Тень над небесами

Он пришел в себя только в туалете, когда в запертую кабинку вдруг крепко постучали. Терри озадаченно поднял голову, его новая подруга тоже замерла — от самого главного их отделяли считанные секунды и незначительное препятствие в виде одежды.

Когда в дверь грохнули еще раз — так, что она жалобно заблеяла дребезжащим пластиком — Терри заметил, что музыка в зале стихла. И это случилось отнюдь не только что, а, пожалуй, сразу, как только они спустились по витой лестнице в туалет. Эх, Дон Жуан, и где была твоя голова? Приплыли, блин.

Терри несмело открыл дверь, ожидая увидеть перед собой полицейского или хотя бы охранника — похоже, кто-то пожаловался на концерт, на продажу наркотиков, на пьяную в дым молодежь, и сюда прибыл наряд. Что еще может заставить орущую толпу замолчать? Разве что конец цвета.

За дверью стоял Джек. Терри почувствовал, что все внутри леденеет при виде друга — клок волос из челки выдран, и оттуда по оставшейся красной шевелюре неторопливо стекает красная же кровь. На шее Джека красовались багровые следы чьих-то зубов, а в руке он сжимал «розочку» от бутылки, тоже всю кровавую, аж капает. Или это вино? Все это пронеслось в мозгу за доли секунды, а затем Терри с трудом выдавил:

— Джек, ты чего, а?

Вместо этого Джек плюнул Терри в лицо, прямо в глаза. Тот почти успел их закрыть, но веки изнутри обожгло такой болью, что из груди сам собой вырвался крик боли. Лишь каким-то интуитивным движением ослепленный Терри отклонился вправо, и размашистый удар Джека пришелся мимо. К счастью, не задел он и девчонку, которая отскочила дальше и встала прямо на унитаз, рискуя поскользнуться. Вместо этого «розочка» обломала несколько зубцов о перегородку между кабинками. Та, даром что заходила ходуном, оказалась крепкой, не проломилась.

Волевым усилием Терри раскрыл моментально распухшие глаза и увидел, что доходяга Джек снова замахивается. Ждать было нельзя, и Терри бросился на него, ударил плечом в бедро и схватил противника за ноги, под колени. Джек явно не ждал такого поворота. Он с легкостью опрокинулся назад и приложился головой сначала о край писсуара, а потом и об холодный пол. Эхо от соприкосновения черепа и фаянса еще несколько секунд гудело в воздухе.

— Эй, Джек, ну-ка не дури, — забормотал Терри, одной рукой растирая саднящие глаза, а другой потрясывая утратившего сознание друга за грудки. — Открой глаза, дубина ты. Очнись, очнись, дружище…

Джек не подавал признаков жизни. В отчаянии Терри схватился за его пульс и затих, чтобы считать удары. Но их не было. С каждой секундой на лице Терри все крепче каменела маска беспросветного отчаяния — он убил друга! Старого друга! Вот и все. Надо же, как нелепо он поставил на свой жизни жирный такой крест.

— Мертв? — тихо спросила девушка.

— Угу, — Терри выпрямился, не веря своим глазам, в самом прямом смысле — после плевка Джека все представало размытым, мутным, как при взгляде через чужие очки. — Звони в полицию.

— Здесь телефон не ловит.

— Идем наверх тогда, сдаваться.

Они бы пошли, если бы с этого самого верха до них не донесся вдруг целый взрыв криков и звуков борьбы, лезвием вспоровший повисшую в зале недобрую тишину. Терри мигом смекнул, что идти туда не следует, а когда волна исступленных воплей и визга покатилась дальше и выплеснулась на ведущую вниз, в туалет, лестницу, Терри торопливо захлопнул главную дверь, схватил за ручку, уперся ногами, отклонился назад и сжал зубы, готовясь к чему-то неизвестному, но явно нехорошему.

Не прошло и двух секунд, как дверь неистово дернули на себя. прочь от Терри. Хорошие двери делают в немецких туалетах — даже ручка не отлетела.

Ожидая повторный натиск, Терри в панике завертел головой в поисках какой-нибудь помощи, и тут внезапно проявила себя лишенная комплексов девушка — она сняла длинную и толстую цепочку, свисающую с ремня джинс, и подскочила к Терри.

В мгновение ока цепочка приковала дверную ручку к батарее, да так плотно, что парочке оставалось лишь благодарить судьбу за такое милосердие. Правда, сейчас на благодарности не хватало времени. Нужно было бежать отсюда, но выход наверх отрезан.

Новый рывок, особенно сильный, потряс дверь, и цепочка натянулась до предела. Она ведь только с виду такая толстая и брутальная, а на деле — дешевая бутафория, звенья которой можно разнести на куски, крепко ударив ими по асфальту. И ручка, все-таки чертова ручка может оказаться слабым звеном.

Взгляд Терри, хаотично блуждающий по комнате, наткнулся, наконец, на лазейку — крохотное оконце у самого потолка, ведущее на свежий воздух, прямо на газон. Идеально!

Терри даже и не думал, пролезет он или нет, успеет или нет — он просто бросился вперед, в прыжке дотянулся до рукоятки, повернул ее и растворил окошко, звонко хлопнув створкой по подоконнику.

— Давай, быстрее, — велел он своей новой подружке.

Та безропотно подчинилась. Подбежала, позволила ему подсадить себя и осторожно, не без труда протиснулась наружу. Терри, глядя на то, как бедняга извивается, чтобы выбраться отсюда, весь сник — если уж ей так тяжело, а девица весьма миниатюрная, то что же с ним…

Очередная атака на дверь, сопровождаемая треском, прервала размышления Терри. Ему ничего не оставалось, кроме как подтянуться на истомленных руках и высунуть наружу голову. Как там в детстве говорили? Башка прошла — и зад пролезет! Ну, поехали.

В тот момент Терри и подумать не мог, что опасность может подстерегать и на улице. Что бы он смог сделать, застряв в узком проеме, как Винни-Пух? Ничегошеньки.

Обошлось. Улица пустовала, окно туалета выходило на какой-то пустырь, где кроме Терри и девчонки никого не было. Девушка, кстати, оказалась не промах — начала помогать ему выбраться, аккуратно, но сильно тянула за плечи, пока Терри отталкивался руками.

Наконец, он вылез. Тело горело сразу в нескольких участках — на плечах и бедрах — там, похоже, от усердия слезла кожа. Но эти травмы не что иное, как пустяки, по сравнению с тем, что поджидало их там, внизу.

Это Терри понял, уже встав и отряхнувшись — цепочка лопнула, блестящие звенья весело раскатились по полу, и в туалет хлынуло людское море. Человек тридцать, не меньше. Они кричали, вопили, дрались, царапались и кусались, это была квинтэссенция безумия, даже не первобытного — скорее, потустороннего, ненормального.

Лишь некоторое время спустя Терри сложил простой паззл и понял, что в туалет ломились испуганные люди, по чьим следам шли злобные психопаты — на ум приходило только слово «зомби». Но, пока Терри спасал две жизни, несколько десятков, а то и сотен других человек ее в страшных муках лишились. Но ведь он не знал, черт подери, он и представить такого не мог!

Ворвавшиеся в туалет люди затоптали тело Джека — они ходили по нему так, будто никого на полу и не лежало. Терри аж онемел от такого зрелища, но пришел в себя, когда какая-то девушка в панике попыталась повторить их путь — она даже успела приподняться на руках, и Терри поймал ее ладонь, скользкую от пота и холодную от ужаса, но затем беглянку дернули назад с такой силой, что Терри едва не нырнул за ней следом, шарахнувшись лбом о стену.

Людские тела сомкнулись над девушкой, а сами обезумевшие люди воззрились на Терри и его спутницу. А потом они начали, расталкивая друг друга, рваться в окно, к тем двум счастливцам, кому удалось сбежать. Их руки мелькали в освещенном прямоугольнике, вырываясь из суставов в попытке дотянуться до жертвы. Это стало последней каплей.

Терри схватил девушку за руку и побежал, в душе молясь, чтобы она не оказалась какой-нибудь рохлей, обузой, слабой и докучливой. Но девица держалась уверенно, почти не отставала и пока помалкивала — похоже, шок они переносят одинаково.

Они бежали по пустырю неведомо куда, окруженные полыхающими разноцветьем вывесками и желтыми глазами-окнами многоэтажек. До отеля, где разместились музыканты, отсюда нужно было ехать семь остановок на автобусе, да и с перепугу Терри уже и не помнил, в какую сторону нужно двигаться. Он просто бежал, ему хотелось одного — чтобы дистанция между ним и клубом стала максимальной.

Вдалеке почему-то загрохотали выстрелы, а с неба донесся гул — это шумели лопасти вертолета, напоминающего инопланетный корабль своими разрезающими тьму огнями. Он летел низко, пугающе низко, пронесся над пустырем, обдал бегущую парочку ураганным ветром, и устремился дальше, вглубь Дюссельдорфа.

— Бежим ко мне, — сказала запыхавшаяся девушка, и они продолжили свой марш-бросок, экономя дыхания и держа рты на замках.

Бежать, к счастью, пришлось совсем не долго — каких-то пятнадцать минут. Людей на улице не было, на дворе стояла полночь, но один раз путь преградил какой-то ненормальный старик. Вывалившись из темных кустов, он так резво побежал за молодыми людьми, что у Терри от неожиданного испуга чуть не подкосились ноги. Пришлось из последних сил прибавлять темп, слушая, как чокнутый дед сзади сипло орет им вслед какую-то несуразицу, смесь случайных слов и гневного рева.

Серая многоэтажка, стерильно-чистый подъезд и такой же лифт и, наконец, крохотная квартира на шестом этаже. Все, они пришли. Заперли дверь, зажгли в квартире свет, остались, наконец, вдвоем, в безопасности.

— Как тебя зовут? — это было первое, что спросил Терри сразу после того, как удалось отдышаться, а левый бок перестал колюче болеть.


— Керстин.

— Я Терри.

— Очень приятно, — улыбнулась Керстин, а в глазах ее почему-то блеснули слезы — блеснули и исчезли.

Терри, уверенный, что все это ему снится, подошел ближе. Поддаваясь могучему порыву, они снова слились в поцелуе, уставшие, взмокшие, испуганные и пока еще совершенно не отдающие себе отчета в том, что стряслось. Стресс, обрушившийся, как гром среди ясного неба, нашел самый простой в сложившейся ситуации выход — выход, который требовался обоим.





Глава 2. В гостях




Ненавижу автобусы летом. От жары плавится асфальт, люди передвигаются исключительно короткими и стремительными бросками от тени до тени, а мне надо ехать в переполненном и грохочущем старым железом общественном транспорте, где, несмотря на опущенные до упора окна, дышать решительно нечем. Но опоздать я тоже не могу, а на такси денег нет. Я ведь студент.

Сегодня меня ждет защита дипломной работы, последний шаг к получению высшего образования. Никто так и не может объяснить, чего ради нужно пять лет протирать штаны за партой, если работы по специальности все равно нет. Как минимум, в Ижевске.

Хорошо, не будем горячиться — экономисты, юристы и даже бухгалтеры все же имеют шансы пристроиться на какое-нибудь предприятие, пусть даже государственное, а потом начать плавное восхождение по карьерной лестнице. А что делать переводчикам?

И даже не спрашивайте меня, какого художника я тогда поступал на английскую филологию, ибо мой ответ вызовет лишь презрительные ухмылки. Да, я стопроцентный гуманитарий, кроме некоторой предрасположенности к языкам талантами не блещу. Раньше все думал, что после учебы поеду в город покрупнее, устроюсь по специальности, но сейчас, когда пришло время определяться с работой и вообще с будущим, ехать вдруг расхотелось. Вообще все расхотелось, единственным желанием оставалась машина времени — отмотать все назад, попробовать жизнь сначала. А еще лучше инфантильно застрять где-то в промежутке между семнадцатью и двадцатью годами, да наслаждаться самым лучшим моим временем в жизни безо всяких границ.

С трудом протискиваясь между липких и потных тел пассажиров, девушка-кондуктор добралась-таки до задней площадки. Бедняга, как она в такой духоте работает? Прижатый к дышащим на ладан дверям Лиаза, я прохрипел «подождите, пожалуйста», лихорадочно нащупывая мелочь в заднем кармане.

Наконец, на ладони оказалось несколько приятных прохладных монет, через секунду перекочевавших в руки девушки. Она строго посмотрела на меня, словно бы повторяя всем известную истину — пассажир обязан приготовить оплату за проезд до того, как входит в автобус, чтобы не заставлять кондуктора ждать. Но что поделаешь, если я еле успел втиснуться в эту допотопную камеру пыток, преодолев последние сто метров до остановки со скоростью света? Да и чего стоило влезть в эту толпу! Недовольными взглядами хмурые пассажиры не ограничились — кто-то исподтишка чувствительно ткнул меня в бок. Наверное, эта была тетка с пергидрольной шевелюрой, пережиток сумрачного прошлого. Вон, делает вид, что в окно глазеет, а сама нет-нет, да и посмотрит на меня с укоризной.

Мятый билет отправился в карман — тот самый, где прежде покоились монеты — и я немного расслабился. Теперь хоть контроля можно было не опасаться. Ехать не так уж долго, каких-то двадцать минут, но только если на долгом мосту не будет пробок…

— Молодой человек!

Ну вот, классика жанра, наверное, это какая-нибудь энергичная дама с экстраординарными воспитательными способностями. Сейчас начнет поучать молодежь — вытащи эти штуки из ушей, когда с тобой старшие разговаривают! Да кто только тебя вырастил такого!

— Молодой человек!

Судя по тому, что в мою сторону повернулось сразу несколько перекошенных от любопытства и давки потных лиц, я догадался, что обращаются ко мне. Но что я сделал? Даже на ногу никому как следует наступить не успел. Стою себе тихо и слушаю, как автобус оглушительно рычит своим доисторическим мотором, да крепко держусь за гладкий скользкий поручень. Музыку в наушники так и не включил, не до того было.

Наконец, я понял, кто окликает меня. Это была все та же измотанная девушка в сине-желтом жилете кондуктора. Как же ей, все-таки, должно быть, жарко! Без боли в сердце и не взглянешь.

— Вы мне? — спросил я внезапно севшим голосом.

— Ну, а кому же еще? — вопросом на вопрос ответила кондуктор.

Она сдула длинный темный волос, спадающий на глаза, и продолжила пристально смотреть на меня, словно чего-то ожидая.

— Но я ведь только что купил билет, — проблеял я, по-прежнему ничего не понимая. — Хотите, покажу?

— Я не должна была Вам его продавать, — вздохнула девушка, сделав виноватое лицо. — Задумалась, заработалась, вот и проглядела. Не наш вы пассажир, так что давайте на выход.

— К-как на выход? У меня же диплом…

— Парень, ты глухой? — прогремел высокий пузатый мужик прямо мне на ухо, заодно обдав крепким перегаром. — Топай отседова, да вприпрыжку!

Я инстинктивно отдернулся, чувствительно стукнувшись виском о поручень. Это ведь сторож со стоянки, где отец держит машину. А он-то куда поехал? Всю жизнь перемещался только от будки-сторожки до лавки у подъезда и обратно, а по пути за пивком в магазин.

— Димыч, ступай, — подал голос молодой человек справа, сидящий у окна.

Это мой бывший одноклассник, Тимур. Сидит, набычился весь, с какой-то обидой смотрит. Мы с ним лет шесть не виделись, хоть бы поздоровался, что ли. Но вместо этого Тимур продолжил возмущаться.

— Иди, иди, по-хорошему же тебе говорят. Только нас задерживаешь. А нам ехать надо, всем надо ехать!

— О, привет, — удивленно улыбнулся я.

— Все, выходите, Вас уже друг встречает, — кондуктор устало улыбнулась и, встав на цыпочки, кончиком пальца с трудом дотянулась до кнопки связи с водителем.

Автобус скрипуче остановился, с шипением расползлись двери, и я увидел Леху. Он стоял обочине и тревожно глядел на меня. Выходит, меня выбросили даже не на остановке, а прямо на дороге. Кажется, это начало улицы Максима Горького, там, где бесконечно долго доживают свой век косые деревянные дома, эталон провинциальной нищеты и разрухи.

Да, точно! И солнце такое яркое, приходится зажмуривать глаза. Я кинул прощальный взгляд на девушку. Ее глаза были полны глубокой грусти, но улыбка с лица не исчезла. И тут я заметил прямо за ее спиной уже знакомого мне мужчину, в больших, на пол-лица солнечных очках. Он помахал мне рукой. Да это же старый знакомый, тот самый герой сна недельной давности!

Стоило мне спуститься на асфальт, как автобус немедленно тронулся, на ходу закрывая дверь. Я только-только открыть рот, чтобы задать Лехе единственный интересующий меня вопрос, как вдруг он изменился в лице и закричал.

— Димыч! Димыч! Проснись!