Тяжелее небес. Жизнь и смерть Курта Кобейна, о которых вы ничего не знали прежде
Часть 8 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В то время как ожидания Курта относительно сингла росли, финансовые проблемы внутри Sub Pop практически обрекли проект на провал. Однажды майским днем Курт поднял трубку и услышал, как Пэвитт просит одолжить ему 200 долларов. Это было так смешно, что даже не рассердило Курта, хотя разозлило Криста, Чэда и Трейси. «Мы были потрясены, – вспоминал Чэд. – В тот момент у нас появились некоторые подозрения насчет этих парней». Курт расстроился бы еще больше, если бы знал, что Sub Pop засомневался в возможности сотрудничества с группой. Лейбл хотел еще раз взглянуть на них, поэтому 5 июня, в воскресенье вечером, Поунмэн поспешно организовал шоу в Central Tavern. Иен Грегор, который забронировал клуб, поставил Nirvana выступать в середину программы, в которой играли три группы. В ночь перед выступлением Поунмэн позвонил Грегору и спросил: «Можно ли передвинуть Nirvana, чтобы они играли первыми?» Объяснение Поунмэна было таким: «Сегодня воскресный вечер – мы не хотим долго засиживаться». Когда группа заиграла, в зале было всего шесть человек. Крис Наб из KCMU был одним из них: «Брюс и Джон стояли перед сценой тряся головами вверх-вниз. Должно быть, они видели что-то такое, чего не видел никто другой, потому что лично я думал, что они отстой». Конкретно этот концерт, как и многие следующие, был испорчен из-за проблем со звуком, что стало причиной плохого настроения Курта. Они скомпрометировали его выступление. Несмотря на убогий звук и тусклое живое шоу, Поунмэн и Пэвитт решили не отказываться от идеи с синглом.
11 июня Nirvana вернулась на сессию на Reciprocal. На этот раз продюсер Эндино знал, как пишется имя Курта, но быстрый и легкий студийный опыт их первого демо не повторился. За пять часов они закончили лишь одну песню. Отчасти проблема возникла из-за того, что Курт принес кассету со звуковым коллажем, который он хотел слышать на сингле. Единственный способ осуществления задуманного, с учетом топорного оборудования студии, заключался в том, чтобы нажать кнопку «play» на кассетной деке в нужный момент во время микширования.
Группа вернулась 30 июня еще на пять часов, а 16 июля провела заключительную сессию, которая состояла из трех часов микширования. В конце концов, за тринадцать часов были выпущены четыре трека: Love Buzz, новая версия Spank Thru и два оригинальных трека Кобейна – Big Cheese, который должен был быть на стороне B, и Blandest.
Sub Pop нанял Элис Уилер, чтобы она сфотографировала группу для обложки пластинки, и в последнюю неделю августа они поехали в Сиэтл на фургоне Криста, чтобы заехать за ней. Они так ждали свою первую официальную фотосессию, что все они взяли выходной в этот день. Крист отвез всех в Такому, где съемки происходили в нескольких местах, включая Never-Never Land в Point Defiance Park и подножие моста Такома-Нэрроуз. Крист был одет в парадную белую рубашку с короткими рукавами и на всех фотографиях возвышался над двумя своими крошечными товарищами по группе. Чэд был одет в футболку The Germs[96], на нем был берет и круглые солнцезащитные очки, что делало его похожим на лидера группы. Курт был в беззаботном настроении и улыбался на большинстве фотографий. С длинными девчачьими волосами и футболкой «Харлей Дэвидсон» с надписью «Live to Ride», он выглядит слишком молодым даже для того, чтобы водить машину, не говоря уже о том, чтобы играть в рок-группе. На прошлой неделе у Курта неожиданно появилась угревая сыпь, с которой он боролся еще со школы и которая вызывала у него приступы застенчивости. Уилер сказала, что использует инфракрасную пленку, так что прыщи не будут видны на фотографиях. К тому времени как группа вернулась в Сиэтл, они провели на фотосессии столько же времени, сколько и в студии.
В конце августа Курт получил еще один необычный телефонный звонок от Поунмэна, и, как и в предыдущих разговорах, он не мог избавиться от ощущения, что его пытаются обмануть. Поунмэн сообщил Курту, что Sub Pop начинает оказывать новую услугу – рассылать синглы только по подписке, и они планируют использовать Love Buzz в качестве дебютного релиза своего «Клуба синглов». Курт не мог поверить своим ушам. Обсуждая это позже со своими товарищами по группе, он был возмущен. Мало того что на запись сингла потратили на несколько месяцев больше, чем планировалось, так еще вдобавок он даже не будет продаваться в магазинах. Вряд ли это стоило потраченных усилий. Как коллекционер Курт оценил идею клуба, но он не был заинтересован в том, чтобы это тестировали на его группе. Поскольку у Курта не было контракта, а Sub Pop уже заплатил за запись, у него не было особого выбора.
Вскоре после апрельского шоу в Vogue Курту позвонила Доун Андерсон, желая взять интервью у группы для своего фанзина Backlash. Вместо того чтобы провести интервью по телефону, Курт предложил встретиться в Сиэтле, сделав вид, что у него там есть дела, которых на самом деле не было. Хотя Курт ждал этого момента годами и готовился к нему при помощи воображаемых интервью с самим собой, которые написал в юности, он казался нервным и застенчивым в своем первом взаимодействии с прессой. Большая часть часового интервью в итоге была посвящена Melvins – теме, в которой Курт чувствовал себя более комфортно, чем со своей собственной группой. Читая расшифровку, можно было подумать, что он член группы Melvins, а не Nirvana. «Он боготворил Melvins», – заметила Андерсон, что уже много лет было очевидно в Грейс-Харбор.
Но выход статьи отложили на несколько месяцев, как и сингл Sub Pop, который в конце августа снова перенесли. Из-за такого количества задержек, на которые он не мог повлиять, Курт чувствовал, что он был единственным в мире, готовым к своей музыкальной карьере. Статья в Backlash наконец вышла в сентябре, и даже Курт был удивлен, увидев, что в заметке Андерсон из 500 слов название Melvins фигурировало в два раза чаще, чем Nirvana. «Я видел сотни репетиций Melvins, – говорил в статье Курт. – Я водил их фургон на гастролях. Кстати, все их ненавидели». Статья была лестной, и она была полезна для привлечения внимания к предстоящему выходу сингла Love Buzz, но когда Курт сказал: «Вначале наш самый большой страх заключался в том, что люди могли подумать, будто мы были дешевой пародией на Melvins», случайный читатель мог бы подумать так же. Курт объяснил их дебют в Vogue так: «Мы были зажаты… Мы чувствовали себя так, словно нас судят и у всех должны были быть карточки с оценками».
Строка «карточки с оценками» в этом первом интервью для прессы воспроизводила образ, который Курт изложил в своем письме к Кроверу. Он также использовал его в более поздних интервью. Он исходил из его расщепленного «я», того самого «я», которое сказало, что его имя пишется как «Курдт Кобейн».
Его интервьюеры и фанаты, которые читали эти истории, никогда не знали, что почти каждое слово, которое он произносил, было отрепетировано: в его голове во время поездок с группой в фургоне или, как в большинстве случаев, фактически полностью выписано в его дневниках. Это не было обычной хитростью с его стороны или желанием создать наиболее ходовой и привлекательный образ. Однако, несмотря на все панковские идеалы, о которых он разглагольствовал, Курт, как и любой другой человек, был, по сути, виновен в этом, правда, большая часть его предусмотрительности происходила инстинктивно. Он представлял себе эти моменты с тех пор, как начал отдаляться от внешнего мира после развода родителей, проводя все время в своей комнате и делая записи в блокнотах Pee Chee. Когда мир похлопал его по плечу и сказал: «Мистер Кобейн, мы готовы к вашей съемке крупным планом» – он планировал, как пойдет к камерам, и даже репетировал, как пожмет плечами, как бы создавая впечатление, что согласился не очень-то охотно.
Нигде предусмотрительность Курта не была так очевидна, как в биографии группы, которую он написал тем летом, чтобы рассылать вместе с демозаписью Эндино. Он дал кассете много разных названий, но чаще всего она называлась Safer Than Heaven[97] – что это значит, знал только Курт. Он написал десятки черновиков биографии, и каждая новая редакция становилась все более приукрашенной. Вот один из многих примеров: Nirvana родом из Олимпии, штат Вашингтон, в 60 милях от Сиэтла. Гитарист и вокалист группы Nirvana Курдт Кобейн и басист Крис Новоселич жили в Абердине, в 150 милях от Сиэтла. Население Абердина состоит из крайне фанатичных, неотесанных, жующих снюс[98], охотящихся на оленей, стреляющих в педиков-лесорубов, которые «не слишком равнодушны к извращенцам новой волны». Чэд Ченнинг (барабанщик), родом с острова богатых ребят, злоупотребляющих веществами. Nirvana – это трио, которое играет тяжелый рок с панковскими обертонами. Обычно у них нет работы. Так что они могут гастролировать в любое время. Nirvana никогда не джемовала Gloria или Louie, Louie. И им никогда не приходилось переписывать эти песни и называть их своими собственными.
Другая, лишь немного отличающаяся версия, отправленная на Touch and Go, была дополнена следующей нижайшей просьбой: «Мы готовы оплатить большую часть печати 1000 экземпляров нашего альбома и все расходы на запись. Мы просто хотим быть на вашем лейбле. Не затруднит ли вас прислать нам ответ “Отвалите” или “Не заинтересованы”, ПОЖАЛУЙСТА, чтобы нам не пришлось тратить много денег, посылая вам пленки?» На обратной стороне кассеты он записал комбинацию, в которую вошли фрагменты песен Шер, The Partridge Family («Семьи Партридж»), Led Zeppelin, Фрэнка Заппы, Дина Мартина и еще дюжины разных не сочетаемых между собой исполнителей.
Предложение Курта заплатить лейблу, чтобы тот выпустил его пластинку, показывает его стремительно растущий уровень отчаяния. Он написал письмо Марку Ланегану из Screaming Trees с просьбой о помощи (Ланеган был одним из многих его кумиров, которым Курт регулярно писал в своем дневнике, но редко когда отправлял эту корреспонденцию). Он писал: «Мы чувствуем, что стоим на месте… Оказывается, наш сингл выйдет в октябре, но в ближайшем будущем надежды на мини-альбом нет, потому что Sub Pop испытывает финансовые трудности, а обещание мини-альбома или альбома в течение года было просто дерьмовым предлогом для Поунмэна, чтобы удержать нас от поиска других студий». Курт также написал своему другу Джесси Риду, заявив, что группа собирается самостоятельно выпустить альбом, поскольку они ужасно устали от Sub Pop.
Несмотря на разочарование Курта, дела в группе шли лучше, чем когда-либо. Но для Курта всегда все двигалось слишком медленно. Шелли порвала с Кристом, что привело к тому, что у Криста появилось больше времени для репетиций. Курт был счастлив, что наконец-то у него есть еще два товарища, которые были так же увлечены группой, как и он. 28 октября они очутились на своем самом престижном концерте, будучи на разогреве у Butthole Surfers в Union Station в Сиэтле. Курт боготворил Гибби Хейнса[99], солиста Surfers, поэтому для него это шоу было очень важным. Проблемы со звуком снова помешали Nirvana показать себя с лучшей стороны, но главное, что теперь Курт мог объявить своим друзьям: «Моя группа была на разогреве у Гибби Хейнса», и это было еще одним доказательством повышения его самооценки.
Два дня спустя они сыграли одно из своих самых известных шоу, которое перевернуло сердце Олимпии. Это была вечеринка в общежитии «К» в Эвергрин накануне Хэллоуина, и по этому случаю Курт и Крист загримировались, полив себе шеи фальшивой кровью. До Nirvana играли три группы: группа Райана Айгнера The Cyclods, новая группа Дэйва Фостера Helltrout и новая группа, возглавляемая соседом Курта Слимом Муном, под названием Nisqually Delta Podunk Nightmare. В середине выступления барабанщик Nisqually ударил Слима кулаком в лицо, и завязалась драка. Был такой дикий грохот, что Курт задался вопросом, что же нужно сделать Nirvana, чтобы затмить такую потасовку. У них почти не было шансов, ведь появилась полиция университетского городка и свернула вечеринку. Райан Айгнер убедил офицеров позволить Nirvana сыграть, но им велели поторопиться.
Когда Nirvana наконец вышла на сцену или, точнее, переместилась в угол зала, который выступал в роли сцены, они отыграли лишь 25-минутный сет, но это было шоу, которое должно было превратить их из абердинских провинциалов в самую любимую группу Олимпии. Энергия Курта – то, чего так не хватало в других их выступлениях, – обрела новую глубину, и ни один человек в зале не мог отвести от него глаз. «За кулисами он был замкнутым, – вспоминал Слим Мун. – Когда Курту хотелось выйти на сцену, он выкладывался полностью. И в этот вечер он играл с такой интенсивностью, какой я никогда раньше не видел». Это были те же самые песни и риффы, которые группа уже исполняла в течение некоторого времени, но из-за дополнительной привлекательности одержимого вокалиста они завораживали всех присутствующих. Как ни странно, теперь перед микрофоном он обрел уверенность, которой еще не было нигде в его жизни. Возросшая энергия Курта, казалось, настолько пробила Криста, который скакал вокруг, что случайно ударил нескольких зрителей своей бас-гитарой.
Но завершающий удар все-таки должен был случиться. В конце их короткого сета, сразу после того, как они сыграли Love Buzz, Курт поднял свою относительно новую гитару Fender Mustang и разбил ее об пол с такой силой, что куски разлетелись по залу, как пушечные снаряды. Он остановился на пять секунд, поднял остатки гитары в воздух и держал их над собой, глядя на публику. Лицо Курта казалось безмятежным и жутким, как будто вы взяли маску Каспера, дружелюбного призрака Хэллоуина, и приклеили ее к телу 21-летнего мужчины. Гитара взлетела в воздух и с размаху снова ударилась об пол. Курт бросил ее и вышел из зала.
Он никогда раньше не разбивал гитару и, вероятно, даже не думал об этом, поскольку они были довольно дорогими. «Курт так и не объяснил, почему впал в такое состояние, – вспоминал Джон Перки, – но он улыбался. В этом была некая завершенность – это было похоже на его собственное маленькое личное торжество. Никто не пострадал, но когда он разбил гитару, это выглядело так, будто ему было все равно, даже если бы он причинил кому-нибудь боль. Это было совершенно неожиданно. Я разговаривал с ним после концерта, а гитара лежала на полу, и люди продолжали хватать ее куски». Теперь Гринеры могли получить достаточно Nirvana.
Три недели спустя Курту позвонили с Sub Pop и сообщили, что сингл Love Buzz наконец готов. Они с Кристом поехали в Сиэтл, чтобы забрать его. Дэниел Хаус из Sub Pop вспоминал, что Курт настоял на том, чтобы прослушать сингл на офисной стереосистеме: «Мы включили для них сингл, и я не думаю, что когда-либо видел Курта счастливее, чем тогда». И Курт, и Крист были особенно довольны внутренними шутками на релизе: имя Курта было написано как «Курдт», вечно сбивая с толку критиков и поклонников, и также на обкатной канавке винила было нацарапано крошечное сообщение: «Почему бы вам не поменять свои гитары на лопаты?» Эту фразу отец Криста часто выкрикивал на своем ломаном хорватском английском во время их абердинских репетиций.
Гитары на лопаты, ружья на гитары, Абердин на Sub Pop. Теперь, когда Курт держал в руке свою собственную пластинку, все вокруг было словно в тумане. Вот и последнее веское доказательство того, что он настоящий музыкант. Как и его гитара, которую он брал в школу в Монтесано, даже когда она была сломана, результат или успех сингла мало что значили: само его физическое существование было тем, к чему он стремился на протяжении многих лет.
Группа оставила себе почти 100 из 1000 синглов Love Buzz, и еще в Сиэтле Курт оставил копию на университетской радиостанции KCMU. Он возлагал большие надежды на сингл, описывая его для станции, как «восхитительно легкий и мягкий, усыпляющий джангл. Невероятно коммерческий». Курт ожидал, что KCMU немедленно добавит трек в ротацию, поэтому продолжал слушать эту станцию весь день. Трейси приехала в Сиэтл, чтобы отвезти Курта обратно в Олимпию, и когда уже пришло время ехать домой, песня так и не прозвучала. Когда они поехали на юг и достигли диапазона, где сигнал KCMU был слабым, Курт просто не мог больше ждать: он приказал Трейси остановиться на заправке. Там он воспользовался телефоном-автоматом, чтобы позвонить и заказать собственный сингл. Показалось ли диджею станции странным получить сингл от группы, а уже через пару часов принять заказ на него от, по-видимому, случайного слушателя – неизвестно. Курт прождал в машине больше получаса, и наконец станция передала Love Buzz. «Он сидел и слушал, как из радиоприемника доносится его голос, – вспомнила Трейси, – с широкой улыбкой на лице».
Начало декабря 1988 года застало Курта в самом лучшем расположении духа за всю жизнь. Сингл поднял ему настроение, и люди до сих пор обсуждали шоу в общежитии «K». Когда он входил в кафе Smithfield или в кофейню Spar, студенты перешептывались. Люди начали просить Курта сыграть на их вечеринках, хотя все еще не предлагали ему за это денег. Rocket выпустила первую рецензию на группу, назвав сингл «чертовски хорошим первым достижением». Рецензия в Rocket была хвалебной, но предупреждала о том, что Nirvana может оказаться в тени, как на сцене, так и внутри лейбла, учитывая внимание, которое получают другие группы с Sub Pop. «Серьезные признаки музыкального таланта просачиваются наружу, – писал Грант Олден. – Nirvana находится как бы на грани нынешнего северо-западного саунда – слишком чистого для трэша, слишком насыщенного для металла и слишком хорошего, чтобы его игнорировать». Это было первое свидетельство того, о чем Курт подозревал и раньше, но не мог подтвердить без внешнего обоснования: группа становилась лучше.
Внутри Sub Pop, где друзья по лейблу Soundgarden и Mudhoney были явными фаворитами, акции Nirvana пошли вверх. В конце концов «Клуб синглов» оказался умным маркетинговым ходом – первый тираж Love Buzz был распродан, и, хотя группа не заработала на нем ни цента, это звучало впечатляюще. Были и другие хорошие новости: Поунмэн и Пэвитт запланировали ремикс-версию Spank Thru для тройного мини-сборника Sub Pop 200, самого громкого релиза лейбла на тот момент. Теперь Sub Pop был заинтересован в обсуждении с Куртом полноформатного альбома, но с большой оговоркой: поскольку лейбл был разорен, Nirvana должна была оплатить авансовые расходы за запись. Это противоречило правилам, по которым работали большинство лейблов звукозаписи, и тому, как Sub Pop работал с другими группами. Хотя Курт никогда не посылал ни одного из своих писем «мы готовы заплатить вам за выпуск нашего альбома на Sub Pop», его сочетание голода и невежества было очевидно для более сообразительного Поунмэна. С чековой книжкой в руках группа взволнованно строила планы вернуться в студию вместе с Джеком Эндино в конце декабря.
Как только Курт смог сосредоточиться на альбоме, он сразу же начал отдаляться от сингла Love Buzz, который всего две недели назад был его самым ценным достоянием в мире. Курт поговорил об этом со Слимом Муном, который сказал, что у него сложилось впечатление, будто «Курту ничего в нем не нравилось, кроме того факта, что теперь у них есть что-то изданное». Курт отправил копию сингла Джону Перки со следующим комментарием: «Вот наш очень коммерциализированный рок-звездный/глупый, туманный, с фото от Sub Pop на обложке, сингл с ограниченным тиражом, с упоминанием Курдта Кобейна спереди и сзади. Я рад, что напечатали всего 1000 экземпляров. Альбом будет другим. Совсем другим. Более сырой продукт и более неприличные песни». Даже в письме к другу Курт говорил о себе в третьем лице. Эти любовь/ненависть к синглу отражали его подход ко всей своей работе. Ничто из того, что группа делала в студии или на сцене, не соответствовало тому, как это звучало в его голове. Курту нравилась идея пластинки до тех пор, пока она не вышла, и тогда он сразу же должен был найти в ней что-то неправильное. Это было частью еще бóльшего недовольства.
Это было особенно заметно в его отношениях с Трейси. Она любила Курта всем сердцем, но он отвергал ее сентиментальность и говорил, что Трейси не должна так сильно любить его. Обмен записками по-прежнему оставался основным способом их общения, а список дел для него становился все длиннее, поскольку Курт редко делал то, о чем она его просила, хотя был безработным и жил за ее счет. В декабре 1988 года Трейси оставила ему записку: «Привет, Курт! Я буду дома в 2:30 или в 3. Прежде чем включить телевизор, не мог бы ты привести в порядок спальню? Сложи мою одежду и положи ее в комод или просто в шкаф слева. 1) Вынь свежие газеты, 2) вытряхни коврики в ванной и кухне, 3) помой ванну, раковину и туалет. Прости, прости, прости, что я в последнее время такая ворчунья и стерва. Я люблю тебя, давай напьемся (немного) и трахнемся сегодня ночью. Люблю тебя».
Курт и Трейси боролись с неприятным разрывом Криста и Шелли. Курт считал, что это позволило Кристу больше времени уделять группе, а Трейси разрыв отдалил от лучших друзей. Это как будто Люси и Рикки должны были наблюдать за тем, как Этель и Фред разводятся[100]. Трейси часто беспокоилась о том, не постигнет ли их с Куртом та же участь, хотя бы потому, что знала: расставание позволит ему посвятить группе каждый час своей жизни. Она решила проверить его преданность, пригрозив разойтись. На самом деле Трейси не хотела расставаться, ей просто хотелось, чтобы Курт сказал, что у него все же есть обязательства. Но любая проверка воли Курта была ошибкой. Будучи упрямым, он практически согласился на ее предложение уехать. «Если ты хочешь, чтобы я съехал, я пойду жить в своей машине», – сказал он. Курт жил в машинах и раньше и будет жить снова. Трейси, конечно, сказала ему, что это чепуха. Но она по ошибке начала игру в «Кто моргнет первым?» с действующим чемпионом Грейс-Харбор.
Даже после того, как группа наконец стала настоящей, жизнь Курта практически не изменилась: он вставал поздно и проводил весь день, сочиняя песни или играя на гитаре при включенном телевизоре. Однажды днем Трейси пожаловалась, что он написал песни о чем угодно – от мастурбации до персонажей «Mayberry R.F.D.»[101] («Floyd The Barber»), – но не о ней. Курт посмеялся над этим предложением, но обдумал его в своем дневнике: «Я хотел бы написать для Трейси красивую песню, хотя у меня нет права говорить за нее». На той же странице он был менее романтичен, когда изображал себя персонажем без рук: «Я жестикулирую и ворчу ради твоей любви, размахивая обрубками, как ветряная мельница; мой слюнявчик испачкан провальными попытками пообщаться с тобой при помощи слюней, слюни высыхают на моей груди». Одной из его многочисленных навязчивых идей были «дети-флипперы», дети, рожденные без рук. Курт регулярно писал на эту тему и рисовал причудливые иллюстрации того, как, по его мнению, они выглядели.
Спустя неделю он написал песню о своей девушке. Припев гласил: «Я не могу видеть тебя каждую ночь бесплатно» – прямая ссылка на их спор. Несмотря на то что Курт репетировал и играл эту песню при ней, он так и не признался, что она была о Трейси. Вместо этого он сказал: «Я просто пишу то, что приходит мне в голову, и я ничего не пишу ни о тебе, ни о ком-либо еще». Конечно, он лгал, но тот факт, что Курт сделает этот подарок для нее, но не будет готов рисковать интимностью его преподнесения, многое говорит об их отношениях и его верности им. Курт походил на школьника младших классов, который оставляет валентинку для девочки, но не имеет смелости подписать ее. Когда он сыграл песню для Чэда и Криста, она сразу же им понравилась, и они спросили, как она называется. «Понятия не имею», – ответил Курт. «О чем она?» – спросил Чэд. «Речь идет о девушке», – сказал Курт, и они решили, что этого вполне достаточно для названия. В любом случае, большинство названий песен Курта имели лишь незначительное отношение к самому тексту.
About a Girl была важной песней в развитии Курта как автора – это была его первая откровенная песня о любви, и даже несмотря на то что текст был навороченным, она была настолько беззастенчиво мелодична, что на ранних живых выступлениях Nirvana зрители принимали ее за кавер-версию The Beatles. Курт рассказал Стиву Шиллингеру, что в день написания About a Girl он проигрывал Meet The Beatles в течение трех часов подряд, чтобы «настроиться». В этом не было необходимости: с самого раннего детства он изучал их работы, хотя в панк-кругах они считались устаревшими.
К концу 1988 года музыкальное влияние Курта было странной смесью панка, которому он научился у Базза Осборна, тяжелого металла, который он слушал в подростковом возрасте, и поп-музыки, которую он открыл в раннем детстве, где было мало рифмы или причин для их объединения. Курт пропустил огромные куски музыкальной истории просто потому, что не был подвержен им (он до сих пор не слышал Патти Смит или The New York Dolls). Но в других узких областях, например когда дело касалось Scratch Acid, он был экспертом, который мог рассказать вам о каждом треке, который они выпустили. У Курта была склонность влюбляться в группы и предпочитать их музыку всем остальным, обращая в эту веру своих друзей, как ходящий по домам проповедник. Крист лучше разбирался в большом рок-наследии, и это было одной из причин, почему он оставался незаменимым для группы. Он знал, что такое китч[102], в то время как Курт иногда ошибался в этом направлении. В конце 1988 года Курт позвал своего друга Деймона Ромеро к себе домой и сказал: «Я обнаружил одну замечательную пластинку, которую ты должен услышать». Когда Ромеро приехал, Курт вытащил альбом Get the Knack и направился с ним к проигрывателю. Ромеро, который был хорошо знаком с этим релизом 1979 года, который был слишком большим мейнстримом, подумал, что это сарказм, и спросил: «Ты серьезно?» «Нет, ты должен послушать это – это потрясающий поп-альбом», – невозмутимо ответил Курт. Он поставил пластинку, и Ромеро неловко сидел, слушая обе стороны пластинки, все это время задаваясь вопросом, не прикол ли это. Но Курт закрыл глаза и молчал, играя на воздушных барабанах в немом почтении.
Вскоре после выхода Love Buzz Курт записал микс-кассету для своей подруги Тэм Ормунд. На ней была представлена его любимая музыка, которую слушал на тот момент. Сторона А включала песни Редда Кросса, Оззи Осборна, Queen, The Bay City Rollers, Sweet, Saccharine Trust, The Velvet Underground, Venom, The Beatles и The Knack. Он переименовал My Sharona[103] в My Scrotum[104]. Сторона B включала треки таких непохожих друг на друга групп, как Soundgarden, Blondie, Psychedelic Furs, Metallica, Jefef rson Airplane, The Melvins и AC-чертовы-DC, как он написал. На запись этой пленки ушло несколько часов, но как раз времени у Курта было предостаточно.
С помощью этого подарка он надеялся заинтересовать Ормунд в работе менеджером Nirvana. Понимая, что Sub Pop совершенно не заботится о его интересах, Курт подумал, что Ормунд, которая вовсе не имела никакого опыта, но была очень общительной, могла представлять их с бóльшим успехом. В какой-то момент они с Трейси подумывали переехать в Такому вместе с Тэм. Осмотрев несколько домов, Курт отказался от этой идеи, когда увидел пулевое отверстие в стене.
Вместо этого Ормунд переехала в Сиэтл, что, по мнению Курта, было единственным верным шагом, чтобы стать менеджером группы. В тот день, когда они забрали сингл Love Buzz и остановились у ее дома, Курт объявил, что Ормунд их новый менеджер. Он дал ей стопку пластинок и попросил отправить их на Touch and Go и всем, кто, по ее мнению, заинтересуется этим. Ормунд сделала черновую пресс-подборку, которая включала в себя фотографии с шоу в общежитии «К» и незначительные газетные заметки о них. Даже в тот день, когда вышел сингл, она вспоминала: «Курт вел себя так, словно ненавидел Sub Pop».
Той осенью Курт заказал в библиотеке книгу Дональда Пассмана «Все, что вам нужно знать о музыкальном бизнесе». Прочитав ее и поделившись информацией с Кристом, он стал более подозрительно относиться к своему лейблу и решил, что им обязательно нужен контракт. На следующей неделе Крист поехал в Сиэтл и, будучи пьяным, стал колотить в дверь Брюса Пэвитта, выкрикивая что-то вроде: «Эй, вы, ублюдки, нам нужен контракт!» Sub Pop составил краткий контракт, который вступил в силу 1 января 1989 года. Он требовал выпуска трех альбомов в течение трех лет – график, который Курт считал слишком медленным, – а лейбл должен был заплатить группе 6000 долларов за первый год, 12 000 долларов за второй и 24 000 долларов за третий.
Большую часть декабря группа репетировала перед предстоящей сессией. Поскольку их репетиционная точка находилась в Абердине, путешествие могло занять бóльшую часть дня. У Чэда лишь изредка появлялась машина, а на машину Курта вряд ли можно было положиться. Обычно Крист ездил на своем фургоне из Абердина в Олимпию, чтобы забрать Курта; направлялся на север в Сиэтл, чтобы забрать Чэда, который должен был сесть на паром из Бейнбриджа; а затем они все возвращались в Абердин.
В конце дня маршрут менялся на обратный. Иногда они проезжали до 400 миль, чтобы отыграть трехчасовую репетицию. Тем не менее в этих поездках были свои преимущества: они начинали способствовать чувству единения, и предоставляли им время для непрерывного прослушивания музыки. «Mudhoney, Tad, Cofifn Break, The Pixies и The Sugarcubes», – вспоминал Чэд. Список групп, которые они слушали, так же хорошо описывает звучание Nirvana в 1988 году, как и любой другой группы. Они умудрялись звучать как банально, так и оригинально, порой в рамках одной и той же песни. Но Курт учился, и учился быстро.
21 декабря 1988 года группа вернулась для своего первого официального шоу в Грейс-Харбор под названием Nirvana. Хотя они уже начали привлекать зрителей в Олимпии и Сиэтле, на этом выступлении они играли перед аудиторией из двадцати человек, состоящей в основном из Цеплял. Это был Eagles hall в Хокиаме, всего в двух кварталах от станции Шеврон, где когда-то работал отец Курта. Крист разделся до нижнего белья и снова облил себя кровью. Они в первый и единственный раз сыграли на концерте песню Immigrant Song группы Led Zeppelin, и кавер вызвал больше эмоций, чем любая из оригинальных песен Курта. Это был первый раз, когда сестра Курта, еще учившаяся в средней школе, увидела своего брата на концерте. «Я сидела на краю сцены и подпевала, – вспоминала Ким. – Я потеряла голос. На следующий день в школе я должна была выступить с докладом по книге, но не смогла».
«Он сидел и слушал, как из радиоприемника доносится его голос, – вспомнила Трейси, – с широкой улыбкой на лице».
На той неделе Курт послал своим бабушке Айрис и дедушке Лиланду рождественскую открытку. Внутрь карточки он поместил записку, в которой сообщал о своих профессиональных успехах:
Дорогие мои бабушка и дедушка, я давно вас не видел и очень скучаю по вам. Нет мне прощения за то, что я не приезжаю. Даже если я не на гастролях со своей группой, я все равно очень занят, живя в Олимпии. Мы выпустили сингл совсем недавно, и он уже распродан. В этот понедельник мы записываем дебютный альбом, который выйдет в марте. В феврале мы снова едем в тур в Калифорнию, а в апреле вернемся только для того, чтобы сделать перерыв. Потом снова в путь. Я счастлив как никогда. Было бы приятно получить от вас весточку. Счастливого Рождества, люблю, Курт.
Курт преувеличил гастрольный график группы. Их концерты по-прежнему были редкими, хотя и набирали обороты. Но он не преувеличивал, когда говорил о себе: «Я счастлив как никогда». Предвкушение предстоящих перемен в карьере всегда было для него более радостным, чем сами перемены. Идея иметь свой собственный полноформатный альбом – что-то гораздо более значительное, чем сингл, как он предполагал, – наполнила его достаточным легкомыслием, чтобы Курт мог говорить о своих внутренних эмоциях, что было ему вовсе не свойственно. Для него было большой редкостью признать то, как он себя чувствовал. И еще более необычным для него было говорить о том, что он счастлив.
Через два дня после концерта в Хокиаме группа поехала в Сиэтл, чтобы записать свой альбом. Был сочельник. «Нам нечего было делать», – объяснил Крист. Они провели предыдущую ночь в доме Джейсона Эвермана, друга Чэда и Дилана. Как обычно, Курт написал мелодии, но текстов было недостаточно, поэтому ему пришлось не спать большую часть ночи, дописывая слова. Курт сказал своим товарищам по группе, что все равно не сможет уснуть.
Они приехали в студию на следующий день и работали до глубокой ночи. Во время этой сессии они записали основные треки для десяти песен, но Курту не понравились его вокальные дубли. Единственным треком, который ему нравился, был Blеw, ставший жертвой некоторой интуитивной прозорливости: Крист забыл, в какой тональности он играл, и по ошибке настроился на один лад ниже настройки Drop-D[105], в которой была написана песня. В результате получился звук, который был тяжелее и глубже, чем все, что они делали раньше. Идеальная ошибка. Как и многие ранние песни, написанные Куртом, слова Blew не имели никакого смысла. Они были, как позже объяснил Курт, просто «круто подходящими для пения». Однако мелодия и текст эффективно передавали безнадежность и отчаяние, темы, которые преобладали в большинстве песен Курта.
Около полуночи группа объявила отбой и направилась обратно в Абердин. По дороге домой они прослушали сессию шесть раз подряд. Крист высадил Курта в Абердине у дома Венди в 1:30 ночи в Рождество 1988 года. Он планировал провести там праздники, прежде чем вернуться к Трейси. На первый взгляд казалось, что отношения Курта и Венди улучшились. Той осенью он написал в своем дневнике: «Теперь, когда я съехал, мы прекрасно ладим. Я сделал то, что хотела моя мать. Она думает, что у меня есть приличная работа, девушка, машина, дом. Мне нужно забрать кое-какие старые вещи, которые я оставил дома. Мой старый дом, мой настоящий дом, теперь просто дом моей матери».
Курт обычно делал рождественские подарки для своей семьи своими руками, исходя как из художественных предпочтений, так и из экономической необходимости. В 1987 году он изготовил брелоки. Но в 1988 году Курт не заморачивался с подарками: он раздавал копии сингла всем, включая своих тетушек и дядюшек. Наличие собственной пластинки дарило Курту своего рода ощущение возвращения домой: теперь у него были доказательства того, что он что-то собой представляет. Венди включила сингл на семейном стерео, но было очевидно, что он ее не впечатлил. Она сказала Курту, что ему нужно «обратиться к чему-то еще». Курт ничего не хотел слышать.
Более захватывающим, чем Рождество, было еще одно выдающееся шоу, которое группа сыграла 28 декабря в Underground в Сиэтле в честь выпуска бокс-сета Sub Pop 200. Даже когда они изо всех сил старались платить своим группам, Sub Pop устраивал пышные вечеринки, и это событие не было исключением. Оно представляло собой двухдневное выступление восьми групп в клубе U-District. Nirvana играла в первый вечер и была представлена Стивеном Джесси Бернштейном как «группа с лиофилизированным вокалом». Шоу ознаменовало один из первых случаев, когда Nirvana была на равном счету с остальной частью списка Sub Pop. Ранее они считались начинающей группой. Ребята остались в Сиэтле и в течение следующих трех дней провели еще пятнадцать часов в студии с Эндино. Работая до самого вечера в канун Нового года, Курт наконец вернулся в Олимпию, чтобы встретить 1989 год вместе с Трейси.
На второй неделе января группа вернулась к работе еще на две сессии микширования. Они были близки к завершению. После почти 30 часов, проведенных в студии, у них было уже девять треков. В альбоме они решили использовать три песни с демо Кровера и повторно их смикшировали. Курт решил, что альбом будет называться Too Many Humans («Слишком много людей»), что не было названием какой-либо отдельной песни, но подводило итог мрачной теме его работы. В начале февраля группа отправилась в Калифорнию на гастроли, и, проезжая Сан-Франциско, Курт увидел плакат о профилактике СПИДа, который показался ему забавным: «Дезинфицируйте свои шприцы»[106]. «Bleach[107], – сказал он двум своим товарищам по группе, когда фургон проехал по улице. – Так будет называться наш новый альбом».
Глава 10
Рок-н-ролл запретят
Олимпия, Вашингтон
Февраль 1989 – сентябрь 1989
Если рок-н-ролл запретят, брось меня на хрен в тюрьму.
– Строчка, которую Курт написал на гитаре 15 июля1989 года
За день до своего 22-го дня рождения Курт написал письмо матери: «Сегодня дождливый воскресный день, и, как обычно, дел не много, поэтому я решил написать маленькое письмо. Поскольку каждый день дождливый и медленный, я много писал в последнее время. Думаю, это лучше, чем ничего. Я либо пишу песню, либо пишу письмо, и пока что мне надоело писать песни. Что ж, завтра мне исполнится 22 (и я все еще не могу произнести это по буквам)». Он не закончил письмо и не отправил этот фрагмент.
Несмотря на тоску, ярко выраженную в письме, внутренняя творческая жизнь Курта расцветала. Его 22-й год будет практически полностью посвящен творчеству: как музыке, так и изобразительному искусству. Он уже давно отказался от стремления стать промышленным художником, но в каком-то смысле эта свобода позволяла его искусству беспрепятственно развиваться. У Курта не было работы большую часть 1989 года, если только не рассматривать в качестве работы руководство Nirvana. Трейси стала его благодетельницей: роль, которую она будет играть большую часть их отношений.
Заходя в его квартиру в любой день 1989 года, вы с одинаковой долей вероятности могли застать Курта как с кистью в руке, так и с гитарой. Но на самом деле он был не столько художником, сколько творцом. Он использовал в качестве кисти любой инструмент, который был под рукой, и любой плоский предмет в качестве холста. Он не мог позволить себе настоящий холст или даже качественную бумагу, поэтому многие его работы были выполнены на обратной стороне старых настольных игр, которые он находил в комиссионных магазинах. Вместо красок, которые Курт редко мог достать, он пользовался карандашом, ручкой, углем, фломастером, краской из баллончика, а иногда даже кровью. Однажды соседка, Эми Мун, постучалась в дверь, и Курт встретил ее с улыбкой сумасшедшего ученого, который недавно создал свое первое существо. Он сказал ей, что только что закончил картину, на этот раз сделанную акриловой краской, но с одним особым дополнением: «Мой секретный ингредиент». Курт сказал Эми, что добавляет его в каждую свою картину в качестве последнего штриха, свершившегося факта того, что работа ему нравится. Секретным ингредиентом, пояснил он, была его сперма. «Мое семя на этой картине, – сказал он ей. – Посмотри, ты можешь увидеть, как она блестит!» – жестом показал он. Эми не осмелилась спросить, каким способом Курт наносил свое семя на картины, но не заметила поблизости ни кисти, ни палитры.
Этот необычный ритуал не помешал Эми заказать у Курта картину. Это был единственный заказ, который он когда-либо брал. Она описала свой сон и попросила Курта его запечатлеть. Он согласился, и Эми заплатила ему 10 долларов за материалы. Получившаяся картина была нарисована грубо, но настолько отчетливо напоминала ее сон, что Эми с трудом могла представить, что Курт создал картину лишь по ее описанию. «Середина ночи, – объяснила Эми, – какая-то зловещая сила вокруг. На заднем плане – размытые очертания деревьев, только тени. На переднем плане – фары автомобиля и только что сбитый олень. Можно увидеть, как животное испускает дух, и его тело остывает. Впереди очень худая женская фигура, поедающая мясо животного, которое, вероятно, еще не умерло. Его картина в точности как мой сон».
Большинство творений Курта были тревожными, иногда поразительно тревожными. Многие из них были посвящены тем же темам, которые он изучал на уроках рисования в школе, но теперь они были более мрачными. Курт по-прежнему рисовал инопланетян и взрывающиеся гитары, но в его альбоме также были пейзажи в стиле Дали, с плавящимися часами, порнографические части тел на существах без голов и рисунки отрубленных конечностей.
В течение 1989 года его искусство стало все чаще приобретать объемные черты. Каждую неделю он совершал покупки во многих комиссионных магазинах Олимпии, и все самое дешевое и причудливое попадало к нему домой. На обратной стороне альбома Iron Butterfly он нарисовал Бэтмена, прикрепил к нему голую куклу Барби с петлей на шее и преподнес ее Трейси в качестве подарка на день рождения. Курт начал собирать куклы, модели автомобилей, коробки для завтрака, старые настольные игры (кое-что, например его любимая игра с Ивелом Книвелом, осталось нетронутым), фигурки игрушечных знаменитостей и другие разнообразные предметы, купленные по дешевке. Эти предметы коллекционирования не хранились и не убирались на полку; их можно было расплавить на заднем дворе во время барбекю или приклеить к обратной стороне настольной игры. Трейси жаловалась, что куда бы она ни повернулась, на нее вечно таращится какая-нибудь кукла. Вся квартира стала походить на придорожный музей китча, но в постоянном состоянии как строительства, так и разрушения. «У него был такой пунктик с беспорядком, – вспоминал Крист. – Весь его дом был загроможден, и повсюду валялись какие-то вещи. И все же Курт был серьезным художником, и это был один из способов самовыражения, и так он фильтровал мир. Это выражалось по-разному, и некоторые способы были болезненными и извращенными. На самом деле все искусство декадентское и извращенное. Его тема была довольно последовательной. Все было просто немного хреново и мрачно».
Один из любимых приемов Курта – добавление половых органов на нарисованные им фигуры. У мужских тел вместо голов появлялись вагины, а женщины могли обрести пенисы в качестве грудей. Одна из работ этого периода представляет из себя четырех обнаженных женщин, сидящих вокруг огромного Сатаны, который щеголяет огромным эрегированным пенисом. Хотя изображение нарисовано карандашом, женские головы вырезаны из объявлений в журнале Good Household («Домашний очаг»). Фигуры соприкасаются друг с другом, создавая огромную человеческую цепь: одна женщина испражняется; другая держит руку во влагалище; у третьей рука в заднем проходе следующей женщины; и последняя из них рожает, а ребенок выходит из ее чрева. У всех бесовские рога, и они нарисованы настолько реалистично, что напоминают творение художника девяностых годов по имени Coop[108] из Сан-Франциско.
Большая часть работ Курта никогда не имела названий, но одно произведение из этого периода получило тщательно написанное название. Нарисованное черным мелком на белой двадцатифунтовой купюре, оно представляет собой фигурку с огромным смайликом вместо головы, отрубающую топором левую ногу. Заголовок гласит: «Мистер Саншайн совершает самоубийство»[109].
И хотя Курт часто жаловался на скуку, 1989 год был одним из самых загруженных периодов для группы. К концу 1988 года Nirvana за всю свою двухлетнюю историю дала всего два десятка концертов под разными названиями и с участием четырех разных барабанщиков (Буркхард, Фостер, Кровер и Ченнинг). Но лишь в одном 1989 году они сыграют целых 100 концертов. Жизнь Курта превратилась в рутину действующего музыканта.
Их первым туром в 1989 году была поездка по Западному побережью, которая привела их в Сан-Франциско, где они увидели вывеску «Дезинфицируйте свои шприцы». В то время Nirvana гастролировала со своим синглом, неслыханным предложением, учитывая математику их возможной фан-базы; во всем мире было продано менее тысячи синглов, и вероятность того, что в Сан-Хосе группу встретит огромная толпа, которая слышала их и даже успела полюбить достаточно сильно, чтобы пойти на концерт, была крайне мала. Некоторые из этих первых концертов привлекали аудиторию буквально в полдюжину человек, обычно музыкантов, интересующихся Sub Pop, поскольку лейбл был более привлекателен, чем сама группа. Дилан Карлсон тоже принимал участие в этом туре и вспоминал разочарование Курта. «Это было своего рода фиаско, – сказал он. – Многие шоу отменили». Владельцы клубов постоянно выдергивали вилку из розетки, поскольку группа была готова играть даже для бармена и швейцара. Самая большая аудитория собралась в тот день, когда Nirvana играла на разогреве у Living Color, более мейнстримной рок-группы с хитом, входящим в топ-40, перед четырьмя сотнями людей. Публика их ненавидела.
Если в этом первом туре и было самое худшее среди прочего плохого, то оно началось в Сан-Франциско. Там, в Covered Wagon, группа играла на разогреве у Melvins – воссоединение, которого Курт так давно ждал. Но когда он понял, что в Калифорнии Melvins не стали лучше, чем были в Грейс-Харбор, его вера рухнула. Как и в любой другой день тура, они изо всех сил старались найти деньги на бензин, место, чтобы поспать, и еду, чтобы поесть. Трейси поехала вслед за группой в Калифорнию на своей машине, взяв с собой друзей, Эми Мун и Джо Престона. В окружении группы было семь человек, и ни одному из них даже буррито было не по карману. Кто-то на улице рассказал им про бесплатную столовую. «Возможно, ею управляли кришнаиты. Курт после этого с трудом приходил в себя», – вспоминала Эми. Пока все остальные жадно поглощали бесплатный суп, Курт просто уныло смотрел в свою тарелку. «Он не стал его есть, – сказала Эми. – В конце концов Курт просто встал и ушел. Это его угнетало». Еда от кришнаитов, аудитории из десяти человек, выпрашивание денег на бензин, Melvins – коммерческие неудачники, звонки, чтобы заказать свой собственный сингл, – все это представляло собой уровень деградации, который Курт не мог себе представить или к которому не был готов. В ту ночь все семеро спали на полу у друга в квартире-студии.
Они вернулись в Сиэтл 25 февраля, чтобы сыграть более успешное шоу в Университете Вашингтона. Шоу было разрекламировано как «Четыре группы за четыре бакса», и это была самая большая толпа у Nirvana на тот момент – аудитория около 600 человек. Они играли с Fluid, Skin Yard и Girl Trouble, которые были более известны, но именно во время выступления Nirvana публика неистовствовала. Зрители Сиэтла начали танцевать слэм конца восьмидесятых: это повлекло за собой своего рода неистовый, безумный круговорот, обычно создаваемый перед сценой кружащейся массой подростков. Когда толпа становилась достаточно большой, волны людей сталкивались друг с другом, как будто в зале начался ураган. Бешеный звук Nirvana был идеальным саундтреком для слэма, поскольку они никогда не замедлялись и даже редко останавливались между песнями. Когда случайный поклонник поднимался на сцену, а затем прыгал обратно в зал – это называлось дайвингом со сцены, – ритуальный танец завершался. Курт спокойно пел и играл, в то время как десятки ребят забирались на сцену для того, чтобы спрыгнуть с нее. Иногда со сцены прыгало так много людей, что казалось, будто Курт стоит среди какого-то учебного центра для начинающих десантников. Это был организованный беспорядок, но именно об этом и мечтал Курт: использовать свою музыку для создания хаоса. Многие другие группы привлекали такую же танцующую слэм аудиторию, но лишь немногие музыканты могли апатично стоять в самой гуще этих вторжений на сцену, как это делал Курт. Он производил впечатление человека, привыкшего к подобным выходкам. И в Сиэтле это стало настолько привычным делом, как и он сам.
В тот день Курт дал короткое интервью Daily, студенческой газете Вашингтонского университета, в котором он обратился к северо-западной сцене, назвав ее «последней волной рок-музыки» и «окончательным переизданием». Курт сказал автору Филу Уэсту, что в музыке группы есть «мрачный, мстительный элемент, основанный на ненависти». Эта статья была первым случаем того, что станет одной из любимых шуток Курта: извергать мифологию доверчивым журналистам. «В Абердине я ненавидел своих лучших друзей, потому что они были идиотами, – заявил Курт. – Большая часть этой ненависти все еще просачивается наружу». Курт отдавал должное Трейси за то, что она содержала его, но поклялся, что однажды он «будет жить за счет группы». И пообещал, что если этого не произойдет, то: «Я просто уеду в Мексику или Югославию с несколькими сотнями долларов, буду выращивать картофель и изучать историю рока по старым выпускам Creem».
Той весной группа взяла Джейсона Эвермана в качестве второго гитариста, и впервые они играли вчетвером. Курт хотел, чтобы Джейсон взял на себя гитарные партии, которые, как он чувствовал, не сможет осилить сам, поскольку его песни становились все сложнее. Джейсон играл в более ранних группах с Чэдом и имел репутацию модного гитариста. Он также снискал доверие группы, одолжив Курту 600 долларов, которые тот использовал для оплаты счета за запись Bleach. Он не был связан никакими обязательствами – деньги Эверману так и не вернули, – но Курт указал имя Джейсона на обложке альбома Bleach, хотя, по сути, он не играл с ними на сессиях.
Вместе с Джейсоном Nirvana сыграла на фестивале Sub Pop – Lamefest 9 июня в Moon Theatre в Сиэтле. Там они были на разогреве у Mudhoney и Tad, двух самых крутых групп Sub Pop, и это ознаменовало официальный релиз Bleach. Сначала играла Nirvana – их выступление прошло без происшествий, если не считать того, что струны гитары Курта застряли у него в волосах. Кульминация вечера наступила, когда Курт увидел, как ребята выстраиваются в очередь, чтобы купить Bleach.
К середине 1989 года северо-западная музыкальная сцена начала привлекать международное внимание, подпитанное некоторыми умными шагами Пэвитта и Поунмэна, которые показывали, что их настоящий гений заключался не столько в управлении лейблом, сколько в его маркетинге. Сама идея назвать свой ежегодный фестиваль Lamefest[110] была гениальной: это сразу же обезоруживало любую возможную критику, в то же время привлекая недовольных поклонников музыки, которые носили футболки с надписью «Лузер» (лейбл продавал подобных футболок столько же, сколько и пластинок). Несмотря на плачевное состояние банковского счета Sub Pop, в начале 1988 года они купили билеты на самолет для нескольких британских рок-критиков, чтобы те провели свой выходной в Сиэтле. Эти деньги были потрачены не зря: в течение нескольких недель группы Sub Pop мелькали в английских музыкальных еженедельниках, а такие группы, как Mudhoney, стали звездами движения грандж. Ну, по крайней мере, в Британии. Этот термин предназначался для описания громкого искаженного панка, но вскоре он стал использоваться для обозначения практически всех групп с северо-запада, даже таких, как Nirvana, которая на самом деле была более попсовой. Курт ненавидел этот термин, но поднялась серьезная шумиха, и северо-западная сцена росла. Хотя в Сиэтле было мало площадок для выступлений, каждое шоу становилось настоящим событием, и толпы зрителей стремительно росли.
Много лет спустя размышляя о том, почему сцена взорвалась именно тогда, Курт написал в своем дневнике: «Много лестной рекламы от многочисленных профессиональных английских журналистов катапультировало Sub Pop к мгновенной славе (просто добавьте воды или рекламы)». Обычно Nirvana упоминалась в ранней волне прессы 1989 года, но в большинстве статей – например в Melody Maker в марте 1989 года в статье под названием «Сиэтл: Рок-Город»[111] – они были отодвинуты на крошечную боковую колонку как аутсайдеры. Когда Курт прочитал свой первый небольшой отрывок о себе из английской прессы, он, вероятно, был больше всего потрясен, увидев рассуждения Эверетта Тру о том, что ожидало бы группу, не будь они музыкантами: «Речь идет о четверых парнях… которые, если бы не музыка, работали в супермаркете, на лесопилке или ремонтировали машины». Две из трех перечисленных профессий принадлежали отцу Курта, а третья была прежней работой Базза.
11 июня Nirvana вернулась на сессию на Reciprocal. На этот раз продюсер Эндино знал, как пишется имя Курта, но быстрый и легкий студийный опыт их первого демо не повторился. За пять часов они закончили лишь одну песню. Отчасти проблема возникла из-за того, что Курт принес кассету со звуковым коллажем, который он хотел слышать на сингле. Единственный способ осуществления задуманного, с учетом топорного оборудования студии, заключался в том, чтобы нажать кнопку «play» на кассетной деке в нужный момент во время микширования.
Группа вернулась 30 июня еще на пять часов, а 16 июля провела заключительную сессию, которая состояла из трех часов микширования. В конце концов, за тринадцать часов были выпущены четыре трека: Love Buzz, новая версия Spank Thru и два оригинальных трека Кобейна – Big Cheese, который должен был быть на стороне B, и Blandest.
Sub Pop нанял Элис Уилер, чтобы она сфотографировала группу для обложки пластинки, и в последнюю неделю августа они поехали в Сиэтл на фургоне Криста, чтобы заехать за ней. Они так ждали свою первую официальную фотосессию, что все они взяли выходной в этот день. Крист отвез всех в Такому, где съемки происходили в нескольких местах, включая Never-Never Land в Point Defiance Park и подножие моста Такома-Нэрроуз. Крист был одет в парадную белую рубашку с короткими рукавами и на всех фотографиях возвышался над двумя своими крошечными товарищами по группе. Чэд был одет в футболку The Germs[96], на нем был берет и круглые солнцезащитные очки, что делало его похожим на лидера группы. Курт был в беззаботном настроении и улыбался на большинстве фотографий. С длинными девчачьими волосами и футболкой «Харлей Дэвидсон» с надписью «Live to Ride», он выглядит слишком молодым даже для того, чтобы водить машину, не говоря уже о том, чтобы играть в рок-группе. На прошлой неделе у Курта неожиданно появилась угревая сыпь, с которой он боролся еще со школы и которая вызывала у него приступы застенчивости. Уилер сказала, что использует инфракрасную пленку, так что прыщи не будут видны на фотографиях. К тому времени как группа вернулась в Сиэтл, они провели на фотосессии столько же времени, сколько и в студии.
В конце августа Курт получил еще один необычный телефонный звонок от Поунмэна, и, как и в предыдущих разговорах, он не мог избавиться от ощущения, что его пытаются обмануть. Поунмэн сообщил Курту, что Sub Pop начинает оказывать новую услугу – рассылать синглы только по подписке, и они планируют использовать Love Buzz в качестве дебютного релиза своего «Клуба синглов». Курт не мог поверить своим ушам. Обсуждая это позже со своими товарищами по группе, он был возмущен. Мало того что на запись сингла потратили на несколько месяцев больше, чем планировалось, так еще вдобавок он даже не будет продаваться в магазинах. Вряд ли это стоило потраченных усилий. Как коллекционер Курт оценил идею клуба, но он не был заинтересован в том, чтобы это тестировали на его группе. Поскольку у Курта не было контракта, а Sub Pop уже заплатил за запись, у него не было особого выбора.
Вскоре после апрельского шоу в Vogue Курту позвонила Доун Андерсон, желая взять интервью у группы для своего фанзина Backlash. Вместо того чтобы провести интервью по телефону, Курт предложил встретиться в Сиэтле, сделав вид, что у него там есть дела, которых на самом деле не было. Хотя Курт ждал этого момента годами и готовился к нему при помощи воображаемых интервью с самим собой, которые написал в юности, он казался нервным и застенчивым в своем первом взаимодействии с прессой. Большая часть часового интервью в итоге была посвящена Melvins – теме, в которой Курт чувствовал себя более комфортно, чем со своей собственной группой. Читая расшифровку, можно было подумать, что он член группы Melvins, а не Nirvana. «Он боготворил Melvins», – заметила Андерсон, что уже много лет было очевидно в Грейс-Харбор.
Но выход статьи отложили на несколько месяцев, как и сингл Sub Pop, который в конце августа снова перенесли. Из-за такого количества задержек, на которые он не мог повлиять, Курт чувствовал, что он был единственным в мире, готовым к своей музыкальной карьере. Статья в Backlash наконец вышла в сентябре, и даже Курт был удивлен, увидев, что в заметке Андерсон из 500 слов название Melvins фигурировало в два раза чаще, чем Nirvana. «Я видел сотни репетиций Melvins, – говорил в статье Курт. – Я водил их фургон на гастролях. Кстати, все их ненавидели». Статья была лестной, и она была полезна для привлечения внимания к предстоящему выходу сингла Love Buzz, но когда Курт сказал: «Вначале наш самый большой страх заключался в том, что люди могли подумать, будто мы были дешевой пародией на Melvins», случайный читатель мог бы подумать так же. Курт объяснил их дебют в Vogue так: «Мы были зажаты… Мы чувствовали себя так, словно нас судят и у всех должны были быть карточки с оценками».
Строка «карточки с оценками» в этом первом интервью для прессы воспроизводила образ, который Курт изложил в своем письме к Кроверу. Он также использовал его в более поздних интервью. Он исходил из его расщепленного «я», того самого «я», которое сказало, что его имя пишется как «Курдт Кобейн».
Его интервьюеры и фанаты, которые читали эти истории, никогда не знали, что почти каждое слово, которое он произносил, было отрепетировано: в его голове во время поездок с группой в фургоне или, как в большинстве случаев, фактически полностью выписано в его дневниках. Это не было обычной хитростью с его стороны или желанием создать наиболее ходовой и привлекательный образ. Однако, несмотря на все панковские идеалы, о которых он разглагольствовал, Курт, как и любой другой человек, был, по сути, виновен в этом, правда, большая часть его предусмотрительности происходила инстинктивно. Он представлял себе эти моменты с тех пор, как начал отдаляться от внешнего мира после развода родителей, проводя все время в своей комнате и делая записи в блокнотах Pee Chee. Когда мир похлопал его по плечу и сказал: «Мистер Кобейн, мы готовы к вашей съемке крупным планом» – он планировал, как пойдет к камерам, и даже репетировал, как пожмет плечами, как бы создавая впечатление, что согласился не очень-то охотно.
Нигде предусмотрительность Курта не была так очевидна, как в биографии группы, которую он написал тем летом, чтобы рассылать вместе с демозаписью Эндино. Он дал кассете много разных названий, но чаще всего она называлась Safer Than Heaven[97] – что это значит, знал только Курт. Он написал десятки черновиков биографии, и каждая новая редакция становилась все более приукрашенной. Вот один из многих примеров: Nirvana родом из Олимпии, штат Вашингтон, в 60 милях от Сиэтла. Гитарист и вокалист группы Nirvana Курдт Кобейн и басист Крис Новоселич жили в Абердине, в 150 милях от Сиэтла. Население Абердина состоит из крайне фанатичных, неотесанных, жующих снюс[98], охотящихся на оленей, стреляющих в педиков-лесорубов, которые «не слишком равнодушны к извращенцам новой волны». Чэд Ченнинг (барабанщик), родом с острова богатых ребят, злоупотребляющих веществами. Nirvana – это трио, которое играет тяжелый рок с панковскими обертонами. Обычно у них нет работы. Так что они могут гастролировать в любое время. Nirvana никогда не джемовала Gloria или Louie, Louie. И им никогда не приходилось переписывать эти песни и называть их своими собственными.
Другая, лишь немного отличающаяся версия, отправленная на Touch and Go, была дополнена следующей нижайшей просьбой: «Мы готовы оплатить большую часть печати 1000 экземпляров нашего альбома и все расходы на запись. Мы просто хотим быть на вашем лейбле. Не затруднит ли вас прислать нам ответ “Отвалите” или “Не заинтересованы”, ПОЖАЛУЙСТА, чтобы нам не пришлось тратить много денег, посылая вам пленки?» На обратной стороне кассеты он записал комбинацию, в которую вошли фрагменты песен Шер, The Partridge Family («Семьи Партридж»), Led Zeppelin, Фрэнка Заппы, Дина Мартина и еще дюжины разных не сочетаемых между собой исполнителей.
Предложение Курта заплатить лейблу, чтобы тот выпустил его пластинку, показывает его стремительно растущий уровень отчаяния. Он написал письмо Марку Ланегану из Screaming Trees с просьбой о помощи (Ланеган был одним из многих его кумиров, которым Курт регулярно писал в своем дневнике, но редко когда отправлял эту корреспонденцию). Он писал: «Мы чувствуем, что стоим на месте… Оказывается, наш сингл выйдет в октябре, но в ближайшем будущем надежды на мини-альбом нет, потому что Sub Pop испытывает финансовые трудности, а обещание мини-альбома или альбома в течение года было просто дерьмовым предлогом для Поунмэна, чтобы удержать нас от поиска других студий». Курт также написал своему другу Джесси Риду, заявив, что группа собирается самостоятельно выпустить альбом, поскольку они ужасно устали от Sub Pop.
Несмотря на разочарование Курта, дела в группе шли лучше, чем когда-либо. Но для Курта всегда все двигалось слишком медленно. Шелли порвала с Кристом, что привело к тому, что у Криста появилось больше времени для репетиций. Курт был счастлив, что наконец-то у него есть еще два товарища, которые были так же увлечены группой, как и он. 28 октября они очутились на своем самом престижном концерте, будучи на разогреве у Butthole Surfers в Union Station в Сиэтле. Курт боготворил Гибби Хейнса[99], солиста Surfers, поэтому для него это шоу было очень важным. Проблемы со звуком снова помешали Nirvana показать себя с лучшей стороны, но главное, что теперь Курт мог объявить своим друзьям: «Моя группа была на разогреве у Гибби Хейнса», и это было еще одним доказательством повышения его самооценки.
Два дня спустя они сыграли одно из своих самых известных шоу, которое перевернуло сердце Олимпии. Это была вечеринка в общежитии «К» в Эвергрин накануне Хэллоуина, и по этому случаю Курт и Крист загримировались, полив себе шеи фальшивой кровью. До Nirvana играли три группы: группа Райана Айгнера The Cyclods, новая группа Дэйва Фостера Helltrout и новая группа, возглавляемая соседом Курта Слимом Муном, под названием Nisqually Delta Podunk Nightmare. В середине выступления барабанщик Nisqually ударил Слима кулаком в лицо, и завязалась драка. Был такой дикий грохот, что Курт задался вопросом, что же нужно сделать Nirvana, чтобы затмить такую потасовку. У них почти не было шансов, ведь появилась полиция университетского городка и свернула вечеринку. Райан Айгнер убедил офицеров позволить Nirvana сыграть, но им велели поторопиться.
Когда Nirvana наконец вышла на сцену или, точнее, переместилась в угол зала, который выступал в роли сцены, они отыграли лишь 25-минутный сет, но это было шоу, которое должно было превратить их из абердинских провинциалов в самую любимую группу Олимпии. Энергия Курта – то, чего так не хватало в других их выступлениях, – обрела новую глубину, и ни один человек в зале не мог отвести от него глаз. «За кулисами он был замкнутым, – вспоминал Слим Мун. – Когда Курту хотелось выйти на сцену, он выкладывался полностью. И в этот вечер он играл с такой интенсивностью, какой я никогда раньше не видел». Это были те же самые песни и риффы, которые группа уже исполняла в течение некоторого времени, но из-за дополнительной привлекательности одержимого вокалиста они завораживали всех присутствующих. Как ни странно, теперь перед микрофоном он обрел уверенность, которой еще не было нигде в его жизни. Возросшая энергия Курта, казалось, настолько пробила Криста, который скакал вокруг, что случайно ударил нескольких зрителей своей бас-гитарой.
Но завершающий удар все-таки должен был случиться. В конце их короткого сета, сразу после того, как они сыграли Love Buzz, Курт поднял свою относительно новую гитару Fender Mustang и разбил ее об пол с такой силой, что куски разлетелись по залу, как пушечные снаряды. Он остановился на пять секунд, поднял остатки гитары в воздух и держал их над собой, глядя на публику. Лицо Курта казалось безмятежным и жутким, как будто вы взяли маску Каспера, дружелюбного призрака Хэллоуина, и приклеили ее к телу 21-летнего мужчины. Гитара взлетела в воздух и с размаху снова ударилась об пол. Курт бросил ее и вышел из зала.
Он никогда раньше не разбивал гитару и, вероятно, даже не думал об этом, поскольку они были довольно дорогими. «Курт так и не объяснил, почему впал в такое состояние, – вспоминал Джон Перки, – но он улыбался. В этом была некая завершенность – это было похоже на его собственное маленькое личное торжество. Никто не пострадал, но когда он разбил гитару, это выглядело так, будто ему было все равно, даже если бы он причинил кому-нибудь боль. Это было совершенно неожиданно. Я разговаривал с ним после концерта, а гитара лежала на полу, и люди продолжали хватать ее куски». Теперь Гринеры могли получить достаточно Nirvana.
Три недели спустя Курту позвонили с Sub Pop и сообщили, что сингл Love Buzz наконец готов. Они с Кристом поехали в Сиэтл, чтобы забрать его. Дэниел Хаус из Sub Pop вспоминал, что Курт настоял на том, чтобы прослушать сингл на офисной стереосистеме: «Мы включили для них сингл, и я не думаю, что когда-либо видел Курта счастливее, чем тогда». И Курт, и Крист были особенно довольны внутренними шутками на релизе: имя Курта было написано как «Курдт», вечно сбивая с толку критиков и поклонников, и также на обкатной канавке винила было нацарапано крошечное сообщение: «Почему бы вам не поменять свои гитары на лопаты?» Эту фразу отец Криста часто выкрикивал на своем ломаном хорватском английском во время их абердинских репетиций.
Гитары на лопаты, ружья на гитары, Абердин на Sub Pop. Теперь, когда Курт держал в руке свою собственную пластинку, все вокруг было словно в тумане. Вот и последнее веское доказательство того, что он настоящий музыкант. Как и его гитара, которую он брал в школу в Монтесано, даже когда она была сломана, результат или успех сингла мало что значили: само его физическое существование было тем, к чему он стремился на протяжении многих лет.
Группа оставила себе почти 100 из 1000 синглов Love Buzz, и еще в Сиэтле Курт оставил копию на университетской радиостанции KCMU. Он возлагал большие надежды на сингл, описывая его для станции, как «восхитительно легкий и мягкий, усыпляющий джангл. Невероятно коммерческий». Курт ожидал, что KCMU немедленно добавит трек в ротацию, поэтому продолжал слушать эту станцию весь день. Трейси приехала в Сиэтл, чтобы отвезти Курта обратно в Олимпию, и когда уже пришло время ехать домой, песня так и не прозвучала. Когда они поехали на юг и достигли диапазона, где сигнал KCMU был слабым, Курт просто не мог больше ждать: он приказал Трейси остановиться на заправке. Там он воспользовался телефоном-автоматом, чтобы позвонить и заказать собственный сингл. Показалось ли диджею станции странным получить сингл от группы, а уже через пару часов принять заказ на него от, по-видимому, случайного слушателя – неизвестно. Курт прождал в машине больше получаса, и наконец станция передала Love Buzz. «Он сидел и слушал, как из радиоприемника доносится его голос, – вспомнила Трейси, – с широкой улыбкой на лице».
Начало декабря 1988 года застало Курта в самом лучшем расположении духа за всю жизнь. Сингл поднял ему настроение, и люди до сих пор обсуждали шоу в общежитии «K». Когда он входил в кафе Smithfield или в кофейню Spar, студенты перешептывались. Люди начали просить Курта сыграть на их вечеринках, хотя все еще не предлагали ему за это денег. Rocket выпустила первую рецензию на группу, назвав сингл «чертовски хорошим первым достижением». Рецензия в Rocket была хвалебной, но предупреждала о том, что Nirvana может оказаться в тени, как на сцене, так и внутри лейбла, учитывая внимание, которое получают другие группы с Sub Pop. «Серьезные признаки музыкального таланта просачиваются наружу, – писал Грант Олден. – Nirvana находится как бы на грани нынешнего северо-западного саунда – слишком чистого для трэша, слишком насыщенного для металла и слишком хорошего, чтобы его игнорировать». Это было первое свидетельство того, о чем Курт подозревал и раньше, но не мог подтвердить без внешнего обоснования: группа становилась лучше.
Внутри Sub Pop, где друзья по лейблу Soundgarden и Mudhoney были явными фаворитами, акции Nirvana пошли вверх. В конце концов «Клуб синглов» оказался умным маркетинговым ходом – первый тираж Love Buzz был распродан, и, хотя группа не заработала на нем ни цента, это звучало впечатляюще. Были и другие хорошие новости: Поунмэн и Пэвитт запланировали ремикс-версию Spank Thru для тройного мини-сборника Sub Pop 200, самого громкого релиза лейбла на тот момент. Теперь Sub Pop был заинтересован в обсуждении с Куртом полноформатного альбома, но с большой оговоркой: поскольку лейбл был разорен, Nirvana должна была оплатить авансовые расходы за запись. Это противоречило правилам, по которым работали большинство лейблов звукозаписи, и тому, как Sub Pop работал с другими группами. Хотя Курт никогда не посылал ни одного из своих писем «мы готовы заплатить вам за выпуск нашего альбома на Sub Pop», его сочетание голода и невежества было очевидно для более сообразительного Поунмэна. С чековой книжкой в руках группа взволнованно строила планы вернуться в студию вместе с Джеком Эндино в конце декабря.
Как только Курт смог сосредоточиться на альбоме, он сразу же начал отдаляться от сингла Love Buzz, который всего две недели назад был его самым ценным достоянием в мире. Курт поговорил об этом со Слимом Муном, который сказал, что у него сложилось впечатление, будто «Курту ничего в нем не нравилось, кроме того факта, что теперь у них есть что-то изданное». Курт отправил копию сингла Джону Перки со следующим комментарием: «Вот наш очень коммерциализированный рок-звездный/глупый, туманный, с фото от Sub Pop на обложке, сингл с ограниченным тиражом, с упоминанием Курдта Кобейна спереди и сзади. Я рад, что напечатали всего 1000 экземпляров. Альбом будет другим. Совсем другим. Более сырой продукт и более неприличные песни». Даже в письме к другу Курт говорил о себе в третьем лице. Эти любовь/ненависть к синглу отражали его подход ко всей своей работе. Ничто из того, что группа делала в студии или на сцене, не соответствовало тому, как это звучало в его голове. Курту нравилась идея пластинки до тех пор, пока она не вышла, и тогда он сразу же должен был найти в ней что-то неправильное. Это было частью еще бóльшего недовольства.
Это было особенно заметно в его отношениях с Трейси. Она любила Курта всем сердцем, но он отвергал ее сентиментальность и говорил, что Трейси не должна так сильно любить его. Обмен записками по-прежнему оставался основным способом их общения, а список дел для него становился все длиннее, поскольку Курт редко делал то, о чем она его просила, хотя был безработным и жил за ее счет. В декабре 1988 года Трейси оставила ему записку: «Привет, Курт! Я буду дома в 2:30 или в 3. Прежде чем включить телевизор, не мог бы ты привести в порядок спальню? Сложи мою одежду и положи ее в комод или просто в шкаф слева. 1) Вынь свежие газеты, 2) вытряхни коврики в ванной и кухне, 3) помой ванну, раковину и туалет. Прости, прости, прости, что я в последнее время такая ворчунья и стерва. Я люблю тебя, давай напьемся (немного) и трахнемся сегодня ночью. Люблю тебя».
Курт и Трейси боролись с неприятным разрывом Криста и Шелли. Курт считал, что это позволило Кристу больше времени уделять группе, а Трейси разрыв отдалил от лучших друзей. Это как будто Люси и Рикки должны были наблюдать за тем, как Этель и Фред разводятся[100]. Трейси часто беспокоилась о том, не постигнет ли их с Куртом та же участь, хотя бы потому, что знала: расставание позволит ему посвятить группе каждый час своей жизни. Она решила проверить его преданность, пригрозив разойтись. На самом деле Трейси не хотела расставаться, ей просто хотелось, чтобы Курт сказал, что у него все же есть обязательства. Но любая проверка воли Курта была ошибкой. Будучи упрямым, он практически согласился на ее предложение уехать. «Если ты хочешь, чтобы я съехал, я пойду жить в своей машине», – сказал он. Курт жил в машинах и раньше и будет жить снова. Трейси, конечно, сказала ему, что это чепуха. Но она по ошибке начала игру в «Кто моргнет первым?» с действующим чемпионом Грейс-Харбор.
Даже после того, как группа наконец стала настоящей, жизнь Курта практически не изменилась: он вставал поздно и проводил весь день, сочиняя песни или играя на гитаре при включенном телевизоре. Однажды днем Трейси пожаловалась, что он написал песни о чем угодно – от мастурбации до персонажей «Mayberry R.F.D.»[101] («Floyd The Barber»), – но не о ней. Курт посмеялся над этим предложением, но обдумал его в своем дневнике: «Я хотел бы написать для Трейси красивую песню, хотя у меня нет права говорить за нее». На той же странице он был менее романтичен, когда изображал себя персонажем без рук: «Я жестикулирую и ворчу ради твоей любви, размахивая обрубками, как ветряная мельница; мой слюнявчик испачкан провальными попытками пообщаться с тобой при помощи слюней, слюни высыхают на моей груди». Одной из его многочисленных навязчивых идей были «дети-флипперы», дети, рожденные без рук. Курт регулярно писал на эту тему и рисовал причудливые иллюстрации того, как, по его мнению, они выглядели.
Спустя неделю он написал песню о своей девушке. Припев гласил: «Я не могу видеть тебя каждую ночь бесплатно» – прямая ссылка на их спор. Несмотря на то что Курт репетировал и играл эту песню при ней, он так и не признался, что она была о Трейси. Вместо этого он сказал: «Я просто пишу то, что приходит мне в голову, и я ничего не пишу ни о тебе, ни о ком-либо еще». Конечно, он лгал, но тот факт, что Курт сделает этот подарок для нее, но не будет готов рисковать интимностью его преподнесения, многое говорит об их отношениях и его верности им. Курт походил на школьника младших классов, который оставляет валентинку для девочки, но не имеет смелости подписать ее. Когда он сыграл песню для Чэда и Криста, она сразу же им понравилась, и они спросили, как она называется. «Понятия не имею», – ответил Курт. «О чем она?» – спросил Чэд. «Речь идет о девушке», – сказал Курт, и они решили, что этого вполне достаточно для названия. В любом случае, большинство названий песен Курта имели лишь незначительное отношение к самому тексту.
About a Girl была важной песней в развитии Курта как автора – это была его первая откровенная песня о любви, и даже несмотря на то что текст был навороченным, она была настолько беззастенчиво мелодична, что на ранних живых выступлениях Nirvana зрители принимали ее за кавер-версию The Beatles. Курт рассказал Стиву Шиллингеру, что в день написания About a Girl он проигрывал Meet The Beatles в течение трех часов подряд, чтобы «настроиться». В этом не было необходимости: с самого раннего детства он изучал их работы, хотя в панк-кругах они считались устаревшими.
К концу 1988 года музыкальное влияние Курта было странной смесью панка, которому он научился у Базза Осборна, тяжелого металла, который он слушал в подростковом возрасте, и поп-музыки, которую он открыл в раннем детстве, где было мало рифмы или причин для их объединения. Курт пропустил огромные куски музыкальной истории просто потому, что не был подвержен им (он до сих пор не слышал Патти Смит или The New York Dolls). Но в других узких областях, например когда дело касалось Scratch Acid, он был экспертом, который мог рассказать вам о каждом треке, который они выпустили. У Курта была склонность влюбляться в группы и предпочитать их музыку всем остальным, обращая в эту веру своих друзей, как ходящий по домам проповедник. Крист лучше разбирался в большом рок-наследии, и это было одной из причин, почему он оставался незаменимым для группы. Он знал, что такое китч[102], в то время как Курт иногда ошибался в этом направлении. В конце 1988 года Курт позвал своего друга Деймона Ромеро к себе домой и сказал: «Я обнаружил одну замечательную пластинку, которую ты должен услышать». Когда Ромеро приехал, Курт вытащил альбом Get the Knack и направился с ним к проигрывателю. Ромеро, который был хорошо знаком с этим релизом 1979 года, который был слишком большим мейнстримом, подумал, что это сарказм, и спросил: «Ты серьезно?» «Нет, ты должен послушать это – это потрясающий поп-альбом», – невозмутимо ответил Курт. Он поставил пластинку, и Ромеро неловко сидел, слушая обе стороны пластинки, все это время задаваясь вопросом, не прикол ли это. Но Курт закрыл глаза и молчал, играя на воздушных барабанах в немом почтении.
Вскоре после выхода Love Buzz Курт записал микс-кассету для своей подруги Тэм Ормунд. На ней была представлена его любимая музыка, которую слушал на тот момент. Сторона А включала песни Редда Кросса, Оззи Осборна, Queen, The Bay City Rollers, Sweet, Saccharine Trust, The Velvet Underground, Venom, The Beatles и The Knack. Он переименовал My Sharona[103] в My Scrotum[104]. Сторона B включала треки таких непохожих друг на друга групп, как Soundgarden, Blondie, Psychedelic Furs, Metallica, Jefef rson Airplane, The Melvins и AC-чертовы-DC, как он написал. На запись этой пленки ушло несколько часов, но как раз времени у Курта было предостаточно.
С помощью этого подарка он надеялся заинтересовать Ормунд в работе менеджером Nirvana. Понимая, что Sub Pop совершенно не заботится о его интересах, Курт подумал, что Ормунд, которая вовсе не имела никакого опыта, но была очень общительной, могла представлять их с бóльшим успехом. В какой-то момент они с Трейси подумывали переехать в Такому вместе с Тэм. Осмотрев несколько домов, Курт отказался от этой идеи, когда увидел пулевое отверстие в стене.
Вместо этого Ормунд переехала в Сиэтл, что, по мнению Курта, было единственным верным шагом, чтобы стать менеджером группы. В тот день, когда они забрали сингл Love Buzz и остановились у ее дома, Курт объявил, что Ормунд их новый менеджер. Он дал ей стопку пластинок и попросил отправить их на Touch and Go и всем, кто, по ее мнению, заинтересуется этим. Ормунд сделала черновую пресс-подборку, которая включала в себя фотографии с шоу в общежитии «К» и незначительные газетные заметки о них. Даже в тот день, когда вышел сингл, она вспоминала: «Курт вел себя так, словно ненавидел Sub Pop».
Той осенью Курт заказал в библиотеке книгу Дональда Пассмана «Все, что вам нужно знать о музыкальном бизнесе». Прочитав ее и поделившись информацией с Кристом, он стал более подозрительно относиться к своему лейблу и решил, что им обязательно нужен контракт. На следующей неделе Крист поехал в Сиэтл и, будучи пьяным, стал колотить в дверь Брюса Пэвитта, выкрикивая что-то вроде: «Эй, вы, ублюдки, нам нужен контракт!» Sub Pop составил краткий контракт, который вступил в силу 1 января 1989 года. Он требовал выпуска трех альбомов в течение трех лет – график, который Курт считал слишком медленным, – а лейбл должен был заплатить группе 6000 долларов за первый год, 12 000 долларов за второй и 24 000 долларов за третий.
Большую часть декабря группа репетировала перед предстоящей сессией. Поскольку их репетиционная точка находилась в Абердине, путешествие могло занять бóльшую часть дня. У Чэда лишь изредка появлялась машина, а на машину Курта вряд ли можно было положиться. Обычно Крист ездил на своем фургоне из Абердина в Олимпию, чтобы забрать Курта; направлялся на север в Сиэтл, чтобы забрать Чэда, который должен был сесть на паром из Бейнбриджа; а затем они все возвращались в Абердин.
В конце дня маршрут менялся на обратный. Иногда они проезжали до 400 миль, чтобы отыграть трехчасовую репетицию. Тем не менее в этих поездках были свои преимущества: они начинали способствовать чувству единения, и предоставляли им время для непрерывного прослушивания музыки. «Mudhoney, Tad, Cofifn Break, The Pixies и The Sugarcubes», – вспоминал Чэд. Список групп, которые они слушали, так же хорошо описывает звучание Nirvana в 1988 году, как и любой другой группы. Они умудрялись звучать как банально, так и оригинально, порой в рамках одной и той же песни. Но Курт учился, и учился быстро.
21 декабря 1988 года группа вернулась для своего первого официального шоу в Грейс-Харбор под названием Nirvana. Хотя они уже начали привлекать зрителей в Олимпии и Сиэтле, на этом выступлении они играли перед аудиторией из двадцати человек, состоящей в основном из Цеплял. Это был Eagles hall в Хокиаме, всего в двух кварталах от станции Шеврон, где когда-то работал отец Курта. Крист разделся до нижнего белья и снова облил себя кровью. Они в первый и единственный раз сыграли на концерте песню Immigrant Song группы Led Zeppelin, и кавер вызвал больше эмоций, чем любая из оригинальных песен Курта. Это был первый раз, когда сестра Курта, еще учившаяся в средней школе, увидела своего брата на концерте. «Я сидела на краю сцены и подпевала, – вспоминала Ким. – Я потеряла голос. На следующий день в школе я должна была выступить с докладом по книге, но не смогла».
«Он сидел и слушал, как из радиоприемника доносится его голос, – вспомнила Трейси, – с широкой улыбкой на лице».
На той неделе Курт послал своим бабушке Айрис и дедушке Лиланду рождественскую открытку. Внутрь карточки он поместил записку, в которой сообщал о своих профессиональных успехах:
Дорогие мои бабушка и дедушка, я давно вас не видел и очень скучаю по вам. Нет мне прощения за то, что я не приезжаю. Даже если я не на гастролях со своей группой, я все равно очень занят, живя в Олимпии. Мы выпустили сингл совсем недавно, и он уже распродан. В этот понедельник мы записываем дебютный альбом, который выйдет в марте. В феврале мы снова едем в тур в Калифорнию, а в апреле вернемся только для того, чтобы сделать перерыв. Потом снова в путь. Я счастлив как никогда. Было бы приятно получить от вас весточку. Счастливого Рождества, люблю, Курт.
Курт преувеличил гастрольный график группы. Их концерты по-прежнему были редкими, хотя и набирали обороты. Но он не преувеличивал, когда говорил о себе: «Я счастлив как никогда». Предвкушение предстоящих перемен в карьере всегда было для него более радостным, чем сами перемены. Идея иметь свой собственный полноформатный альбом – что-то гораздо более значительное, чем сингл, как он предполагал, – наполнила его достаточным легкомыслием, чтобы Курт мог говорить о своих внутренних эмоциях, что было ему вовсе не свойственно. Для него было большой редкостью признать то, как он себя чувствовал. И еще более необычным для него было говорить о том, что он счастлив.
Через два дня после концерта в Хокиаме группа поехала в Сиэтл, чтобы записать свой альбом. Был сочельник. «Нам нечего было делать», – объяснил Крист. Они провели предыдущую ночь в доме Джейсона Эвермана, друга Чэда и Дилана. Как обычно, Курт написал мелодии, но текстов было недостаточно, поэтому ему пришлось не спать большую часть ночи, дописывая слова. Курт сказал своим товарищам по группе, что все равно не сможет уснуть.
Они приехали в студию на следующий день и работали до глубокой ночи. Во время этой сессии они записали основные треки для десяти песен, но Курту не понравились его вокальные дубли. Единственным треком, который ему нравился, был Blеw, ставший жертвой некоторой интуитивной прозорливости: Крист забыл, в какой тональности он играл, и по ошибке настроился на один лад ниже настройки Drop-D[105], в которой была написана песня. В результате получился звук, который был тяжелее и глубже, чем все, что они делали раньше. Идеальная ошибка. Как и многие ранние песни, написанные Куртом, слова Blew не имели никакого смысла. Они были, как позже объяснил Курт, просто «круто подходящими для пения». Однако мелодия и текст эффективно передавали безнадежность и отчаяние, темы, которые преобладали в большинстве песен Курта.
Около полуночи группа объявила отбой и направилась обратно в Абердин. По дороге домой они прослушали сессию шесть раз подряд. Крист высадил Курта в Абердине у дома Венди в 1:30 ночи в Рождество 1988 года. Он планировал провести там праздники, прежде чем вернуться к Трейси. На первый взгляд казалось, что отношения Курта и Венди улучшились. Той осенью он написал в своем дневнике: «Теперь, когда я съехал, мы прекрасно ладим. Я сделал то, что хотела моя мать. Она думает, что у меня есть приличная работа, девушка, машина, дом. Мне нужно забрать кое-какие старые вещи, которые я оставил дома. Мой старый дом, мой настоящий дом, теперь просто дом моей матери».
Курт обычно делал рождественские подарки для своей семьи своими руками, исходя как из художественных предпочтений, так и из экономической необходимости. В 1987 году он изготовил брелоки. Но в 1988 году Курт не заморачивался с подарками: он раздавал копии сингла всем, включая своих тетушек и дядюшек. Наличие собственной пластинки дарило Курту своего рода ощущение возвращения домой: теперь у него были доказательства того, что он что-то собой представляет. Венди включила сингл на семейном стерео, но было очевидно, что он ее не впечатлил. Она сказала Курту, что ему нужно «обратиться к чему-то еще». Курт ничего не хотел слышать.
Более захватывающим, чем Рождество, было еще одно выдающееся шоу, которое группа сыграла 28 декабря в Underground в Сиэтле в честь выпуска бокс-сета Sub Pop 200. Даже когда они изо всех сил старались платить своим группам, Sub Pop устраивал пышные вечеринки, и это событие не было исключением. Оно представляло собой двухдневное выступление восьми групп в клубе U-District. Nirvana играла в первый вечер и была представлена Стивеном Джесси Бернштейном как «группа с лиофилизированным вокалом». Шоу ознаменовало один из первых случаев, когда Nirvana была на равном счету с остальной частью списка Sub Pop. Ранее они считались начинающей группой. Ребята остались в Сиэтле и в течение следующих трех дней провели еще пятнадцать часов в студии с Эндино. Работая до самого вечера в канун Нового года, Курт наконец вернулся в Олимпию, чтобы встретить 1989 год вместе с Трейси.
На второй неделе января группа вернулась к работе еще на две сессии микширования. Они были близки к завершению. После почти 30 часов, проведенных в студии, у них было уже девять треков. В альбоме они решили использовать три песни с демо Кровера и повторно их смикшировали. Курт решил, что альбом будет называться Too Many Humans («Слишком много людей»), что не было названием какой-либо отдельной песни, но подводило итог мрачной теме его работы. В начале февраля группа отправилась в Калифорнию на гастроли, и, проезжая Сан-Франциско, Курт увидел плакат о профилактике СПИДа, который показался ему забавным: «Дезинфицируйте свои шприцы»[106]. «Bleach[107], – сказал он двум своим товарищам по группе, когда фургон проехал по улице. – Так будет называться наш новый альбом».
Глава 10
Рок-н-ролл запретят
Олимпия, Вашингтон
Февраль 1989 – сентябрь 1989
Если рок-н-ролл запретят, брось меня на хрен в тюрьму.
– Строчка, которую Курт написал на гитаре 15 июля1989 года
За день до своего 22-го дня рождения Курт написал письмо матери: «Сегодня дождливый воскресный день, и, как обычно, дел не много, поэтому я решил написать маленькое письмо. Поскольку каждый день дождливый и медленный, я много писал в последнее время. Думаю, это лучше, чем ничего. Я либо пишу песню, либо пишу письмо, и пока что мне надоело писать песни. Что ж, завтра мне исполнится 22 (и я все еще не могу произнести это по буквам)». Он не закончил письмо и не отправил этот фрагмент.
Несмотря на тоску, ярко выраженную в письме, внутренняя творческая жизнь Курта расцветала. Его 22-й год будет практически полностью посвящен творчеству: как музыке, так и изобразительному искусству. Он уже давно отказался от стремления стать промышленным художником, но в каком-то смысле эта свобода позволяла его искусству беспрепятственно развиваться. У Курта не было работы большую часть 1989 года, если только не рассматривать в качестве работы руководство Nirvana. Трейси стала его благодетельницей: роль, которую она будет играть большую часть их отношений.
Заходя в его квартиру в любой день 1989 года, вы с одинаковой долей вероятности могли застать Курта как с кистью в руке, так и с гитарой. Но на самом деле он был не столько художником, сколько творцом. Он использовал в качестве кисти любой инструмент, который был под рукой, и любой плоский предмет в качестве холста. Он не мог позволить себе настоящий холст или даже качественную бумагу, поэтому многие его работы были выполнены на обратной стороне старых настольных игр, которые он находил в комиссионных магазинах. Вместо красок, которые Курт редко мог достать, он пользовался карандашом, ручкой, углем, фломастером, краской из баллончика, а иногда даже кровью. Однажды соседка, Эми Мун, постучалась в дверь, и Курт встретил ее с улыбкой сумасшедшего ученого, который недавно создал свое первое существо. Он сказал ей, что только что закончил картину, на этот раз сделанную акриловой краской, но с одним особым дополнением: «Мой секретный ингредиент». Курт сказал Эми, что добавляет его в каждую свою картину в качестве последнего штриха, свершившегося факта того, что работа ему нравится. Секретным ингредиентом, пояснил он, была его сперма. «Мое семя на этой картине, – сказал он ей. – Посмотри, ты можешь увидеть, как она блестит!» – жестом показал он. Эми не осмелилась спросить, каким способом Курт наносил свое семя на картины, но не заметила поблизости ни кисти, ни палитры.
Этот необычный ритуал не помешал Эми заказать у Курта картину. Это был единственный заказ, который он когда-либо брал. Она описала свой сон и попросила Курта его запечатлеть. Он согласился, и Эми заплатила ему 10 долларов за материалы. Получившаяся картина была нарисована грубо, но настолько отчетливо напоминала ее сон, что Эми с трудом могла представить, что Курт создал картину лишь по ее описанию. «Середина ночи, – объяснила Эми, – какая-то зловещая сила вокруг. На заднем плане – размытые очертания деревьев, только тени. На переднем плане – фары автомобиля и только что сбитый олень. Можно увидеть, как животное испускает дух, и его тело остывает. Впереди очень худая женская фигура, поедающая мясо животного, которое, вероятно, еще не умерло. Его картина в точности как мой сон».
Большинство творений Курта были тревожными, иногда поразительно тревожными. Многие из них были посвящены тем же темам, которые он изучал на уроках рисования в школе, но теперь они были более мрачными. Курт по-прежнему рисовал инопланетян и взрывающиеся гитары, но в его альбоме также были пейзажи в стиле Дали, с плавящимися часами, порнографические части тел на существах без голов и рисунки отрубленных конечностей.
В течение 1989 года его искусство стало все чаще приобретать объемные черты. Каждую неделю он совершал покупки во многих комиссионных магазинах Олимпии, и все самое дешевое и причудливое попадало к нему домой. На обратной стороне альбома Iron Butterfly он нарисовал Бэтмена, прикрепил к нему голую куклу Барби с петлей на шее и преподнес ее Трейси в качестве подарка на день рождения. Курт начал собирать куклы, модели автомобилей, коробки для завтрака, старые настольные игры (кое-что, например его любимая игра с Ивелом Книвелом, осталось нетронутым), фигурки игрушечных знаменитостей и другие разнообразные предметы, купленные по дешевке. Эти предметы коллекционирования не хранились и не убирались на полку; их можно было расплавить на заднем дворе во время барбекю или приклеить к обратной стороне настольной игры. Трейси жаловалась, что куда бы она ни повернулась, на нее вечно таращится какая-нибудь кукла. Вся квартира стала походить на придорожный музей китча, но в постоянном состоянии как строительства, так и разрушения. «У него был такой пунктик с беспорядком, – вспоминал Крист. – Весь его дом был загроможден, и повсюду валялись какие-то вещи. И все же Курт был серьезным художником, и это был один из способов самовыражения, и так он фильтровал мир. Это выражалось по-разному, и некоторые способы были болезненными и извращенными. На самом деле все искусство декадентское и извращенное. Его тема была довольно последовательной. Все было просто немного хреново и мрачно».
Один из любимых приемов Курта – добавление половых органов на нарисованные им фигуры. У мужских тел вместо голов появлялись вагины, а женщины могли обрести пенисы в качестве грудей. Одна из работ этого периода представляет из себя четырех обнаженных женщин, сидящих вокруг огромного Сатаны, который щеголяет огромным эрегированным пенисом. Хотя изображение нарисовано карандашом, женские головы вырезаны из объявлений в журнале Good Household («Домашний очаг»). Фигуры соприкасаются друг с другом, создавая огромную человеческую цепь: одна женщина испражняется; другая держит руку во влагалище; у третьей рука в заднем проходе следующей женщины; и последняя из них рожает, а ребенок выходит из ее чрева. У всех бесовские рога, и они нарисованы настолько реалистично, что напоминают творение художника девяностых годов по имени Coop[108] из Сан-Франциско.
Большая часть работ Курта никогда не имела названий, но одно произведение из этого периода получило тщательно написанное название. Нарисованное черным мелком на белой двадцатифунтовой купюре, оно представляет собой фигурку с огромным смайликом вместо головы, отрубающую топором левую ногу. Заголовок гласит: «Мистер Саншайн совершает самоубийство»[109].
И хотя Курт часто жаловался на скуку, 1989 год был одним из самых загруженных периодов для группы. К концу 1988 года Nirvana за всю свою двухлетнюю историю дала всего два десятка концертов под разными названиями и с участием четырех разных барабанщиков (Буркхард, Фостер, Кровер и Ченнинг). Но лишь в одном 1989 году они сыграют целых 100 концертов. Жизнь Курта превратилась в рутину действующего музыканта.
Их первым туром в 1989 году была поездка по Западному побережью, которая привела их в Сан-Франциско, где они увидели вывеску «Дезинфицируйте свои шприцы». В то время Nirvana гастролировала со своим синглом, неслыханным предложением, учитывая математику их возможной фан-базы; во всем мире было продано менее тысячи синглов, и вероятность того, что в Сан-Хосе группу встретит огромная толпа, которая слышала их и даже успела полюбить достаточно сильно, чтобы пойти на концерт, была крайне мала. Некоторые из этих первых концертов привлекали аудиторию буквально в полдюжину человек, обычно музыкантов, интересующихся Sub Pop, поскольку лейбл был более привлекателен, чем сама группа. Дилан Карлсон тоже принимал участие в этом туре и вспоминал разочарование Курта. «Это было своего рода фиаско, – сказал он. – Многие шоу отменили». Владельцы клубов постоянно выдергивали вилку из розетки, поскольку группа была готова играть даже для бармена и швейцара. Самая большая аудитория собралась в тот день, когда Nirvana играла на разогреве у Living Color, более мейнстримной рок-группы с хитом, входящим в топ-40, перед четырьмя сотнями людей. Публика их ненавидела.
Если в этом первом туре и было самое худшее среди прочего плохого, то оно началось в Сан-Франциско. Там, в Covered Wagon, группа играла на разогреве у Melvins – воссоединение, которого Курт так давно ждал. Но когда он понял, что в Калифорнии Melvins не стали лучше, чем были в Грейс-Харбор, его вера рухнула. Как и в любой другой день тура, они изо всех сил старались найти деньги на бензин, место, чтобы поспать, и еду, чтобы поесть. Трейси поехала вслед за группой в Калифорнию на своей машине, взяв с собой друзей, Эми Мун и Джо Престона. В окружении группы было семь человек, и ни одному из них даже буррито было не по карману. Кто-то на улице рассказал им про бесплатную столовую. «Возможно, ею управляли кришнаиты. Курт после этого с трудом приходил в себя», – вспоминала Эми. Пока все остальные жадно поглощали бесплатный суп, Курт просто уныло смотрел в свою тарелку. «Он не стал его есть, – сказала Эми. – В конце концов Курт просто встал и ушел. Это его угнетало». Еда от кришнаитов, аудитории из десяти человек, выпрашивание денег на бензин, Melvins – коммерческие неудачники, звонки, чтобы заказать свой собственный сингл, – все это представляло собой уровень деградации, который Курт не мог себе представить или к которому не был готов. В ту ночь все семеро спали на полу у друга в квартире-студии.
Они вернулись в Сиэтл 25 февраля, чтобы сыграть более успешное шоу в Университете Вашингтона. Шоу было разрекламировано как «Четыре группы за четыре бакса», и это была самая большая толпа у Nirvana на тот момент – аудитория около 600 человек. Они играли с Fluid, Skin Yard и Girl Trouble, которые были более известны, но именно во время выступления Nirvana публика неистовствовала. Зрители Сиэтла начали танцевать слэм конца восьмидесятых: это повлекло за собой своего рода неистовый, безумный круговорот, обычно создаваемый перед сценой кружащейся массой подростков. Когда толпа становилась достаточно большой, волны людей сталкивались друг с другом, как будто в зале начался ураган. Бешеный звук Nirvana был идеальным саундтреком для слэма, поскольку они никогда не замедлялись и даже редко останавливались между песнями. Когда случайный поклонник поднимался на сцену, а затем прыгал обратно в зал – это называлось дайвингом со сцены, – ритуальный танец завершался. Курт спокойно пел и играл, в то время как десятки ребят забирались на сцену для того, чтобы спрыгнуть с нее. Иногда со сцены прыгало так много людей, что казалось, будто Курт стоит среди какого-то учебного центра для начинающих десантников. Это был организованный беспорядок, но именно об этом и мечтал Курт: использовать свою музыку для создания хаоса. Многие другие группы привлекали такую же танцующую слэм аудиторию, но лишь немногие музыканты могли апатично стоять в самой гуще этих вторжений на сцену, как это делал Курт. Он производил впечатление человека, привыкшего к подобным выходкам. И в Сиэтле это стало настолько привычным делом, как и он сам.
В тот день Курт дал короткое интервью Daily, студенческой газете Вашингтонского университета, в котором он обратился к северо-западной сцене, назвав ее «последней волной рок-музыки» и «окончательным переизданием». Курт сказал автору Филу Уэсту, что в музыке группы есть «мрачный, мстительный элемент, основанный на ненависти». Эта статья была первым случаем того, что станет одной из любимых шуток Курта: извергать мифологию доверчивым журналистам. «В Абердине я ненавидел своих лучших друзей, потому что они были идиотами, – заявил Курт. – Большая часть этой ненависти все еще просачивается наружу». Курт отдавал должное Трейси за то, что она содержала его, но поклялся, что однажды он «будет жить за счет группы». И пообещал, что если этого не произойдет, то: «Я просто уеду в Мексику или Югославию с несколькими сотнями долларов, буду выращивать картофель и изучать историю рока по старым выпускам Creem».
Той весной группа взяла Джейсона Эвермана в качестве второго гитариста, и впервые они играли вчетвером. Курт хотел, чтобы Джейсон взял на себя гитарные партии, которые, как он чувствовал, не сможет осилить сам, поскольку его песни становились все сложнее. Джейсон играл в более ранних группах с Чэдом и имел репутацию модного гитариста. Он также снискал доверие группы, одолжив Курту 600 долларов, которые тот использовал для оплаты счета за запись Bleach. Он не был связан никакими обязательствами – деньги Эверману так и не вернули, – но Курт указал имя Джейсона на обложке альбома Bleach, хотя, по сути, он не играл с ними на сессиях.
Вместе с Джейсоном Nirvana сыграла на фестивале Sub Pop – Lamefest 9 июня в Moon Theatre в Сиэтле. Там они были на разогреве у Mudhoney и Tad, двух самых крутых групп Sub Pop, и это ознаменовало официальный релиз Bleach. Сначала играла Nirvana – их выступление прошло без происшествий, если не считать того, что струны гитары Курта застряли у него в волосах. Кульминация вечера наступила, когда Курт увидел, как ребята выстраиваются в очередь, чтобы купить Bleach.
К середине 1989 года северо-западная музыкальная сцена начала привлекать международное внимание, подпитанное некоторыми умными шагами Пэвитта и Поунмэна, которые показывали, что их настоящий гений заключался не столько в управлении лейблом, сколько в его маркетинге. Сама идея назвать свой ежегодный фестиваль Lamefest[110] была гениальной: это сразу же обезоруживало любую возможную критику, в то же время привлекая недовольных поклонников музыки, которые носили футболки с надписью «Лузер» (лейбл продавал подобных футболок столько же, сколько и пластинок). Несмотря на плачевное состояние банковского счета Sub Pop, в начале 1988 года они купили билеты на самолет для нескольких британских рок-критиков, чтобы те провели свой выходной в Сиэтле. Эти деньги были потрачены не зря: в течение нескольких недель группы Sub Pop мелькали в английских музыкальных еженедельниках, а такие группы, как Mudhoney, стали звездами движения грандж. Ну, по крайней мере, в Британии. Этот термин предназначался для описания громкого искаженного панка, но вскоре он стал использоваться для обозначения практически всех групп с северо-запада, даже таких, как Nirvana, которая на самом деле была более попсовой. Курт ненавидел этот термин, но поднялась серьезная шумиха, и северо-западная сцена росла. Хотя в Сиэтле было мало площадок для выступлений, каждое шоу становилось настоящим событием, и толпы зрителей стремительно росли.
Много лет спустя размышляя о том, почему сцена взорвалась именно тогда, Курт написал в своем дневнике: «Много лестной рекламы от многочисленных профессиональных английских журналистов катапультировало Sub Pop к мгновенной славе (просто добавьте воды или рекламы)». Обычно Nirvana упоминалась в ранней волне прессы 1989 года, но в большинстве статей – например в Melody Maker в марте 1989 года в статье под названием «Сиэтл: Рок-Город»[111] – они были отодвинуты на крошечную боковую колонку как аутсайдеры. Когда Курт прочитал свой первый небольшой отрывок о себе из английской прессы, он, вероятно, был больше всего потрясен, увидев рассуждения Эверетта Тру о том, что ожидало бы группу, не будь они музыкантами: «Речь идет о четверых парнях… которые, если бы не музыка, работали в супермаркете, на лесопилке или ремонтировали машины». Две из трех перечисленных профессий принадлежали отцу Курта, а третья была прежней работой Базза.