Тяжелее небес. Жизнь и смерть Курта Кобейна, о которых вы ничего не знали прежде

* * *


Они наняли нового консультанта по имени Дэвид Берр и на конец следующей недели запланировали еще одну интервенцию. Дэнни Голдберг вспомнил, как Кортни умоляла его по телефону: «Ты должен приехать. Я боюсь, что он может покончить с собой или кого-нибудь ранит». Интервенция Берра произошла в пятницу, 25 марта. Просто чтобы убедиться, что Курт не сбежит, Кортни порезала шины на его «Вольво» и «Додже»; шины «Валианта» были настолько лысыми, что она подумала, что Курт не рискнет сесть за руль.

Эта интервенция не удивила Курта, хотя оказалось, что время для этого было выбрано не самое лучшее: Курт и Дилан только что ширнулись. «Мы с Куртом веселились всю ночь напролет, – объяснил Дилан. – Мы только что проснулись, сделали утренний укол и спустились по лестнице, а эта толпа уже сидела там, чтобы противостоять ему». Курт был в ярости, демонстрируя гнев только что пойманного зверя. Его первой реакцией было схватить мусорное ведро и швырнуть его в Дилана, который, как ему казалось, заманил его туда. Дилан сказал Курту, что он тут ни при чем, и уговорил его уйти. Но Курт остался и стоял лицом к комнате, заполненной его менеджерами, друзьями и товарищами по группе. Как будто его судили, и, подобно раскаявшемуся преступнику, приговоренному к высшей мере наказания, он все время смотрел в пол.

В комнате находились Кортни, Дэнни Голдберг, Джон Сильва и Джанет Биллиг из Gold Mountain, Марк Кейтс и Гэри Герш с его лейбла, Пэт Смир из группы, няня Кали и консультант Дэвид Берр. Матери Курта там не было, потому что в это время она нянчилась с Фрэнсис в Абердине. Многие из участников группы в спешке прилетели в Сиэтл ночными рейсами. Каждый по очереди перечислял причины, по которым Курт должен лечиться. Каждый оратор заканчивал угрозой на случай, если он не согласится. Дэнни, Джон и Джанет сказали, что больше не будут с ним работать; Гэри Герш – что Gefef n бросит Nirvana; Смир сказал, что Nirvana развалится; а Кортни сказала, что разведется с ним. Во время этих предостережений Курт молчал: он уже предвидел эти финалы и во всех случаях уже готовился и сам разорвать эти связи.

Хотя Берр говорил всем, что они «должны противостоять Курту», мало кто из присутствующих был способен на это. «Все очень боялись Курта, – заметил Голдберг. – Вокруг него была такая аура, что даже мне казалось, будто я иду по яичной скорлупе, и было страшно сказать что-то не то. Он обладал такой мощной энергией, что другие люди, при всем своем уважении, практически не разговаривали с ним. Они просто болтались вокруг и прятались где-то на заднем плане». Больше всего говорил Берр, который пытался профессионально провести интервенцию, но в данном случае пациент Курт Кобейн его не слушал: его зависимость была слишком сильна и защищена крепким щитом, чтобы отражать эти удары.

Настоящая драма началась, когда заговорила Кортни. Безусловно, она была самой прямой из тех, кто находился в комнате, но ей действительно было что терять. Она умоляла Курта лечиться: «Это должно закончиться!.. Ты должен быть хорошим папой!» А потом она бросила угрозу, которая, как она знала, причинит ему самую сильную боль: если они разведутся, а он останется при своей зависимости, его свидания с Фрэнсис будут ограничены.

После того, как все, кроме самого Курта, выговорились, наступило короткое молчание, подобное тому, что предшествует крупному сражению в фильме с Джоном Уэйном. Курт медленно поднял глаза и злобно смотрел то на одного человека, то на другого, побеждая в этой игре в гляделки. Когда он наконец заговорил, то в гневе выплюнул несколько слов. «Кто вы все такие, черт возьми, чтобы мне это говорить?» – проревел он. Курт провел собственную интервенцию для всех находившихся в комнате, подробно описывая случаи, когда они сами употребляли наркотики, свидетелем которых он был. Дэнни Голдберг сказал Курту, что все они беспокоятся именно о его здоровье, а не о чьем-то еще. «Как мы вообще будем разговаривать, если ты обдолбался? – взмолился Голдберг. – Значит, так, ты немного протрезвеешь, а потом, по крайней мере, сможешь говорить об этом». Курт злился все больше и больше, и, будучи опытным словесным тактиком, он начал препарировать всех в комнате, нанося каждому удар, который, как он знал, поразит их в самое больное место. Он называл Джанет Биллиг «жирной свиньей», а всех присутствующих – лицемерами. Курт судорожно схватил телефонный справочник и обратился к разделу «психиатры». «Я никому здесь не доверяю, – заявил он. – Я собираюсь вызвать психиатра из «Желтых страниц», которому могу доверять».

Свою максимальную ярость он приберег для Кортни. «Его главным оружием было то, что Кортни была еще более испорчена, чем он», – вспоминал Голдберг. Нападки Курта на Кортни прекратились, когда ему сказали, что она летит в Лос-Анджелес на реабилитацию. Его попросили сопровождать ее. Он отказался и продолжал звонить психиатрам, попадая лишь на автоответчики. Кортни и сама была в ужасном состоянии – эта интервенция и последние три недели, проведенные в ожидании услышать очередную новость о его передозировке, взяли свое. Ей пришлось сесть в машину, и Курту предложили поехать вместе с ней. Он отказался и, когда машина с Кортни отъехала, стал лихорадочно листать «Желтые страницы». «Я даже не поцеловала мужа и не попрощалась с ним», – позже сказала Лав Дэвиду Фрикке.

Курт утверждал, что никто в комнате не имеет права его судить. Он удалился в подвал вместе со Смиром, сказав, что все, чего он хочет, – это немного поиграть на гитаре. Собравшиеся начали медленно расходиться. Большинству пришлось лететь обратно в Лос-Анджелес или Нью-Йорк. К вечеру даже Берр и Смир исчезли, и Курт остался с той же пустотой, которую чувствовал почти каждый день. Остаток вечера он провел у своего дилера, жалуясь на интервенцию. Позже дилер рассказала газете, что Курт спросил ее: «Где мои друзья, когда они мне так нужны? Почему все друзья против меня?»

На следующий день Джеки Фэрри вернулась к работе и отвезла Фрэнсис к Кортни в Лос-Анджелес. Мать и сестра Курта по настоянию Кортни поехали в Сиэтл, чтобы попытаться поговорить с ним. Их противостояние прошло не лучше, чем интервенция, и оставило все стороны с еще большим чувством душевной боли и потери. Курт был явно под кайфом, а Венди и Ким было больно видеть его в таком эмоциональном состоянии. Он их не слушал: дело дошло до того, что им уже попросту не о чем было говорить. Когда мать и сестра уходили в слезах, Ким, будучи самой прямолинейной в семье, остановилась в дверях с еще одним вопросом: «Неужели ты так сильно нас ненавидишь?» Когда она говорила это, она плакала, что, должно быть, показалось Курту странным, ведь Ким всегда была сильной и никогда не плакала. И вот она стоит в дверях его дома, и именно он довел ее до слез. «О да, – ответил он с таким сарказмом, какого она никогда от него не слышала. – О, да, – сказал он. – Я действительно ненавижу вас, ребята. Я ненавижу вас». Ким больше ничего не могла сказать – ей пришлось уйти.

В Лос-Анджелесе Кортни зарегистрировалась в отеле Peninsula, чтобы начать сомнительный план лечения под названием «гостиничная детоксикация». Она заключалась в том, что несколько раз в день ее должен был наблюдать нарколог в гостиничном номере, избегая шума более публичного лечебного центра. Она пыталась позвонить домой в Сиэтл, но никто не снял трубку.

Курт, как она и подозревала, принимал наркотики. Теперь в доме были только он и Кали. Позже в тот же день Курт появился в доме местного дилера, но купил и употребил так много наркотика, что дилер отказался продавать ему больше. Это было сделано из притворной заботы о его здоровье и страха, что если он примет слишком большую дозу их наркотиков, это может привлечь к ним внимание полиции. «Он был в загуле, – сообщил Роб Морфитт, знавший нескольких человек, которые встречались с Куртом в тот уик-энд. – Он болтался по округе и был сильно обдолбан». Обычная беззаботность Курта сменилась желанием умереть, которое пугало даже самых закаленных, циничных наркоманов. Последние несколько месяцев употребления наркотиков он безрассудно делил иглы с другими наркоманами, игнорируя предупреждения общественного здравоохранения о ВИЧ и гепатите. Черная смола наркотиков часто вызывала абсцессы от примесей, используемых для его разбавления. К марту руки Курта покрылись рубцами и нарывами, которые сами по себе представляли потенциальную опасность для здоровья.

Позже в тот же день Курт подкупил других наркоманов, чтобы они купили ему наркотик. Когда тот был разделен и приготовлен в их квартире, Курт достал черный, как уголь, шприц. Он использовал недостаточно воды, чтобы разбавить наркотик. Соратники Курта с ужасом наблюдали за тем, как, сделав себе инъекцию, он тут же начал страдать от последствий передозировки. По квартире прокатилась паника, и Курт начал хватать ртом воздух: если он умрет прямо там, то неизбежно вмешается полиция. Жильцы квартиры приказали Курту уйти, а когда он не смог даже пошевелиться, они выволокли его на улицу. Там стоял его «Валиант», и они бросили Курта на заднее сиденье машины. Один человек предложил позвонить по 911, но Курт был в сознании и отрицательно покачал головой. Они оставили его в покое, решив, что если он хочет умереть, то пусть сделает это в одиночестве.

Вот к чему все это привело: самая знаменитая рок-звезда своего поколения лежала на заднем сиденье автомобиля, не в силах говорить, не в силах пошевелиться, и в очередной раз оказалась всего в шаге от смерти. Он провел много ночей в своей машине. Это был самый надежный и уютный дом, который у него когда-либо был, и столь же хорошее место для того, чтобы умереть, как и любое другое. На заднем стекле лежала картонная табличка «Продается», где был указан номер его домашнего телефона.



В тот уик-энд Курт остался жив. В еще одном подвиге, который бросил вызов науке, его организм пережил очередную дозу наркотика, которая убила бы большинство других людей. Когда он проснулся в машине на следующий день, его эмоциональная и физическая боль снова вернулись: больше всего на свете он хотел освободиться от всех страданий. Даже наркотик больше не помогал.

Когда Курт вернулся домой, его ждали многочисленные сообщения от Кортни, а также от нового психиатра по имени доктор Стивен Скаппа, которого рекомендовал Бадди Арнольд. Курт перезвонил Скаппе и начал вести с ним долгие разговоры. Казалось, он был мягок и общался со Скаппой так, как никогда не общался с другими врачами. В тот понедельник ему также позвонила Розмари Кэрролл, которая пыталась уговорить его согласиться на лечение. «Ты облегчаешь задачу многим людям, – сказала она ему, – которых хочешь удержать от управления твоей жизнью, чтобы нарисовать полностью отрицательную картину тебя, и чтобы они, по сути, поддерживали контроль из-за этой проблемы с наркотиками. Если ты отправишься на лечение, ты дашь им на одну стрелу в их колчане меньше, ты радикально уменьшишь их боеприпасы. Это может не иметь никакого смысла, и это может не быть особо логично, но это так. Так что иди и разберись с этим. Когда ты выйдешь, это облегчит решение любых проблем. Это даст нам основу, на которой мы будем стоять». Курт ответил: «Я знаю». Он сказал Кэрролл, что попробует лечение еще раз.

В тот вторник Курту забронировали билет на рейс до Лос-Анджелеса, а Криста попросили отвезти его в аэропорт. Когда Курт подошел к дому Криста, было очевидно, что он не хочет ехать. На протяжении 25 минут, пока они ехали, Курт рыдал, вопил и кричал. На шоссе номер 5, возле съезда Теквилы, он попытался открыть дверь и выпрыгнуть из машины. Крист не мог поверить, что это происходит на самом деле, но своими длинными руками он ухитрялся держать Курта, пока вел машину, даже на поворотах. Через несколько минут они добрались до аэропорта, но Курту не стало лучше: Кристу пришлось тащить его за шиворот, словно школьный учитель вел хулигана в кабинет директора. В главном терминале Курт ударил Криста кулаком в лицо и попытался сбежать. Крист схватил его, и завязалась драка. Два старых друга дрались на полу переполненного терминала аэропорта, ругаясь и колотя друг друга, словно два пьяницы в драке в абердинском баре. Курт вырвался из рук друга и побежал через здание, крича: «Пошел ты!», а потрясенные пассажиры наблюдали за ним. Последним, что увидел Крист, была белокурая копна волос Курта, завернувшего за угол.

Всхлипывая, Крист вернулся в Сиэтл один. «Он сильно, так сильно любил Курта, – вспоминала Шелли. – Мы оба любили. Он был частью нашей семьи. Я знала его почти полжизни». Будучи подростком, Шелли подсовывала Курту бесплатные бигмаки из-за прилавка в абердинском «Макдоналдсе». В течение нескольких недель в 1989 году Курт, Трейси, Крист и Шелли делили одну двуспальную кровать, где спали по очереди. Курт когда-то жил в фургоне за их домом, и Шелли приносила ему одеяла, чтобы он не замерз до смерти. Крист и Курт проехали вместе, казалось, миллионы миль, и они рассказывали друг другу то, чего никогда не говорили ни одной живой душе. Но в тот вторник вечером Крист сказал Шелли, что в глубине души знает, что больше никогда не увидит Курта живым, и он был прав.

Позже тем же вечером Курт несколько раз разговаривал по телефону со Скаппой, а также, как вспоминает Кортни, был приятный разговор с ней. Он был в состоянии наркотической эйфории, но, несмотря на недавнее происшествие с Кристом, он снова согласился на лечение. Было решено, что Курт вылетит на следующий день.

Самая знаменитая рок-звезда своего поколения лежала на заднем сиденье автомобиля, не в силах говорить, не в силах пошевелиться, и в очередной раз оказалась всего в шаге от смерти.



Покорно согласившись, Курт сделал то, что делают самые активные наркоманы, прежде чем отправиться на лечение: он попытался употребить так много наркотика, чтобы частично он оставался в его организме в течение тех первых ужасных дней ломки. На следующий день Курт поехал к Дилану с просьбой об одолжении: он хотел купить ружье «для защиты и из-за грабителей». Полиция забрала все его оружие, и Курт поинтересовался, сделает ли Дилан это для него. Дилану это показалось логичным, хотя в Вашингтоне не было регистрации винтовок. Они поехали в Stan Baker’s Sports на Лейк-Сити-уэй, 10000. «Если Курт и был склонен к самоубийству, – вспоминал позже Дилан, – то наверняка скрывал это от меня». В магазине Курт указал на дробовик «Ремингтон М-11» двадцатого калибра. Дилан купил его и коробку патронов, заплатив 308,37 доллара наличными, которые ему вручил Курт. Купив дробовик, Курт отправился домой.

В тот же вечер Харви Оттингер, шофер вашингтонской службы лимузинов, прибыл на своей городской машине, как и было запланировано, в дом на Лейк-Вашингтон. Он прождал час, и Курт наконец спустился вниз с небольшой сумкой в руках. По дороге в аэропорт Курт вспомнил, что оставил коробку с патронами в сумке, и спросил Оттингера, не избавится ли тот от них. Водитель согласился, и, когда они подъехали к Си-Так, Курт вышел из машины и поспешил на свой рейс до Лос-Анджелеса.





Глава 24

Волосы ангела

Лос-Анджелес, Калифорния

30 марта – 6 апреля 1994




Порезался волосами ангела и дыханием ребенка.

– Из Heart-Shaped Box




В среду вечером Пэт Смир и Майкл Майзел из Gold Mountain встретили Курта в аэропорту Лос-Анджелеса и отвезли его в реабилитационный центр Exodus, филиал больницы Даниэля Фримена в Марина-Дель-Рей. Это было то же самое заведение, в котором Курт находился в сентябре 1992 года. Этот реабилитационный центр был любим многими рок-звездами – накануне оттуда выписался Джо Уолш из Eagles, а Гибби Хайнс из Butthole Surfers был там, когда приехал Курт. Курт зарегистрировался на 28-дневную программу.

Ему предоставили комнату 206 в корпусе на двадцать человек. В тот первый вечер Курт прошел 40-минутное собеседование с медсестрой. Потом он спустился в гостиную и сел рядом с Хайнсом, одним из кумиров его юности. «Все собирались на встречу Анонимных наркоманов, но Курт сказал, что останется в Exodus, потому что он только что приехал, – вспоминал Хайнс. – Курт выглядел больным и уставшим оттого, что был больным и уставшим».

В четверг утром Курт начал курс лечения, который включал в себя групповую терапию, собрания и индивидуальную терапию со своим консультантом по злоупотреблению психоактивными веществами Ниалом Стимсоном. «Он полностью отрицал, что у него были проблемы с наркотиками, – сказал Стимсон. – Я спросил его, понимает ли он всю серьезность своего поступка в Италии: «Парень, ты чуть не умер! Ты должен отнестись к этому серьезно. Твое злоупотребление наркотиками привело тебя к тому, что ты почти погиб. Ты понимаешь, насколько это серьезно?» Курт ответил: “Я понимаю. Я просто хочу вылечиться и убраться отсюда”». Стимсон не знал о том, что в Риме произошла попытка самоубийства. В результате Курт оказался в обычной палате Exodus, хотя совсем недалеко от нее находилось закрытое психиатрическое отделение больницы.

В тот день Кортни звонила в Exodus несколько раз и ругалась с персоналом, когда ей говорили, что Курт недоступен. На сеансах со Стимсоном Курт редко упоминал о своих ссорах с Кортни. Вместо этого он сказал, что больше всего его пугал возможный проигрыш судебного процесса с первым режиссером клипа на Heart-Shaped Box Кевином Керслейком. Керслейк подал иск 9 марта, утверждая, что именно он, а не Курт, придумал многие идеи для этого клипа. Курт сказал своему адвокату, что он почти ни о чем другом не думал с тех пор, как был подан иск, и беспокоился, что это дело финансово уничтожит его. «Курт сказал мне, что больше всего боится того, что если он проиграет это дело, то потеряет даже свой дом», – сказал Стимсон.

Во второй половине дня в четверг Курта навестили Джеки Фэрри и Фрэнсис. Кортни его не навещала, потому что ее врач не советовал этого делать на ранних стадиях трезвости Курта. Фрэнсис в то время было девятнадцать месяцев. Курт играл с ней, но Фэрри казалось, что он не в себе. Она предположила, что это из-за лекарств, которые центр дал ему, чтобы облегчить ломку. В разговоре с Фэрри Курт не упомянул о деле Керслейка, но поднял вопрос о ссоре с Кортни из-за Lollapalooza. Джеки и Фрэнсис пробыли там недолго, но обещали вернуться на следующий день.

Они вернулись в пятницу в одиннадцать утра, и Джеки застала Курта на удивление отдохнувшим. «Он был в таком невероятно счастливом настроении, которого я просто не поняла, – вспоминала Фэрри. – Я подумала: “Боже, может быть, на этот раз он действительно поправится”. Курт говорил мне все эти невероятно лестные вещи и был очень позитивным. Это было не в его стиле – сидеть без дела и пытаться заставить мир казаться лучше. Обычно он был немного сварлив. Но я просто восприняла этот знак как положительный 24-часовой прогресс». Фэрри рассказала Курту о своих планах на телевизионное шоу, и Курт, как это ни странно, подбодрил ее, сказав, что из нее получится «отличная знаменитость», потому что она «не совсем испорчена».

Перемена настроения Курта не слишком встревожила Фэрри. Она просто предположила, что он принимает таблетки, предоставленные реабилитационным центром. По сравнению с первым визитом он вел себя с Фрэнсис более естественно и подбрасывал ее в воздух, чтобы заставить хихикать. Фэрри на мгновение вышла в коридор, решив дать им время побыть вдвоем. Когда она вернулась, Курт прижимал ее к своему плечу, гладил по спинке и ласково шептал ей на ушко. Фэрри собрала Фрэнсис и сказала Курту, что они увидятся на следующий день. Он проводил их до двери, посмотрел дочери в глаза и сказал: «Прощай».

В начале второй половины дня Курт сидел в курилке за Exodus и болтал с Гибби. Большинство пациентов, проходящих повторную реабилитацию, каковыми были и Курт, и Гибби, подходили к лечению с черным юмором. Эти двое сплетничали о других, чьи проблемы были хуже их собственных. У одного барабанщика развился такой сильный абсцесс, что ему ампутировали руку. Гибби пошутил, что рад тому, что он всего лишь певец, и Курт долго смеялся над этим. Они смеялись над общим знакомым, который сбежал из Exodus, перепрыгнув через заднюю стену. Это было совершенно лишним, поскольку парадные двери не были заперты. «Мы с Куртом смеялись над тем, каким он был тупицей, когда сбежал через стену», – вспоминал Хайнс.

В тот же день Курта навестили Пэт Смир и Джо «Мама» Нитцбург. Мама был художником, другом Кортни, который уже проходил курс лечения от наркомании. В прошлом году, проявив альтруизм, который никогда не афишировался, Курт оплатил обучение Мамы в художественной школе, когда тому отказали в финансовой помощи. Кортни отправила его в Exodus с письмом для Курта, а также с конфетами и фанзином, которые, как она думала, ему понравятся. Мама был удивлен тем, насколько трезвым Курт стал всего за один день. «Ты хорошо выглядишь. Как себя чувствуешь?» – спросил он. «Не так плохо», – был невозмутимый ответ Курта.

Они втроем вышли на задний дворик, чтобы Курт мог покурить. Гибби все еще был там и отпускал все те же шуточки насчет перелезания через стену. Они разговаривали почти час, но по большей части это был разговор о пустяках. Курт всегда хотел пойти в художественную школу и сказал Маме, что немного ему завидует. У Мамы сложилось впечатление, что Курт был безмятежен: «Что бы его ни беспокоило, казалось, что он уже примирился с этим». Пэт и Джо уехали около пяти вечера, а когда расставались, Мама сказал Курту, что они еще приедут. «Он произвел то самое впечатление, которые ты хочешь получить от наркомана на реабилитации, – заметил Мама. – Впечатление “я-больше-не-могу-этого-делать-я-сдаюсь”».

В пятницу днем Кортни несколько раз пыталась связаться с Куртом по телефону-автомату для пациентов. Наконец она позвонила, когда он был возле него, и они немного поговорили. «Что бы ни случилось, – сказал он, – я хочу, чтобы ты знала: ты записала очень хороший альбом». Кортни показалось странным, что он упомянул об этом, поскольку ее пластинка выходила только через неделю. «Что ты имеешь в виду?» – спросила она, смущенная театральностью в его голосе. «Просто помни, что, несмотря ни на что, я люблю тебя». С этими словами он повесил трубку.

В 7:23 вечера сосед Майкла Майзела по комнате ответил на телефонный звонок. Это был Курт. «Майкл уехал на весь вечер, – объявил сосед по комнате. – Сказать, чтобы он перезвонил?» Курт сказал, что его не будет рядом с телефоном. Через две минуты он вышел через черный ход Exodus и перелез через шестифутовую стену, по поводу которой еще днем они шутили вместе с Гибби.



Он покинул Exodus в одной лишь больничной одежде. В своей комнате он оставил пару рубашек и недавно начатый дневник, содержащий четыре наброска песен. За свои 27 лет он исписал две дюжины различных спиральных блокнотов, которые служили ему дневниками, но к 1994 году он стал редко записывать свои мысли. Тем не менее иногда во время пребывания в Exodus он выполнял задание, похожее на тест Роршаха, в котором его просили изобразить дюжину слов. Результаты были похожи на записи из его дневников. Это была та самая тренировка, в которой Курт преуспевал в своей жизни с тех самых пор, как его дедушка бросил ему вызов, чтобы тот нарисовал Микки Мауса.

Когда его попросили изобразить «негодование», он нарисовал два сердитых глаза с красным пламенем рядом с ними. Для «ревности» он нарисовал нацистский знак с ножками. Чтобы выразить «одиночество», он набросал узкую улицу с двумя гигантскими небоскребами по бокам. «Страдание» он выразил как спинной мозг с прикрепленными к нему мозгом и сердцем: это было немного похоже на обратную сторону обложки In Utero. Круг друзей символизировал «безопасность». «Капитуляцию» изображал человек с ярким светом, исходящим от него. Зонтик с бантами по окантовке изображал «депрессию». Для «непреклонности» он изобразил ногу, наступившую на шприц. И на последней странице упражнения, чтобы показать «заброшенность», Курт нарисовал крошечную фигурку полицейского размером с муравья на фоне огромного пейзажа.

Через два часа после того, как он перепрыгнул через забор, Курт воспользовался своей кредитной карточкой, чтобы купить билет в первый класс до Сиэтла на рейс 788 авиакомпании Delta. Перед посадкой он позвонил в Seattle Limousine и договорился, чтобы его забрали в аэропорту. Курт специально попросил, чтобы они не присылали лимузин. Он попытался позвонить Кортни, но ее не оказалось дома, поэтому он просто оставил сообщение на автоответчике.

Кортни уже искала его в Лос-Анджелесе. Как только она услышала про побег из Exodus, то сразу подумала, что он собирается купить наркотики и, возможно, вновь принять слишком много. «У нее была истерика», – вспоминал Джо Мама. Кортни начала обзванивать наркодилеров и спрашивать, не у них ли Курт; она не верила им на слово, поэтому приезжала лично в этом убедиться. Кортни решила распространить слух о том, что у нее передозировка, предполагая, что этот обман дойдет до Курта, и он свяжется с ней. После трех дней трезвости обезумевшая от горя Кортни снова очутилась в знакомых дилерских притонах и сорвалась.

Тем временем Курт уже был в самолете. Он обнаружил, что сидит рядом с Даффом МакКаганом из Guns’N’Roses. МакКаган начинал свою карьеру в нескольких северо-западных панк-группах и, несмотря на всю вражду между Nirvana и Guns, Курт, казалось, был счастлив видеть Даффа. Он признался, что ушел из реабилитационного центра. Дафф сказал, что понимает Курта, ведь он сам находится в процессе лечения от наркотиков. МакКаган сразу понял, что дело неладно. «Все мои инстинкты подсказывали мне, что здесь что-то не так». Они говорили об общих друзьях, но в их разговоре была тоска: оба уезжали из Лос-Анджелеса и возвращались на северо-запад. «Мы говорили о том, каково это – вернуться домой, – вспоминал МакКаган. – Он сказал, что именно это и делает: “возвращается домой”». Курт заявил об этом так, словно отсутствовал там много лет, а не три дня. Когда самолет прибыл в Сиэтл, МакКаган решил спросить, не подвезти ли Курта, но, когда обернулся, того уже и след простыл.

В субботу, 2 апреля, в 1:45 утра Курт приехал домой. Если он и спал, то недолго: около шести утра, на рассвете, он зашел в комнату Кали на первом этаже дома. Он был там со своей девушкой, Джессикой Хоппер, которая приехала на весенние каникулы из школы-интерната в Миннеаполисе. Кали одновременно встречался с Джессикой и с Дженнифер Адамсон (ранее он встречался с актрисой, номинированной на премию «Оскар», Джульеттой Льюис). Хотя Джессика была моложе Кали и была трезвенницей (не употребляла ни наркотики, ни алкоголь), она обожала его.

В субботу утром Кали был в отключке из-за наркотиков. Прошлой ночью, пытаясь отопить гигантский дом после того, как закончилось печное топливо, обдолбанный Кали, прежде чем отнести Presto Log в свою комнату, зажег его снаружи и бросил на пол гостиной. Поскольку проблемы с наркотиками обострились, а обязанности няни сократились, Кали стал Като Кэлином[195] в семье Кобейнов. «К тому времени Кали уже ни за что не отвечал, – заметила Джессика, – разве что помогал доставать наркотики или следил за тем, чтобы Курт не умер».

В то утро Курт вошел в комнату Кали и сел в ногах кровати. Джессика проснулась. «Эй, бритоголовая девчонка», – пропел Курт Джессике, подражая словам панк-песни. Джессика сказала Курту: «Позвони Кортни! Ты должен позвонить Кортни, она с ума сходит». Джессика схватила со стола номер, протянула ему и смотрела, как Курт набирает номер Peninsula. Служащий отеля объявил, что Кортни не отвечает на звонки. «Это ее муж. Свяжите меня с ней», – приказал Курт. Курт забыл кодовое имя, которое было необходимо для того, чтобы связаться с женой. Он все время повторял «это ее муж», но служащий отеля не переключал его. Расстроенный, он повесил трубку. Кали мгновенно проснулся и, увидев Курта, тоже велел ему позвонить Кортни.

Когда Кали снова заснул, Джессика и Курт несколько минут сидели молча, смотря MTV. Курт улыбнулся, когда на экране появился клип Meat Puppets. Через пять минут он снова позвонил в отель, но его все равно не соединили. Джессика заснула, глядя, как Курт листает журнал Puncture.

Через двадцать минут Курт вызвал Graytop Cab. Он сказал водителю, что его «недавно ограбили, и ему нужны пули». Они поехали в центр города, но, поскольку была суббота и всего 7:30 утра, магазины спортивных товаров были еще закрыты. Курт попросил водителя отвезти его на пересечение 145-й и Аврора, сказав, что голоден. Скорее всего, Курт остановился либо в мотеле Crest, либо в мотеле Quest, где уже останавливался раньше, – они находились рядом с одним из его дилеров. В тот же день он отправился в магазин Seattle Guns и купил коробку патронов для своего дробовика двадцатого калибра.

В доме Кобейнов главный телефон звонил каждые десять минут, но Кали боялся брать трубку, думая, что это Кортни. Когда он наконец ответил, то сказал, что не видел Курта. Все еще под действием наркотиков, Кали думал, что Курт, сидящий на его постели, был просто сном. Кали и Джессика поссорились из-за его употребления наркотиков, и в приступе ярости он предложил ей улететь домой пораньше. Кали попытался использовать карточку Mastercard с лимитом в 100 000 долларов, которую дал ему Курт, чтобы купить ей билет на самолет, но платеж был отклонен. Он позвонил Кортни, чтобы пожаловаться, и она сказала, что заблокировала карточки Курта в надежде на то, что это поможет определить его местонахождение. Чувствуя себя плохо, Джессика легла в постель и провела большую часть следующих двух дней, пытаясь игнорировать домашний телефон, который не замолкал.

В течение следующих двух дней Курта видели лишь изредка. В воскресенье вечером его видели в ресторане Cactus за ужином с худой женщиной, возможно, его дилером Кейтлин Мур, и неизвестным мужчиной. Покончив с едой, Курт облизал свою тарелку, чем привлек внимание других посетителей. Когда предъявили счет, оказалось, что его кредитная карточка не сработала. «Казалось, что его очень расстроил тот факт, что его карту отклонили, – вспоминала Джинни Хеллер, находившаяся в ресторане. – Он стоял у стойки, пытаясь выписать чек. Но казалось, это было для него настоящим мучением». Курт выдумал историю о том, что у него украли кредитную карту.

В то воскресенье Кортни звонила частным детективам Лос-Анджелеса из «Желтых страниц», пока не нашла одного, работающего в выходные. Том Грант и его помощник Бен Клагман приехали к ней в Peninsula в тот же день. Кортни сказала, что ее муж сбежал с реабилитации и она беспокоится за его здоровье. Кортни попросила Гранта проследить за квартирой дилера Кейтлин Мур, где, по ее мнению, мог находиться Курт. Грант заключил договор субподряда со следователем из Сиэтла, дав указания наблюдать за домом Дилана Карлсона и квартирой Кейтлин Мур. Наблюдение было установлено поздно вечером в воскресенье. Однако частные детективы не сразу нашли дом на Лейк-Вашингтон или дом Кобейнов в Карнейшен, где в то время жила сестра Курта Ким. Кортни полагала, что Кали даст ей знать, если Курт появится у них дома.

Рано утром в понедельник у Кали и Джессики в самом разгаре была очередная ссора, когда зазвонил телефон. Кали рявкнул: «Это Кортни, и мы ничего не знаем о Курте». Джессика спросила Кали, разговаривал ли он с Куртом после того, как они его видели. «Что значит «после того, как мы его видели»?» – спросил Кали, широко раскрыв глаза. Джессика пересказала события субботы. Наконец Кали сказал Кортни, что Курт действительно был дома в субботу.

В Лос-Анджелесе Кортни пыталась уделить время прессе, несмотря на то что снова проходила гостиничную детоксикацию. В понедельник она встретилась с Робертом Хилбурном из Los Angeles Times, чтобы поговорить о новом альбоме Hole – Live Through This. Во время интервью она все время всхлипывала, а на кофейном столике лежала настольная книга Анонимных наркоманов. Статья Хилберна начиналась с подзаголовка: «Именно тогда, когда Кортни Лав должна сосредоточиться на Hole и своей карьере, она не может не беспокоиться о своем муже». «Я знаю, это должно быть самое счастливое время моей жизни, – сказала Лав, – и были моменты, когда я ощущала это счастье. Но не сейчас. Я думала, что за эти годы пережила много трудных времен, но самые трудные – именно сейчас».

В тот же день стало еще тяжелее. После интервью Кортни позвонила Дилану, который сообщил, что от Курта нет никаких известий. Кортни подумала, что Дилан лжет, и продолжала сомневаться. Но, казалось, ее отношение не изменило поведения Дилана, и он решительно сказал: «В последний раз я видел Курта, когда он собирался в Лос-Анджелес и мы купили дробовик». Кортни впервые услышала о дробовике и впала в истерику. Она позвонила в полицию Сиэтла и сделала заявление о пропаже, утверждая, что она – мать Курта. В отчете говорилось: «Мистер Кобейн сбежал из калифорнийского учреждения и улетел обратно в Сиэтл. Он также купил дробовик и может быть склонен к самоубийству. Мистер Кобейн, возможно, находится по адресу [адрес Кейтлин Мур] в поисках наркотиков». Отчет описывал Курта как «не опасного», но «вооруженного дробовиком». Кортни попросила полицию проверить дом на Лейк-Вашингтон, и полицейские несколько раз проезжали мимо, но не видели там никакого движения. В понедельник Кортни снова встретилась с Томом Грантом и велела ему обыскать несколько мотелей, которые часто посещал Курт. Сиэтлские следователи проверили эти места, но так и не нашли его.

«В понедельник вечером Кали ушел из дома на вечеринку, оставив Джессику одну в своей комнате, – вспоминала она. – Это не были шаги на цыпочках, это были уверенные шаги, поэтому я предположила, что это Курт». Она крикнула «Эй» в темноту коридора, но, не услышав ответа, вернулась в спальню Кали. Кортни прочла Джессике и Кали целую лекцию о том, что, будучи «персоналом», они должны оставаться в комнате Кали. Кали вернулся только после трех часов ночи, и на следующий день они с Джессикой проспали до позднего утра.

Во вторник днем Кортни отправила Эрика Эрландсона из Hole искать Курта в доме на Лейк-Вашингтон. «Он ворвался в дом, как удар молнии, и был очень зол на Кали», – вспоминала Джессика. «Вы, ребята, должны помочь мне в поисках», – приказал Эрик. Он велел им обыскать в доме все уголки и закоулки, потому что Курт где-то припрятал дробовик. Особенно он настоял на том, чтобы они заглянули в потайное отделение за шкафом хозяйской спальни, которым, как сказала ему Кортни, пользовался Курт. Ребята нашли отсек, но оружия в нем не было. Они также обыскали матрас в поисках отверстия, которое Курт проделал в нем для хранения наркотиков. Там тоже было пусто. Никому не пришло в голову обыскать гараж или оранжерею, и Эрландсон поспешил к дому Карнейшен.

Во вторник утром Кортни должна была дать телефонное интервью Rocket, но Эрландсон позвонил в журнал и сказал, что его придется отложить, как и все остальные интервью Кортни до конца недели. У нее определенно не было времени: она постоянно висела на телефоне, пытаясь найти кого-нибудь, кто видел Курта после субботы. Кортни преследовала Дилана, все еще убежденная в том, что он что-то скрывает, но он, казалось, был так же озадачен местонахождением Курта.

В среду утром, 6 апреля, Джессика Хоппер вызвала такси, чтобы отправиться в аэропорт. Она все еще чувствовала себя плохо: во время ее визита в доме Кобейнов не было никакой еды, кроме бананов и прохладительных напитков, и было так холодно, что она редко покидала постель Кали. Когда Джессика шла по длинной подъездной дорожке к машине, ее вырвало.

Кортни продолжала звонить домой, но ее звонки оставались без ответа. В среду утром она сказала Гранту, что Кали, возможно, прячет Курта. Грант прилетел в Сиэтл той же ночью, заехал за Диланом, и они вместе проверили квартиру Кейтлин Мур, Marco Polo, Seattle Inn и Crest, но не нашли там никаких следов Курта. В четверг в 14:15 они обыскали дом на Лейк-Вашингтон, проникнув в него через кухонное окно. Температура снаружи упала до 45 градусов[196], но внутри было холоднее, чем снаружи. Они ходили из комнаты в комнату и обнаружили в хозяйской спальне неубранную постель, но холодную на ощупь. По телевизору транслировалось MTV с выключенным звуком. Не обнаружив никаких признаков присутствия Курта, они уехали в три часа ночи, не осмотрев ни территорию, ни гараж.

В четверг днем Кортни нашла Кали в квартире Дженнифер Адамсон. Он остановился там, потому что боялся находиться в доме Кобейнов. Кортни пришла в ярость и потребовала, чтобы он немедленно вернулся искать Курта. Кали и Дженнифер поехали вместе, взяв с собой подругу Бонни Диллард, которая хотела посмотреть, где живут такие знаменитые рок-звезды. Когда они приехали, уже смеркалось, и Кали пожаловался на то, что в темном доме очень жутко. Он сказал Дженнифер, что не хочет возвращаться, но знал, что если он этого не сделает, то Кортни придет в ярость.

Они вошли и снова принялись искать, зажигая свет в каждой проверяемой комнате. Держась за руки, Кали и Дженнифер входили в каждую комнату. «Честно говоря, – вспомнила Дженнифер, – мы были готовы найти его мертвым в любую минуту». Хотя в то время этот дом был местом жительства Кали, он подпрыгивал при каждом скрипе половицы, как персонаж фильма Винсента Прайса, когда летучая мышь слетала с колокольни. Ребята обыскали весь дом, включая чердак третьего этажа.

Дженнифер и Диллард уговорили Кали уйти, как только осмотрели все комнаты. Наступала ночь, и старый дом с остроконечными крышами, который и в солнечный день казался жутковатым, в сумерках был полон длинных теней. Кали написал записку для Курта: «Курт, я не могу поверить, что ты умудрился пробраться в этот дом так, чтобы я этого не заметил. Ты гребаный мудак, что не позвонил Кортни и хотя бы не дал ей знать, что с тобой все в порядке. Ей очень больно, Курт, а сегодня утром с ней произошел еще один «несчастный случай», и теперь она снова в больнице. Она – твоя жена, она любит тебя, и у вас есть общий ребенок. Наберись смелости хотя бы сказать ей, что ты в порядке, или она просто умрет. Это нечестно, чувак. Сделай что-нибудь сейчас же!» Кали оставил записку на парадной лестнице.

С огромным облегчением эти трое сели в машину и направились по длинной подъездной дорожке: Кали и Дженнифер впереди, Диллард сзади. Когда они свернули на Лейк-Вашингтон-Бульвар и помчались в сторону города, Диллард робко произнесла: «Знаете, мне неприятно это говорить, но, когда мы ехали по подъездной дорожке, мне показалось, что я что-то увидела над гаражом». Дженнифер и Кали обменялись полными ужаса взглядами. «Я не знаю, – продолжала Диллард. – Я просто видела там тень». «Почему ты ничего не сказала?» – в сердцах крикнула Дженнифер. «Ну, я не знаю, – объяснила Диллард. – Я подумала, что мне показалось». Дженнифер знала, насколько суеверна Диллард, поэтому продолжила вести машину в сторону города. «Ну все, с меня хватит, – объявила Дженнифер. – Я не собираюсь туда возвращаться».