Тени старой квартиры

– А железнодорожник у нас… – начала отвечать Ксюша и резко повернулась к Маше.

– Да, – кивнула та. – Железнодорожник у нас тот, чье имя в уменьшительном варианте начинается на Т.

– Анатолий Аршинин. Проводник. Толя для пожилой Ксении Лазаревны.

Маша повернулась к Игорю:

– Что ты успел на него накопать?

– Ничего, – виновато пожал плечами он, бросив испуганный взгляд на Нику. – Не успел. Но могу заняться им на следующей неделе. Готов даром, в качестве извинения за перерыв в работе.





* * *


Но не сдержал слова – и не потому, что не хотел. Не смог. Уж на что запутанной оказалась архивная история с Коняевым, но тут… Игорь пришел к Ксюше с пустой папкой. Смущенно разводил руками. Ни-че-го о путейце. Ни до войны, ни после. Будто и не существовало такого простого парня, мужа и отца семейства.

– Но так же не бывает! – нахмурилась Ксюша. – Чтобы уж совсем ничего!

– Не бывает, – кивнул Игорь. – Но факт. Вот, – он полез и вынул из папки единственную ксерокопию. Газета «Красный путиловец».

«Полигон высоких скоростей, – прочитала Ксюша. – С 1957 года на Октябрьской магистрали началась подготовка линии Москва – Ленинград… самые передовые методы организации поездной работы… ежесуточно курсирует до 50-ти пар только дальних поездов». – И подняла вопросительный взгляд на Игоря.

– Не там смотришь, – он ткнул пальцем на нечеткую черно-белую фотографию ниже.

«Вручение значка «Почетный железнодорожник» непосредственному участнику событий… Аршинину Анатолию Сергеевичу, за своевременную эвакуацию пассажиров… после столкновения…»

– Да он герой! – Ксюша вернула Игорю листок с фотографией, на которой все равно нельзя было разобрать ничего, кроме обширной лысины товарища, прикрепляющего значок к далеко не молодецкой аршининской груди.

– Похоже на то, – согласился Игорь, вздохнув. – Но если так, то где ж все его документы? Ведь я даже родительских метрик не нашел, понимаешь? Все подчистую! Не проводник, а призрак какой-то!

– Надо позвонить, рассказать Маше, – Ксения уже набирала номер.

– Вплоть до десятого колена? – хмыкнула Маша в трубку, услышав их историю. – Ну-ну.

– Похоже, – нахмурилась Ксюша, переглянувшись с Игорем, – ты понимаешь, что это значит?

– Это значит, мы нащупали что-то, Ксюша. Что-то очень интересное.





Маша




Маша почему-то не удивилась, когда Ксюша пришла с хирургом Носовым. Слишком уж та была расстроена его нежеланием позвонить отцу и тем продолжить знакомство и, напротив, осчастливлена последующим появлением.

– Вы хорошо помните свою тетку? – спросила она человека-гору, едва они выехали за пределы города.

– Что вы! Был в курсе, что она существует, – вот, пожалуй, и все. Какие-то смутные детские воспоминания, как однажды она водила меня в зоопарк на Горьковской, кормила черносмородинным мороженым и даже посадила покататься на пони – сумасшедшая расточительность, моей матери не свойственная.

– Но что-то вы про нее знаете? – умоляюще взглянула на него Ксюша.

– Знаю, что тетка никогда не была близка с бабкой. Та больше любила сына, моего отца. Знаю, что дед мой погиб – несчастный случай. И бабка почти сразу выскочила замуж за Носова, который носил то же имя, что и ее первый супруг – Анатолий. Во времена моего детства в семье циркулировали шутки на эту тему. Но из-за раннего развода отца с матерью я мало общался с той частью родни. Бабушка Зинаида никогда особенно не рвалась со мной посидеть, а мама была слишком горда, чтобы настаивать, – он помолчал, пожал огромными плечами. – Да и я не сильно ее привечал: она меня пугала – всегда накрашенные красным ногти, подведенные глаза и химические кудри на голове. Тогда это называлось «женщина следит за собой». Тетка моя этого явно не унаследовала, ходила в чем придется, а потом и вовсе удалилась от мира.

– В каком смысле? – нахмурилась Ксюша. – В монастырь?

– А?.. Нет, конечно. У нас в семье с набожностью большая проблема – отец не верит ни в Бога, ни в черта, а я, – он повернул, будто впервые видел, перед собой огромные кисти рук с розоватыми пятнами на белой, незагорелой коже, – и вовсе сую свои лапы в Божественное творение и режу, режу… Одним словом, тетка работала смотрительницей при каком-то маяке в Финском заливе, недалеко от Кронштадта. А потом, когда маяк автоматизировали, осталась жить в домике смотрителя. Пенсию, по словам отца, пропивала.

– Ваш отец не нашел у себя никаких фотографий эпохи? – спросила Маша, глядя, как проплывает за окном маршрутки северный пейзаж: облетевшие березы, густой ельник. Посверкивало меж кронами солнце. Маша сощурила глаза.

– Нет, – виновато поглядел на нее Носов. – Говорит, что не сентиментален – тут не поспоришь, отсутствие отцовской сентиментальности я испытал на себе. Историей семьи не интересуется. Фотографий, альбомов не хранит – все в электронном виде, в компьютере и телефоне.

– Ясно, – кивнула Маша, обменявшись быстрым взглядом с Ксюшей. Взглядом, не укрывшимся от хирурга.

– Похоже, вам ясно чуть больше, чем мне, – склонил он голову на плечо.


Ксения улыбнулась:

– Скорее нам не известно больше, чем вам. Нам не известно, кто и зачем уничтожил все данные на вашего деда, Анатолия Аршинина.

– Что значит – все?

– Все, – кивнула Маша. – Нет ни единого документа, подтверждающего его существование. Ни свидетельства о рождении, ни копии паспорта, ни трудовой книжки, ни эвакуационной карты во время войны. Кто-то проделал большую работу, чтобы полностью зачистить жизнь Анатолия Сергеича.

Носов посерьезнел:

– Но ведь у него была какая-то вполне мирная профессия, разве нет? Что-то связанное с…

– Железными дорогами, да.

– Думаете, он тайный шпион? – усмехнулся Носов.

– Думаю, это делалось уже много позже его кончины. Если бы он пытался сам уберечь свою репутацию, то, скорее, переписал бы себе биографию: липовые справки, копии… Но тот, кто это сделал, уже не заботился ни о деталях, ни о правдоподобии, а просто уничтожил все.

– Пустота – тоже след, – задумчиво кивнул Носов. – И многозначительный.

– Вот именно, – Ксения поглядела на него серьезно. – Только, к сожалению, совершенно неясно, куда он ведет.

– Думаете, смерть тетки – из того же списка?

Маша пожала плечами:

– Я пока ничего не думаю. Поэтому мы и решили поехать – осмотреться.

– На кладбище? – поднял брови Носов.

– У нас там назначена встреча, – светски сказала Ксения. И на недоверчивую ухмылку Носова пояснила: – У нас теперь такое в порядке вещей.





* * *


Современное кладбище находилось впритык к старому некрополю. Проблему места, типичную для старых захоронений, решали путем строительства колумбарных стен. Разбитый асфальт дорожек, мусорные урны, звезды и кресты надгробий, пни на месте старых, слишком разросшихся деревьев. Студеный ветер с залива, особенно гулко шумящий в ушах на острове Котлин. Мелкий колкий дождь, режущий лицо. Маша поглубже натянула капюшон, приглядываясь к мокрым могильным плитам: штурманы, капитаны, адмиралы. Специфика островной, военно-морской жизни. Подруга Аллы Анатольевны уже укрылась от злой мороси под арочным сводом маленькой часовни: коричневый кирпич, серая жестяная крыша с маковкой под серыми же небесами, тон в тон. За храмом тоскливо стучали голыми ветвями деревья. Подойдя к часовенке, Маша переглянулась с Ксюшей: подругу покойной Аллы Анатольевны она нашла нетривиальным способом – позвонила в администрацию кладбища и выяснила, кто ухаживает за могилой. Вот эта женщина, оставившая свое имя – Наталья Петровна Чернякова – и номер мобильного, одна только и навещала усопшую. Наталья Петровна – грузная женщина в зимней, потемневшей от дождя дубленке и в ярко-красном берете – при их появлении приветственно привстала и широко улыбнулась. Сверкнула в глубине рта золотая коронка и прореха в зубах – прямо по центру.

– Здравствуйте, – протянула ей руку Маша, размышляя про себя, что Чернякова оказалась много моложе своей покойной приятельницы. – Я Мария Каравай, мы с вами беседовали по телефону.

– Горе-то какое! – проигнорировав ее ладонь, бросилась к ней Наталья Петровна, прижала к мягкой груди. На Машу пахнуло плохо выделанной шкурой и дешевым алкоголем. – Бедная Аллочка, вот жизнь-то не пожалела!

Из-за плеча Натальи Петровны Маша увидела насмешливое лицо Носова и чуть испуганное – Ксюши. Осторожно высвободилась из тесных объятий.

– Погибла при исполнении служебных обязанностей, – пояснила Маша больше Носову – Чернякова-то была в курсе смерти Аллы Анатольевны в ледяной воде залива.

– Служебных обязанностей? – Наталья Петровна отступила на шаг назад, будто бы решила приглядеться теперь к Маше повнимательней. – Это кто вам такую глупость сказал?

– Так было написано в заключении о смерти, – Маша спокойно взглянула в глаза Черняковой. Что-то такое она уже начала подозревать. – А у вас имеется какая-нибудь другая вер…

– Напилась она, вот и утонула! – энергично кивнув, перебила подруга покойной. – Я ей в тот день сама чекушечку в долг продала – я ж там в ближайшем лабазе подрабатываю. Виноватая я, – вновь бросилась она к Маше с объятиями, но та уже не далась – остановила Наталью Петровну в ее порыве, взяв за плечи.

– Почему вы считаете себя виновной? Она ведь не в первый раз выпивала? – последний вопрос был чистой воды предположением, но скажи мне, кто твой друг…

– Не в первый, – опустив голову на грудь, пробормотала Чернякова. – Но ведь день рождения был папаши ее покойного, а она в этот день всегда… Но обычно – со мной. А тут я не могла – хахаль ко мне заявился, начал буянить. – Чернякова глубоко вздохнула. – Вот Аллочка и пошла на берег и в воду-то с тоски и бросилась.

– «Бросилась»! Вы так говорите, – хмыкнула Ксюша, – будто у нас тут можно с высокой скалы броситься в глубоководье. А не песчаные пляжи с Маркизовой Лужей…

Наталья злобно зыркнула в сторону Ксюши:

– Маркизова! Много пьяной надо-то?

И Маша не могла с ней не согласиться. И, представив Черняковой внука покойной, предложила пройтись до могилы. Носов, настоящий джентльмен, сразу подал Наталье Петровне руку, чем весьма облегчил жизнь Маше и Ксюше, шедшим за ними следом. Время от времени до них долетали фразы: «святая была женщина», «вас сильно любила и папашу своего, деда, значит, вашего», «надо б помянуть». Носов хранил мудрое молчание, а Маша только иронически переглядывалась с Ксюшей: вот она, разгадка быстрого согласия «Петровны» на встречу… Как вдруг сбилась с шага: совсем недалеко от нее двое мужчин – один в спортивной куртке не по сезону, другой в сером пальто – подошли и горестно встали под одним зонтом у могилы неподалеку. На кладбище в будний день и в такую неласковую погоду не было ни души, поэтому Маша совершенно точно помнила, что двое под зонтом уже стояли у могилы в двух шагах от часовни – с тем же скорбным выражением лица. А до того притормозили на входе у стены колумбария… Вполне возможно, что они – коренные жители острова и на этом кладбище у них похоронена дюжина предков и дальней родни, но…

– Ты тоже заметила? – наклонилась к ней Ксюша. – Они ехали с нами от города, вошли вместе со мной в ва…

Маша вздрогнула, повернулась к Ксении:

– Как ты сказала?

– Что видела их в метро – я на нем доехала до Черной речки… – И добавила, испуганно глядя круглыми птичьими глазами: – Что-нибудь не так?