Терри Пратчетт. Дух фэнтези

Существует несколько книг о науке Плоского мира, но интереснее всего корреляция между наукой и магией. В семидесятых выходила популярная детская телепрограмма «Кэтвизл». Она рассказывала о средневековом маге, который попал в тысяча девятьсот семидесятый год и поражается окружающему волшебству. Телефон для него – «говорящая кость», а электричество – «элик-чудачество». Примерно так же относится к науке и магии и Пратчетт. В беседах он вспоминал Гилберта Честертона, который в одном из эссе писал, что фонари интереснее магии. Он имел в виду тот процесс, который привел к созданию электрической лампы – превращение обезьяны в человека, засовывание вольфрамовой нити в стеклянную колбу – или цепь событий, которая сделала все это «еще более волшебным, чем сама концепция волшебства». Возможно, он прав.

Жизнь гораздо менее обыденна, чем мы воображаем. Неоднократно замечалось, что если описать в литературе реальную жизнь, никто такому автору не поверит, и это чистая правда. Как написал сэр Артур Конан Дойл в своем рассказе «Установление личности» из сборника «Приключения Шерлока Холмса»: «Мой дорогой друг, жизнь несравненно причудливее, чем все, что способно создать воображение человеческое, – сказал Шерлок Холмс… – Если бы мы с вами могли, взявшись за руки, вылететь из окна и, витая над этим огромным городом, приподнять крыши и заглянуть внутрь домов, то по сравнению с открывшимися нам необычайными совпадениями, замыслами, недоразумениями, непостижимыми событиями, которые, прокладывая себе путь сквозь многие поколения, приводят к совершенно невероятным результатам, вся изящная словесность… показалась бы нам плоской и тривиальной»[31].

«У любого должна быть возможность взорвать паб», – говорит Пратчетт. Именно его дерзкий юмор и невероятная оригинальность вдохнули новую жизнь в жанр фэнтези. Он на самом деле взорвал свой собственный паб – жанр фэнтези, каким мы его знали, – и начал с начала. Если работы Дугласа Адамса создали новую нишу в научной фантастике, то влияние Пратчетта на другие романы в жанре фэнтези просматривается с самого начала серии о Плоском мире. Посмотрите хоть на Дж. К. Роулинг или Джаспера Ффорде. Кстати, о Ффорде Пратчетт говорит: «[он] весьма изобретателен. Я слежу за ним не без ужаса». Это можно счесть вполне добродушным заявлением, но когда рецензенты сравнивают Ффорде и с Дугласом Адамсом, нельзя не заметить толстого слоя юмора, которым Пратчетт и Адамс покрыли жанр фэнтези и научной фантастики, вырастив и вдохновив новое поколение художников и писателей, которые работали с начала восьмидесятых до конца тысячелетия как минимум.

«Городские вампиры получили непростой прогноз на неделю – одиночные волшебники в среду и высокая вероятность романов Дафны Фаркитт ближе к концу недели».

Джаспер Ффорде, «Одного четверга не хватает»





Залихватский стиль Ффорде напоминает и об Адамсе, и о Пратчетте. Это не в укор Ффорде, напротив, это комплимент, поскольку оба классических автора напоминают начинающим писателям, что совершенно нормально пробовать свои силы, быть разным и ломать границы жанров, чем постоянно занимались и Пратчетт, и Адамс.

Давайте посмотрим, как великое пробуждение жанра затронуло Пратчетта. Ждал ли «Цвет волшебства» мгновенный успех? Нет. Этого и не могло быть, слишком уж маленьким тиражом вышел роман.

Колин Смайт опубликовал «Цвет волшебства» в ноябре 1983 года, и сейчас это одна из самых редких книг Пратчетта. Тираж составил 4540 копий, 506 из которых были выпущены издательством «Сент-Мартинс Пресс» в США. Короче говоря, вопреки распространенному мнению, этот роман вовсе не стал бестселлером.

Первое британское издание могло похвастаться красивой светло-зеленой обложкой с золотыми буквами. Алан Смит нарисовал яркую суперобложку с черепахой, слонами и Плоским миром, несущимся сквозь пространство. На суперобложке не было цены, но на первое издание наклеили стикеры – 7,95 фунта в Великобритании и 11,95 доллара в США. В остальном обложки были одинаковы, но коллекционерам стоит учесть, что сейчас они ценятся очень по-разному: британская копия обойдется в четыре тысячи фунтов, а американская – примерно в двести.

Чтобы сильнее запутать читателей, в следующих британских тиражах на суперобложке печатали американские отзывы, чтобы закрыть оригинальную аннотацию с ошибкой. Кто-то написал там, что Двацветок – межгалактический турист, что никак не соответствует истине.

Издательство Американского клуба научной фантастики выпустило эту книгу в 1984 году. Отличить два американских издания можно по размеру книги: в издании Клуба научной фантастики сто восемьдесят четыре страницы, а в первом издании – двести шесть. Ну и конечно, по надписи Book Club Edition на клапане суперобложки. Колин Смайт купил четыреста копий этого издания и продавал в Великобритании, наклеив британский стикер с ценой. В 1985 году издательство «Корги» опубликовало первый тираж в бумажной обложке. Смайт выкупил права у Клуба научной фантастики, который впоследствии об этом пожалел.

По всему этому видно, что в начале своей истории серия о Плоском мире была не очень популярна. Пратчетт вспомнил о Ринсвинде только после издания «Корги» и написал «Безумную звезду» (1986), непосредственное продолжение «Цвета волшебства». На этот раз сюжета стало больше, а игры воображения – меньше (хотя сам Пратчетт не согласен с тем, что первые четыре его романа были бессюжетны).

Любому коллекционеру нужны эти ранние издания Пратчетта, потому что они служат доказательством (и схемой) развития серии о Плоском мире. Если бы «Цвет волшебства» в бумажной обложке не продался, остальные романы могли бы и не появиться. Но почему он хорошо продавался именно в таком виде? Репутация, слухи или просто большой тираж? На самом деле канал ВВС поставил роман в радиошоу «Женский час», в шести частях. Немедленно после этого начались продажи.

«Безумная звезда» стала хорошим коммерческим ходом. Продолжение истории Ринсвинда и разноцветного хаоса Плоского мира оказалось важнее предыдущей книги хотя бы потому, что через год после ее выхода Пратчетт заработал достаточно денег, чтобы оставить работу и посвятить себя писательству. Это его очень обрадовало, и он немедленно принялся разрабатывать Плоский мир, создавая новых чудесных героев и притягивая легионы фанатов. Он нашел формулу успеха, но, как мы уже видели, на самом деле он работал над ней еще со школы.

Стоит упомянуть, что издаваться в «Голланце», одном из крупнейших британских издательств, и одновременно работать со Смайтом у Пратчетта не вышло. Он предпочел Смайта, которого считал другом, и попросил представлять свои интересы в качестве агента. Смайт согласился.

«Мы живем в удивительном мире. Нам хочется понять то, что мы видим вокруг, и спросить: каково происхождение Вселенной? Какое место в ней занимаем мы, и откуда мы и она – все это взялось? Почему все происходит именно так, а не иначе?»

Стивен Хокинг, «Краткая история времени»





Глава пятая

Безумное фанданго




«Если поэт, увидев нарцисс, сначала долго на него смотрит, а потом пишет длинную поэму, то Двацветок бросается искать книжку по ботанике. И наступает на нарцисс… Двацветок смотрит на вещи, но под его взглядом все меняется. Включая меня самого».

Ринсвинд в «Безумной звезде»





В «Безумной звезде» Ринсвинду приходится остановиться и задуматься, кто он и какими силами обладает на самом деле. Есть в романе и немного сюжета: Плоский мир рискует столкнуться с багровой звездой, и только тайное заклинание, затерянное где-то в голове Ринсвинда, может предотвратить катастрофу. Все летит к чертям, но Ринсвинд наконец вспоминает заклинание.

Хотя в «Безумной звезде» мы начинаем понимать Ринсвинда и можем оценить сатирическую сторону мира, сама история не так хороша, как предыдущая. «Цвет волшебства» имел успех, потому что это была чистая фэнтези, которая мчалась вперед, как щепка, увлекаемая могучей рекой. Она захватывала и поражала. Этот роман завоевал аудиторию, а «Безумная звезда» только развила историю. Хотя формат и герои изменились, Плоский мир привлек аудиторию, которая с тех пор все росла и росла. А вот Ринсвинду и Двацветку пришлось разделиться.

Ринсвинд сказал, что под взглядом Двацветка все меняется. К сожалению, это напоминает нам о туристах по всему миру. Великие пирамиды Египта, другие храмы и гробницы этой страны, даже знаменитые и тщательно охраняемые сокровища Тутанхамона сильно пострадали от ненасытных туристов за последние сто лет (хотя до этого просуществовали несколько тысячелетий). Как однажды сказал один индеец, «оказываясь в наших краях, не забирайте ничего, кроме фотографий, и не оставляйте ничего, кроме отпечатков ног». Ничто не может быть логичнее – и одновременно дальше от представлений Двацветка.

Если во «Властелине колец» Братство подружилось с говорящими деревьями, Ринсвинд с ними разговаривать не захотел. Он явно слышал песню из The Goon Show: «Я говорил с деревьями, они меня выгнали». Читатели оценили чувство юмора Пратчетта, его книги начали продаваться, и он решил, что неплохо будет написать третий роман о Плоском мире. Им стали «Творцы заклинаний», с которых серия романов началась по-настоящему. Для писателей и рецензентов было изготовлено около ста сигнальных экземпляров, и отныне широкая публика стала с нетерпением ожидать следующего романа саги. Деньги все еще не текли рекой, но популярность уже росла.



Ринсвинд, Двацветок и Сундук сделали Пратчетта знаменитым. Они показали всем Плоский мир, но вскоре – всего через несколько книг – им пришлось отойти в сторону, чтобы дать место новым героям, от ведьм и других волшебников до городской стражи. Но лично для меня в первых книгах есть настоящая магия. Ринсвинд – это фэнтезийный Фома Неверующий в исполнении Рафаэля. Он сломал все стереотипы и показал миллионам фанатов, что жанр вовсе не должен быть таким трафаретным. Ринсвинд – это циничный Пратчетт, нападающий на святое, например на Конана-Варвара и других типичных героев. Но автору нужны были другие персонажи и ситуации. Видимо, Пратчетт осознавал, что нашел формулу успеха.

«Творцы заклинаний» – едва ли не самая важная книга, если говорить о расширении серии. Здесь впервые появляется Матушка Ветровоск и снова ломаются клише и штампы жанра. Считается, что магом становится седьмой сын седьмого сына, но здесь мы имеем дело с восьмым сыном восьмого сына: восемь – очень важное для этого мира волшебное число. Но тут случается катастрофа: восьмой ребенок оказывается девочкой. Умирая, волшебник по имени Драм Биллет по ошибке передает магию и колдовские принадлежности девочке. Разве кто-нибудь слышал о девочках-волшебниках? В лучшем случае она может стать ведьмой. Так начинается история женщины-волшебника Эскарины (Эск) Смит.

Лично мне «Творцы заклинаний» кажутся лучшей книгой о Плоском мире. Здесь Пратчетт сосредотачивается на сексизме всего жанра фэнтези, в котором ведьмы всегда слабее настоящих волшебников и вообще женщины могут только летать на метлах и швырять глаза тритонов в кипящий котел. Это смелая и остроумная книга, показывающая нам новых героев и новые места Плоского мира. Темп повествования тоже меняется. Роман начинается в одном конкретном месте, и действие удаляется из этого места постепенно. Не окружая персонажей хаосом, Пратчетт может глубже и подробнее исследовать те жанровые области, которые его интересуют. Он задается вопросом, что такое магия. Объясняет, что из-за использования магии волшебники и ведьмы видят кошмары, и вводит интересный диалог между Эск и матушкой Ветровоск. Они говорят о магических способностях и о том, как контролировать свою магию. Это очень важная часть романа, которая дает нам информацию обо всей магической системе Плоского мира. Беседа получается очень длинной, она занимает несколько страниц, но начинается с очень простого вопроса, который матушка Ветровоск задает Эск. А кем ты хочешь стать, когда вырастешь? (Время от времени этот вопрос всплывает в романах Пратчетта).

Как и любой другой ребенок, Эск не знает ответа на этот вопрос, но, к сожалению, наступающая юность заставляет ее столкнуться с реальной жизнью, как и всех нас. Хочет ли она вырасти или хочет стать ведьмой? Для Эск этот вопрос сродни вопросу о принятии пострига. Пратчетт подтверждает это такими словами: «…Их [ведьм] уважали… за то, что они делают дело, которое, если мыслить логически, должно быть сделано, но всем было слегка неуютно в их компании».


Эск рассматривает саму идею стать ведьмой – или волшебником – очень наивно, и матушке Ветровоск приходится что-то с этим делать. Примерно как современному учителю старших классов, говорящему о будущей карьере учеников.

Первые четыре романа о Плоском мире отличаются от остальных. Они рисуют масштабную разнообразную картину и заключают в себе множество идей. Только иногда они притормаживают, чтобы показать какого-то героя или рассказать о священном искусстве магии. Эти романы – разноцветное пятно, полное юмора и воображения. В них нет того, что есть в более коротких книгах, например в «Шляпе, полной неба». Некоторые говорят, что с годами Пратчетт отточил свой стиль. Возможно, это верно для таких романов, как «Держи марку!» и «Делай деньги», но сказать это о многих других романах нельзя.

Все писатели со временем немного замедляются. Сами они могут считать поздние романы лучшими, но фанаты обычно предпочитают ранние, и не только из-за ностальгии. Часто ранние идеи очень важны для всего книжного мира. Мало что сравнится с длинным разговором матушки Ветровоск с Эск в «Творцах заклинаний». В этом разговоре объясняется, в чем смысл магии в реальном мире. Пратчетт утверждает, что магия основана на знании, вплоть до того, что самые простые вещи – волшебные. Взрослые постоянно «колдуют», чтобы впечатлить детей. Хороший пример – какие-нибудь розовые «таблетки» из сахара, которые врач может прописать почти здоровому ребенку. Они переубедят и ребенка, и его родителей, но никого не обидят. Это почти невероятно, но от них ребенок сразу почувствует себя лучше. На мой взгляд, это совсем неплохая аналогия, потому что матушка Ветровоск рассказывает Эск, что спасла человеку жизнь, дав ему зелье, которое якобы купила у гномов. На самом деле это была вода с ягодным соком, но сила убеждения помогла больному выздороветь – а это и правда магия. Пратчетт утверждает, что магия есть везде, просто нужно ее правильно использовать.

Эск учится быстро, так что матушка Ветровоск позволяет ей перенести часть собственного разума в орла, чтобы почувствовать то, что чувствует орел, и посмотреть на мир его глазами. Но Эск заходит слишком далеко, и крошечное сознание орла почти полностью поглощает ее разум, так что матушке приходится ее спасать. Это очень интересная концепция, и в «Шляпе, полной неба» Пратчетт в некотором роде возвращается к ней. В этой книге юная ведьма Тиффани Болит, похожая на Эск, покидает свое тело, чтобы в него вселился Роитель (опасное существо). Роитель контролирует ее поведение, и только маленькая часть мозга Тиффани осознает происходящее.

В описании этой «одержимости» мне больше всего нравится научный подход, не похожий на обычные ужастики. У Пратчетта нет жрецов, проводящих мрачные ритуалы экзорцизма, есть только обычные ведьмы, которые зарабатывают себе на хлеб, освобождая людей.

Уже после того, как Эск заимствует чужое тело, она становится волшебником, а ее друг предсказуемо излечивается от заикания. В финале романа ломается очередной штамп жанра – о том, что волшебниками могут быть только мужчины. Женщины тоже на это способны, и если бы о Плоском мире была написана только трилогия, я бы все равно рискнул сказать, что эти три книги, написанные человеком, уставшим от клише, очень важны для развития жанра. Как по мне, уже первая страница «Творцов заклинаний» заслуживает внимания, потому что она с ходу забирается в такие дебри, куда еще не ступала нога человека[32]. Как и в первых двух романах, в «Творцах заклинаний» не обошлось без отсылок к великим, например к Роберту Говарду и, возможно, «Доктору Кто», потому что Незримый университет «внутри больше, чем снаружи», прямо как Тардис. Если бы мы хотели, чтобы хороших книг было как можно меньше, Пратчетту стоило бы закончить писать о Плоском мире сразу после «Творцов заклинаний», потому что это привело бы к появлению множества критических статей и росту популярности этих романов.

«Но прежде всего эта книга про мир. Вот он приближается. Смотрите внимательно, спецэффекты обошлись недешево»[33].

«Творцы заклинаний»





В конце «Творцов заклинаний» мы снова видим волшебника, с которого все и началось, Драма Биллета, который переродился в образе муравья. Вместе с другими муравьями он пишет на стене сахарной пирамиды истинный секрет долголетия, но, когда Университет в очередной раз затопит, секрет смоет водой[34].

«Творцы заклинаний» – это роман об ошибках и притворстве, напоминающий о политике реального мира и царящем в нем низкопоклонстве.





Глава шестая

Мор, Фауст и Смерть




«Народ-безбожник способен дойти до чего угодно: он может возмутиться против добрых старых традиций скромной жизни и несамопожертвования, сделавших империю таковой, какова она есть сегодня».

«Эрик, а также Ночная стража, ведьмы и Коэн-Варвар»





На протяжении жизни люди меняются несильно. Если мы посмотрим, какие предметы Пратчетт изучал в старших классах, мы поймем, к чему уже тогда лежала его душа. Впоследствии он пользовался этими знаниями. После окончания школы он сдал экзамен уровня A-level по английскому языку, и это помогло ему в работе в «Бакс фри пресс» и в писательской карьере. Он практиковался и в живописи, иллюстрировал «Людей ковра» и брался за разные подработки в этой области. Любил он и историю, что отразилось в двух ранних романах о Плоском мире – «Пирамидах» и «Эрике».

«Мы проходили это в школе, деревянного коня и все остальное!»

«Эрик, а также Ночная стража, ведьмы и Коэн-Варвар»





Есть тут и его фирменное чувство юмора, от банального:

«– Тут есть дверь, – прошептал он.

– И куда она выходит?

– По-моему, она никуда не выходит, она остается на месте, – ответил Ринсвинд».

«Эрик, а также Ночная стража, ведьмы и Коэн-Варвар»





до истерического:

«– Бежим отсюда.

– Но куда?

– Насчет того, куда бежать, можешь не беспокоиться, – сказал он. – Согласно моему опыту, это обычно устраивается само собой. Главное слово тут – „бежим“».