Тёмные пути

– Так все дела, дела. – Я не стал отводить свой взгляд в сторону, напротив, сально ухмыльнулся. – Но дождались же, ваше величество, вот он я.

– Искупи свою вину, рыцарь. – Белозубо улыбнулась она. – И ты будешь прощен. Вернее, заверши то, что начал. Ты освободил меня от плена забвения, в котором я провела годы, так не останавливайся же на половине дороги, позволь мне снова занять свое место в мире. Отдай меня первой красавице из твоего окружения. Я не могу принадлежать мужчине, мое предназначение иное. Так подари меня той, которую ты считаешь достойной подобной чести.

– И лучше всего, конечно, чтобы моя избранница уже узнала счастье материнства? – уточнил я. – Ибо именно ее шею ты украсишь лучше всего. Я угадал?

– Да, такие, как я, не к лицу молоденьким девчонкам, не знающим, что такое настоящая страсть. – Улыбка на лице обитательницы кулона чуть померкла. – Мой камень лучше оттеняет женщин, умеющих ломать своей слабостью мужскую силу и познавших то, что истинное счастье – это беззубая улыбка младенца. Среди твоих знакомых есть такие? Если да, выполни мою просьбу, и я отплачу тебе за доброту.

Ну вот, приказ сменился просьбой. Скоро и она станет чем-то другим. Например, мольбой.

Я сразу понял, что никакая это не королева. Джованна Первая умерла черт знает сколько лет назад, почти наверняка заработав очень паршивое посмертие, потому как с таким послужным списком, как у нее, на что-то другое рассчитывать глупо.

А это подменыш. Хитрый, умный, жестокий подменыш. Кстати, попадись мне этот кулон первым, до наследия Лыбеди, кто его знает, как дело могло бы повернуться. Ее слова звучат убедительно, внешне она тоже ничего так, мог бы и купиться.

– Если желаешь, я могу выдать тебе небольшую плату вперед, – проворковала та, что сидела на кровати, и похлопала ладонью рядом с собой. – Мужчины любят хвастать друг перед другом своими победами, не так ли? Уверена, никто из твоих друзей не держал в своих объятиях настоящую королеву. Так утри им нос, Хранитель!

– Кабы королеву – не отказался бы, – вздохнул я. – Но ты-то не она. Я вообще не знаю, что ты такое. Но настоятельно советую: сгинь из нашего пласта реальности. Мотай из этого кулона туда… Куда-нибудь, тебе виднее. Я сегодня жутко устал, у меня нет желания еще и с тобой сегодня драться, так что послушай…

Эта тварь оказалась еще и очень ловкой, прямо как та парочка в доме Митрохина. Я даже не успел уловить тот момент, когда она одним прыжком запрыгнула на меня и вцепилась в горло своими руками.

Наверное, мне стоило бы попробовать их отодрать от шеи, но я этого делать не стал. А чего ради? Отсюда выйдет только один, если до того и имелись какие-то сомнения, то теперь они развеялись. Такие, как эта пакость, выросшая на чужих смертях и боли, позиций не сдают, так что предложение мое никакого смысла не имело. Не исключено, кстати, что не только по жизни, но и чисто технически. Может, она к этому кулону как-то привязана.

Ну а раз так, то станем подобное лечить подобным, проверим, у кого хватка крепче и воля к жизни сильнее.

Проще говоря, я сделал то же, что и она. Я вцепился ей в глотку что есть силы, при этом максимально напряг свои мышцы шеи.

Самым неприятным в этом противостоянии оказалось не то, что дышать стало сложно, а то, что пришлось созерцать, как меняются черты той, которая хотела меня убить.

Ее лицо в какой-то момент начало дергаться так, будто его кто-то очень сильный начал мять, словно кусок пластилина. Съехал на сторону точеный носик, глаза поменяли форму, губы сначала превратились в две линии, а после верхняя вовсе исчезла.

– Отх-х-х-хт-т-ти-и-и, – сипело существо, но при этом само горло мое не отпускало, да еще все крепче обвивало меня ногами. – Т-ты-ы-ы! Отх-х…

Я ничего не отвечал и только давил все сильнее, так, как только мог, понимая, что любая слабость приведет к тому, что там, Москве, кто-то через день-другой найдет в квартире мое бездыханное тело. А душа… Как бы ей не застрять навеки здесь, в компании вот с этой дрянью, от которой посмертного покоя ждать не стоит.

Воздуха не хватало, перед глазами поплыли разноцветные пятна, но я все же добился своего. Сдалась лжекоролева, отпустила мою шею и попробовала вырваться из капкана, в который попала. Задергалась, вцепилась в мои руки, пытаясь от них освободиться, только напрасно все.

К тому моменту человеческого в ней осталось немного. Тело сохраняло некую схожесть с нашим строением, а вот лицо… Его просто не было как такового. Пустое место белого цвета – вот и все. Нынешний облик обитательницы кулона более всего мне напоминал чучело Масленицы, которое незадолго до праздника заказывала мама. Обитателями нашего поселка этот праздник был любим, потому отмечался в обязательном порядке и при любой погоде. Я и сам никогда не пропускал его, даже когда вырос. До какого-то момента не пропускал, а потом просто перестал на него ходить, хоть мама каждый год звонила и звала меня на нашу поселковую горку, где все происходило. И Юлька тоже звонила. Но я не приезжал. Штука в том, что с той самой горки по традиции под конец мероприятия колесо горящее скатывали, и делал это мой отец, как правило, на пару с дядей Сережей Певцовым.

Так вот, мама всегда сама разрисовывала упомянутое чучело. Сначала это была просто белая тряпка, а после на ней возникали глаза, рот, красные пятна на щеках. Причем мама никогда не повторялась, каждая новая Масленица на самом деле была новой, со своим характером и отличительными чертами.

А тут все строго наоборот произошло. Было лицо – и нет его, глаза – и те исчезли. А скоро и всего остального не станет.

Тварь сипела, шипела, до какого-то момента дергала конечностями, а после перестала, но меня это не останавливало, поскольку я ей не очень доверял. И потом – мне не в плен надо эту пакость взять, а убить.

Угадал, обитательница драгоценности поняла, что хитрость не сработала, и с последними силами попробовала вырваться, но по забавной случайности только усложнила свое положение. От ее рывка я потерял равновесие и рухнул на кровать, добавив к давлению рук еще и тяжесть своего тела.

Безликая погань этого не выдержала, издала протяжный хрип и лопнула в моих руках, словно воздушный шарик. Спасибо еще ничем не забрызгала, а то под конец она здорово напоминала огромного опарыша.

Но ускорение мне этот взрыв придал немалое, потому в комнату я не упал, а влетел. Причем не абы как, а приложившись спиной о стенку. Хорошо так приложившись, внутри, как мне показалось, даже что-то хрустнуло.

А еще сверху на меня упала ваза, стоявшая там с незапамятных времен. Сам не понимаю, как я ее поймать сумел.

«Живой? – прозвенел в ушах все тот же голос. – Ну надо же!»

Мне показалось, или радости в нем больше, чем язвительности? Да нет, наверное, показалось.

– Живой. – Я, охнув, поднялся на ноги. – Однако, ночка выдалась. Даже и не знаю, стоит ложиться спать, нет…

– Лучше ляг, поспи, – раздался голос подъездного, он стоял у входа в комнату. – А то обчество не знает уже, что ты еще нынче учудишь. Сам посуди: то снова Марфа Петровна пожалует, то зеркало путь в туманы откроет, то вон, ты проклятую вещь в дом припрешь. А, нет, не проклятую. Излечил ты ее, выходит. Но все одно – поспал бы ты, Валера. И мы бы прилегли, а то ведь маята сплошная.

– Прими мои извинения, Анисий Фомич. – Покаянно повесил голову я. – И родне своей их передай. Ну, надо так, понимаешь? Нет у меня выбора. Но сразу скажу: ведьм в доме в ближайшее время не ожидается и всего остального тоже. А еще я обчеству торт закажу размером с колесо, чтобы всем хватило. Классический какой-нибудь, «Прагу» там или «Полет». «Добрынинский» могу. Он сильно вкусный.

– Торт – это хорошо, – оживился подъездный. – Но насчет сна… Перекури да ложись. Тебе же еще на работу идти!

– Ну да, ну да. – Я положил кулон в ящик и вытянул сигарету из пачки. – Только вот что, Анисий Фомич, просьба у меня есть большая. Ты никому ни про Марфу, ни про дверь на болота, ни про кулон не рассказывай, ладно? Не кличь беду на дом. И остальных предупреди от греха.

– Уж не сомневайся, – заверил меня подъездный. – Никто ничего уже и не помнит. Все, иди курить и баиньки!





Глава девятая





Я не обманул подъездного – в моей квартире установились покой и тишина. Никто не ломился в дверь ни с утра, ни вечером, и продолжалось это счастье аж до субботы. Впрочем, и там обошлось без визитов, поскольку Карл Августович подниматься наверх, на мой этаж, не стал. Он ждал меня около подъезда, сидя на лавочке и безмятежно щурясь на ласковое утреннее солнышко. Ну а чего? Он же накануне позвонил, учтиво поинтересовался, не изменились ли мои планы в его отношении, а после сообщил, что в случае необходимости он готов уступить свое место даме. Читай – Марфе Петровне. Само собой, хитрый антиквар заранее знал, что «нет» не услышит, но он не мог не продемонстрировать свою осведомленность в отношении недавних ночных событий. Нет, о детальном знании речь не шла, но хороший блеф – половина дела. А еще я был уверен в том, что въедливого старикашку на самом деле просто распирает от желания узнать, как именно мне в компании с ведьмами удалось раздобыть кулон, вот только фигушки, я себе не враг. Сообщение о том, что данный тендер закрыт, разослано? Ну и все на этом. Далее – тишина.

– Чудное утро, мой мальчик! – сообщил мне Шлюндт, как только я вышел из подъезда, и приветственно приподнял забавную старомодную шляпу в дырочку. – Прекрасное, замечательное утро!

– Полностью согласен, – подтвердил я. – Для наших затей самая та погодка, Карл Августович. Не жарко, не холодно, да и земля после недавних дождей, небось, уже подсохла.

– Думаю, что так. – Покивал антиквар. – Валера, задержись, пока в машину не садись, хочу тебе пару слов наедине сказать. Вон те ребятки со мной работают недавно, моего полного доверия пока не заслужили.

Антиквар имел в виду пару крепких парней, занявших место безвестно сгинувших прежних телохранителей. Безвестно для всех, кроме меня. Впрочем, и я точно не скажу, на какое именно расстояние подмосковные кроты растащили кости неудачливых кладоискателей. И да, мне их тогда не жалко было, и сейчас никаких угрызений совести я по поводу сделанного не испытываю. Эти двое меня убили бы и глазом не моргнули. Вся разница только в том, что мое тело со временем обнаружилось бы, а их так и не отыскали, вот и все.

Хотя нет. Еще за них никто мстить не станет, потому что они никому не нужны. А вот батя, узнав о том, что меня больше нет, пожалуй что и устроил бы свое личное расследование с последующими судом и казнью. Денег потратил бы вагон, но этих гавриков отыскал, благо наследили они все же крепко. И дело тут не в великой любви ко мне, а в том, что никто не смеет посягать на собственность Анатолия Швецова, будь то его бизнес, дом, дерево или сын. А если посмел, будь готов к тому, что за это ответишь. Такой у него жизненный принцип, он весь в этом. И вообще, Флавий Вегеций все верно говорил: тот, кто хочет мира, должен быть готов к войне.

Иногда мне кажется, что, может, отец и прав, только так надо жить. Но при этом осознаю, что не способен к подобному. Наверное, потому что не получится у меня существовать в постоянной готовности к войне, не по мне это. Впрочем, правило отвечать ударом на удар он все же в меня вбил намертво, и вот оно-то никуда не делось.

Короче, эти новенькие не сильно и отличались от стареньких. Возникало впечатление, что они вообще родня. Ну или что Шлюндт как-то навострился выводить себе подручных с помощью инкубатора. Возраст в районе тридцатки, легкие пестрые рубахи, шлепки, сигаретки, прилипшие к губе, и равнодушный взгляд людей, готовых с одинаковым усердием кушать шашлык или ломать ребра. В зависимости от приказа хозяина.

– Надежные люди – в наше время большая редкость, – согласился я с антикваром. – Так мой отец говорит.

– Достойнейший человек. – Поднял указательный палец вверх Шлюндт. – Даже не будучи ему представленным, уверен в этом.

– Да, мне тут мама звонила, – вспомнил я. – Карл Августович, вам не стыдно?

– Что такое? – неподдельно удивился антиквар и сдвинул седенькие брови. – Что случилось?

– Что случилось? – рассмеялся я. – Маму чуть сердечный удар не хватил, когда она увидела, что именно ей курьер от вас доставил. Вернее, когда осознала, что держит в руках подлинник, а не копию. Я, признаться, подумал, что вы в шутку тогда сказали про набросок Поля Эллё, а оказалось – всерьез подарили.

– Какие шутки? – изумился Шлюндт. – Как же можно? Обещал – сделал, таков уж я. И рад, что угодил Марине Леонидовне.

– Мама в восторге, – подтвердил я, – в совершеннейшем. Уже заказала багет и подготовила место в своей экспозиции. На самом деле вы ей очень угодили, поверьте. У нее есть две поздних работы Эллё, она их на одном аукционе в Женеве прикупила лет десять назад, но тут-то ранний.

– Как знал, как знал. – Заулыбался старичок.

Так ты и знал, я в этом уверен. Заранее выяснил, кого именно из «французов» моя мама особенно активно ищет в салонах и на аукционах, с его связями это несложно, а после «обнаружил» данную работу в своих запасниках.

Одно только непонятно – зачем ему это нужно? Использовать маму в качестве рычага влияния на меня у него не получится, а больше мне ничего в голову пока не приходит. Хотя… Этот дедуля полон сюрпризов, как крастибокс, так что вариантов может быть очень, очень много.

Но в одном я уверен на сто процентов – он не рискнет причинить ей вред, что самое главное. Если бы у меня появилась хоть тень сомнения на данный счет, я бы этого старого хрыча к ней на километр не подпустил. А то и вовсе шею бы ему свернул.

– Теперь ждите приглашения в гости, – сообщил я ему, – с демонстрацией данной работы в окружении других французских мастеров начала двадцатого века.

– С радостью. – Покивал Шлюндт. – Почту за честь, так Марине Леонидовне и передай. Надеюсь, ты составишь мне компанию? Иначе это может быть расценено той же прислугой… э-э-э-э… несколько двусмысленно. Сам посуди: она, молодая красивая замужняя дама, и я, пришедший к ней в гости в одиночку. Это даже не повод для сплетни – это прямое основание для доноса твоему отцу. Мне бы не хотелось…

– Ну, разумеется, – заверил я его, доставая сигареты. – Ваш душевный комфорт для меня крайне важен.

– Спасибо, мой мальчик, – растрогался антиквар. – А то поводов для беспокойства в последнее время стало многовато. Да и то – в каком непредсказуемом и опасном мире мы живем. Знаешь, даже самые надежные запоры и засовы не могут стать гарантией безопасности. Казалось бы, уж насколько защищенным казалось поместье господина Митрохина, про которое мы недавно с тобой говорили, но и тут случился казус.

– Да вы что? – Умышленно-гротескно округлил я глаза. – Никак обнесли его? Ай, беда какая!

– Зря шутишь, Валера, – посерьезнел Шлюндт. – Если верить слухам, Митрохин в бешенстве. А им верить можно, источники у меня вполне надежные. Не знаю, что именно ты там натворил, но предполагаю, что простая… э-э-э-э… экспроприация, назовем этот так. Так вот, подобная мелочь вряд ли вызвала бы такой гнев у хозяина дома. Там случилось что-то еще, не так ли?

Я не ответил на этот вопрос, только выпустил сигаретный дым и стряхнул пепел.

– Дело в том, что этот господин уже нанял лучших специалистов по розыску тех, кто не хочет, чтобы их нашли, и я сейчас веду речь не только о широко разрекламированных частных детективных агентствах. По твоему следу пустили нескольких очень серьезных частников из числа тех, кто работает без рекламы, но зато очень эффективно, берясь при этом далеко не за всякое задание. Да, они все люди и к Ночи отношения не имеют, но, поверь, хватка у этих господ бульдожья. И широчайшая агентурная сеть в наличии, это тоже имей в виду. Так что, надеюсь, ты не слишком сильно наследил. Вернее, вы, так как вряд ли Марфа тебя отпустила одного в дом Митрохина. Уверен, тебя кто-то сопровождал.

И снова промолчал, только улыбнулся антиквару как можно радушнее.

– Ну, я тебя предупредил. – Посмурнел тот. – Берегись, Валера, берегись, угроза более чем реальна. На наше счастье Арвид с Ростогцевым не знали, что именно ты ищешь, для них кулон остался только не очень хорошим рисунком на бумаге, потому круг осведомленных лиц крайне узок. Мы с тобой, Марфа и… Так кого она с тобой отправляла в дом Митрохина из своих ближниц? Просто я бы лично с этой девицей переговорил для пущего спокойствия. Ты мне стал очень дорог, все твои беды я крайне близко к сердцу принимаю.

Интересно, а почему он уверен в том, что это была не Стелла? Ведь именно она всегда за мной хвостиком ходит. Точнее, ходила, последние дни от нее ни слуха ни духа нет. Не звонит, в квартиру не ломится, завтраком не кормит, убить не обещает. Я даже по ней скучать начал, как мне кажется.

– Карл Августович, не забивайте вы себе голову всякими пустяками, – попросил я антиквара, туша сигарету о край урны, стоявшей рядом со скамейкой. – Вон сколько всего накрутили вокруг происшествия, к которому лично я вообще никакого отношения не имею. Ну, обнесли Митрохина какие-то удальцы, честь им и хвала, а также тюремный срок, если попадутся. Ну и если они вообще до суда доживут. На самом деле кулон мне достался куда проще и обыденней, без особых приключений, я бы с радостью рассказал вам эту историю со всеми деталями, но обещал молчать. Слово свое я всегда держу, как вы знаете, потому просто поверьте, что это так. И потом – где я и где уголовщина?

– Хорошо, если так. – Глаза Шлюндта серебристо сверкнули, как видно, на них упал луч яркого утреннего солнца. – Мне такой поворот событий только в радость. Тогда мы, пожалуй, забудем о том, что кулон покойной супруги Митрохина возникал в нашей жизни, и отправимся навстречу новым приключениям. Как тебе такое предложение?

– Виват! – гаркнул я. – В путь!

– Гренадер. – Одобрительно хлопнул меня по груди антиквар. – Как есть гренадер. Грудь колесом, глаз искрит! Разве только что ростом маленько не выдался да усов нет.

– Чего это не выдался? – обиделся я. – В школе в шеренге на физкультуре вторым стоял, между прочим! А в институте – так и вовсе первым.

– Против тех молодцев все же низковат, низковат, – хихикнул старичок. – Там такие верзилы были, что ты! Петр Алексеевич Аниките Репнину, что ведал набором в полк сей, даже специальную меру выдал, чтобы, значит, кандидат ей соответствовал. Так князь с тем дрыном от Нижнего Новгорода до Свияжска и проехал, каждого рекрута лично обмерял, царского недовольства боялся. Ладно, это все преданья старины глубокой, чего ее вспоминать? Поехали уже, время не ждет.