Тьма и пламя. На бескрайней земле

– До того как началась война, Волистрат насчитывал пятьдесят тысяч волистов. За последние двадцать лет его численность уменьшилась в десять раз. Больше половины школ были закрыты, их содержание обходилось слишком дорого…

За дверью послышались шаги, и Сэт замолчал. Волиста все еще трудно было понять. К чему он завел этот разговор, если уже получил желанное согласие? Почему обрадовался, когда узнал, что вместо Погорельца бездари поймали другого мага? Чего он хотел на самом деле от пленника?..

– Вернемся к этому разговору позже, – сказал Сэт, поднимаясь.

В избу вошли двое волистов. У одного из них кулаки были сбиты в кровь, у другого она краснела на белом доспехе. Первый волист, крепкий и невысокий, с круглым и красным, словно обветренным, лицом держал в руке короткую веревку. Второй, тощий и бледный, лузгал семечки. Габриэль перевел взгляд с волистов на Сэта, вспомнил историю старсана и понял, что все трое похожи лицами. Нет сомнения, что двое волистов, каждому из которых не больше тридцати, приходились Сэту сыновьями. Лучшей охраны для такой высокопоставленной персоны не придумаешь – сыновей сложно подкупить, сыновьям можно открыть любую тайну. Но любую ли? Мэйт задумался… Старсан не просто так завел разговор о жалком положении Волистрата. Но почему не решился продолжить рассказ в присутствии сыновей?..

– Я же вас просил, – с упреком начал старсан. – Гай, сотри это. – Он указал на заляпанный доспех. – Бог мой, не плащом же. – Волист перебросил свой цепкий взгляд с Гая на его брата. – Надеюсь, он жив. Алан?

– Пришлось слегка его помять. Защищал миркля, – волист со сбитыми кулаками кивнул на Габриэля, – как родного брата.

– Ага, – подтвердил другой волист и расщелкнул семечку.

– Он сказал вам, почему решил спасти миркля?

Волисты дружно засмеялись, их как будто поддержали сельские псы, подняв лай ни с того ни с сего. Габриэль нисколько не сомневался в причине смеха. Бад сказал правду. Только и всего.

– Говорит, что миркль спас его сына и жену, – сквозь смех ответил Алан.

– Да, чтоб мне попасть к Шме под колючий хвост, – подтвердил с улыбкой Гай.

– Не навлекай рогатую, – предупредил старсан, оставаясь серьезным.

Последние его слова удивили Габриэля – они не подходили Сэту. Волист был практичным, образованным, а такому человеку не к лицу отпускать подобные фразочки по всякому случаю. Такой человек, пусть даже он преданно служил Литу, не мог быть слишком религиозен. Хотя, возможно, именно его звание, его служба требовали от него время от времени демонстрации излишней набожности… Габриэль почувствовал всю притворность Сэта, когда тот произносил свое предостережение. И обрадовался, что смог это почуять. Волист умел блестяще управлять эмоциями, но даже он был уязвим.

– И что вы еще выяснили? – спросил старсан.

– Мы ему не поверили и… – Алан покосился на веревку, – и продолжали его допрашивать. Но упрямец твердил одно и то же.

– Алан выбил ему три зуба, – заявил Гай.

– Избавьте меня от подробностей. А вы узнали, как зовут миркля?

У Габриэля сердце ушло в пятки от последнего вопроса. Но, хвала богам, волисты, похоже, были намного глупее своего отца. Они растерялись, переглянулись, Гай перестал щелкать семечки, Алан виновато опустил взгляд.

– Я так и думал, – не слишком огорчился Сэт. – Впрочем, миркль не соврал в главном. А как его зовут, неважно.

«Еще как важно!» – воскликнул про себя Габриэль. И тихо вздохнул, наслаждаясь ошибкой Сэта. Старсан уж точно знал, как зовут сыновей мэнжа Семи островов, и наверняка понимал, что чародеев не нарекают каждый день именами бездарей. Сэт, услышав имя пленника, сразу понял бы, кто попал к нему в лапы. От этой маленькой победы мэйту стало легче на сердце. Она придавала уверенности. Пусть на нем было тяжелое грузило, пусть на нем были прочные цепи, пусть его окружали волисты, он все равно сбежит! И будет пытаться сбежать, пока не добьется успеха!

– Так ты что – ему поверил? – поразился Алан.

– А почему нет, – спокойно ответил Сэт, не обращая внимания на недоумение сыновей. – Берите его. Едем в Блэкпик. Мы и так едва поспеваем.

– В Блэкпик? – спросил Габриэль. – А Погорелец? Разве вы не хотели…

– О, – улыбнулся Сэт. – Да хранит его бог, – сказал он, выходя из избы.

Габриэля взяли под руки и вывели во двор. На небе ярко горели звезды и луна; после задымленной жаркой избы прохладный свежий воздух опьянял. Мэйт был растерян и подавлен. Что тут творилось, он решительно не понимал. От этого становилось страшно, даже несмотря на то, что на нем висело надежное грузило, а рядом шли двое волистов.

– Ваше святейшество, а что делать с его спасителем? – спросил Алан.

– Мои молитвы сегодня были услышаны, и у меня нет никакого желания возиться с еще одним пособником мирклей. – Старсан задумался. Потом с улыбкой сказал: – Поэтому пусть себе живет да радуется со вновь обретенной семьей. Тем более у нас и места для него не осталось.

Мэйт споткнулся, но волисты его подхватили, не дав упасть. «Да хранит его бог»… Как это понять? Как это понять после страшной пытки, после всего этого маскарада? Неужели волист не хотел поймать Погорельца? Тогда зачем… Волист был огорчен вестью о том, что жители села поймали Погорельца. Но в то же время безумно хотел узнать, где его найти. А теперь желал чародею всех благ, не думая его ловить?.. Бессмыслица какая-то. И опять же – этот странный разговор о закрытых школах Волистрата. Чего желал волист на самом деле? Почему его набожность выглядела лживой? Зачем он ехал в Блэкпик, гардийскую столицу, к самому Джону Крылатому в гости, будь он проклят? И главное, какая роль во всем этом отводилась пойманному магу, о котором Сэт молил Лита?..

– Старсан, – окликнул его Габриэль.

Мэйт нисколько не удивился бы, если бы волист сделал вид, что не слышит оклика. Как тогда, в избе. Но Сэт остановился, дожидаясь, пока до него доведут пленника.

– Зачем я вам нужен? – прямо спросил мэйт.

– Скажем так, я хочу дать тебе шанс вернуться в это село и поквитаться с Роем, – улыбнулся он. – Не скрою, шанс этот призрачный. Но я полагаю, он лучше, чем ничего.

Габриэль прикрыл глаза. Сказав так много слов, старсан не сказал ничего. Вернуться в село? Поквитаться с Роем? Призрачный шанс? Вначале Сэт потратил немало сил на то, чтобы превратить пленника в предателя. Сделал все, чтобы пленник возненавидел самого себя, жестоко унизил его. Потом заставил мучиться в догадках до следующего разговора. А теперь намекнул на то, что пленник может получить свободу. Бред какой-то.

– Эй, шевели ногами, – Габриэля подтолкнули.

Он повиновался и, гремя цепями, двинулся следом за старсаном. Впереди лежал невеселый путь до Блэкпика, а будущее было темнее ночи, опустившейся на село.





Глава 14





Дни стояли жаркими и тянулись медленно, а ночи были короткими, холодными и… беспокойными. В отличие от прочих узников Габриэля везли в карете. Под пристальным надзором двух волистов, Алана и Гая, двух сыновей Его Святейшества.

Первое впечатление об Алане было совершенно ошибочным. Когда там, в селе, мэйт увидел, как здоровяк со сбитыми кулаками входит в избу, то решил, что старший сын старсана – обычный тупой громила. На самом деле Алан оказался далеко не глупым человеком. И крайне любознательным. Всю дорогу он только и делал, что расспрашивал мэйта о жизни на Семи островах, о том, как на языке магов звучит то или другое слово, и, конечно, о том, как Габриэль чтит своих богов, без сомнения, лживых, и какие молитвы при этом произносит. Вера Алана была истинной и крепкой. Габриэль видел, сколько чувств вкладывает сын волиста при начертании в воздухе знака над своим сердцем и с каким почтением обращается к своему богу.

Гай был совершенно другим. Складывалось впечатление, что все хорошее, что имел его отец, досталось, как ни обидно, Алану. Младший сын старсана Сэта был замкнутым и вечно сердитым. Его ничего не интересовало, кроме ручной крысы по имени Ласка. Увы, ни он, ни его старший брат ничего не знали о таинственной миссии своего отца. И Габриэля это серьезно беспокоило. Если Его Святейшество не посвятил в свои планы даже собственных сыновей… Что же он задумал совершить? Что творилось, вызревало в его больной голове?

Конечно, могло быть и так, что Алан и Гай кое-что знали, просто держали это «кое-что» при себе. Однако мэйт не чуял никакого обмана, а братья пока еще не настолько владели своими чувствами и эмоциями, как их отец. Кроме того, похоже, Алан тоже не понимал, отчего мага не заперли в повозке с узниками. Конечно, он знал, что в клетке на колесах всего лишь бездари, на чьих лбах желтой краской нарисовали знак Лита за связи с мирклями. И все же… Габриэль надеялся, что рано или поздно Алан потребует от отца объяснений. Но старший сын Сэта то ли так и не решился спросить отца, то ли ничего не выяснил. При этом сам старсан будто забыл про ценного пленника. За все время пути Сэт ни разу не заглянул в карету, не подошел к нему, даже не смотрел в сторону Габриэля, когда случался привал. Это было странно. Странно и страшно.

Однако не только замысла Сэта опасался мэйт. Чем дольше он трясся в карете по пути в Блэкпик, тем чаще ловил себя на мысли, что привыкает к грузилу, к своей новой печальной роли. Роли узника, безвольного миркля, которому лишь бы сытно пожрать да крепко поспать. Волисты не сводили с него глаз ни днем ни ночью. Если Гай спал, то Алан не смыкал глаз. Если мэйту нужно было облегчиться, то сыновья Сэта все равно оставались рядом. Кто-нибудь из них всегда находился рядом, словно тень. На второй день пути Габриэлю бросили под ноги серые тряпки и приказали одеться. Тогда он подумал, что боги дают ему шанс на побег. Ведь нельзя же одеваться в цепях и кандалах? Но боги по-прежнему были жестоки к нему. Алан лишь открыл два из шести замков, разъединив цепи, связывающие ноги и руки. Тяжелые варежки и кандалы так и остались на узнике. Колдовать было нельзя, а бежать под прицелом трех арбалетов и направленного в грудь меча… Да и старсан Сэт то ли намеренно, то ли нет остановил кареты и повозки посреди лысого поля, там и укрыться-то негде. Позже, вспоминая с грустным смехом момент переодевания, Габриэль никак не мог понять, отчего он решил, что с него полностью снимут грузило? Ведь он, желая найти уязвимое место, изучил собственные оковы до последнего звена. И точно знал, какие замки держат ту или иную цепь. Надежда на побег сыграла с ним злую шутку. Она поработила разум, погаснув так же быстро, как и вспыхнув. После этого Габриэль поклялся, что впредь любую возможность побега будет изучать с холодной головой, не давая эмоциям взять верх. У бездаря Сэта подобное получалось, должно получиться и у него.

Одежда, брошенная волистами, оказалась мэйту совсем не по размеру. Черные рваные штаны были узкими, а серую и невероятно жесткую рубаху, видимо, носил какой-то жирдяй. Но в любом случае штаны и рубаха были лучше замызганных хламид, висящих на телах бездарей в клетке.

Вчера под вечер они въехали в Фитийский лес – тот самый лес, за который Габриэль поначалу принял стену деревьев у Дальнего берега. Сегодня с утра зарядил дождь и не стихал до сих пор. Капли вышибали запахи из коры, листьев, мха и грибов, разбрасывая их далеко вокруг. Мокли конские спины, волисты, узники. Дорогу размыло, и карету носило из стороны в сторону. Гай кормил крысу кукурузными зернами, посадив ее, как обычно, себе на плечо и не забывая разделять с ней трапезу. Крыса была смышленой и тихой. Из-за пушистого меха Ласка казалась очень большой, а из-за его цвета, серо-голубого, совсем не походила на крысу. Но красные неприятные глазки и лысый розовый хвост все-таки выдавали родословную зверька. Алана что-то беспокоило, он все время смотрел в окно, занавешенное дождевыми ручьями и брызгами, и прислушивался. И, похоже, его могущественный отец тоже чего-то опасался.

Когда они выехали из села, отряд Сэта насчитывал двадцать волистов. Но теперь, спустя неделю пути, их стало в два раза больше. Волисты прибывали и прибывали. Кто-то нагонял Сэта в дороге, кто-то ждал его в придорожных трактирах или в чистом поле. Вчера прискакали еще трое.

– Тебя что-то тревожит? – не мог не спросить Габриэль.

– Предчувствие нехорошее, – не отрывая взгляда от окна, пояснил волист. – Дождь. Слишком шумно.

– Да Уку поди испугался, – с незлым смешком произнес Гай.

Алан пропустил насмешку мимо ушей. Он был сосредоточен и насторожен, словно ждал атаки.

– Уку? – Мэйт покосился на Гая.

– От тебе раз! Сам миркль, а про Уку-Уку не слышал, – подивился Гай и бросил в рот кукурузное зернышко.

– Дурак ты, он же с островов, – неожиданно заступился Алан, отплатив за издевку над собой. – Откуда ему знать про миркля из Фитийского леса?

Гай молча жевал кукурузу, раздуваясь от обиды. Его лицо, худое, поросшее редкой темной щетиной и вечно бледное, налилось краской. Габриэль даже подумал, что младший сын Сэта не сдержится и бросится на Алана. Но он сдержался, и разговор можно было продолжить.

– Значит, Погорелец – не единственный маг в Грэйтлэнде?

Гай скривил губы, Алан ухмыльнулся, продолжая глядеть сквозь мокрое стекло.

– И сколько их? – не унимался Габриэль.

– Да уж на наш век точно хватит, – ответил Алан с видом знатока.

– Почему вы не стали ловить Погорельца?

– Опаздываем в Блэкпик, – буркнул Алан и отдернул голову, будто увидев монстра.

Предчувствие не подвело старшего сына Сэта. Стрела разбила окно и, промелькнув перед глазами Габриэля, впилась в створку противоположной двери. В карету вместе с дождем хлынули стеклянные брызги. Ласка боязливо сбежала с плеча. Оба волиста схватились за мечи. Один из осколков царапал Алана по щеке, но волист будто не заметил рану и выскочил из остановившейся кареты.

– Следи за ним! – не сказал, а приказал он Гаю.

Младший сын старсана и не думал пререкаться. То ли мечом владел скверно, то ли признавал право старшего брата командовать, то ли привык подчиняться чужим приказам, а не отдавать их.

– Алан, твой щит, – обеспокоенно произнес Гай, протягивая щит.

– К бою! – сквозь шум дождя прорвался крик Сэта.

Понять, что происходило снаружи, было трудно. Дождь шел стеной. Габриэль увидел, как в карету почти одновременно вонзились две стрелы. А еще он увидел свободу, пахнущую сыростью и лесом. Гай не закрыл дверь, но остался в карете, сжимая меч. Так и сидел, ерзая, переводя взгляд с мэйта на дорогу, где полыхала битва. Послышались боевые кличи, яростные крики и первые вопли.

Нужно действовать, решил Габриэль. Царила суматоха, хлестал дождь, мешая обзору, а густой, бескрайний, как океан, Фитийский лес для побега подходил идеально. Даже для того, на ком висело грузило. Стоило лишь сделать сто шагов от дороги – и старсан, чтобы он там ни замышлял, остался бы с носом.

На крышу шлепнулось что-то тяжелое. А через несколько звитт в карету, ловко перегнувшись, ворвался щуплый незнакомец в кожаной юбке и кожаных башмаках. Демонстрация ловкости стоила ему жизни. Гай немедля и хладнокровно ткнул беспечного разбойника мечом в брюхо. Хлынула кровь, клинок на треть вошел в плоть и, кажется, пробил противника насквозь. Гай толкнул вскрикнувшего незнакомца, снимая с меча. Враг, нелепо взмахнув руками, полетел и грохнулся спиной на размытую дорогу. Закрывая глубокую рану руками, разбойник ныл от боли и купался в грязи; кровь сочилась сквозь пальцы, дождь смывал ее с оголенного живота. К несчастью для мэйта, Гай сохранил выдержку и не бросился добивать пораженного врага. Вместо Гая противника добил другой волист, всадив копье в разбойничье сердце.

Битва была в разгаре: вопли и стоны раненых звучали чаще, чем боевые кличи, громыхали доспехи, раздавались глухие удары по щитам, сталь звенела о сталь не переставая. Свобода была близка – только руку протяни. А цепь, идущая от ног к железным варежкам, – слишком коротка. Она не давала поднять руки, чтобы задушить младшего сына Сэта. Мэйт уже было хотел его толкнуть, чтобы освободить путь. Но в этот момент волист бросил в сторону Габриэля предостерегающий взгляд и предупреждающе повел мечом.

– И что, ты будешь отсиживаться тут, пока твой брат сражается? – спросил Габриэль, играя на чувствах младшего сына старсана.

– Заткнись! – прошипел Гай.

Он схватил Габриэля за шкирку и потянул его из кареты, не опуская меч. Судя по всему, Гая можно было и не подначивать.

Стало холодно от ветра и дождя. Капли яростно застучали по плечам, по голове; одежда вмиг промокла. Едва под ногами захлюпала дорожная грязь, как Габриэль увидел палицу, взметнувшуюся над ним. Пытаясь избежать удара, он ринулся к противнику, со всей мочи ударил того головой в грудь и тут же на него навалился. Если бы не грузило, если бы не скользкая дорога… Мэйт не устоял и вместе с противником плюхнулся в грязь. От удара кожаная шапочка, которую носил разбойник, отлетела на три шага. Не давая врагу опомниться, Габриэль шибанул его дважды лбом по лицу.

Голова затрещала от ударов. Кто-то схватил его и рывком приподнял, одновременно вонзая меч в разбойника с разбитым носом.