Тени за холмами

И не потому, что я нервный, Тинави, не надо на меня так ехидно смотреть. Просто сердце моё забилось, забилось страшно, как у последнего смертного, вступившего вдруг на развилку судьбы.

Верный признак того, что включилась «чуйка». К словам торговца надо было прислушаться.

— Боги вернулись? — спросил я, ослабляя галстук.

Ибо: кто вернулся-то?

Кто? Дану и зайка моя Селеста всегда были в некоей изоляции, одна слишком бойкая, другая слишком чистая. Лайонасса стала им инкубатором, а дальше — пф… Живите, как живете, лайонассовцы, а чтоб кто-то из моих сестер пошел в пустыню — странная идея, Босху и не снилась.

Остальные трое? Что ж, я верю, что из Пустошей Хаоса можно вылезти — я чую, эти живы. Но Мудра? Очень странный выбор! Рэнди бы хотел развлечься; Карл, думаю, не обделил бы нас визитом; Авена тоже — ищет пограничный контроль даже там, где понятия такого не существует, она бы точно сначала Прыгнула ко мне, поставить воображаемый штамп в воображаемый паспорт; тяжела она, их доля — любителей всё делать правильно.

— Ну… Как сказать. Не знаю, наши это боги или нет… — крякнул купец после долгого раздумья (сама возможность такой мыслительной активности у этого хомо потребителиса меня удивила). — Может, пришло время новых богов?.. Но это правда, мамой клянусь: в Мудре поселилась сила, что за пояс заткнёт любого смертного.

— Плакали наши денежки!… — согласился второй купец.

— А поведайте, друзья, подробнее, — попросил я.

Одновременно я заказал у официанта блюдо крабов и максимально дорогие напитки, поэтому языки моих знакомцев, и без того длинные, вывалились теперь на добрую морскую милю.

Один из них выдал чудесный монолог:

— Начиная с осени в Мудре кто-то живет. Наши караваны обычно без нас ходят: мы любим с места всё контролировать. Как дело спорится? Караван приходит в Хейлонд, там по бумагам неделька отдыха прописана, но по факту несколько ребят половчее минуют Дамбу Полумесяца и бегут в Мудру. То прихватили, это в подземельях — вот фирме и половина выручки за месяц. Но теперь их в Запретный квартал не пускают. Стоит приблизиться — поднимается ветер; камни летают, как перышки; эхо по древним зданиям носит обрывки мыслей — стыдно, что уж… А если проигнорировать — беда! Сила невидимая поднимает, швыряет, как куклу, бьет о скалы, а потом позорно выкидывает на границу, и метку ставит — крест огромный…

— Это больше похоже на шального духа, чем на богов, — возразил я, тогда как сердце моё билось,

билось,

упорно билось вопреки всякой логике.

Второй торгаш, оторвавшись от клешни, согласился:

— Да! Дух — и мы так подумали. Но однажды, когда мы сами поехали с проверкой, боги явились воочию, чтобы нас прогнать. Одна богиня. Она, как стрела, взлетела в небо над развалинами! Левитация, ыть! Такого ж никто не может. «Вы, — сказала она, — Больше не пересечете этой черты. Мы, боги, запрещаем это. Это наша территория; всегда была; хотите жить — не приближайтесь». И бац!… Полетела она на нас, как призрак, и руки у нее шевелились, и в песке борозда появилась — граница, какую преступать нельзя.

— Ну, мы и сбежали. В начале осени то было. С тех пор в Мудру — ни-ни, — завершил второй торговец.

— А как выглядела богиня? — спросил я, изо всех сил убеждая себя, что хвататься за болящее сердце не обязательно — это всё равно не поможет, только подорвёт мой статус серьезного человека.

— А грёк его знает… — вздохнул торгаш. — В плаще она была и капюшоне. Ничё не видно.

Я до самого рассвета пытался вытянуть из них подробности. Но торговцы то ли устали, то ли разомлели — ничего путного они мне больше не поведали.

На следующий день я распрощался с господином Дахху: сказал, что тому пора возвращаться домой, а мне надо разобраться с одним вопросом. Господин Смеющийся отчалил на восток, а я — на юг, в Хейлонд, чтобы лично пройти означенный путь до развалин Мудры и узнать, что там происходит.

И чем ближе я был к Дамбе, тем сильнее билось моё сердце. А еще я начал чувствовать странный запах — тень запаха, отголосок.

Вы ведь знаете, Тинави, что каждое существо имеет свою вибрацию — это вибрирует энергия унни. На эту вибрацию реагируют магические существа, природа и, зачастую, я…

Так вот: частота Мудры, к которой я приближался, была очень высокой. Божественно-высокой, я бы так это назвал. Мало кто из смертных вибрирует на такой частоте — ну разве что самые счастливые. И уж точно это не вариант для заброшенного города.

Я всё думал: кто из нас? Кто же там поселился с божественной магией наперевес?

Еще я понял… Кстати, — это секрет, скажете кому-то — уничтожу, — что мне не хватает вашей чудной компании для разгадки. Глупо привыкать к смертным — это вам поведает любой бог… Но не глупее, чем любить домашних питомцев, обреченных на смерть раньше, чем мы — это скажу я.

Я любил своих собак, когда они у меня были. Больше, чем многих людей.

Ай.

Тинави, еще раз ударите меня этим чертовым мячиком — я встану и уйду.

А для вас лишиться тайны — наказание страшнее смерти, и не думайте возражать, у меня шесть тыщ лет опыта, читай, насмотренность.

…In brevi.

Вчерашний день, Западный Хейлонд. Я в номере размышлял о «новых богах».

Летающая женщина в плаще, которая пока никого не убила, Мудра как место жительства, острый запах божественной магии — вот и всё, на что я мог опереться.

Я подумал о вас: с «летягой» вы не расстаетесь; убивать не любите; прелесть левитации я сам однажды вам расписал; а при упоминания Мудры вы всегда отводите взгляд.

Но откуда магия?

У есть вас кровь Рэндома, однако татуировка Глазницы не даёт левитацию, а если бы вы пили ихор — его бы не хватило на долгое время…


Тогда я вспомнил: перед тем как Карл отправился в Пустоши Хаоса, он сказал, что хочет сделать кое-кому кое-какой подарок. «Возможно, потом я пожалею об этом, но сейчас мне кажется, так надо,» — и брат попросил Авену помочь ему. Мне было интересно, куда они намылились, но спрашивать и унижаться этим я не стал.

…Я от ярости чуть не разбил стеклянные стены гостиницы. Конечно! Карл и Авена тогда ходили к вам, Тинави, — и все-таки подарили вам мою силу! Втайне от меня!

В голове моей алой розой расцвела теория заговора.

Что если весь этот год вы могли колдовать, но, зная, что я почую, не делали этого в Шолохе — Прыгали в Мудру? Поэтому вы так со мной сдружились: вашу гордыню грела мысль, что вы заняли мое место, а я даже не заметил. И все эти ваши «жизнь хороша и без магии!» звучали фальшиво потому, что и были фальшью.

Я вышел погулять, чтобы ветер снял с меня, как шкурку, подозрительность. Но в номере я забыл дневник — а мысль не записанная есть мысль отсутствующая. Я вернулся, и… Служка рассказал мне, что некая женщина в плаще только что была в моей комнате. И да, там ВОНЯЛО самой что ни на есть божественной магией.

«Новая богиня,» — встрепенулся я.

Когда служка описал вас, моему распаленному ревностью мозгу почудилось, что это — неопровержимое доказательство. Я велел подготовить карету. По дороге в Шолох я слегка остыл и даже посмеялся над собственной поспешностью.

Приехав, я сразу пришел к вам — уже с твердой мыслью обелить вас в моих же глазах. Но…

Вы бы себя видели с этим танцем! С этими зверьми! Хранительской магией шибало за версту, вы ею насквозь пропитались!

Собственно, я сорвался. Простите за шею — синяков не останется? Нет? Вот и славно.

Тогда забудем этот маленький инцидент.





* * *


Дослушав отчёт Теннета, я вскочила с дивана и нетерпеливо кивнула:

— Одевайтесь, Анте! Мы идём гулять в холмы.

Хранитель молча поднял брови.

— «Новые боги», «новые боги»… — проворчала я. — В Шолохе о них тоже говорят. Правда, крайне пренебрежительно — как у нас это принято. Мой знакомый на днях просил разобраться с этими «богами». Точнее, с теми, кто в них верит. Я все откладывала, но сейчас — время пришло! Поздравляю: вы сыграли роль знака судьбы. Вы слышали про культ Жаркого Пламени?

— Нет.

— В пути расскажу. А, да. Развею сомнения: Карл и Авена перед уходом действительно сделали один глобальный подарок. Но не мне. И не магию. Будьте спокойны.

На этом я умолкла, решив, что лучше не говорить Анте Давьеру про дверную ручку принца Лиссая. А то опять вспыхнет завистью — и что?.. К тому же, ручка та уже тю-тю.

Анте скрипнул зубами, но промолчал. Не стал «унижаться вопросами», ага.

Я же с удовольствием глянула на результаты своей работы — во время рассказа хранителя я разливала кровь Рэндома по узким алхимическим колбам, теперь рядком стоящим над камином. Я сграбастала биту, плащ, сыпанула Мараху корма и побежала на выход.

Теннет, пофыркивая, следовал за мной.





* * *


Чтобы вспомнить, где мы с Дахху видели костер культистов, мне требовалось повторить наш путь. Там, где не помогает мозг, спасает мышечная память. Поэтому мы с Анте взяли кэб до кладбища Призрачная Роща.

После затяжного дождя здесь накопилось столько тумана, что можно было плескаться в нём, как в воде. Моя одежда мгновенно промокла. Даже аквариумы со светящейся травой осомой, прихваченные из дома, все время обрастали бусинами росы, приходилось протирать рукавами.

Двумя зелеными огоньками мы с Анте вскарабкались на кладбищенский холм. Со скрипом отворили витую калитку, прошли к надгробию Дома Смеющихся.

— Так, здесь мы сворачивали направо… — припоминала я.

Анте молча следовал за мной. И горстка могильных призраков — тоже. Неразличимые в тумане, они с любопытством плыли за нами на безопасном расстоянии. Социопатка Стерва Бетти тоже была среди привидений. Кажется, этот дух уже обжился на кладбище.

— Вон! — торжествующе шепнула я, когда мы покинули Призрачную Рощу и в глубине соснового бора справа замаячило багряное пятно, похожее на глаз.

Мы пошли на свет костра, спотыкаясь о кротовьи норы.

— Дождемся конца ритуала, а потом отловим кого-нибудь из культистов и допросим, — предложила я. Анте кивнул.

Сосны раздвинулись, как кулисы — перед нами возникла поляна. Большая и круглая, она напоминала море: вместо волн — холмы и пригорки, вместо пенных гребней — белый клевер; вместо дельфинов — культисты, чьи покатые спины гнулись, выполняя разминку. Ибо ритуал еще не начался, а «холодными» плясать — негоже.

Мы с Анте спрятались возле крепкой сосны, которая, будто гвардеец, стояла навытяжку, вскинув корни. Мы залегли меж них, как две тени, и сквозь грубую вязку древа смотрели на культ.