Тень зверя

Она вспомнила короткие светлые волосы и свечу в тонкой руке, шерстяное пальто, касающееся ее сапог, когда Яниса шла с ней рядом, увидела мысленным взором широко распахнутые глаза, когда оттолкнула ее в их последнюю встречу. В тот вечер с неба падал снег: снежинки зависали в неподвижном воздухе, а легкие обжигало холодом при каждом вздохе.

И почувствовала нечто, необъяснимо похожее на сожаление.

— Ты… убил ее? — спросила Вэл тихо, смотря в прищуренные глаза.

Она не удивилась жестокости, не противилась ей, принимая как данность, как нечто неотъемлемое от стоявшего рядом мужчины.

Факел затрещал, полыхнул, роняя сноп искр на пол пещеры. Бабочки заметались по покатым стенам, зашелестели крылышками. Вэл вздрогнула, отводя взгляд в сторону, отрешенно наблюдая за кружащими около огня насекомыми.

И разозлилась снова, потому что не осталось сил слушать. Она не хотела ровным счетом ничего. Ни объяснений, ни обвинений, ни возможных оправданий.

Теперь Раза знал.

Теперь знал, что тогда, четыре года назад, совершил огромную ошибку, не поверив преданной ему девушке, бросив ее своей рукой в лапы жестокого правосудия. И если Раза считал, что смертью Янисы искупил свою вину, то он глубоко ошибался.

Нельзя было вернуться в прошлое и все исправить, как и нельзя было заполнить мертвую часть души благоухающими цветами. Слишком высоко было пламя погребального костра, пожирающего душистые лепестки.

Вэл не знала, как погасить этот жадный огонь, злой, до пузырьков на коже опаляющий изнутри.

— Тебе жаль Янису? Мне — нет, — качнул головой Раза.

Вэл не ответила, прикрывая на мгновение глаза. Когда она распахнула их, то увидела лишь глубокие черные тени, скользящие по каменным стенам пещеры.

— Если ты знаешь, что все это затеяла Амия… тогда зачем все эти игры? — Вэл дернула верхней губой, скалясь, понимая, что еще немного, и сама станет зверем. Осталось не так много, ядовитые капли уже проливались из переполненной чаши, прожигая камень. — Все эти твои… издевки?

Она отступила назад, встречая непроницаемый взгляд Раза, сделала усилие, заставив себя смотреть прямо в бездонные, полные непроглядной темноты радужки.

Вэл сжала кулаки, стискивая зубы. Ногти впились в кожу, причиняя боль, ничтожную, но напоминающую о того и гляди готовой сорваться в пропасть действительности.

— Отвечай, Раза, — потребовала она, тяжело дыша, — отвечай мне!

— А что, если… — Раза даже не пытался скрыть наполненные ядом нотки в голосе, — тем самым я проверял и тебя тоже?

Сердце остановилось. Грудная клетка поднялась и замерла на вдохе.

Внутри щедро пролилось ярко-алое, ядовитое, прожигающее насквозь, оставляющее кровоточащие раны. Тускло замерцало, густея, превращаясь в смоль.

Вэл широко улыбнулась, кивком головы убирая мешающую прядь с прищуренных глаз, увидела, как удивление промелькнуло на лице Раза, и отвела взгляд.

А затем, скривив губы в презрительной ухмылке, Вэл сжала ладонь в кулак, занесла руку и с размаху ударила Раза в челюсть. Она царапнула кожу о щетину и втянула со свистом воздух сквозь стиснутые зубы, когда костяшки пальцев взорвались болью.

Чернота полыхнула в широко распахнутых глазах. Раза покачнулся, отворачивая голову, и ухмыльнулся, прижимая руку к разбитой губе.

Вэл выдохнула, разжимая ноющие пальцы, и застыла в ожидании, чувствуя, как горит все тело, охваченное огнем.

— Проверял? — зло процедила она. — Проверял? Кинул меня в темницу, как последнюю шваль, забыв сообщить мне, что это такая шутка! А потом отдал Зену. И это — твоя проверка?

— Хороший удар для девчонки. Молодец, — неторопливо отведя ладонь от лица, растирая кровь между пальцев, произнес Раза. Он поднял глаза, пронзая взглядом. — Проверял, да. Считай, что это часть наказания за волка. Тебе было полезно.

Вэл закусила губу до ноющей боли, сжала кулаки, чувствуя, как мелко дрожат напряженные руки.

— Что? Что ты несешь? Ты хоть слышишь себя, ублюдок? — Злость зашкаливала, огнем полыхая в груди, заменяя сердце. — Ты хоть понимаешь, о чем говоришь?

Раза не понимал.

Не знал, не верил. Не хотел верить. А потому избегал задавать вопросы, следуя своей привычке замалчивать то, что может причинить боль.

— Что ты так распалилась, Вэл? — Раза чуть склонил голову к плечу, насмешливо приподнимая брови. — Может, еще ударишь? Или боишься меня? Я не волк, бегать вокруг тебя не буду.

Вэл хотела ударить. Хотела так сильно, что едва сдерживалась, понимая, что грань почти пройдена, осталось еще немного, а дальше — лишь мрак.

Манящий, привлекательный, уютный, застилающий глаза черным маревом, подкрашенный алыми разводами.

Но, ступив в него, возврата уже не будет.

А потому оставалось только сжимать кулаки, глотая собственную ярость.

— Боюсь? Кого? Тебя? — Язвительный смех окрасил губы. — Я могу все руки в кровь разбить о твою морду, а ты не посмеешь меня тронуть. Думаешь, я не знаю тебя, великий наместник? — Вэл ранила словами, изо всех сил стараясь сделать больнее. — Ты лучше сдохнешь, чем вновь изобьешь меня. Знаешь, ты хуже, чем волк. Ты будешь ползать передо мной на брюхе и облизывать мне ноги, если я этого пожелаю. Слышишь, шавка? Я — твоя хозяйка!

Взгляд черных глаз полоснул, как бритвой, бледные губы искривились в злой ухмылке.

Раза повел плечами, стаскивая кожаный плащ. Зашуршав, как змея, он упал на песчаный пол.


— Хочешь шавку — ты ее получишь, — очень спокойно произнес Раза. Так спокойно, что угроза, скрытая в словах, показалась острее наточенной стали.

Вэл замерла. Тревожный звоночек, забивший где-то на границе сознания, превратился в отчетливый громкий звон.

Злость остывала под взглядом Раза, как под порывами ледяного ветра. Сердце било по ребрам, давило изнутри, точно намереваясь выпрыгнуть, скрыться, исчезнуть. Умолкнуть.

— Серьезно? И что — превратишься и порвешь меня на части, псина? — наблюдая, как Раза наклоняется и уверенным движением расстегивает пряжку на коротких сапогах, поинтересовалась Вэл.

Она натянула на лицо улыбку, скрывая под ней остатки злости, питающей ее силы; цеплялась за нее, чувствуя, как густая смоль растворяется между пальцев, стекая вниз, превращаясь в ничто.

Холодок пробежал по спине, когда Вэл постепенно, но неотвратимо приняла то, что вновь проигрывает своему собственному черноволосому демону.

Раза ответил не сразу. Он молча стянул через голову рубашку, отбрасывая ее в сторону, распрямил плечи и только потом произнес:

— Нет. Обращусь и трахну тебя, как ты давно заслуживаешь.

Слова ударили почти физически.

Вэл приоткрыла рот, стараясь втянуть воздух, и не смогла. Она беззвучно зашевелила губами, не в силах выдавить ни звука.

Посмотрела в лицо приближающегося к ней мужчины, на ходу справляющегося с тяжелой пряжкой ремня, и отстранение увидела, как тени играют на широкой обнаженной груди, скользят в падающих на шею прямых волосах.

Один невыносимо сильный удар сердца — и Раза остановился.

Рядом, так близко, что тяжелое дыхание колыхнуло воздух у самой щеки. Вэл подняла глаза, смотря в самую черную, поглощающую глубину.

И вдруг почувствовала себя пустой.

Злость испарилась, сгорев в собственном пламени, как глупая бабочка. И не осталось ровным счетом ничего.

Вэл глубоко вздохнула, смиряясь со всем, что еще недавно грозило опрокинуть ее в самую бездну. Тонкая струйка страха ледяным мазком коснулась спины.

Нет, хватит. Между ними так больше не будет. Зверь не возьмет ее силой.

Потому что здесь, в перевернутом, ненормальном мире стоящий напротив мужчина необходим ей. Чтобы выжить.

Чтобы просто жить.

Вэл потянулась вперед лицом к шее Раза, подняла руку, мимоходом коснувшись черных прядей. Она почувствовала мягкость волос, легким движением провела кончиками пальцев по виску, прочерчивая линию по скуле, и улыбнулась, чувствуя теплые губы, поймавшие поцелуем ее пальцы.

Вэл наклонила голову, ласково дотронулась до выступающей ключицы и прикрыла веки, пряча тихую улыбку, ощущая ответную дрожь в сильном теле.

Ни вдоха не сделала, замерла, почти прижимаясь к голой груди Раза, — почти, — оставив между ними едва заметное расстояние. Почувствовала жар горячего тела, втянула его через приоткрытые губы, ощущая на языке знакомый вкус.

Слишком хорошо. Хорошо настолько, что хотелось обхватить руками, прижаться щекой к широкой груди, почувствовать почти забытое ощущение надежности и заботы.

Почему и, главное, — когда? — ее спаситель стал ее палачом? Как они оба допустили это?

Как она позволила себе отпустить преданного ей черного зверя?

— Что сделал Зен? — спокойно, но требовательно спросил Раза, мигом отрезвляя, заставляя откинуть назойливые, не дающие покоя мысли. — Он не должен был приближаться к тебе. Что произошло между вами?

Вэл помедлила, а потом не смогла сдержать горькую усмешку.

— Глупый пес. Не знаешь… но говоришь, что мне было полезно. Полезно обслуживать его?

Раза вздрогнул всем телом, будто услышал щелчок кнута над самым ухом. Не ответил, лишь дыхание его стало глубоким и неровным.

Вэл заговорила тихим шепотом, в который вложила то, что горячим пламенем боли горело в душе, желая, чтобы стоявший перед ней мужчина наконец прочувствовал все, чтобы пробрало его до самых костей:

— Он поставил меня на колени, Ра. Связанную. И заставил взять его член в рот. Он долбился мне в горло, схватив меня за волосы…

Она не договорила, замолчав, когда руки Раза обхватили ее плечи, с силой прижимая к себе. Вэл хрипло выдохнула, глотая стон, и, стиснутая в объятиях, уперлась подбородком в его плечо.

Раза крепко обнял ее, одной рукой зарываясь в каштановые волосы, надавливая на затылок, вжимая голову в свое плечо.

Плащ собрался на пояснице складками, пальцы Раза огладили спину, вобрали в кулак жесткую кожу.

Вэл заскулила, обнимая Раза за талию. Ладонями по голой коже, вцепляясь пальцами в спину, невольно царапая, не в силах отпустить, ведомая давними, совершенно необъяснимыми инстинктами.

Она почувствовала себя слабой и жалкой, лишившись всей наспех воздвигнутой брони из самоуверенности и злобы.

— Я устала от насилия, Ра, — горячо, пока были еще силы произносить важные, рвущие душу слова, зашептала Вэл в самое ухо Раза, чувствуя щекочущие губы мягкие волосы. — Я хочу знать, что ты не убьешь меня, не откажешься… Не могу больше… бояться тебя, — задрожала она, и голос предательски сорвался на хрип. — Защити меня. Пожалуйста…

Последние слова она почти выдавила из себя, чувствуя, как немеет язык, как непрошеные, такие редкие теперь слезы скапливаются в уголках глаз.