Тени за холмами
Часть 69 из 92 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ловчий же смотрел только на своего свеженького двойника. Тот с обожанием держал его под локоть — внешность сменилась, а привычки мумии, напоминающие о домашнем питомце, остались. И неважно, что мумия — технически — уже мертва не первый век.
Это была наша мумия, прах побери.
Загадочная, спящая на хозяйской кровати, тупая как пень и очень верная.
— Я потерплю, — наконец, сказал Полынь, игнорируя очередную струйку крови, текущую уже не только из ноздрей, но и с уголка его рта. — Оставим план на крайний случай.
Куратор развернулся, цапнул меня за руку и с упорством подстреленного носорога попёр дальше. Шатающийся, но не сломленный. По левому боку от нас бесновался шувгей. Не успели мы — кто-то с выдохами облегчениями, кто-то — сопением ярости, вновь выстроиться в слепую шеренгу, как мумия взяла инициативу в свои руки.
Она, под личиной Полыни, подпрыгнула к реальному Ловчему и вдруг кулаком ударила по шлему-пузырю. Я думаю, дома это не привело бы ровным счетом ни к какому эффекту, но здесь, вдали от магического кургана, защита Внемлющего треснула, как яичная скорлупа.
И тотчас шувгей ликующе взвыл. Смерч выгнулся предвосхищающей дугой — вкуснятина! — и, с рёвом развернувшись, вспахал чернично-алую во тьме урагана пустыню, сдирая с неё песок — слой за слоем, подкидывая его в восторге, как конфетти.
Лиссай же заткнул волшебную палочку за ремень, подпрыгнул к Полыни и стал рукавом кофты вытирать тому лицо от крови — как моську несмышленому малышу.
— Прин-ц-ц-ц-ц! — никогда раньше я не слышала, чтобы люди умудрялись «шипеть» букву «ц». Но Внемлющий тем и славится, что бьет рекорды. Это, можно сказать, его хобби.
И мумия, конечно, не осталась в стороне: ошивалась там же, хватая Ловчего за руки, не давая ему залепить ой-какую-непочтительную пощечину Его Высочеству, а затем — жадно вырывая у рыжего снятое тем белоснежное худи в красных подтёках и натягивая через голову.
— Молодчага! Тебе туда! — Кадия безжалостно указала мумии в обратном направлении от нас.
Иджикаянский мертвец, пахнущим железом, что-то нежно просипел на прощание Ловчему — и мумия стремительно рванула прочь.
— Хей! — растерянно крикнула я вслед, потому что орать "спасибо" было идиотски, "прощай" — драматично, а молчать — невозможно… Мумия лишь типичным жестом Полыни махнула в ответ, не оборачиваясь: «Бывайте».
Искрящаяся воронка шувгея сузилась и вытянулась вверх — будто воздух предвкушающе всосала, разжигая аппетит перед обедом, — и медленно, ввинчиваясь в самое сердце материка, никуда не торопясь, поползла в сторону жертвы…
Та поднажала, куда более шустрая, чем живой человек. Шувгей, истекая слюной, полз за ней. Полынь грязно, непривычно для себя выругался, и, метнув в принца взгляд, мигом заволоченный песком (и слава небу, — иначе сжёг бы), развернулся на восток.
Туда, куда мы и направлялись. За пределы бури, где нас ждала грандиозная — с три Шолоха размером — мёртвая Мудра.
Теперь первой в наших рядах бежала Андрис, обнаружившая, что, несмотря на дикое увеличение, она все-таки может ориентироваться, глядя через окуляр. Мы похватались друг за дружку, крепко зажмурившись, и возобновили путь. Я встала последней.
К любой боли однажды привыкаешь.
Так и я — после нескольких часов в пустыне — уже смирилась с тем, что мои глазные яблоки обернулись консервами для песка. Не отпуская Кадию, бежавшую передо мной, я то и дело воровато оборачивалась…
Сначала обманутый шувгей ревел, удаляясь, охотясь за нашей подругой, и был чёрен, как смола. Потом он замер на месте, и в рёве ветра мне послышались ликующие, чавкающие ноты, а краски смерча насытились удовлетворенным оранжевым цветом. На третий мой оборот смертельная воронка уже вновь почернела и продолжила свой путь по изначальной траектории, выбранной ей и её сестрами, — в сторону Дамбы Полумесяца, всё дальше и дальше от нас.
Значит, с мумией было покончено.
Ничто другое в мире не поменялось. Стихия продолжала бушевать. Ребята даже не видели. Да и я — пропустила конкретный момент…
Стесняясь своей дурацкой, не к месту явившейся чувствительности, я смахнула с лица выступившую слезу и в этот миг тумана, затянувшего взгляд, умудрилась споткнуться о редкую пустынную корягу.
— Прах! — выругалась я, но от Кадии не отцепилась, и на взволнованный подружкин окрик ответила криком успокоительным: живём!
И только несколько шагов спустя, поняв, что бежать уж как-то очень неудобно, я вновь открыла глаза, опустила взгляд и поняла, что сухая рогатина вспорола мне голень вместе со штанами.
И, постольку поскольку моя судьба жадна до количеств и всегда всё поставляет в комплекте: как радости, так и несчастья, — из-за ближайшего бархана мгновенно вывернул новый смерч.
О нет, он был совсем не таким, как его старший братец. Это оказался смерч-крошка, высотой метров семь, шириной — метра два, выглядящий по-своему дружелюбно. И если были у него какие-то минусы, то только один: малышка-шувгей оказался донельзя проворен.
Не прошло и двух ударов сердца, как воронка — на сей раз чистоплюйски-белая в багряной мгле вокруг — оказалась подле меня.
Второй мумии у нас не нашлось бы, времени на сложный маневр — тоже. Я с лиричным вздохом отпустила Кадию, тотчас почуявшую неладное, и решив, что размер имеет значение, и внутри этой крохи я точно не умру — скорее, пустынный стручок подавится, — я красивой рыбкой нырнула в вертушку.
… "Самое главное — воспользоваться преимуществом неожиданного нападения," — думала я, пока ревущий и странно-тяжелый белый воздух отрывал меня от земли. Удивлю демона фейерверком. Или спеленаю знаменитой золотой паутиной? Вышвырну вовне воронки, и сама засяду там, в сердце бури, кучер пустынного смерча, и с ветерком домчу себя и ребят до Мудры? Хм, серьезно, а что, если мне перехватить у шувгея власть над ветром? Так можно?
А если даже нельзя было до сегодняшнего дня, почему бы мне не стать первооткрывателем? Вряд ли самые крутые умы нашего мира поминутно спрашивают разрешений. "Тинави "Стражди" Изобретатель — Дом Внемлющих в панике грызет локти перед конкурентом," — привиделись мне газетные заголовки…
Пока я размышляла над неожиданно-открывшейся карьерной перспективой, меня-таки втянуло в центр смерча. Кверху ногами, что неприятно, но терпимо.
Мгновенно оглушившая тишина…
Перед глазами продолжали плыть цветные пятна — привет от свихнушегося вестибулярного аппарата — но рукой я нащупала и наугад вытянула из кармана стекляшку с кровью.
— Му-р-р-р-р, а что это тако-о-о-о-е? — вдруг раздался донельзя уютный, обволакивающий, низкий голос.
Судя по интонации, демон смерча не спешил меня «шинковать». Я извернулась, с удивлением обнаружив, что парю прямо в воздухе (ой, Теннету бы понравилось!).
Передо мной, на фоне вьющихся стен смерча, сидел толстый, белый, пушистый кот. Котяра. Такой жирненький, что, видимо, откормлен на сметанке.
Стоп. Какая сметанка — это ж демон!
Я решительно потянула кулак с колбой ко рту, и, уже собравшись отколупнуть крышку большим пальцем и устроить большое ба-бах, поняла: это не кровь Рэндома!
Это стеклянная рыбка, подарок торговца с дворцовой ярмарки. Вечная помойка в моих карманах, прах бы ее побрал!
— Мур-р-р-р-р, ну скажи, по-мур-жалуйста! — законючил кот, поднимаясь на мягкие лапки, труся ко мне и начиная ласкаться о ноги.
То, что эти ноги все еще были выше головы— котика не смущало.
— Ты шувгей?! — максимально строго вопросила я.
— Мур-р-р-нет! — обиделся кот. — Я разве похож на это невоспитанное мур-довище?
— Похож! — обличительно заявила я. — Очень, знаешь ли, похож! И с ними вместе движешься!
— Это они движутся со мур-ной, — благодушие вернулось к котику, когда он, спустившись от ног к голове и походя залечив мою рану, стал лапкой бить по кулаку с зажатой в нем рыбкой. — Я — весенний ветер. А они мур-приживалы.
— О небо голубое. Ты что, кат-ши?! — дошло, наконец-таки, до меня.
И, как это часто бывает, за одной хорошей идей мгновенно последовала другая: я перевернулась в нормально положение относительно невидимой земли, и, скажем так, села в воздухе, скрестив ноги.
— Кат-ши — это я, — благодушно протянул котейка и теперь уже персиковым, бархатистым носом стал тыкаться в мой кулак. — А это у тебя мур-рыбка?
— Мур-рыбка, — согласилась я, разжимая руку. — Нравится?
— Му-у-урр, — дух ветра завалился мне на коленки, перевернулся на спинку и стал лениво-расслабленно потягиваться то туда, то сюда, изредка ударяя по ладони какой-нибудь из своих конечностей.
Обескураженная, я предложила:
— Э-э. Давай я оставлю рыбку тебе, а ты выпустишь меня к друзьям? Целиком, а не только кишки, скажем?
Не успел котик ответить, как вокруг наросли какие-то вопли, сдавленная ругань и тихие молитвы, а потом из бурляще-крутящихся «стен» смерча в нашу тихую гавань выплюнуло поочередно всех моих спутников.
— Какой котик! — ахнула Кадия и, мгновенно выйдя из боевой стойки, с воркующим сюсюканьем бросилась на кат-ши.
Подруга всегда была неравнодушна к кошачьим.
— Кат-ши? — удивился Полынь, спешно пряча в ножны ведомственный клинок. — Ну здравствуй, дух ветра.
— Мур-р-р-р-много же вас! — недовольно сморщился кот, но я тотчас затрясла у него перед глазами вожделенной рыбкой, а Кадия почесала в каком-то таком особенном месте за ушком, что пушистик блаженно задрыгал ногой.
— Так что? — снова спросила я, когда урчание кат-ши стало до неприличия довольным. — Выпустишь нас всех в обмен на стеклянную рыбку?
Кот задумался.
— Мур-р-р-нет, — сказал он, потягиваясь, как после долгого сна. — Это не в моих мур-правилах.
— Такой масенький и такой суровый! — умилились Кадия, с удвоенной энергией щекоча пушистое пузо. Я же еле удержалась оттого, чтобы не схватить заразу за шкирку и не тряхануть как следует.
Ну не люблю я кошек! Слишком самостоятельные. Слишком самодовольные. Слишком независимые. Иногда мне кажется, что кошки — талисман мазохистов. Высшее предназначение котов — показать нам, сколь мы ничтожны. А не все, знаете ли, это любят.
С другой стороны, если б их мурлыканье отдельно от характера можно было спрятать в будильники, — думаю, это сильно помогло бы нации в борьбе с депрессией.
— У меня мур-другие правила. Я не могу просто выпустить. Я должен показать вам правильную дорогу и проводить вас. Это даже лучше, если вы не мур-поняли, — превосходительно сузил глаза кошара.
Мы с ребятами переглянулись.
— Где подвох? — спросила Кадия, на всякий случай перемещая пальцы ближе к хрупкому котовью горлышку.
— Правильную дорогу куда? — напрягся Полынь.
— Куда мур-надо! — кат-ши резким ударом выбил рыбку из моей руки и пропал.
А белые стены смерча сомкнулись, как вода, отсекая нас друг от друга.
ГЛАВА 25. Идущие в вечность
Еще год назад Мудра была прекраснейшим из городов Лайонассы. Теперь это кладбище. Ледяная могила синего стекла, в которой навеки замерли, недвижимые, те, кто верил в себя, в науку, в вечность. Я не смог пройти сквозь городские врата. Я оплакал мой дом, глядя на проклятую землю, и развернул коня. Однажды наш народ возродится. Всё возрождается в этом мире.
Это была наша мумия, прах побери.
Загадочная, спящая на хозяйской кровати, тупая как пень и очень верная.
— Я потерплю, — наконец, сказал Полынь, игнорируя очередную струйку крови, текущую уже не только из ноздрей, но и с уголка его рта. — Оставим план на крайний случай.
Куратор развернулся, цапнул меня за руку и с упорством подстреленного носорога попёр дальше. Шатающийся, но не сломленный. По левому боку от нас бесновался шувгей. Не успели мы — кто-то с выдохами облегчениями, кто-то — сопением ярости, вновь выстроиться в слепую шеренгу, как мумия взяла инициативу в свои руки.
Она, под личиной Полыни, подпрыгнула к реальному Ловчему и вдруг кулаком ударила по шлему-пузырю. Я думаю, дома это не привело бы ровным счетом ни к какому эффекту, но здесь, вдали от магического кургана, защита Внемлющего треснула, как яичная скорлупа.
И тотчас шувгей ликующе взвыл. Смерч выгнулся предвосхищающей дугой — вкуснятина! — и, с рёвом развернувшись, вспахал чернично-алую во тьме урагана пустыню, сдирая с неё песок — слой за слоем, подкидывая его в восторге, как конфетти.
Лиссай же заткнул волшебную палочку за ремень, подпрыгнул к Полыни и стал рукавом кофты вытирать тому лицо от крови — как моську несмышленому малышу.
— Прин-ц-ц-ц-ц! — никогда раньше я не слышала, чтобы люди умудрялись «шипеть» букву «ц». Но Внемлющий тем и славится, что бьет рекорды. Это, можно сказать, его хобби.
И мумия, конечно, не осталась в стороне: ошивалась там же, хватая Ловчего за руки, не давая ему залепить ой-какую-непочтительную пощечину Его Высочеству, а затем — жадно вырывая у рыжего снятое тем белоснежное худи в красных подтёках и натягивая через голову.
— Молодчага! Тебе туда! — Кадия безжалостно указала мумии в обратном направлении от нас.
Иджикаянский мертвец, пахнущим железом, что-то нежно просипел на прощание Ловчему — и мумия стремительно рванула прочь.
— Хей! — растерянно крикнула я вслед, потому что орать "спасибо" было идиотски, "прощай" — драматично, а молчать — невозможно… Мумия лишь типичным жестом Полыни махнула в ответ, не оборачиваясь: «Бывайте».
Искрящаяся воронка шувгея сузилась и вытянулась вверх — будто воздух предвкушающе всосала, разжигая аппетит перед обедом, — и медленно, ввинчиваясь в самое сердце материка, никуда не торопясь, поползла в сторону жертвы…
Та поднажала, куда более шустрая, чем живой человек. Шувгей, истекая слюной, полз за ней. Полынь грязно, непривычно для себя выругался, и, метнув в принца взгляд, мигом заволоченный песком (и слава небу, — иначе сжёг бы), развернулся на восток.
Туда, куда мы и направлялись. За пределы бури, где нас ждала грандиозная — с три Шолоха размером — мёртвая Мудра.
Теперь первой в наших рядах бежала Андрис, обнаружившая, что, несмотря на дикое увеличение, она все-таки может ориентироваться, глядя через окуляр. Мы похватались друг за дружку, крепко зажмурившись, и возобновили путь. Я встала последней.
К любой боли однажды привыкаешь.
Так и я — после нескольких часов в пустыне — уже смирилась с тем, что мои глазные яблоки обернулись консервами для песка. Не отпуская Кадию, бежавшую передо мной, я то и дело воровато оборачивалась…
Сначала обманутый шувгей ревел, удаляясь, охотясь за нашей подругой, и был чёрен, как смола. Потом он замер на месте, и в рёве ветра мне послышались ликующие, чавкающие ноты, а краски смерча насытились удовлетворенным оранжевым цветом. На третий мой оборот смертельная воронка уже вновь почернела и продолжила свой путь по изначальной траектории, выбранной ей и её сестрами, — в сторону Дамбы Полумесяца, всё дальше и дальше от нас.
Значит, с мумией было покончено.
Ничто другое в мире не поменялось. Стихия продолжала бушевать. Ребята даже не видели. Да и я — пропустила конкретный момент…
Стесняясь своей дурацкой, не к месту явившейся чувствительности, я смахнула с лица выступившую слезу и в этот миг тумана, затянувшего взгляд, умудрилась споткнуться о редкую пустынную корягу.
— Прах! — выругалась я, но от Кадии не отцепилась, и на взволнованный подружкин окрик ответила криком успокоительным: живём!
И только несколько шагов спустя, поняв, что бежать уж как-то очень неудобно, я вновь открыла глаза, опустила взгляд и поняла, что сухая рогатина вспорола мне голень вместе со штанами.
И, постольку поскольку моя судьба жадна до количеств и всегда всё поставляет в комплекте: как радости, так и несчастья, — из-за ближайшего бархана мгновенно вывернул новый смерч.
О нет, он был совсем не таким, как его старший братец. Это оказался смерч-крошка, высотой метров семь, шириной — метра два, выглядящий по-своему дружелюбно. И если были у него какие-то минусы, то только один: малышка-шувгей оказался донельзя проворен.
Не прошло и двух ударов сердца, как воронка — на сей раз чистоплюйски-белая в багряной мгле вокруг — оказалась подле меня.
Второй мумии у нас не нашлось бы, времени на сложный маневр — тоже. Я с лиричным вздохом отпустила Кадию, тотчас почуявшую неладное, и решив, что размер имеет значение, и внутри этой крохи я точно не умру — скорее, пустынный стручок подавится, — я красивой рыбкой нырнула в вертушку.
… "Самое главное — воспользоваться преимуществом неожиданного нападения," — думала я, пока ревущий и странно-тяжелый белый воздух отрывал меня от земли. Удивлю демона фейерверком. Или спеленаю знаменитой золотой паутиной? Вышвырну вовне воронки, и сама засяду там, в сердце бури, кучер пустынного смерча, и с ветерком домчу себя и ребят до Мудры? Хм, серьезно, а что, если мне перехватить у шувгея власть над ветром? Так можно?
А если даже нельзя было до сегодняшнего дня, почему бы мне не стать первооткрывателем? Вряд ли самые крутые умы нашего мира поминутно спрашивают разрешений. "Тинави "Стражди" Изобретатель — Дом Внемлющих в панике грызет локти перед конкурентом," — привиделись мне газетные заголовки…
Пока я размышляла над неожиданно-открывшейся карьерной перспективой, меня-таки втянуло в центр смерча. Кверху ногами, что неприятно, но терпимо.
Мгновенно оглушившая тишина…
Перед глазами продолжали плыть цветные пятна — привет от свихнушегося вестибулярного аппарата — но рукой я нащупала и наугад вытянула из кармана стекляшку с кровью.
— Му-р-р-р-р, а что это тако-о-о-о-е? — вдруг раздался донельзя уютный, обволакивающий, низкий голос.
Судя по интонации, демон смерча не спешил меня «шинковать». Я извернулась, с удивлением обнаружив, что парю прямо в воздухе (ой, Теннету бы понравилось!).
Передо мной, на фоне вьющихся стен смерча, сидел толстый, белый, пушистый кот. Котяра. Такой жирненький, что, видимо, откормлен на сметанке.
Стоп. Какая сметанка — это ж демон!
Я решительно потянула кулак с колбой ко рту, и, уже собравшись отколупнуть крышку большим пальцем и устроить большое ба-бах, поняла: это не кровь Рэндома!
Это стеклянная рыбка, подарок торговца с дворцовой ярмарки. Вечная помойка в моих карманах, прах бы ее побрал!
— Мур-р-р-р-р, ну скажи, по-мур-жалуйста! — законючил кот, поднимаясь на мягкие лапки, труся ко мне и начиная ласкаться о ноги.
То, что эти ноги все еще были выше головы— котика не смущало.
— Ты шувгей?! — максимально строго вопросила я.
— Мур-р-р-нет! — обиделся кот. — Я разве похож на это невоспитанное мур-довище?
— Похож! — обличительно заявила я. — Очень, знаешь ли, похож! И с ними вместе движешься!
— Это они движутся со мур-ной, — благодушие вернулось к котику, когда он, спустившись от ног к голове и походя залечив мою рану, стал лапкой бить по кулаку с зажатой в нем рыбкой. — Я — весенний ветер. А они мур-приживалы.
— О небо голубое. Ты что, кат-ши?! — дошло, наконец-таки, до меня.
И, как это часто бывает, за одной хорошей идей мгновенно последовала другая: я перевернулась в нормально положение относительно невидимой земли, и, скажем так, села в воздухе, скрестив ноги.
— Кат-ши — это я, — благодушно протянул котейка и теперь уже персиковым, бархатистым носом стал тыкаться в мой кулак. — А это у тебя мур-рыбка?
— Мур-рыбка, — согласилась я, разжимая руку. — Нравится?
— Му-у-урр, — дух ветра завалился мне на коленки, перевернулся на спинку и стал лениво-расслабленно потягиваться то туда, то сюда, изредка ударяя по ладони какой-нибудь из своих конечностей.
Обескураженная, я предложила:
— Э-э. Давай я оставлю рыбку тебе, а ты выпустишь меня к друзьям? Целиком, а не только кишки, скажем?
Не успел котик ответить, как вокруг наросли какие-то вопли, сдавленная ругань и тихие молитвы, а потом из бурляще-крутящихся «стен» смерча в нашу тихую гавань выплюнуло поочередно всех моих спутников.
— Какой котик! — ахнула Кадия и, мгновенно выйдя из боевой стойки, с воркующим сюсюканьем бросилась на кат-ши.
Подруга всегда была неравнодушна к кошачьим.
— Кат-ши? — удивился Полынь, спешно пряча в ножны ведомственный клинок. — Ну здравствуй, дух ветра.
— Мур-р-р-р-много же вас! — недовольно сморщился кот, но я тотчас затрясла у него перед глазами вожделенной рыбкой, а Кадия почесала в каком-то таком особенном месте за ушком, что пушистик блаженно задрыгал ногой.
— Так что? — снова спросила я, когда урчание кат-ши стало до неприличия довольным. — Выпустишь нас всех в обмен на стеклянную рыбку?
Кот задумался.
— Мур-р-р-нет, — сказал он, потягиваясь, как после долгого сна. — Это не в моих мур-правилах.
— Такой масенький и такой суровый! — умилились Кадия, с удвоенной энергией щекоча пушистое пузо. Я же еле удержалась оттого, чтобы не схватить заразу за шкирку и не тряхануть как следует.
Ну не люблю я кошек! Слишком самостоятельные. Слишком самодовольные. Слишком независимые. Иногда мне кажется, что кошки — талисман мазохистов. Высшее предназначение котов — показать нам, сколь мы ничтожны. А не все, знаете ли, это любят.
С другой стороны, если б их мурлыканье отдельно от характера можно было спрятать в будильники, — думаю, это сильно помогло бы нации в борьбе с депрессией.
— У меня мур-другие правила. Я не могу просто выпустить. Я должен показать вам правильную дорогу и проводить вас. Это даже лучше, если вы не мур-поняли, — превосходительно сузил глаза кошара.
Мы с ребятами переглянулись.
— Где подвох? — спросила Кадия, на всякий случай перемещая пальцы ближе к хрупкому котовью горлышку.
— Правильную дорогу куда? — напрягся Полынь.
— Куда мур-надо! — кат-ши резким ударом выбил рыбку из моей руки и пропал.
А белые стены смерча сомкнулись, как вода, отсекая нас друг от друга.
ГЛАВА 25. Идущие в вечность
Еще год назад Мудра была прекраснейшим из городов Лайонассы. Теперь это кладбище. Ледяная могила синего стекла, в которой навеки замерли, недвижимые, те, кто верил в себя, в науку, в вечность. Я не смог пройти сквозь городские врата. Я оплакал мой дом, глядя на проклятую землю, и развернул коня. Однажды наш народ возродится. Всё возрождается в этом мире.