Тень

На лице царя отразилось огорчение, он остановил генерала, подняв руку.

– Простите, граф, – сказал он. – Я не хотел вас обидеть, даже невольно. Однако я должен считаться и с таким мнением, поэтому я обращаюсь к вам как к человеку, которому полностью доверяю. Я понимаю, что это деликатная тема, но меня оправдывают интересы монархии.

«Он не притворяется, – подумал Самарин с удивлением. – Он правда не знает, что делать, и спрашивает мое мнение».

– Ваше величество, какая обида с моей стороны, просто меня возмущает, что кто-то смеет таким образом нападать на командира, одержавшего величайшую победу в той войне. Конечно, это все ерунда, генерал Брусилов – патриот и верноподданный вашего величества. А отказ начать самоубийственное наступление – это не то же самое, что праздность. А если брать во внимание семейные узы, то следует задуматься над родственными связями особ, что силятся опорочить генерала Брусилова в глазах вашего величества. Поскольку наша атака на Варшаву сейчас на руку только Берлину. Время работает в нашу пользу.

– И каким же это образом? Вы же говорили, что наши силы равны.

– Да, на данный момент. Наша промышленность намного слабее, чем немецкая, однако ситуация улучшается с каждым месяцем. Через год мы смогли бы вооружить миллион дополнительных солдат. Тогда и только тогда можно думать о наступлении.

– Это точная информация? Наши заводы действительно смогут обеспечить обмундированием миллион солдат? Я получаю рапорты каждый месяц о состоянии экономики, однако у меня такое впечатление, что некоторые из них немного… слишком оптимистичные.

– Это точно, – сказал Самарин. – Но наши возможности постоянно улучшаются.

– Это прекрасно! – сказал царь с видимым облегчением. – В таком случае подождем. А насчет рапортов, в последнее время меня беспокоят донесения с фронта, возможно, вы смогли бы пролить свет на эти события.

– Слушаю, ваше величество.

– Речь идет о том слове силы, которое использовали поляки под Варшавой. Дело в том, что оно не всегда работает. Наши адепты обеспокоены.

– Чтобы его эффективно использовать, должны быть соблюдены определенные условия.

– Я понимаю, но наши маги утверждают, что все равно так случается. Они разработали даже специальную процедуру, позволяющую адепту не только остаться в живых, когда он использует этот символ, но и избежать потерь среди своих. Вы знаете, что, если маг убьёт больше чем десяток людей, он умирает, если только кто-то не пожертвует ему свою жизнь? Так и сделали поляки.

– Я знаю, – кивнул Самарин.

– На Поморье дошло до стычки, в которой немецкий адепт уничтожил с помощью этого слова два наших полка, в то время когда мы не смогли воспользоваться им подобным образом. Хотя маг, сообщивший об этом, утверждает, что убил атаковавшего его немца. Одного, – подчеркнул царь.

– То есть слово работает, но только на единичной цели, в то время когда немцы могут применять его к группе лиц?

– Именно так.

– Я без понятия, почему это так работает, – ответил Самарин. – Однако выяснение этого вопроса должно быть приоритетным, поскольку мы все знаем, насколько эффективен это символ. Попробую это выяснить, – пообещал он.

– Я буду вам благодарен. Я слышал, что ваш кузен недавно женился, – царь неожиданно сменил тему.

– Я узнал об этом только сегодня.

– Как вы считаете, мне отправить ему поздравления и какой-нибудь подарок? Не хотелось бы создавать ему проблем.

– Ну что вы, конечно, – ответил со злорадной ухмылкой Самарин. – Олаф сентиментален, поэтому точно сохранит подарок. В конце концов, кто знает, может, он усилит его позиции там, в Варшаве.

– Вы так думаете?

– Польские политики могут горло драть за независимость, но большинство из них отдали бы полжизни, чтобы получить такое поздравление от вашего величества.

– Так это правда, что господин Рудницкий все-таки вмешался в политику?

– Да, хотя я не знаю никаких деталей, но это нам на руку. Я подозреваю, что с его темпераментом он скорее удержит всякого рода энтузиастов от необдуманных поступков, чем будет подстрекать их к войне, и точно не допустит террора в Варшаве.

– Можете пояснить?

– Коль коренные россияне не колеблясь напали на семью вашего величества, подобная мысль может прийти в голову и полякам. А Олаф никогда такого не допустит.

– Я не сомневаюсь в чести барона Рудницкого, но сможет ли он приструнить этих, как вы назвали, энтузиастов?

– Он сделает это или умрет, – серьезно произнес генерал. – Если мы услышим о его смерти, нужно будет готовиться к наихудшему. Однако я сомневаюсь, чтобы до этого дошло. Существуют определенные обстоятельства, о которых я не могу говорить, поскольку дал слово чести, но я заверяю ваше величество, что, кто бы ни попытался убить моего кузена, он скорее потеряет свою голову, чем добьется своего.

– Это хорошо, – заверил царь. – В таком случае я подумаю, что ему отправить в подарок.

– В окружении моего кузена есть одна особа, которая кое-что сделала для монархии, – сказал Самарин с тяжелым вздохом. – Это именно она открыла эффект свечи Яблочкова.

– Какой-то польский маг, а может, изобретатель? – спросил царь с заинтересованностью.

– Не совсем…

– Вы меня заинтриговали, граф.

– Это некая Оконева.

– Оконева? Мой польский не так хорош, но разве эта фамилия не указывает на то, что она из простолюдинов?

– Указывает, – покорно признался генерал. – Это служанка Олафа. Тем не менее это она сделала это открытие. А мой раздражающе честный кузен обязал меня передать эту информацию вашему величеству, прекрасно зная, что я и так задолжал Оконевой.


– Задолжали?

Самарин коротко изложил детали покушения на Анну.

– Так эта женщина обезоружила адепта?

– Нокаутировала его одним ударом, – сказал Самарин. – И ничего удивительного, я сам видел, как она поднимает трехпудовые мешки картошки, словно перышко. Я не хотел бы с ней драться.

Губы монарха дрогнули, он не удержался и разразился смехом.

– Я подумаю и об этой предприимчивой особе, – пообещал он.





* * *


Разговор с царем продолжался до одиннадцати ночи. Самарин зашел в свою комнату через служебное помещение, чтобы не разбудить жену. Он искупался, но не стал бриться, чувствуя себя невероятно уставшим. Что еще хуже, царь пригасил его на обед, а последнее, чего хотел генерал, – это близкий контакт с императрицей, которая с недавнего времени при каждой возможности передавала ему указания по поводу воспитания Алексея.

Стараясь не шуметь, он вошел в спальню, но возле кровати горела лампа, а Анна читала книгу.

– Наконец-то ты пришел, – воскликнула она, увидев мужа.

– Что случилось?

– Ничего необычного. Несколько дней назад я с Анастасией была в военном госпитале, но я не думала, что наш визит вызовет такую заинтересованность.

– Какую заинтересованность? – беспокойно спросил генерал. – Что вы снова натворили?

– Почему сразу натворили? Просто об этом написали в газетах, – сказала она, указывая на стопку журналов.

– Это все столичные газеты?

Анна кивнула.

Самарин пролистал несколько журналов, останавливаясь на статьях об Анастасии.

– Императрица будет недовольна, – сказал он. – Она захочет наказать дочь. Ты же знаешь, какая она.

– Только через мой труп! – воскликнула Анна. – Ребенок не сделал ничего плохого. Если она ее накажет, я уйду с работы! Пусть Анастасию учит ее подруга, как ее там? Вырубова. Ты злишься? – тихо спросила она.

– Нет, – устало вздохнул Самарин. – Я не злюсь. Просто у меня был тяжелый день.

– Я приготовила кое-что для тебя, – у Анны быстро поднялось настроение. – Читай.

– Ты получаешь польские газеты?

– Да, читай уже, – настаивала она. – Вслух!

Генерал взглянул на объявление, подчеркнутое красным карандашом.

– Брачное объявление?

– Читай!

– «Злая, старая уродина, напишут только отважные джентльмены. Цель матримониальная». Это похвальная честность, – прокомментировал генерал. – Что тут дальше? «Михаил Прычков из Борков Яновских за нашим посредничеством заявляет: на той неделе от меня сбежала жена, блондинка, дерзкая, с выбитым нижним зубом и все время говорящая: а, чтоб тебя! Оставила меня, вдовца, с детьми и нетельной коровой и пошла по миру или во Львов, где у нее три кумы и один ухажер. Ничего еще баба, только сильно потеет и храпит на левом боку, когда печень пережимает. Потеряться она не потерялась, дорогу знает, только сама ушла, как ведром огрел ее, когда она вместо соли в картошку насыпала соды, и самого маленького Андрейка в животе перевернула, и прокляла тельную корову, из-за чего могла сглазить ее потомство, да и грешница она. Кто о ней знает, пусть уговорит ее вернуться, я сам по хате не справлюсь, а Анка ревет за ней как печная труба. Если не захочет возвращаться, пусть отдаст Баськино колечко и пусть скажет, где ключ от чердака, потому что Антек, как за сеном на чердак лазил, все портки порвал. Двадцать девять лет, и как уходила – была в красной юбке. Бога и добрых людей прошу, чтоб не обижали ее, а все, что о ней знаете, сообщайте мне, я телегой приеду, если плотник валек сделает, потому что она в печи им греблась, и он обуглился, старое не помяну и бить ее за это не буду».

Генерал помимо воли улыбнулся и отложил газету.

– Это намек, чтобы я не бил тебя ведром за твои проделки? А тебе не кажется, что у Михаила Прычкова проблемы посерьезнее наших?

– И одно, и другое, – ответила Анна с притворной серьезностью. – И как? Получше?

– Мне всегда лучше, когда ты со мной, – сказал Самарин.

– Это было мило. И я думаю, что ты заслужил награду, – сказала она, поправляя очень соблазнительную ночную рубашку. – Но, наверное, завтра. Ты выглядишь уставшим.

– Завтра, – согласился с ней Самарин, прикрывая зевок.

Офицер погасил свет и обнял жену, прижимаясь к ее теплой груди. Он заснул, чувствуя под рукой ее спокойное сердцебиение.