Тёмные московские ночи

- Куришь? - он глянул на юношу, тот отрицательно мотнул головой Старцев вздохнул, закурил бросил на стол коробок, - значит ничего у тех, на кого нападали не брали?

- Вообще ничего, давали по кумполу и всё, ну иногда чуток добавляли, когда особо вороватый попадался или начинали кулаками в ответку махать.

Это признание обескуражило сыщиков, несколько минут назад они полагали, что дело почти раскрыто, а тут такое.

Старцев послал Егорова на квартиру Хрусталева за списком хапуг. Пока тот выполнял поручение, он продолжал по очереди допрашивать старшеклассников. С пацанами опера возились долго: они сидели в камерах цокольного этажа, там им пришлось отведать тюремного обеда, а для лучшего пищеварения раза по два подняться в допросную для приватной беседы с сыщиками.

Вернувшегося Егорова, Иван Харитонович встретил с кислым выражением лица, а всё потому, что подростки говорили одно и то же, практически слово в слово. Конечно они могли заранее, на случай провала, определиться с позицией защиты и отрепетировать свои ответы. Но Старцев уже поднаторел в оперативно-розыскной работе и задал каждому несколько хитроумных вопросов, лишь поверхностно касавшихся ночных похождений. Ответы снова были как под копирку.

- Нашёл? - спросил он заместителя

Тот молча положил на стол листок, вырванный из ученической тетрадки. На одной его стороне неровным почерком были выведены имена, фамилии и адреса, всего двадцать два человека. В этом довольно длинном списке значились и те люди, которые фигурировали в некоторых уголовных делах в качестве потерпевших. Сыщики тут же принялись вычленять из общей массы зафиксированных преступлений те, к которым были причастны Хрусталёв с товарищами. Спустя некоторое время обозначился результат: из двадцати четырех уголовных дел, в шесть засветились хапуги из списка Хрусталева. Удивительнее всего был тот факт, что именно у этих потерпевших ничего из личных вещей не пропало. Это означало, что парни говорили правду и действовали, как говорится, по зову сердца.

- Эти шестеро, в списке, отмечены галочками, - сказал Васильков, - вот поглядите, напротив каждой фамилии.

Старцев нервно барабанил пальцами по столешнице:

- Не соврали пацаны, правду говорили.

- И ещё, - продолжал Александр, - в списке не шесть галочек, а больше.

- Сколько?

- Десять.

- Значит десятерых они оприходовали, просто четверо не обращались в милицию. Народные мстители, мать их, - Иван снова потянулся за папиросами, -то теперь прикажете с ними делать?

Этот вопрос был вовсе не риторическим: с одной стороны ненависть парней к сволочам и хапугам была понятна - подобных гнид и в самом деле хватало в Москве и других тыловых городах, воюющей страны, Старцев и сам не любил эдаких вот гнилых типов, вечно норовящих пристроится, обмануть, оторвать для себя кусок пожирнее; с другой стороны, то что молодые люди вытворяли на ночных улицах Москвы, аккурат подходило под уголовную статью. Оперативники помалкивали, ждали решения Старцева, последнее слово оставалось за ним.

- Ладно, - сказал он, поглядев на часы, - пускай проведут ночку камерах, в качестве наглядного урока, а утром мы что-нибудь придумаем.



Иван Старцев был невысок, худосочен, статен и широкоплеч - этакий Орловский рысак. Вроде и не могуч, а при силе и грации, лицо треугольное с немного выступающими скулами, карие глаза под густыми бровями, пышные слегка вьющиеся тёмные волосы. Родился он под Москвой, в деревянном бараке, с крыльца которого хорошо просматривалась деревня Ощерино, и леса у посёлка Карпинская гора. Один колодец с мутной водой на восемь бараков, один деревянный туалет над зловонной выгребной ямой, один магазин с дешёвой водкой и серым, плохо выпеченным, хлебом. Но семье повезло. В 1922 году, отец Ивана получил комнату в добротном доме дореволюционной постройке, расположенном в рабочем районе на юго-западной окраине столицы. За некоторым исключением в пятиэтажке этой проживала интеллигенция, недобитая большевиками, то есть преподаватели, врачи, инженеры, актёры, музыканты. В качестве довеска две квартиры на первом этаже занимали несколько законченных алкоголиков, со своей подружкой воровкой по имени Роза, переболевший сифилисом. То есть оценивать, сравнивать и выбирать, в каком направлении двигаться пожизненному пути Иван начал с молодых лет. Выбор он сделал правильный. Окончил в 1938 году среднюю школу и поступил в Подольское артиллерийское училище, только что сформированое, потом Старцев повоевал, причём хорошо. После падения Киева и Смоленска, серии неудачных контрнаступлений и безнадёжных кровавых котлов он оборонял Москву. На одном из юго-западных рубежей его батарея, состоявшая из шести орудий, стояла насмерть и уничтожила семнадцать немецких танков. Сам Иван был тяжело ранен и позже, находясь на излечении в госпитале, получил за тот жестокий бой орден Красного Знамени. После госпиталя он попросился в разведку, командование удовлетворило просьбу и направило отважного старшего лейтенанта в разведроту капитана Василькова. Два земляка оказались близки по духу и подружились. Довольно скоро командир первого взвода Старцев стал заместителем Александра и его правой рукой, а седьмого июля 1943 года, капитан Старцев получил сложное осколочное ранение в ногу. Оно то и поставило точку в его военной карьере.

В ту тёплую, летнюю ночь, немногочисленная группа разведчиков выполнила важное задание командования и пыталась пересечь линию фронта. Наши войска держали оборону по кривой линии восточного пригорода Рыльска и нуждались в свежих разведданных о численности и составе немецкой группировке, противостоящие им. Разведчики Василькова добыли ценные сведения и торопились доставить их в штаб, но во мраке безлунной ночи никак не могли найти контрольный ориентир - одинокую берёзу, возвышавшуюся на краю широкого поля. Обустраивая позиции, немцы заминировали это поле, и разведчикам, при подготовке к вылазке, пришлось проделать адскую работу. Несколько ночей подряд они скрытно покидали окопы, ползком продвигались вперёд, искали и обезвреживали противопехотные мины. Получавшийся коридор обозначали незаметными вешками, из коротких сломанных веток. К этому коридору Александр и вёл своих товарищей. Выйти к ориентиру не получилось ни с первой, ни со второй попытки. Они вплавь форсировали реку, блудили, натыкались на крохотные лесистые островки. Пройдя зарослями камыша, повернули на восток и снова оказались в незнакомом месте. Разведчики посовещались, вернулись к берегу и начали всё сначала. Один бог знает с которого раза они уткнулись в толстый ствол заветной берёзы, перевели дух, перекрестились. Теперь надо было обнять матушку землю и ползком преодолеть с полкилометра до своих позиций. Задача не из самых сложных, если бы над немецкими окопами изредка не вспыхивали мощные прожекторы, десятки ярких лучей беззвучно шарили по равнине в поисках сакральной жертвы. Если хотя бы один из них натыкался на нечто подозрительное, то ночную тишину тотчас разрывал дробный стук пулемётов. Первым по коридору, проделанному в минном поле, пополз сержант Курочкин, человек хваткий сообразительный, родом с Южного Урала, за два года до войны перебравшийся в Рязань. Двигался он осторожно, на ощупь отыскивал короткие веточки ивы, обозначавшие границы безопасного прохода. Курочкин сам же устанавливал их, когда группа ночами готовилась к рейду и производила разминирование. Вторым полз Васильков, за ним остальные разведчики, замыкающим был Старцев. Когда до своих окопов оставалось чуть более двухсот метров, немецкие пулемётчики вновь открыли беспорядочный огонь. Несколько пуль впились в землю рядом с бойцами, один из них вскрикнул, зацепило Сидоренко, крупного и сильного солдата родом из Одессы. Этот здоровяк был предельно терпеливым, зазря никогда не стонал, не жаловался. Товарищи сразу поняли, что ему крепко досталось и прекратили движение. Ближе всех к нему оказался Старцев, пуля угодила Сидоренко в живот, разворотила печень. Ранение очень болезненное и опасное из-за большой кровопотери. Бедняга держался за подреберья, сдавленно мычал и катался по земле. Лучи прожекторов скользили поблизости, Иван навалился на Сидоренко, обхватил его руками чтоб тот не шибко дёргался, но разве же мог относительно щуплый Старцев справиться с огромным одесситим. Тот крутанулся, сломал ветку ивы, торчащую из земли, и оба выкатились за пределы безопасного коридора. Александр понимал, что в одиночку Иван не справится и отправил ему в помощь двоих бойцов, но те не успели. В темноте грохнул взрыв и тут же, как по команде, застучали немецкие пулемёты. Васильков демобилизовался и вернулся в Москву лишь в июне 1945 года, потому и не успел отвыкнуть от ночных тревог.

Сугубо гражданским человеком он был всего месяц, затем поступил в уголовный розыск, служба в котором мало отличалась от армейской. Теперь он, разве что не ползал по асфальту, не до бывал языков, не подрывал трамвайных путей, не ходил под громкое ура в атаку.

Телефон висел на стенке, в вальнем конце общего коридора, и громкий звонок был едва слышен. Супруга проснулась первой, накинула халат и быстро выскользнула за дверь.

- Саша, тебя, - сообщила она, вернувшись.

- Кто? - спросил тот и откинул одеяло.

- Иван. Что-то опять случилось наверное?

- Да скорее всего, так просто Ванька по ночам никого не тревожит.

Нацепив тапочки, Александр выскочил в коридор:

- Слушаю, тихо сказал он в трубку.

- С добрым утром Саня! - послышался голос друга.

- А что уже утро? - не понял тот шутки.

- Нет конечно, около трёх ночи. Тут нашей группе ещё одно дельце подкинули, из той же серии, правда на сей раз чуток посерьезнее.

- Посерьезнее это как?

- С летальным исходом, убийство Саня, так чтоб быстренько собирайся и выезжай по адресу Гончарный переулок, дом три. Машину за тобой я уже отправил.

Оделся Васильков за минуту, он глотнул из стакана сладкого чая, предложенного супругой, подхватил портфель и выскочил в подъезд. Машина ждала его под уличным фонарём, напротив парадного, на заднем сидении зевал Олесь Бойко, проживавший на три квартала дальше от Петровки.

- Здорово, - Александр плюхнулся рядом с ним, - подробности убийства знаешь?

- Да разве же Иван по телефону расскажет, - отмахнулся товарищ, - приезжай говорит, всё на месте и увидишь.

Ночные улицы были пустынны, до нужного адреса они домчались быстро. Когда машина свернула с Володарского на Гончарный, опера сразу заметили знакомый силуэт служебного автобуса. За ним стояла карета скорой помощи, ещё одна служебная легковушка из управления, три патрульных милиционеров козырнули Василькову и Бойко, вышедшим из машины. Оба сыщика были в гражданских костюмах, но служивые решили на всякий случай поприветствовать их, мало ли, вдруг пожаловали высокие чины. Коллеги столпились у края тротуара, Егоров светил фонариком, Старцев, присевший на корточки, что-то рассматривал, штатный фотограф Горшеня, ослеплял окрестность яркими всполохами магниевой вспышки, Баранец делал замеры, описывал место происшествия и труп. Медики, помощь которых, увы, не понадобилась, топтались чуть в сторонке, ожидая разрешения вернуться на станцию.

- Привет, Иван Харитонович, - окликнул друга Васильков.


- А, приехали, - тот поднялся, пожал руки подчинённым, указал тростью на тело, лежащее в луже крови.

- Вон, полюбуйтесь. Сигнал, о завязавшейся драке, поступил час назад от жильцов ближайшего дома.

Возле бордюра, неловко поджав под себя правую руку, лежал мужчина лет пятидесяти, светло-зелёный военный китель без погон, тёмные гражданские брюки, высокие кожаные ботинки чёрного цвета, растрёпанные седые волосы. На бледном, обескровленном, лице оскал предсмертного ужаса, левая кисть так сильно сжала китель спереди, что выдрала пуговицу с куском материала.

- Перерезано горло? - Васильков присмотрелся к жертве.

Иван кивнул и сказал:

- Причём перерезана профессионально, одним быстрым движением, видно что убийца - человек сильный и поднаторевший в этих вопросах.

- Обрыскали? - поинтересовался Бойко.

- В карманах пусто, ничего не было, либо забрали всё.

- Ну и что думаешь, Вася?

- На лице имеются небольшие ссадины и припухлости, следы от ударов, полученных во время драки. А темечко рассечено сильным ударом. Видите?

- Есть такое дело. Полагаешь, это действует та же банда?

- Уверен. Останавливают человека на улице, отвлекают, бьют по голове и грабят. Но на этот раз нападение молниеносным не вышло. Этот мужчина успел заметить подвох и завязалась драка, двое повисли у него на руках, на запястье их тоже заметны ссадины и гематомы. Преступники обчистили карманы жертвы и сзади полоснули ножичком по горлу.

- Не исключаю такого варианта, - сказал Иван, - мужик то, нисколько не коротышка, где-то под метр девяносто, широкоплеч, кулачище с противотанковую гранату. Думаешь их было трое?

- Не меньше трех.

Посовещавшись, сыщики отпустили бригаду врачей, Горшеня сделал своей вейкой два десятка снимков, остальные осмотрели Гончарный и Спас Очагасовский переулки. Гончарную набережную и улицу Володарского, прилегающей к месту преступления.

- М рассветом надо подъехать сюда снова, - заключил Старцев.

- Да, Иван Харитонович, в потьмах мы, наверняка, что-нибудь упустили, - согласился Бойко.

- Тогда возьмёшь Баранца и вместе осмотрите здесь каждую подворотню.

- Понял.

- Василий, на тебя опрос жильцов ближайших домов, - сказала Иван Егорову, - необходимо как можно скорее определить личность убитого.

- Сделаем, - заявил тот и выключил фонарик.

Старцев дал указание наряду милиции по дальнейшим действиям, после чего половина сотрудников погрузилась в автобус и отправилась в управление. За окнами только начинало светать. Старцев, Васильков и Ким соорудили себе полкружки чая, съели по куску вчерашнего хлеба. Егоров с Горшеней выяснили фамилию жертвы последнего бандитского нападения, Бойко Баранец и патрульный наряд милиции обходили дворы и улочки, прилегающие к Гончарному переулку.

- Ну что, приступим товарищи? - Старцев покончил с чаем и взгромоздился на любимый подоконник, - я вот чем озадачен, если в Гончарном переулке орудовала та же банда грабителей, то почему в этот раз они решили прикончить свою жертву?

Первым высказался Васильков:

- Думаю этот мужик сильно разозлил грабителей, вот они его и наказали за это.

- Разозлил тем, что оказал сопротивление?

- Ну да, не исключаю что он покалечил кого-то из бандитов во время драки, - сказал Александр и полез в карман за папиросами, -других то пострадавших помнишь? Это женщины, либо мужики но щуплые, забитые и трусливые. А этот вон какой боров.

- Да, мужик был здоровый, - согласился Иван, - костяшки левого кулака сбиты, наверное успел он кому-то из нападавших по зубам съездить. Что же, годится. Ещё версия есть?

- Возможно, он узнал кого-то из бандитов, - подал голос Костя Ким.

- Верно, Москва город огромный, но исключать такую встречу, в тёмном переулке, мы не имеем права. Дальше давайте.

Сыщики по очереди высказывали предположение о причинах жестокой расправы, приключившийся недалеко от левого берега Москвы реки. Одни версии по различным причинам сразу отбрасывались, другие аккуратно фиксировались Старцевым в блокноте. Небо над столицей становилось светлее, в начале седьмого, в кабинете выключили свет, версии закончились, а около восьми утра Старцев попросил:

- Костя, сгоняй в коммерческий.

- В ближайший?

- Да, который в Крапивинском или на Красно-пролетарской разживись разошлись какими-нибудь продуктами, а то скоро наши голодные товарищи подтянутся, а мы с Александром пока в архиве покопаемся, вдруг найдём похожие преступления.

Ким сунул в карман несколько купюр из общей кассы и выскочил за дверь. Васильков со Старцевым успели взять по стопке дел из первого сейфа когда в кабинет вошли Егоров с Горшеней. Лица у обоих были озабоченными.

- Что у вас, мужики? - спросил Старцев и замер.

Егоров прямиком направился к чайнику, плеснув кружку воды, стал жадно пить. Всем было известно, что Василий замыкался в себе и становился неразговорчивым, когда в расследовании появлялся некий раздражающий фактор, непреодолимый тупик, политический подтекст, совершённого преступления или необъяснимая жестокость.

- Плохо дело, Иван Харитонович. - поспешил объяснить Горшеня.