не было равнодушия. И разве стал бы он избегать ее, если бы сам не…
София невольно зажмурилась. Уши, щеки — все горело. И все внутри нее разрывалось от противоречия. От радости, что император тоже — да, да! — неравнодушен. И от ужаса, что это — нет, нет, ни за что! — может быть правдой.
Арен вновь шагнул в камин и построил лифт в детскую. Жена и дети были там. Агата читала вслух книгу, Александр с любопытством слушал, сидя на коленях у Виктории, а она просто пыталась не заснуть.
— Ты поел? — спросила жена, когда он обнял ее и детей. Арен покачал головой, и Виктория нахмурилась. — Ну что ты, в самом деле. Иди, поешь. Я сама их уложу.
— Позже, — ответил он кратко, садясь на диван и перетягивая Агату к себе на колени. — Продолжай, моя радость. Я хочу послушать.
Дочь улыбнулась, прижимаясь к нему, и стала читать дальше. На самом деле Арен не слушал. Он, прислонившись щекой к макушке Агаты, вдыхал ее запах.
Она пахла яблоками и сладким тестом. Наверное, этот запах остался на ее волосах после посещения кухни, и император вдыхал его, чувствуя себя почти счастливым. Такие моменты, когда он обнимал Агату и Александра, были его единственной радостью, его счастьем. Все остальное — печаль, долг и обязанности, от которых он до самой смерти не сможет избавиться.
— Арен, Алекс засыпает, — сказала Виктория тихо. — Я пойду, уложу их. А ты поешь, пожалуйста.
— Да, — кивнул он, целуя дочь.
Затем поцеловал Александра, коснулся губами щеки жены и шагнул в камин. Огонь окружал его, ластясь, словно котенок. Пламя плясало вокруг, наполняя глаза, и Арен вдруг вспомнил, как горел тогда, на Дворцовой площади, в День Альганны. Кровь будто бы кипела, по голове словно молотом стучали, и боль была такая, что ему казалось — он лопнет, разлетится на сотни ошметков кровоточащего мяса.
А перед тем, как все это случилось, Арен видел глаза брата. И помнил, что в них не было ничего, кроме желания убить. Плевать на страну, на то, что будет война, плевать на все — лишь бы убить его.
Как он мог оставить Аарону жизнь после такого? Пламя плясало вокруг, касалось ладоней… Вот этой рукой он схватил брата за шею. И через эту ладонь выпустил наружу пламя Геенны, которое не оставило от Аарона ничего, кроме горстки пепла.
Император попытался вздохнуть, но не смог. Что-то будто бы душило. Арен даже не понял, как так получилось… но когда он наконец вышел из камина, то почему-то оказался не в столовой, а в комнате Софии.
* * *
Сегодня совсем не рисовалось. Было тревожно, даже во дворце все казалось каким-то притихшим, и слуги почти не смеялись, не шушукались, как обычно.
София узнала, в чем дело, только за ужином.
— Я сама не сразу вспомнила, — сказала ей Мэл, потерев глаза и зевнув. — Демоны, устала так… Утром начала убираться у Анастасии, смотрю — она словно не в себе. Я спросила осторожно, в чем дело. Она и ответила, что у ее отца сегодня день рождения.
София резко выдохнула. День рождения его высочества Аарона… Аарона-предателя. Ясно, в чем дело. И ни Ванессы, ни Анастасии, ни Адриана на обеде не было. Символично…
Сначала она хотела зайти к принцессе, но потом решила, что сделает это завтра. А сегодня не стоит вмешиваться. В конце концов, София Анастасии никто, и еще неизвестно, обрадуется ли она ее визиту. После позднего ужина София поднялась к себе, поговорила с мамой и сестрами по браслету, а затем пошла в ванную. Про Вагариуса матери она так и не сказала. Наверное, следовало бы, но…
Но каждый раз, глядя в взволнованное лицо Синтии, София не хотела волновать ее еще больше. Пообщается с ним сама, привыкнет, а потом уж приведет домой.
Вано сказал, что у него нет дома, он живет в комитете. София не стала спрашивать подробности — наверняка потом расскажет сам. В любом случае, это неправильно, у каждого человека должен быть дом! Думая так, София вышла из ванной, на ходу завязывая халат и поправляя влажные волосы, которые лезли в глаза. Подошла к камину — погреть руки — и тут же отпрянула назад, чуть не выпрыгнув из тапочек, когда огонь резко вспыхнул.
Император?! Но… Из камина действительно вышел Арен. София от неожиданности и удивления даже дыхание задержала — стояла и смотрела, как он удивленно оглядывается, словно не понимает, куда попал.
Лицо его вновь было таким, как с утра. И глаза казались более черными, и сам он… словно из тьмы выбрался.
— Добрый вечер, ваше величество, — она наконец смогла выговорить приветствие. — Вы… хотели что-то обсудить со мной?
Император едва уловимо улыбнулся.
— По правде говоря, я перепутал координаты. Должен был прыгнуть в столовую… Переработал. Я пойду. Доброй ночи, Софи.
Он уже почти повернулся к камину, когда она воскликнула:
— Стойте!
Ну вот… и зачем? Что, что она делает?..
* * *
София сказала «стойте», и Арен остановился. Вновь повернулся к ней лицом — и застыл, ощущая себя человеком, которого куда-то уносит ветер, остро пахнущий жизнью и свободой.
Смятение, неуверенность, желание что-то сделать, нежность, сочувствие… Император никогда не смог бы подобрать слова всему, что почувствовал в те несколько мгновений. Но эти эмоции были такими сильными и чистыми, что Арен на секунду словно опьянел.
— Простите… — сказала София очень тихо и опустила голову. — Я не знаю, зачем вас остановила. Простите…
Он вздохнул, оставаясь на месте.
— Не страшно. В конце концов, я тоже не знаю, зачем пришел. — Арен улыбнулся, глядя на рыжие волосы Софии, которые из-за влажности вились крупными кольцами.
Надо уходить. Да, конечно, надо. Но… демоны его раздери, сколько можно делать только то, что надо?! — могу я побыть с тобой несколько минут?
София вновь подняла голову и удивленно посмотрела на него. А потом заискрилась нежной радостью. Защитник. Как это вообще выдержать? «Ничего. Выдержу».
— Да, конечно.
— Расскажешь мне что-нибудь, Софи?
— Расскажу. А… что?
— Например, как прошла твоя встреча с Вано. Он ведь нарушил инструкции, заглушил твой браслет, поэтому я ничего не знаю.
Она улыбнулась. Хотелось сделать шаг вперед, чтобы быть хоть немного ближе, но Арен заставил себя стоять на месте.
— Да, он говорил мне. Все было… хорошо, айл Вагариус показал мне портрет своей матери, рассказал про нее немного… Он считает меня внучкой.
— Думаю, Вано не ошибается. Как он тебе?
— Он хороший человек, — ответила София, и он ощутил неясную тревогу. — Только несчастный очень. Но хороший.
— Интересно, — протянул Арен, усмехнувшись, — каким бы тебе показался мой брат…
— Аарон?
— Да. Его все любили. Почти все.
Она закусила губу, словно не решалась что-то сказать — и эмоции стали совсем тревожными.
— Ты знаешь про день рождения, — догадался Арен, и София, покраснев, кивнула. — Не удивительно. Все знают. Даже торт сегодня вон притащили на обед, думали, Ванесса, Адриан и Анастасия там будут.
— Торт? — серые глаза удивленно расширились. — Но…
— Ты думала, это Агате и Александру? — Император покачал головой. — Скажем так — частично. Появлением наследников на кухне повара оправдали собственное решение… немного отомстить. Тоже мне, бунт на корабле.
— Но зачем?..
— Им было бы больно, — пояснил Арен спокойно. — Больно и неприятно видеть этот торт. Глупая и мелкая месть. Поэтому я и попросил всех троих на обед не являться — знал, что наверняка будет нечто подобное.
— Но ведь завтра они узнают.
— Узнают. Но завтра — это все-таки не сегодня. — Император взглянул на браслет связи. Защитник, уже почти одиннадцать, а он до сих пор не поужинал. — Я пойду, Софи. Нужно.
Она кивнула.
— Да, конечно. А завтра вы…
София запнулась, будто задохнувшись, мучительно покраснела — и даже эмоции ее, казалось, порозовели от смущения. Арен понял, что она хотела сказать, но не решилась.
«А завтра вы придете?»
— Мне лучше вообще не приходить к тебе, Софи.
Она вспыхнула, опаляя его жаром. Нестерпимо захотелось впитать этот жар в себя, подчинить и приручить. Но — нет.
— И ты это прекрасно понимаешь, — сказал Арен глухо, сжимая кулаки и, отвернувшись, быстро шагнул в камин.
А за его спиной пульсировало, звенело и переливалось такое светлое чувство, что хотелось одновременно и смеяться, пока не заболят губы, и плакать, раздирая в кровь грудь.
Глава одиннадцатая
«Мне лучше вообще не приходить к тебе». Когда София вспоминала эту фразу, она ощущала себя похожей на большой костер, в который кто-то вдруг подбросил дров. Конечно, император все понял. Разумеется, он давно ощутил ее влюбленность, эмпат же. Ничего нет в этом удивительного.
Нет удивительного? Наоборот, это было удивительно. И сами чувства Софии — она никогда раньше не влюблялась так, до глубины души, — и то, как император посмотрел на нее перед тем, как уйти. В его глазах не было равнодушия. И разве стал бы он избегать ее, если бы сам не…
София невольно зажмурилась. Уши, щеки — все горело. И все внутри нее разрывалось от противоречия. От радости, что император тоже — да, да! — неравнодушен. И от ужаса, что это — нет, нет, ни за что! — может быть правдой.