Тень

– О чем говорят в своих спальнях девочки-подростки, когда гаснет свет. Не считая, конечно, принца на белом коне во всех его вариациях.

– Ах, вы об этом…

Генерал закатил глаза и потянулся к бокалу с вином.

– Может, меня наконец кто-то просветит?

Анна погладила его по здоровой руке.

– Иосиф Андреевич прав, – сказала она. – Эти девочки могут быть наивными в чем угодно, кроме вопросов этикета или правил, царящих при дворе. Поскольку каждая из них знает, что рано или поздно будет представлена императрице и займет соответствующее место в дворцовой иерархии. Помимо романтических вопросов это главная тема их разговоров. Они знают о каждой дворцовой интриге, о каждом скандале, их семьи заботятся об этом, передавая в письмах новые сплетни. Это не наивность, барышня Тамара сознательно нарушает правила и хорошо знает, чем рискует. Видимо, она считает, что игра стоит свеч. Только на что она надеется? Алексей слишком молод, чтобы она стала его любовницей, брак тоже не вариант… – Она вопросительно посмотрела на княгиню.

Мария Павловна задумчиво поправила украшенный бриллиантами браслет.

– Откуда мне знать? – нерешительно ответила она. – Если бы не война, вы были бы правы, поскольку Алексею искали бы жену при одном из европейских дворов. Ну а сейчас? Это малоправдоподобно, но если бы царь захотел избавиться от немецкого или вообще от какого-либо иностранного влияния? То возможно, возможно… Большая часть общества, в том числе и высшего, не любит царицу только потому, что она не русская.

– Не только потому, – вмешался Иосиф Андреевич.

Княгиня с укором посмотрела на мужа, но тему не продолжила.

– Любопытный план, но он появился явно не в голове семнадцатилетней девушки, – оценил генерал. – Ты думаешь, что Корсаков мог использовать свою дочь для такой цели?

– Естественно! – кивнула Мария Павловна. – Это амбициозный человек, как и любой дворянин.

– Что ж, похоже, мне придется обсудить это с императором. А сейчас, коль все поели, можно мне увидеть наконец эту статью? Интересно же, как выглядит избранница Олафа. И что с ним случилось, что он вдруг решил жениться?

– Она очень красивая, и у нее чудесное свадебное платье, – сказала княгиня, потянувшись за серебряным колокольчиком.

Приземистая пухленькая служанка подала газету на серебряном подносе. Самарин успел только прочитать заголовок, как Анна почти вырвала «Курьер» у него из рук.

– Действительно красивая, – признала она с легкой ревностью в голосе.

– Платье или жена Олафа?

– И то, и другое.

Лишь через минуту генерал смог ознакомиться с фотографией. Рудницкий выглядел так, словно хотел бросить вызов всему миру, а женщина, стоящая возле него, с утонченными чертами лица и стройной фигурой, смотрела на алхимика, совершенно игнорируя окружающих. Самарин ощутил укол сожаления: если бы не война, он мог бы потанцевать на свадьбе у друга, познакомиться с его женой.

– Как ты думаешь, не следует ли послать им какой-нибудь подарок? – спросила Анна.

– Конечно, следует, но какой?

Самарин дальше не участвовал в этом разговоре, слово «подарок» напомнило ему про Оконеву. Как бы по-идиотски это ни прозвучало, но империя была в долгу перед служанкой Олафа. Как и он сам. Честь требовала оплатить этот долг.





* * *


У входа в крыло, где проживала царская семья, размещался усиленный пункт охраны. Вооруженные американским окопным оружием солдаты блокировали всю ширину коридора, а за их спиной горели свечи Яблочкова. При виде Самарина командир сделал приглашающий жест, и генерал послушно остановился, пока в свете ламп не появилась его тень.

– Поручик Удалов, – представился согласно регламенту хорошо известный Самарину офицер.

Во время службы во дворце правила исполнялись до мелочей.

– Прошу предъявить документы, – попросил поручик.

Самарин без слова протеста подал ему пропуск.

– Все в порядке, проходите.

– Как служба? – спросил генерал после соблюдения всех необходимых формальностей.

– Тоска смертная. – Удалов пожал плечами. – Но это, наверное, и хорошо.

– Точно! Только помни, если что-то начнется, то во всю силу.

– Это понятно, – заверил молодой офицер. – Вы же знаете, что у нас есть даже пулемет Льюиса. К тому же два ящика серебряных боеприпасов.

– Только бы вы успели ими воспользоваться…

– Я был во дворце во время последнего нападения, не беспокойтесь, мы не проспим.


Генерал кивнул и пошел дальше по коридору. Уже перед кабинетом царя он глубоко вздохнул и постучал под чутким взглядом охраняющего двери солдата.

Несмотря на поздний час – было почти восемь вечера, – император поздоровался с ним с видимым удовольствием и, к удивлению Самарина, угостил его коньяком.

– Я тут как раз раздумывал, а не обратиться ли мне к вам за консультацией, – сказал он.

– Я к вашим услугам, ваше величество, – ответил генерал.

– Это военный вопрос. А вы в последнее время слишком отдалились от военных тем. – Он резко замолчал.

– Я предпочел бы поговорить о чем-то другом, – признался Самарин. – Однако если я могу чем-то помочь, то в полном вашем распоряжении, ваше величество.

– Ничего другого я от вас и не ожидал, – сказал монарх. – В таком случае я воспользуюсь вашим великодушием, но об этом чуть позже, поскольку, как я понимаю, вы пришли ко мне по какому-то конкретному делу. Я вижу вас довольно редко, что даже подумал, а не обидел ли я вас ненароком.

– Ну что вы?! Просто не хочу злоупотреблять предоставленной мне привилегией.

– Уж поверьте мне, вы не только ею не злоупотребляете, вы ею вообще не пользуетесь, – с легкой улыбкой произнес монарх. – Но вернемся к делу. Что вас привело?

Самарин рассказал царю про запланированную встречу Алексея с дочерью князя Корсакова, также представил свое видение проблемы.

– Я вас не совсем понимаю, – нахмурил брови царь. – Это плохо, что Алексей хочет пренебречь правилами безопасности, и он послушал бы вас, если бы вы запретили ему встретиться с Корсаковой. Или вы хотите, чтобы это я сделал ему выговор?

– Нет и речи о пренебрежении правилами, – сказал с нажимом Самарин. – Он знал, что первое, что я сделаю, – это проинформирую об этом ваше величество. Таким образом мальчик показал, что доверяет и мне, и вашему величеству. Это завуалированная просьба позволить ему принять участие в этой маленькой авантюре. Если барышня Тамара видит себя в роли дамы сердца Алексея, он лично развеет ее заблуждения. Однако, если это что-то важное, стоит к этому присмотреться.

– А что с безопасностью моего сына?

– Я лично прослежу, чтобы с ним ничего не случилось, – возразил генерал. – Он хочет это сделать для вас, ваше величество. Как для двенадцатилетнего, у него сильно развито чувство долга.

– То есть вы предлагаете мне разрешить ему эту выходку?

– Именно.

Царь задумчиво покрутил в руке бокал, но вместо того, чтобы выпить, просто отставил его.

– А что, если эта соплячка возьмет с собой какое-нибудь оружие и попробует ранить Алексея? Один на один, среди деревьев, в темноте…

– Она не пройдет с оружием мимо пункта охраны, – заверил Самарин. – Однако я сомневаюсь, что она планирует физическую конфронтацию. Это не того типа угроза. И заверяю, Алексей даже на секунду не останется один. К сожалению, проблема в том, что, если мы хотим узнать, в чем дело, нам нужна помощь цесаревича.

– Ладно, – решился царь. – Я согласен. Только, пожалуйста, ничего не говорите моей жене.

– Конечно.

– В таком случае перейдем к вопросу, который я хотел бы с вами обсудить. Первый вопрос касается атаки Варшавы. Скоро закончится мирный договор, и в Генеральном штабе рассматриваются два варианта: большинство хочет атаковать сразу же по истечении договора с поляками, а генерал Брусилов против этого, Алексеев занял нейтральную позицию. А что вы думаете? Поскольку мы должны захватить Варшаву так или иначе.

Самарин смочил губы коньяком, чтобы потянуть время. До него и раньше доходили слухи, что штаб готовится к штурму, однако он не беспокоился об этом, считая, что возобладает мнение Брусилова. Однако из слов царя следует, что ситуация выходит из-под контроля. «Они ничему не научились», – с бессильной злостью подумал генерал. Как и царь, поскольку любой другой предпочел бы мнение автора победоносного наступления, а не голоса дилетантов, которые только и могут, что посылать на смерть сотни тысяч солдат, используя высокопарные фразы.

– Генерал Брусилов прав, – решительно произнес он. – Атаковать Варшаву – это самоубийство.

Монарх беспокойно заерзал, удивленный тоном собеседника.

– А не могли бы вы это аргументировать? – попросил он. – Если немцы первыми добудут Варшаву, то получат прекрасную позицию, чтобы прорвать нашу оборону.

– Теоретически, – признал генерал.

– Я вас не понял.

– В данной ситуации ни одна из сторон не в состоянии получить значительные преимущества над противником, принимая во внимание размеры армий и снаряжения. У нас равновесие. То же касается и магии. Немцы не могут перекинуть значительные силы на восток, поскольку со стороны Франции их прижимают наши союзники. Берлин с каждым разом мобилизует все больше молодых солдат, что позволяет им лишь восполнять потери. В свою очередь, у нас есть людской резерв, но нет оружия, и не похоже, что в ближайшее время это как-то изменится. Только представьте, ваше величество, что мы первыми атакуем Варшаву.

– Вы считаете, мы не победим поляков?

– Победим, только какой ценой? Они будут сражаться, это не вызывает сомнений. Мы точно победим эту их республику, но при этом понесем огромные потери. И тогда нас атакуют немцы, имея преимущество в людях, артиллерии, самолетах. Кто знает, может, они даже договорятся с поляками и воспользуются тем, что большинство наших сил будет задействовано в битве с Варшавской республикой, нанесут удар по всему фронту, что не только приведет к подрыву наших позиций, но и подтолкнет поляков к союзу с Берлином.

Царь кивнул, хотя было видно, что этот жест означает не столько ободрение, сколько растерянность.

– А если немцы атакуют поляков? – спросил он.

– Они окажутся в похожей ситуации. С главными силами завяжется битва, без резерва, который можно было бы перекинуть на слабые участки фронта. Тогда мы перейдем в наступление и уже через месяц будем в Берлине, – уверенно ответил Самарин. – Генерал Брусилов об этом позаботится.

– В последнее время в Генштабе все чаще звучит мнение, что праздность Брусилова связана с тем фактом, что его мать была полькой, – сказал царь. – Что вы об этом думаете?

Самарин почувствовал, как запылали его щеки, усилием воли он сдержался от того, чтобы не сжать кулаки.

– Я и сам женат на польке, поэтому не знаю, будет ли тут мое мнение авторитетным, – процедил он. – Тем не менее…