Тяжелее небес. Жизнь и смерть Курта Кобейна, о которых вы ничего не знали прежде

2 апреля в Чикаго состоялась премьера In Bloom. После шоу они ехали всю ночь, чтобы добраться до Мэдисон, штат Висконсин, где находилась Smart Studios и продюсер Бутч Виг. У них была всего неделя, чтобы записать свой альбом, но Курт напомнил всем, сколько треков они записали за пять часов для своего первого демо. Большинство их новых песен были еще в сыром виде, что Курт старался быстро исправить. И все же они были абсолютно уверены, что Виг, работавший с сотнями альтернативных рок-групп, сможет воплотить их идеи. Виг действительно произвел впечатление на группу. Будучи барабанщиком, он сумел уловить звук барабана, который, по мнению Курта, отсутствовал в их прошлых работах.

Работая в бешеном темпе, они записали восемь песен, включая кавер песни Here She Comes Now группы The Velvet Underground, записанный для альбома-сборника. Они записали пять новых песен и переписали две старые всего за несколько дней. Курт, конечно, был разочарован тем, что они не сумели сделать больше. Пять песен, которые они записали на Smart, в конечном итоге попали в альбом Nevermind.

Новые песни заставили Курта искать материал в эмоциональных глубинах собственной жизни и писать о персонажах, окружающих его. In Bloom была тонко замаскированным портретом Дилана Карлсона, в то время как Pay to Play высмеивала практику клубов, взимающих плату за выступление. Breed была самой сложной песней сессии: изначально она называлась Imodium, в честь лекарства Тэда от диареи, но в версии, записанной в Smart, мало что связывало ее с Тэдом. Вместо этого Курт использовал название, которое первым пришло ему в голову[128]. Более сложная, чем ранние песни Курта, она заканчивалась строкой «сказала она», подразумевая, что в песне был запечатлен диалог, и добавляя еще один слой повествования для расшифровки.

«Курт был очарован всем необычным: всем аномальным, психологически странным или необычным, физически или социально абсурдным», – замечал Даниельсон.



Курт придумал название альбома: Sheep («Паства» – букв. «Овцы»). Это название было его внутренней шуткой над массами, которые, как он был убежден, купят его следующую работу. «Не потому, что хотите вы, а потому, что хотят все остальные», – написал он в выдуманной рекламе Sheep. Реклама гласила: «Пусть женщины правят миром. Сделайте аборт Христа. Уничтожьте большее и меньшее из двух зол. Крадите Sheep. В магазине рядом с вами. Nirvana. Цветочки. Парфюм. Конфетки. Щеночки. Любовь. Солидарность Поколений. И Убийство Ваших Родителей. Sheep». Примерно в то же время он написал еще одну фальшивую биографию группы, которая окажется странно пророческой, пусть даже она была наполнена подростковыми шутками. Он описал группу как «трехкратных лауреатов премии Granny Award (Игра слов: Премия Бабули), № 1 в Billbored Top 100 (Игра слов: Скучный Топ-100) в течение 36 недель подряд. Дважды появились на обложке Bowling Stoned (Игра слов: Удолбанный Боулинг) и названы самой оригинальной, заставляющей задуматься и важной группой нашего десятилетия, по мнению Thyme (Игра слов: Тимьян) и Newsweak (Игра слов: Новости слабых)».

Через несколько часов после завершения их последнего микширования в Smart они вернулись в тур, и Виг отправил мастер-кассеты на Sub Pop, хотя у группы были серьезные сомнения относительно того, хотят ли они, чтобы лейбл выпустил эту сессию. Две недели спустя, в Массачусетсе, Курт позвонил Трейси, и состоялся долгий телефонный разговор. Тот самый разговор, который, как они оба понимали, последует, но который она надеялась отложить или вовсе избежать. Курт сказал, что у них ничего не получается и что, возможно, им больше не стоит жить вместе. Это не было радикальным разрывом отношений. Честность не была способом Курта справиться с конфликтом. «Он подумал, что, возможно, стоит пожить отдельно какое-то время, потому что нам нужно больше личного пространства», – вспоминала Трейси. Предложение Курта было усыпано множеством «может быть» и смягчено уверенностью, что «даже если мы не будем жить вместе, мы все равно будем вместе». Но они оба понимали, что все кончено.

В течение следующего месяца их поездки Курт спал с молодой женщиной. Это был единственный случай измены, который когда-либо наблюдали его товарищи по группе. Секс был отвратительным, и Курт ненавидел себя за то, что оказался таким слабым. Он рассказал об этом Трейси, когда вернулся. За все эти годы у него было множество возможностей изменить ей. И то, что Курт решил пойти на измену именно в этот период времени, говорит о том, что он пытался эмоционально дистанцироваться, чтобы дать Трейси повод ненавидеть его, что облегчило бы разрыв.

Как и во всех турах Nirvana, после месяца, проведенного в пути, группа и Курт, казалось, разваливались на части. В конце апреля на концерте в Pyramid Club у них снова начались проблемы со звуком. Настроение Курта поднялось, когда среди толпы нью-йоркских хипстеров он увидел одного человека, который прыгал даже во время их долгих настроек. Курт не поверил своим глазам, когда понял, что это Игги Поп. Но его восторг длился лишь мгновение, прежде чем успел перерасти в смущение: Курт был одет в футболку с Игги Попом. Другие люди могли бы посмеяться над этим совпадением, но для Курта это подтверждало идолопоклонство, которое он отчаянно хотел скрыть. Курт закончил шоу, разгромив барабанную установку Чэда.

Чэду приходилось внимательно следить за настроением Курта, чтобы понять, когда тот будет готов уничтожить барабаны. Это было и самобичеванием, и в то же время актом агрессии – Курт был недоволен барабанной дробью Чэда. В Бостоне Курт швырнул в Чэда кушин с водой, пролетевший рядом с ухом барабанщика на расстоянии нескольких дюймов.

К тому времени, когда группа вернулась на северо-запад в конце мая, было очевидно, что Чэд будет уволен из группы. Разумеется, ему ничего не сказали. Но примерно через две недели после окончания тура Ченнинг выглянул из окна своего дома на острове Бейнбридж, увидел фургон, медленно двигавшийся по длинной подъездной дорожке, и, как обреченный персонаж в рассказе Эрнеста Хемингуэя, понял, что конец близок. Он был удивлен, что Курт все-таки пришел, – это было свидетельством его большой любви к Чэду, несмотря на то что вскоре он заявил, что Чэд «не вписывается в группу». Много раз они все трое спали в одной постели, а Курт и Чэд спали по бокам от Криста, чтобы укрываться одним одеялом. С Чэдом говорил Крист. Курт не произнес почти ни слова и большую часть разговора просто смотрел в пол. Но для Чэда это было некоторым облегчением. «Последние три года мы были очень близки с этими парнями, – вспоминал Чэд. – Мы вместе прошли через ад. Мы были вместе в дерьме, в маленьких фургончиках, и выступали бесплатно. Не было никакого крутого папика с большими деньгами, чтобы выручить нас». Курт крепко обнял Чэда на прощание. Чэд знал, что между ними была дружба, но он также понимал, что теперь она закончилась. «Когда мы прощались, я знал, что еще долго их не увижу».





Глава 12

Так люблю тебя

Олимпия, Вашингтон

Май 1990 – декабрь 1990




Так люблю тебя, что меня тошнит.

– Из Aneurysm, 1990 год



На той неделе, когда Курт уволил Чэда, он также порвал с Трейси. Это тоже было своего рода увольнение, и он плохо справлялся с подобными расставаниями. Курт поставил Трейси перед фактом, что больше они не должны жить вместе: говоря это, он не имел ни денег, ни возможности съехать из-за своей апатии. А поскольку Трейси потратила все свои деньги, оплачивая их счета, она также не могла позволить себе переехать. Они продолжали жить в одной квартире до июля, пока Трейси не нашла себе новое место в Такоме. В течение этих трех месяцев они жили в альтернативных вселенных, в одном физическом пространстве, но эмоционально на расстоянии многих миль друг от друга.

Мир Курта был также миром предательства, потому что, когда он сообщил Трейси о своей неверности в Техасе, то не счел нужным рассказать ей о более серьезном предательстве, о том, что он влюблен в другую женщину. Новым объектом его вожделения стала двадцатилетняя Тоби Вэйл, музыкант из Олимпии. Курт знал Тоби уже два года, но только в начале 1990 года ему представился случай провести с ней целый вечер. На следующий день он сказал Дилану, что встретил первую женщину, которая заставила его нервничать настолько сильно, что его вырвало. Курт вложил этот опыт в песню Aneurysm с текстом: «Так люблю тебя, что меня тошнит». Хотя Тоби и была на три года моложе Курта, она была более образованной, и он мог часами слушать Тоби и ее подругу Кэтлин Ханну, болтающих о сексизме и о планах основать группу под названием Bikini Kill. У Тоби был свой собственный фанзин, и на его страницах, чтобы описать модель панк-феминизма 1990 года, она придумала фразу «riot grrrl»[129]. Главным образом Тоби была барабанщицей, но умела играть и на гитаре. У нее была большая коллекция панк-рок-пластинок, и она, как представлял себе Курт, была его женским воплощением. «Ты просто никогда не встречал девушку, которая так много знала бы о музыке», – заметил Слим Мун.

И все же, несмотря на их общие музыкальные интересы, Курт влюбился в ту, которая никогда не полюбит его так, как Трейси, и ту, что еще важнее, которая никогда не будет нуждаться в нем. Тоби смотрела на отношения более легкомысленно, чем Курт. Она не искала мужа и не собиралась заботиться о нем, как мать. «Для Тоби бойфренды были скорее модными аксессуарами», – заметила Элис Уилер. То, что Курт искал в отношениях, было своего рода семейной близостью, которой ему так не хватало с раннего детства, но Тоби отвергала традиционные отношения, которые он искал, как сексистские.

Даже слово «подружка» означало нечто другое в панк-рок-сообществе Олимпии, где мало кто признался бы, что состоит в отношениях. Вести себя так, будто вы постоянно встречаетесь, означало принять традиционные образцы общества, и, чтобы избавиться от них, все приезжали в Олимпию. «В Олимпии никто не ходил на свидания», – заметил Дилан. По этим стандартам отношения Курта с Трейси были совершенно старомодными. Его союз с Тоби не соответствовал таким стереотипным ролям.

Их отношения начались тайно – он все еще жил с Трейси, когда впервые переспал с Тоби. Но даже после того, как Трейси съехала, их связь, казалось, не продвинулась дальше разговоров в кофейне и случайного ночного секса. Он все время думал о ней как одержимый и редко выходил из квартиры, боясь, что она позвонит. А звонила она редко. Их отношения в основном сводились к посещению концертов, работе над фанзином или разговорам о политике. Курт начал интерпретировать ее взгляды на панк-рок, пропуская их через себя, что вдохновило его на написание списка вещей, в которые он верил, вещей, которые ненавидел, и альбомов, которые должен был послушать. Один лозунг Курт повторял снова и снова: «Панк-рок – это свобода». Он стал настойчиво заявлять об этом в каждом интервью, хотя никогда не объяснял, от чего ищет свободы: это стало мантрой для разрешения всех противоречий в его жизни. Тоби казалось, что это звучит здорово.

И все же, несмотря на их интеллектуальное единение, многие в Олимпии не знали, что они – пара. «Все то время, что они встречались, – сказал Слим, – мне было непонятно, встречаются ли они официально. Возможно, Тоби было не по себе, когда Курт порвал с Трейси, потому что это поставило ее в неловкое положение. Я не думаю, что она действительно собиралась быть с ним надолго». У Тоби, как выяснил Курт, была аллергия на кошек, так что ей на его ферму вход был строго запрещен. Кроме того, теперь там было грязно: как только Трейси ушла, вся квартира стала похожа на мусорную свалку с немытой посудой, грязной одеждой, разбросанной по полу, и обезображенными куклами Курта, наблюдающими за происходящим своими безумными сломанными глазами.

Годом раньше Курт жаловался на то, что феминистки угрожают ему. Но как только Курт начал спать с Тоби, ему стало легче переварить феминизм riot grrrl, и вскоре он принял его так, словно это была только что открытая религия. Тот же самый человек, который читал порнографию с Чиччолиной, теперь употреблял такие слова, как «женоненавистничество», и говорил о политике угнетения. В своем блокноте Курт записал два правила рока, которые были цитатами Тоби: «1: учись не играть на своем инструменте; 2: не обижай девушек, когда танцуешь (или в любое другое время)». «Учись не играть» было одним из многих изречений Келвина Джонсона, который утверждал, что музыкальность всегда стоит на втором месте после эмоций.

Курт познакомился с Тоби, когда играл с Go Team, группой из Олимпии, которая была сосредоточена вокруг Келвина, но тогда большая часть музыкальной сцены Олимпии вращалась вокруг Келвина. Со своими мальчишескими короткими волосами и склонностью носить белые футболки Джонсон напоминал новобранца морской пехоты. Но когда речь заходила о панк-роке, он приобретал манеры или даже взгляд диктатора, создающего политику так же, как недавно коронованный деспот создает Конституцию. Он был лидером группы Beat Happening, совладельцем K Records, диджеем на KAOS и промоутером местных рок-шоу. Джонсон проповедовал лоу-фай[130], инди-рок-этику и правил Олимпией так же, как Базз Осборн командовал Грейс-Харбор.

«Келвин был совсем не роковым, – вспоминал Джон Гудмансон. – Странно то, что если в вашей группе был басист, то вы не могли бы быть на К.». Последователи Келвина даже имели собственное наименование: «келвинисты». Тоби была не только келвинисткой, но и девушкой Джонсона.

Каждый этап отношений Курта с Тоби бросал вызов его самооценке. Курту было достаточно трудно вписаться в космополитическую сцену Сиэтла, но даже в крошечной Олимпии он чувствовал себя участником панк-рок-версии Jeopardy![131], один неверный ответ мог отправить его обратно в Абердин. Как парнишка, который вырос в футболках с Сэмми Хагаром, он обнаружил, что должен постоянно использовать свое «Курдт-Я» как прикрытие, чтобы защитить свое настоящее прошлое. Он признался в этом в редкий момент саморазоблачения в своем дневнике: «Все, что я делаю, – это чрезмерно сознательная и невротическая попытка доказать другим, что как минимум умнее и круче, чем они думают». Когда Курта попросили назвать то, что оказывает на него влияние, во время интервью для прессы в 1990 году, он перечислил совершенно другой список музыки, чем был годом ранее. Курт понял, что в мире панк-рок-элитарности чем более малоизвестной и непопулярной была та или иная группа, тем стильнее было упоминать ее название. Друзья стали часто обращать внимание на раздвоение личности Курта: когда он был рядом с Тоби, то мог критиковать группу, сторонником которой он выступал ранее в тот же день.

Тем летом и Крист, и Курт привередливо дублировали демокассеты со Smart Studios, но решили не тратить деньги на пересылку впустую и послали их на Columbia Records и Warner Brothers. После всех проблем с Sub Pop они взяли на себя обязательство подписать контракт с крупным лейблом, хотя бы для того, чтобы получить достойную дистрибуцию. Для Тоби это было проклятием. Она объявила, что ее группа никогда не будет на крупном лейбле. Под влиянием ее позиции Курт умерил свои амбиции насчет ведущего лейбла, сказав интервьюерам, что Nirvana подпишет контракт с крупным лейблом, обналичит авансовый чек, распадется, а затем издаст пластинку на «К». Это была великолепная фантазия, и, подобно многим великим идеям, которые проносились в его голове, он не собирался действовать так глупо, чтобы рисковать своим шансом на славу и богатство.



С тех пор как они ненадолго наняли Тэм Ормунд, Nirvana справлялась сама, используя Мишель Власимски в качестве импресарио, а Крист управлял большей частью финансовых операций. «Я был единственным членом Nirvana, кто окончил среднюю школу», – объяснил он. В мае 1990 года Sub Pop отправил группе новый проект контракта. Он состоял из 30 страниц и награждал лейбл многочисленными недвусмысленными правами. Курт понял, что не хочет подписывать этот документ. Они с Кристом обратились к Сьюзен Силвер[132], уважаемому менеджеру Soundgarden. Она взглянула на контракт и сказала, что им нужен адвокат.

Силвер была удивлена тем, как непреклонно они говорили о том, что больше не хотят работать с Sub Pop. Парни жаловались, что Bleach не получил должной раскрутки и что лейбл никогда не давал им отчета о том, сколько копий было продано. Курт заявил, что хочет заключить крупную сделку на крупном лейбле с возможностями крупной корпорации, несмотря на то что у группы по-прежнему не было барабанщика. Такое заявление было основанием для публичного повешения на суде Келвина, но оно находилось в контрасте даже с большинством сиэтлских групп. Это также противоречило тому, что Курт сказал в прессе всего три недели назад. 27 апреля, когда радиостанция WOZQ спросила, будет ли группа рассматривать возможность подписания контракта с крупным лейблом, он ответил: «У нас нет никакого интереса к ведущим лейблам. Было бы неплохо иметь дистрибуцию получше, но все остальное, что выходит на крупных лейблах, – это просто куча дерьма».

Но за время, прошедшее после того интервью, разрыв с Трейси лишил Курта благодетельницы. Теперь он заявил, что хочет «сделку на миллион долларов», но, возможно в знак уважения к влиянию Тоби, заявил, что даже когда Nirvana получит свою огромную сделку, они «все равно будут гастролировать в фургоне». Курт слышал о Питере Патерно, одном из самых влиятельных юристов в этой отрасли, и спросил, не может ли Сьюзен замолвить за них словечко. «Завтра я уезжаю в Лос-Анджелес, – сказала она. – Если вы приедете, пока я буду там, то я вас отведу к нему и познакомлю». Крист ответил: «Мы поедем сегодня вечером и увидимся через пару дней».


Через два дня они встретились с Силвер в Лос-Анджелесе. Сьюзен познакомила их с Доном Мюллером, известным агентом, и когда Патерно не смог найти свободное время в своем расписании, она свела их с адвокатом Аланом Минцем. Он счел их «наивными, но честолюбивыми». Минц специализировался на новых группах, но он обнаружил, что, даже будучи новыми артистами, «они определенно были одними из самых неряшливых, которые когда-либо входили в эту дверь». Sub Pop также разговаривал с юристами, пытаясь использовать растущую репутацию Nirvana, чтобы заставить крупный лейбл инвестировать в них. Минц сообщил об этом группе, намекнув, что они могли бы получить такую дистрибуцию, какую хотят, и на Sub Pop. Курт подался вперед и решительно ответил: «Избавьте меня от этого лейбла!» Он также заявил, что хочет продать много пластинок. Впечатленный их записью, с этого дня Минц начал работать, чтобы подыскать им контракт.

Это была несложная работа. Еще в середине 1990-х появление Nirvana с динамичными живыми выступлениями и многообещающий успех Bleach на университетском радио привлекли интерес агентов отдела «артисты и репертуар» (A&R), сотрудников, нанятых лейблами для подписания контрактов с группами. Первым заинтересовавшимся A&R-агентом был Брет Хартман с MCA[133], который в начале 1990-х годов обсуждал их контракт с Поунмэном и Пэвиттом. Хартман боялся, что о его заинтересованности не сообщат группе, поэтому получил домашний номер Курта и начал оставлять сообщения на его автоответчике.

Вернувшись из Лос-Анджелеса в Сиэтл, Крист и Курт отправились обратно в студию, чтобы записать сингл Sliver, который должен был выйти в преддверии очередного тура по Великобритании. Они наняли Дэна Питерса, барабанщика Mudhoney, для этого концерта, хотя по-прежнему прослушивали других барабанщиков. Это будет их последняя быстрая и эффективная студийная сессия, записанная в середине альбома Tad, пока группа была на обеде. Название было еще одним сочинением Кобейна, не имеющим никакого отношения к тексту, но на этот раз оно было единственной непонятной вещью в песне: это был откровенный и творческий прорыв. Что касается темы, то Курт взял то, что знал лучше всего, – свою семью. Как и Ричард Прайор, который боролся за свою комедийную карьеру, пока не начал рассказывать анекдоты о том, как рос в публичном доме, Курт наконец открыл свой уникальный голос, который развивался, когда он писал о своей семье. Свой дар рассказчика Курт обрел почти случайно.

Sliver рассказывает историю о мальчике, которого привезли к бабушке с дедушкой, и он не хочет, чтобы его родители уходили. Мальчик умоляет бабушку отвезти его домой, но безуспешно. На обед он ест картофельное пюре. У него проблемы с перевариванием мяса. Он ездит на велосипеде, но повреждает палец на ноге. Мальчик пытается смотреть телевизор, но засыпает. «Бабушка, отвези меня домой, Я хочу побыть один» (Grandma take me home / I wanna be alone) – таков неприукрашенный припев. Песня заканчивается, когда мальчик просыпается в объятиях матери. «Вероятно, это самая откровенная песня, которую мы когда-либо записывали», – объяснил Курт Melody Maker. Это также была одна из первых песен Nirvana, использующая контрастную динамику, которая станет фирменным знаком группы: куплеты были тихими и медленными, но припев взрывался, как оглушительная стена звука. После выхода этой песни Курт насмехался над ее смыслом, и он имел наглость утверждать, что это не автобиография. Но никто, особенно те, кто его знал, не верил в это. «Она о том, что маленький мальчик хочет быть дома с мамой, а не чтобы с ним нянчились бабушка с дедушкой», – объяснила его сестра Ким.

В августе Nirvana отправилась в короткий тур по Западному побережью, играя на разогреве у Sonic Youth, с Дэйлом Кровером в качестве временного барабанщика. Тур стал шансом для Курта познакомиться с Терстоном Муром и Ким Гордон из Sonic Youth, которых он считал чуть ли не королевскими особами. Самооценка Курта возросла, когда он обнаружил, что они относятся к нему как к равному. Обе группы сразу же подружились, и лучше всего было то, что Мур и Гордон дали деловой совет, предложив Nirvana рассмотреть их управляющую компанию Gold Mountain.

Nirvana определенно нуждалась в помощи. Несмотря на честь, оказанную им приглашением в этот тур, им мало платили, парни следовали за огромным автобусом Sonic Youth в своем нелепом маленьком фургоне «Додж» и были больше похожи на восторженных фанатов, чем на звезд. На лос-анджелесском шоу Брет Хартман из MCA и его босс Пол Аткинсон пошли за кулисы, чтобы пообщаться с группой после их выступления, и нашли Курта и Криста, упаковывающих свою аппаратуру. Они были слишком бедны, чтобы позволить себе тур-менеджеров. Аткинсон пригласил группу съездить на MCA, но Крист сказал, что они должны ехать домой, потому что ему надо на работу. Разговор закончился, когда Крист объяснил, что ему нужно продать футболки: им нужны были деньги на бензин, чтобы уехать из города.

Когда тур достиг северо-запада, интерес к парням из родного города был больше, чем к Sonic Youth. В Портленде и Сиэтле они были восходящими звездами; после каждого шоу все большее число поклонников хвалили их. Тем не менее личность Курта, казалось, не изменилась в связи с этим фактом, заметила Салли Барри, которая в этом туре играла на разогреве у группы. «Он был первым человеком, которого я когда-либо видела бросающимся в толпу со своей гитарой, и ему было пофиг, – вспоминала она. – Наблюдая за другими людьми, можно было заметить, что у них все продумано. Но с Куртом все происходило мгновенно и честно». Почти каждое шоу заканчивалось тем, что Курт прыгал к зрителям или зрители прыгали к нему. В этом туре Курт пощадил своего барабанщика, поскольку Кровер объявил, что он изобьет Курта до полусмерти, если его оборудование будет повреждено.

Кровер должен был вернуться в Melvins, поэтому Nirvana наняла Дэна Питерса в качестве нового барабанщика и начала планировать тур по Великобритании. Но даже когда Питерс стучал на барабанах на концерте группы 22 сентября, в зале был еще один кандидат, которого Курт и Крист готовились прослушивать. Концерт, на котором Питерс отыграл хорошо, был его единственным шоу с Nirvana.

Вновь прибывшим барабанщиком был 21-летний Дэйв Грол. Родом из Вирджинии, Грол играл с группами Scream и Dain Bramage. Переставленных букв в последнем названии, вероятно, было достаточно для того, чтобы расположить его к Курту, поскольку это говорило о том, что Грол разделял его чувство юмора. Именно Базз свел Грола с Nirvana, вернув себе роль наставника, и, возможно, это был величайший дар, который он когда-либо преподносил. В тот момент, когда Курт и Крист репетировали с Гролом, они поняли, что окончательно определились с барабанщиком.

Всего через двадцать дней Дэйв Грол уже играл свое первое шоу с Nirvana, будучи едва знакомым с названиями песен, не говоря уже о партиях ударных. Но для Грола это вряд ли имело значение: как выяснили Крист и Курт, он был настоящим за ударными. В прошлом Курт боролся с барабанщиками, и его перфекционизм вытекал из собственного опыта игры на барабанах. Во время большинства саундчеков Курт регулярно пересаживался за ударную установку и стучал на нескольких песнях ради удовольствия. Но Грол был из тех барабанщиков, которые заставляли Курта радоваться, что он выбрал гитару.

Первое шоу Грола состоялось в North Shore Surf Club в Олимпии. Эта ночь ознаменовалась одним из худших технических сбоев за всю историю Nirvana. Из-за неисправности в электроснабжении электричество постоянно отключалось, и группе пришлось отключить половину своих усилителей, чтобы избежать дальнейшего обесточивания. Единственным доступным источником света были зрители с фонариками в руках, что создавало жуткий эффект, как в дешевом независимом фильме. Играя на крошечной ударной установке, Грол слишком перестарался: он стучал по ней так сильно, что разбил малый барабан.

Неделю спустя группа отправилась в турне по Англии, чтобы раскрутить сингл Sliver, который, как обычно, вышел только после окончания тура. Тем не менее они играли для бешеной аудитории. В то время их слава в Англии была намного больше, чем в США. Находясь в Лондоне, Курт ходил на Pixies, одну из его любимых групп. На следующий день он позвонил менеджеру Pixies Кену Гоусу и спросил, не хотел бы он быть менеджером Nirvana. Гоус не был знаком с Куртом, но согласился встретиться.

Когда они встретились в вестибюле отеля, Гоус обнаружил, что Курт больше заинтересован в разговоре о Pixies, чем в продвижении своей собственной группы. «Курт не был одним из тех типичных поклонников, стоящих у служебного входа, – вспоминает Гоус. – На самом деле он был не столько фанатом, сколько учеником группы. Курт явно испытывал огромное уважение к тому, что они делали. Он только об этом и говорил». Во время их беседы поднялась суматоха, когда в отель вошел Чарльз Томпсон, солист группы Pixies. Гоус предложил познакомить Курта с его кумиром, но Курт замер, услышав это предложение. «Нет, спасибо, – сказал Курт, слегка попятившись. – Я… э-э… не могу». С этими словами Курт поспешно ретировался и вел себя так, словно недостоин даже стоять в присутствии такого таланта.

Когда Nirvana вернулась из Англии, Дэйв Грол решил переехать в квартиру на Пир-стрит. Он некоторое время пожил у Криста и Шелли. На той же неделе MCA отправила билеты для Курта и Криста, чтобы они полетели в Лос-Анджелес и прошлись по офисам компании. Лейбл не был первым попавшимся выбором группы. MCA так давно не выпускали хитов, что люди шутили, будто их название означает «Музыкальное кладбище Америки» (Music Cemetery of America), но они не могли отказаться от бесплатного билета. Лейбл разместил их в отеле Sheraton Universal, и после того как они приехали, Брет Хартман пошел узнать, все ли условия их устраивают. Он обнаружил, что мини-холодильник приоткрыт, а Курт и Крист сидят на полу в окружении маленьких бутылочек с ликером. «Кто поставил эту штуку нам в номер?» – спросил Курт. Несмотря на то что группа пять раз гастролировала по США и дважды по Европе, Курт никогда не видел мини-бара. Когда Хартман объяснил, что в холодильнике может быть все что угодно, и MCA это оплатит, Курт недоверчиво посмотрел на него. «Я понял, – вспоминал Хартман, – что, возможно, эти ребята не так уж опытны, как я думал».

Они не знали о мини-барах, но понимали, что к ним будут равнодушны на следующий день, когда ребята посетили MCA. Хартман и Аткинсон распространили экземпляры Bleach вместе с памяткой, призывающей персонал быть приветливыми и любезными. И все же, когда они сопровождали группу по зданию, оказалось, что все важные шишки были на обеде. Энджи Дженкинс, руководившая отделом рекламы, недолго поговорила с ними и подбодрила, как ребята из отдела обработки корреспонденции, которые были из тех сотрудников MCA, которые слушали Bleach. Самая нелепая ситуация произошла, когда группу завели в кабинет Ричарда Палмезе, который быстро пожал им руки, прежде чем пробормотать: «Очень приятно познакомиться, ребята. Мне очень нравится ваша музыка, но через пять минут у меня встреча за ланчем. Прошу за это прощения». Курт даже не знал, с кем познакомился, поэтому повернулся к Аткинсону и спросил: «Кто этот парень?» «Это президент MCA», – с гримасой ответил Аткинсон. И из-за этого MCA и вылетели из игры. В Лос-Анджелесе Курт и Крист связались с Sonic Youth, которые снова предложили руководство Gold Mountain и сказали, что они должны подписать контракт с их лейблом DGC, частью Gefef n Records, одним из немногих лейблов, которые до сих пор не проявили никакого интереса.

К тому времени как Курт вернулся на северо-запад, Грол уже перебрался туда, и его присутствие временно подняло настроение Курта. Жизнь в одиночестве никогда не шла на пользу психическому здоровью Курта, и его изоляция достигла пика летом 1990 года. У него были все признаки ребенка, перенесшего тяжелую травму: он умолк и разговаривал только тогда, когда к нему обращались, и каждый день часами только и делал, что поглаживал свою клочковатую бородку, глядя в пространство. Они с Тоби виделись не так часто, а когда все-таки встретились, Курт, похоже, не смог перевести их отношения на новый уровень. Он с горечью отметил в своем дневнике: «Единственная разница между “друзьями, которые трахаются время от времени” и “парнем/девушкой” – это официально данные названия».

Когда Грол переехал, ситуация временно улучшилась. Он был таким же доброжелательным, как Курт – замкнутым. «Дом, – вспоминала Никки МакКлюр, – превратился в страну парней. Теперь Курту было с кем постоянно тусоваться. Это было что-то вроде супружеского чувства». Поскольку Курт был практически неспособен что-либо прибирать, Грол помогал ему по дому, например, стирал одежду. Мало кто другой мог бы справиться с таким состоянием квартиры, но последние несколько лет Грол провел в разъездах. «Дэйв был воспитан в фургоне волками», – объяснила Дженнифер Финч. Он научил Курта делать самодельные татуировки, используя иглу и немного туши. Тем не менее когда Курт решил набить на руке логотип «K Records» – «K» внутри щита, – он пошел в тату-салон в Олимпии Кендис Педерсен с «К».

Татуировка была еще одной попыткой произвести впечатление на Тоби. И Келвина. Всем, кто не был знаком с «К Records», Курт объяснял, что эта татуировка – знак его любви к Vaselines. Любопытно, что Vaselines не работали с «К», хотя лейбл занимался распространением их пластинок. «Кто знает, о чем он думал, когда делал эту татуировку, – сказал Дилан Карлсон. – Мне кажется, что ему больше нравились пластинки, которые распространял “К”, чем те, что они выпускали. Ему стоило сделать татуировку с надписью “К Дистрибуция”[134]».

Запечатлеть у себя на руке Vaselines было бы лучшей идеей. С тех пор как Курт добавил в репертуар Nirvana их песню Molly’s Lips, он пел дифирамбы этой группе. Для него они были идеальной группой. Они были инфантильными, непрофессиональными и неизвестными за пределами Великобритании и небольшой американской фанбазы. Вскоре после прослушивания Vaselines Курт начал одну из своих многочисленных кампаний по написанию нескольких черновых писем в своем журнале, пытаясь подружиться с Юджином Келли из этой группы. Эти письма всегда были непринужденными (в одном из них Курт упомянул свой «нелепый график сна, когда я ложусь спать в предрассветные часы и успешно избегаю любого намека на дневной свет») и неизбежно заканчивались лестными комментариями о том, как блестящи были Vaselines: «Не хочу показаться слишком слащавым, но я должен сказать, что песни, которые написали вы с Фрэнсис, одни из самых красивых песен в мире».

Грол разделял музыкальные предпочтения Курта, но не его одержимость поиском благосклонности легенд. Его гораздо больше интересовали девушки, а они интересовались им. Он начал встречаться с Кэтлин Ханной из Bikini Kill. Затем Дэйв и Курт организовали двойное свидание в Олимпии с Кэтлин и Тоби. Они пили пиво и составляли списки самых важных пластинок панк-рока. Большинство развлечений Дэйва и Курта были подростковыми, но благодаря Тоби и Кэтлин все становились более общительными. Такая ситуация делала Курта более привлекательным для Тоби, поскольку перспектива тусоваться в компании была менее серьезной, чем личные свидания. «Тоби и Кэтлин говорили: “Давай сходим куда-нибудь с Nirvana”», – вспоминал сосед Йен Диксон. Во время одной шумной вечеринки в доме Курта Ханна написала краской из баллончика «Курт пахнет подростковым духом» (Kurt smells like teen spirit) на стене в его спальне. Она имела в виду дезодорант для девочек-подростков, так что ее граффити не было лишено подтекста: Тоби пользовалась Teen Spirit[135] и, написав это на стене, Кэтлин поддразнивала Курта из-за того, что он спит с ней, подразумевая, что он был отмечен ее запахом.

И все же, несмотря на редкие ночные кутежи, Курт чувствовал себя одиноким и несчастным – он провел несколько ночей, тайком наблюдая за окном Тоби с улицы, как застенчивый Сирано. Впервые за много лет он почувствовал неуверенность в своей карьере, хотя лейблы продолжали ему звонить. Как ни странно, когда после долгих лет ожидания пришло время подписывать контракт, он был полон сомнений в себе. Ему не хватало близости с Трейси и их дружбы. Через несколько недель после того, как Трейси съехала, Курт наконец признался, что все это время спал с Тоби, и Трейси пришла в ярость. «Если ты солгал об этом, ты мог бы солгать о чем угодно», – крикнула она, и отчасти Курт поверил ей.

Курт совсем недолго подумал о покупке дома в Олимпии. На самом деле он не мог совершить ни одной покупки до тех пор, пока не получит авансовый чек, но был уверен, что сможет добиться крупной сделки и заплатит взнос, чтобы получить список доступных объектов недвижимости. Он ездил со своим другом Майки Нельсоном из Fitz of Depression, рассматривая ветхие коммерческие здания, планируя построить студию звукозаписи в передней части и жить в задней. «Похоже, его интересовали только дома, которые выглядели как предприятия, – сказал Нельсон. – Он не хотел жить в нормальном доме».

Но эта идея, как и все другие его планы на будущее, улетучилась в первую неделю ноября, когда Тоби порвала с ним. Он был опустошен. Когда она сообщила ему эту новость, Курт едва смог встать. Его никогда не бросали, и он тяжело это воспринял. Они с Тоби встречались меньше полугода. Это были случайные свидания, случайный секс и случайный роман, но вследствие всего этого он надеялся на более глубокую близость, которая была уже не за горами. Он вернулся к своему старому образцу смирения со своим одиночеством и к ненависти к самому себе. Тоби бросила его не потому, что была молода. Она ушла от него, подумал Курт, потому что он не заслуживал ее. Его так тошнило, что неделю спустя, помогая Слиму переезжать, он вынужден был постоянно останавливать машину, чтобы его вырвало.

После разрыва отношений Курт стал еще более угрюмым, чем прежде. Он заполнил всю тетрадь потоком мысленных разглагольствований, по большей части яростных и страдальческих. Курт использовал литературу, музыку и живопись, чтобы выразить свое отчаяние, и с этой болью он писал песни. Некоторые из них были сумасшедшими и злыми, но они представляли собой еще один уровень его мастерства, поскольку гнев больше не был шаблонным и теперь имел ту достоверность, которой не хватало его ранним работам. Эти новые песни были полны ярости, раскаяния, мольбы и полного отчаяния. За четыре месяца после их разрыва Курт написал полдюжины своих самых запоминающихся песен, и все они были посвящены Тоби Вэйл.

Первой была Aneurysm, которую Курт написал в надежде вернуть ее. Но вскоре он отказался от такой затеи и вместо этого использовал свои песни, как и многие другие авторы песен до этого, чтобы выразить всю глубину своей боли. Одна песня называлась Formula, но в итоге была переименована в Drain You. «Один ребенок сказал другому: “Мне повезло, что я встретил тебя”» (One baby to another said, ‘I’m lucky to have met you) – гласил текст песни, цитирующий слова Тоби. «Теперь я считаю своим долгом полностью тебя истощить» (It is now my duty to completely drain you) – было в припеве. Это было одновременно и признанием ее власти над ним, и обвинением.

Были и другие песни, на написание которых его вдохновила Тоби, иногда не столь явно связанные с ней, но во всех угадывался ее призрак. «Lounge Act – это про Тоби», – заметил Крист. Одна строчка в песне намекает на татуировку Курта: «Я приструню себя, я возьму щит». Другая подводит итог тому, что их отношения были больше связаны с обучением, чем с любовью: «Мы заключили договор учиться у кого хотим без новых правил». В более раннем, незаписанном тексте Lounge Act Курт более прямо обратился к своей бывшей возлюбленной: «Я ненавижу тебя, потому что ты так похожа на меня». Lithium была написана до Тоби, но текст песни со временем был изменен и в конечном итоге отразил ее саму. Позже Курт рассказал Крису Моррису из Musician, что песня включала в себя «некоторые из моих личных переживаний, таких, как разрыв с подругами и плохие отношения, а также ощущение смертельной пустоты, которое чувствует человек в песне – очень одинокий, усталый».

Хотя Курт никогда специально не обращался к ней, его самая известная песня Smells Like Teen Spirit не могла быть ни о ком другом из-за своего текста: «Она скучающая и самоуверенная» (She’s over-bored and self-assured). Teen Spirit была песней, на которую оказали влияние многие вещи: его гнев на родителей, тоска, вечный цинизм, – и все же несколько отдельных строк напоминают о присутствии Тоби. Он написал эту песню вскоре после их разрыва, и первый вариант включал в себя строку, вырезанную из окончательной версии: «Кто будет королем и королевой отверженных подростков (Who will be the king and queen of the outcast teens)?» В тот момент в его воображении возник ответ: Курт Кобейн и Тоби Вэйл.

Курт влюбился в ту, которая никогда не полюбит его так, как Трейси, и ту, что еще важнее, которая никогда не будет нуждаться в нем. Тоби смотрела на отношения более легкомысленно, чем Курт.



Его песни были наиболее плодотворным аспектом этого разрыва. То, что он писал и рисовал, демонстрировало более яростный и патологический результат. На одном рисунке изображен инопланетянин, с которого медленно сдирают кожу; на другом – женщина в шляпе Ку-клукс-клана задирает юбку и показывает свое влагалище; на третьем изображен мужчина, вонзающий в женщину свой пенис; и еще на одном изображены мужчина и женщина, занимающиеся сексом над надписью: «Rape, Rape»[136]. Подобных рисунков было множество. Целые страницы историй с трагическими концовками и тревожными образами. Типичным было следующее перечисление: Когда я рос, я хотел быть педиком, ниггером, дрянью, шлюхой, евреем, латиносом, фрицем, макаронником, пассивным гомиком, белым хиппи, жадным, делающим деньги, здоровым, потным, волосатым, мужественным, странным последователем новой волны, сторонником правого крыла, сторонником левого крыла, куриным крылом, шестеркой, агрессором, тупым придурком, физиком-ядерщиком, консультантом анонимных алкоголиков, психиатром, журналистом, вонючим кулаком, любовным романистом, геем, черным, калекой, наркоманом, ВИЧ-положительным, гермафродитом, флиппером, жиртрестом, анорексиком, королем, королевой, ростовщиком, брокером, курильщиком (все шикарно, лучше меньше, да лучше, бог-гей, гарпунь улов), журналистом, рок-журналистом, сердитым, капризным, средних лет, озлобленным, маленьким, тощим, самоуверенным, старым, импресарио и редактором фанзина, который берет с маленького процента еще меньший процент. Держи их порознь, изолируй, в единении сила, не уважай чужие чувства. Убить себя, убить себя, убить, убить, убить, убить, убить, убить, насиловать, насиловать насиловать насиловать насиловать насиловать – это хорошо, насиловать – это хорошо, насиловать, убивать, насиловать, жадность, жадность, хорошая жадность, хорошее изнасилование, да, убивать.

Однако большая часть ярости была обращена внутрь. Если и была какая-то основная тема в его сочинениях той осенью, так это ненависть к самому себе. Он воображал себя «плохим», «ущербным», «больным». Одна страница рассказывала сумасшедшую историю, совершенно фантастическую, о том, как он любил пинать ноги пожилых женщин, потому что «к этим лодыжкам прикреплена пластиковая бутылка с мочой и трубка, ведущая в старое изношенное мускулистое влагалище; желтая жижа разлетается повсюду». Затем он искал «50-летних педиков, у которых та же мышечная недостаточность, но в другой полости… Я пинаю их резиновое белье, и коричневое вещество впитывается в их бежевые брюки». Но эта тревожная история в конечном счете превращается в насилие над автором: «Затем люди без особых фетишей пинают меня по всему телу и голове и смотрят, как красное дерьмо брызжет, и бежит, и впитывается в мои синие джинсы и белую рубашку». История кончилась тем, что он несколько раз написал: «Я плохой», а потом двадцать раз большими буквами, размером с те, которыми он расписывал баллончиком с краской стены Абердина: «Я, Я, Я» – пока наконец у него не кончилось место, заполнив каждый дюйм страницы. Курт написал это с таким нажимом, что перо прошло сквозь бумагу. Он не делал никаких попыток скрыть эти истории, наоборот, его дневники валялись раскрытыми по всей квартире. Дженнифер Финч начала встречаться с Гролом и, прочитав кое-какие записи, оставленные на кухонном столе, уловила его страдания. «Я беспокоилась о Курте, – вспоминала она. – Он просто вышел из-под контроля».

Ненависть, которую Курт испытывал к другим, была слабой по сравнению с той жестокостью, которой он описывал себя. Тема самоубийства поднималась неоднократно. Одна обличительная речь подробно описывала, как он мог превратиться в «Хелен Келлер, проколов себе уши ножом, а затем вырезав свою гортань». Курт неоднократно фантазировал о рае и аде. И те и другие принимали идею духовности как спасение после смерти, но столь же часто искренне отвергали ее. «Если ты хочешь узнать, что такое загробная жизнь, – размышлял он, – тогда надень парашют, сядь в самолет, вколи себе в вены изрядную дозу и сразу же после этого выпей закиси азота, а затем прыгни или подожги себя».

Ко второй неделе ноября 1990 года в дневниках Курта появился новый персонаж, и эта фигура вскоре войдет почти в каждый образ, песню или рассказ. Он намеренно писал ее имя с ошибкой и тем самым даровал ему собственную жизнь. Как ни странно, он наделил ее женским обликом, но с тех пор как она стала его великой любовью той осенью и даже заставила его блевать, как и Тоби, в этом гендерном выборе была некая справедливость. Он называл это «героиней».





Глава 13

Библиотека Ричарда Никсона