Тлеющий огонь

— Нет-нет, только одна, сын умер в другом месте. Я просто… я ничего не придумываю от нечего делать, — заверила Айрин. — Но в доме точно кто-то есть, и… честно говоря, мне страшно.

Коренастый полицейский кивнул.

— Все правильно, — сказал он, улыбнувшись Айрин, потом поднял кулак и сильно ударил им по двери.

Они немного подождали. Затем он ударил еще раз. И вдруг в доме загорелся свет. Айрин от страха так резко отпрянула от двери, что чуть не упала.

— Там кто-то есть! — воскликнула она одновременно испуганно и торжествующе.

Через несколько секунд дверь распахнулась. На пороге, вне себя от возмущения, стояла Карла.



Позже, когда они во всем разобрались с полицией и Карла объяснила, кто она такая и почему имеет полное право находиться в доме, она приняла предложение Айрин выпить чаю в три часа ночи.

— Вам не следовало приходить в дом среди ночи, — обиженно попеняла ей Айрин.

— При всем уважении, Айрин, — взяв кружку с чаем, Карла слегка приподняла подбородок, так что вид у нее стал немного надменный, — я могу приходить туда когда захочу. Это мой дом. Я хочу сказать, что он станет моим. Поэтому я буду приходить туда, когда мне заблагорассудится.

— Но…

— Мне очень жаль, что я доставила вам беспокойство, — продолжила Карла без тени раскаяния, — но в последнее время я плохо сплю, если мне вообще удается заснуть, поэтому иногда, вместо того чтобы лежать в постели и смотреть в потолок, я встаю и занимаюсь делами — перепиской или уборкой. Но на этот раз я пришла, чтобы найти одну вещь, потому что не помню, где я ее оставила.

— Что? — изумилась Айрин, возмущенная поведением Карлы и полным пренебрежением к ее, Айрин, душевному спокойствию. — Что, бога ради, могло вам так срочно понадобиться в два часа ночи?

— Не ваше дело! — раздраженно ответила Карла и со стуком поставила кружку на кухонный стол, пролив чай на пол. — Извините, — спохватилась она, потянулась за бумажным полотенцем и, наклонив голову, вытерла пролитую жидкость. — Господи! — Она уткнулась лицом в колени, а ее руки безвольно свесились по сторонам. — Извините меня, — пробормотала она, — извините.

Айрин протянула руку и осторожно положила ее на плечо Карлы.

— Все в порядке, — сказала она, немного озадаченная таким проявлением слабости. — Вставайте, ну же.

Карла выпрямилась. Она плакала — не громко и демонстративно, а тихо и достойно, как и надлежало Карле: слезы элегантно катились по ее щекам и капали с подбородка на воротник белоснежной блузки. Закрыв глаза, она прижала ладони к скулам.

— Все хорошо, — произнесла Айрин мягко, как обычно говорят с домашним питомцем или маленьким ребенком. — Возьмите свой чай, вот так, — продолжила она и повела Карлу из кухни в гостиную, где они сели рядом на диване.

— У меня в сумке, — начала объяснять Карла немного погодя, — были кое-какие вещи. Немного одежды и пара шкатулок для драгоценностей. Они были со мной, когда я приходила сюда сегодня, то есть вчера… неважно. Я в этом уверена.

— И теперь вы не можете их найти?

Карла кивнула.

— Что-то ценное?

— Как сказать, — пожала плечами Карла. — Не знаю… Обручальное кольцо моей матери… наверное, оно не много стоит. Но медальон святого Христофора… Он принадлежал моему сыну.

— О, Карла.

— Я не могу его лишиться, не могу. Мы купили медальон на его крестины, сделали гравировку… — Она потрясла головой, смахивая слезы. — Он, конечно, никогда его не носил, был слишком маленьким, но ему нравилось на него смотреть, вытаскивать из коробки, хотелось с ним поиграть, вы же понимаете, как это бывает у детей. Но я всегда говорила ему, что пока не могу ему отдать медальон, что это очень ценная вещь и его надо убрать, а я сберегу и сохраню его для него… Я обещала сохранить медальон для него и все это время хранила, а вот сейчас… — Она замолчала и отвернулась.

— Боже, мне очень жаль, — сказала Айрин. — Но зачем приносить его в дом? Вы куда-то шли? Может, куда-то заходили? В магазин, может, просто переложили…

— Нет-нет. Я больше никуда не заходила. Я просто… я хотела, чтобы эти вещи были со мной. Я хотела иметь их при себе, когда… — Она отвернулась.

— Когда что? — Айрин никак не могла понять.

— Я… Я была в отчаянии, — сказала Карла. Она повернулась, и их взгляды встретились.

Айрин прикрыла рот рукой. Теперь она поняла.

— О, Карла, — сказала она. — О, нет!

Карла снова покачала головой:

— Это не имеет значения. Это не имеет значения.

— Имеет! Конечно, имеет, — Айрин нежно накрыла рукой руку Карлы. — Сначала сын, теперь сестра и Дэниел, да еще почти одновременно. Как такое вынести?!

Карла улыбнулась и, высвободив руку, вытерла со щек слезы:

— Нам не очень повезло.

— Вы скорбите, — возразила Айрин, — а в таком состоянии невозможно мыслить здраво. Я сама прошла через это, когда потеряла мужа. Я думала об этом — положить всему конец. Не видела особого смысла продолжать жить, оставшись одна-одинешенька на всем белом свете. Знаете, из депрессии меня вытащила ваша сестра. Она просто все время приходила, приносила маленькие миндальные пирожные, которые ей нравились… Кажется, шведские? Нет, датские, точно. А иногда суп или просто кофе, не важно что, и рассказывала, что читала, ну, все такое. Это она, Энджи, спасла мне жизнь.


Лицо Карлы потемнело, и она отвернулась.

— Я знаю, что между вами не всегда все было гладко, но она любила вас, — продолжила Айрин. — И… вы любили Дэниела, верно? Он так много значил…

Карла поднялась.

— Вам нужно снова лечь в постель и постараться уснуть, — торопливо объяснила она и отнесла кружку на кухню. — Я же не дала вам спать.

— Ну, сплю я все равно плохо, — заверила Айрин. — Если хотите, можете остаться на ночь у меня…

— Нет, что вы, — произнесла Карла таким тоном, словно сама мысль об этом вызывала у нее ужас. Когда она вернулась с кухни, на ее лице не было никаких эмоций. Она остановилась в дверном проеме, выпрямив спину, гордо подняв подбородок и сжав губы. — Пожалуйста, Айрин, не вставайте, — сказала она. — Благодарю за чай. И прошу прощения за причиненное беспокойство. Я пойду к себе домой, чтобы больше вас не беспокоить.

— Карла, я… — Айрин замялась. Ей хотелось успокоить и приободрить Карлу, сказать ей что-то обнадеживающее. Но ничего в голову не приходило, и тогда она спросила: — С вами все будет в порядке? Правда?

Сначала Карла, казалось, не поняла вопроса, а потом покраснела.

— О боже! Ну, конечно! Вам не о чем беспокоиться. Не уверена, что могла бы довести дело до конца. Одно дело представлять это, а в реальности… — она не закончила фразу. — Я даже принесла с собой собачий поводок.

Айрин вздрогнула и почувствовала, как по всему телу у нее пробежали мурашки при мысли о том, что в соседнем доме за тонкими, как бумага, стенами мог оказаться еще один труп, ожидающий, когда его обнаружат.

— Конечно, это поводок не моей собаки, — продолжала Карла. — У меня ее нет. Но у моего бывшего мужа она была, и мне кажется, что подсознательно я хотела уберечь себя от непоправимого. — Она едва заметно улыбнулась своим мыслям. — Мне кажется, я знала, что поводок напомнит мне о его маленькой собачке, о том, как сильно он ее любил и как сильно любит меня, и это меня остановит. — Она пожала плечами, и на ее лице уже не было заносчивости и высокомерия. — Во всяком случае, сейчас мне так кажется.

— О! — воскликнула Айрин, внезапно вспомнив. — Совсем забыла вам сказать. Ваш бывший муж приходил вас искать. Он был здесь…

— Здесь?

— Ну, на улице, в переулке, стучался в дверь к Анджеле. Сначала я не узнала его, но потом вспомнила, что он приходил раньше, я видела, как он разговаривал с Анджелой, поэтому…

Карла покачала головой:

— Нет, это не мог быть Тео.

— Это был он, определенно…

— Вы ошибаетесь, Айрин, мой муж никак не мог…

— Но я видела его с ней, — настаивала Айрин. — Я видела, как они разговаривали на улице. Она плакала. Анджела плакала. Мне кажется, они ссорились.

— Айрин, — Карла повысила голос, а на ее щеках появились два темных пятна, — Тео не разговаривал с моей сестрой. Он бы никогда…

— С ним была маленькая собачка. Терьер, черный с подпалинами.

Карла медленно моргнула.

— Вы видели его с Анджелой? — переспросила она.

Айрин кивнула.

— Когда?

— Я не уверена, это было…

— Сколько раз?

— Думаю, всего один. Они стояли на улице, в переулке. Анджела плакала.

— Когда, Айрин?

— За неделю или две до ее смерти, — ответила Айрин.



Оказавшись снова в своей постели, Айрин лежала без сна и смотрела, как сквозь щель в шторах пробивается серый свет. Наступало утро. Она вернулась в спальню, чувствуя полное изнеможение и зная, что вряд ли уснет. То, что она сказала Карле о своей бессоннице, было правдой, поскольку это был еще один побочный эффект старости. Но она сомневалась, что смогла бы заснуть в любом возрасте и при любом самочувствии, увидев, в какой шок вверг Карлу ее рассказ о визите Тео Майерсона.





19




— Я просто прошу! Вашу мать! Впустите меня!