Темный поцелуй

– Уже пошли слухи о тебе и женщине из клуба, – невинно моргая, сообщила Эшлин. – Кто она?

– Никто. – Кроме того, что стала новым центром его вселенной. «Анья, прекрасная Анья». Он с силой прижал руки к бокам. Его возбуждает даже ее имя, заставляя кровь бурлить, а тело напрягаться в предвкушении полового акта. «Она не для тебя». – Воинам не пристало сплетничать.

Наверняка рядом с Аньей он выглядел глупо. Она – олицетворение истинной женственности, а он – уродливое чудовище. Все же он то и дело представлял, как запускает пальцы ей в волосы, как переплетаются их тела, как его плоть погружается в нее. Сильно, быстро. Медленно, нежно.

«Милашка какая», – внезапно зарычал Смерть.

Люсьен удивленно заморгал. Обычно демон проявлялся в побуждениях, а не словами, он всегда был его частью, но держался отстраненно. Почему он заговорил сейчас, Люсьен не ведал. Все же решил ответить: «Да, так и есть».

Он видел Анью четыре раза. Четыре раза говорил с ней. На протяжении нескольких последних недель ощущал ее аромат. Она завладела каждой клеточкой его тела, его мыслями, желаниями, устремлениями куда сильнее, чем кто-либо прежде, даже его возлюбленная Мэрайя.

«Хочешь ее», – снова подал голос Смерть.

«Да».

«Так поимей ее, сладенькую, прежде чем мы убьем ее».

«Нет!» – мысленно вскричал он и почувствовал, как демон порабощает его, пытается заставить найти Анью.

Он уперся ногами в пол.

«Еще не время».

– Люсьен, – напомнила о себе Эшлин, и он почувствовал, как внутреннее давление ослабевает. – Я-то не воин, поэтому могу и посплетничать. Ты целовал ее. Все говорят, что видели тебя…

– Я в порядке, а та женщина не заслуживает внимания, – соврал он.

Боги, опять. Обычно он презирал ложь. Потянулся было, чтобы ущипнуть Эшлин за нос, но, услышав предупредительный рык Мэддокса, опустил руку. Мэддокс не любит, когда кто-то прикасается к его женщине. Впервые Люсьен понял его чувства. Ему самому была невыносима мысль о том, что другие мужчины трогают Анью.

«Идиот». Эта женщина с улыбкой на красивом личике – истинный манипулятор, и Люсьен готов биться об заклад, что, как и у ее матушки, у Аньи было бесчисленное множество любовников. Он не знал, использовала ли она их для удовольствия или ради обретения могущества. И незачем ему знать.

Что, если прямо сейчас она соблазняет другого, пытаясь тем самым заручиться защитой от него, Люсьена?

Зарычав, он развернулся и, снова шагнув к стене, стал наносить удар за ударом, не обращая внимания на пульсирующую боль в костяшках пальцев. Краем глаза он заметил, как Мэддокс укрыл собой Эшлин.

«Что ты творишь? Анья вполне может сама о себе позаботиться. Ей для защиты не нужен мужчина».

Возможно, она сейчас в одиночестве на пляже и испытывает ту же нужду и растерянность, что и он. При этой мысли гнев его поутих, зато плоть невероятно затвердела. Но, как бы Люсьен себя ни убеждал, все же знал, что женщина вроде Аньи не захочет мужчину со шрамами вроде него. Не по-настоящему. Какими бы жаркими ни были ее поцелуи. Сколько женщин отвернулось от него за минувшие столетия? Сколько съежилось от страха при его приближении?

Несчетное количество.

И его это вполне устраивало – до настоящего времени.

Глубокий вдох, глубокий выдох.

– Как Торин? – спросил он, чтобы сменить тему разговора, и двинулся к кровати. – Не нравится мне, что он так медленно исцеляется.

Эшлин оттолкнула Мэддокса в сторону, и крупный воин нахмурился, но пустил ее.

– Полагаю, я поняла, почему он не восстанавливается так же быстро, как все вы. Он ведь Болезнь, правильно? Ну, я думаю, что клетки его организма поражены этим недугом. Им приходится сражаться и с вирусом, и с раной. Как бы то ни было, прогресс налицо. Он уже сам ест.

– Хорошо. Вот это хорошо. – Люсьен все еще чувствовал вину из-за пережитого Торином нападения. Ему бы следовало быть там. Почувствовать боль Торина.

Если бы пробравшиеся в крепость охотники не дотронулись до кожи Торина, заражаясь чумой и умирая быстрой мучительной смертью, Торин погиб бы. Люсьен полагал, что принял все необходимые меры предосторожности, поскольку предпочитал, чтобы горло порезали ему, а не кому-то из его друзей. Однако эти меры не помогли.

– А как Аэрон?

– Ну… – Эшлин запнулась. Вздохнула. Прикусила губу. – С ним не все хорошо.

– Его жажда крови так велика, что он начал царапать когтями самого себя, – печально произнес Мэддокс. – Мои слова не проникают в его мрачные мысли.

Люсьен помассировал себе шею сзади.

– Вы тут вдвоем справитесь?

– Да. – Мэддокс обнял Эшлин за талию. – Торин в состоянии вести видеонаблюдение территории на компьютерах, а теперь, когда мое проклятие смерти снято, – добавил он, притягивая свою женщину ближе, – я могу выходить в любое время, чтобы защитить нас или доставить необходимые вещи.

Люсьен кивнул:

– Хорошо. Я вам сообщу о наших находках. – Подхватив сумку, он обернулся через плечо и сказал: – Спасибо за цветы, Эшлин.

Не добавив больше ни слова, он телепортировался на Киклады[5].


Серебристые каменные стены исчезли, сменившись белой штукатуркой. Дом, который он недавно арендовал и обставил, был просторен и светел, с возвышающимися белыми колоннами и тонкими тканевыми драпировками на окнах.

Бросив сумку, Люсьен вышел на ближайшую террасу, с которой открывался вид на водную гладь, самую чистую из всех, когда-либо им виденных. Море спокойно, никаких волн – нет даже ряби. Солнце щедро льет на землю свет – уже наступил полдень – а буйные зеленые кусты с яркими красными цветами обрамляют особняк.

Возможно, им с воинами следовало поселиться в Афинах или на Крите, чтобы быть ближе к разыскиваемому ими древнему храму, но на островах больше возможностей для уединения. Туристов мало и еще меньше местных жителей.

– Чем меньше, тем лучше, – пробормотал Люсьен.

Он плохо помнил свою жизнь здесь тысячи лет назад, так что не мог сравнить прошлое с настоящим. Те дни были мрачными, наполненными воплями, болью и деяниями столь злыми, что он не желал сохранять их в памяти.

«Теперь я другой».

А чувствует себя так, словно вот-вот совершит свой самый зловещий поступок. Уничтожит Анью. «Не думай о ее смерти. Не сейчас».

«Тогда о чем же мне думать? – задался он вопросом, глядя на кристальную воду. – Понравился бы ей этот вид?» Вздыхая, он потер подбородок и понял, что ему по-настоящему любопытно узнать ответ.

«Не важно. Не придавай значения».

Он заставил себя посмотреть налево – «не думай об Анье!» – и залюбовался новым зрелищем: изумрудные горы в пене фиолетовых и белых кружев. Поистине это величайшее творение богов.

«Нет, таким творением является Анья».

Люсьен стиснул зубы. Что ему сделать, чтобы выбросить ее из головы? На самом деле ему хочется раздеть Анью прямо здесь, на террасе, и прислонить ее обнаженное тело к железной ограде, чтобы солнечные лучи ласкали ее так, как намеревался сделать он. Он бы касался ее столь умело, что она позабыла бы о его обезображенном шрамами лице. Он доводил бы ее до экстаза снова и снова, а она выкрикивала бы его имя, отчаянно моля о большем.

Так отчаянно, что забыла бы всех мужчин, с которыми спала, и думала бы только о Люсьене. Вожделела только Люсьена.

Шанс того, что это случится, так же ничтожен, как и вероятность вернуть его лицу прежнюю красоту. Не то чтобы ему этого хотелось. Он заслужил каждый свой шрам. Теперь они сделались частью его, как постоянное напоминание о том, что любовь к женщине влечет за собой боль и страдания.

Подобное напоминание сейчас требовалось Люсьену как никогда.

Он решил не прогонять прочь мысли о смерти Аньи. Ее образ будет преследовать его, пока не найдется какой-то выход. «Давай уже, прикончи ее». Как он должен ее убить? Он не хочет причинять ей боль, так что убить ее следует очень быстро. Когда стоит это сделать? Ночью, пока она будет спать? У него забурлила желчь. Что именно предпримут титаны, если он не справится? Нашлют на него безумную жажду крови, как на Аэрона? Или уничтожат его друзей, одного за другим? При этой мысли он ощутил укол ярости.

Люсьен вынул из кармана один из леденцов, снял обертку и понюхал. Мгновенно возникшее от клубничного аромата возбуждение смыло гнев. Зачем он совершает глупости? Гнев вернулся, но теперь обрушился на него самого.

Нахмурившись, он выкинул конфету за ограждение и услышал всплеск, когда та ударилась о воду. По спокойной мгновение назад поверхности пошли круги.

Позади него открылась и закрылась дверь, послышались мужские голоса и сдерживаемый смех. Люсьен равнодушно обернулся и увидел Париса, высокого, бледного и совершенного, лучащегося сексуальным удовлетворением. Ясно как день – он только что переспал с женщиной.

Рядом с ним Аман, молчаливый, мрачный и с трудом сдерживающий невысказанные секреты.

Страйдер, чье нечеловечески прекрасное лицо светилось весельем, толкнул Гидеона в плечо.

– Да ты ревнуешь! – воскликнул он.

– Не освистывайте актера! – воскликнул Парис, расплываясь в улыбке. – Не моя вина, что обе стюардессы захотели удовлетворить мои потребности прямо в воздухе.

Люсьен шагнул внутрь просторного дома и тут же почувствовал, как дневной зной сменяется прохладой.

– Мы оплатили частный самолет, а не частные постельные забавы для Париса.

Все четверо воинов выхватили оружие, когда его голос врезался в их беззаботную болтовню. Поняв, кто говорит, они расслабились. Даже заулыбались.

– «Частные» – неподходящее слово, – возразил Страйдер, сверкнув синими глазами. – Они развлекались прямо у нас на глазах. Но я не жалуюсь. Фильм был препаршивым, так что их представление меня весьма позабавило.

Люсьен закатил глаза, изо всех сил стараясь не выказывать зависти.

– Осмотритесь пока. Выберите себе спальни.

Так как способностью к телепортации обладал только Люсьен, он единственный бывал здесь раньше, но еще не занял никакой комнаты, потому что хотел предоставить другим право выбора. Сам же удовольствуется тем, что останется.

Побросав вещи, мужчины занялись осмотром новых временных «берлог», как сказал бы Парис.

– Мило, – констатировал Парис, подобрав себе спальню в дальней части особняка. – Девчонкам однозначно понравится.

– Дерьмо, – возразил Гидеон, но его, как обычно, проигнорировали, зная, что все сказанное им – ложь. Он выбрал комнату ближайшую к входной двери.

– Как долго ты тут пробыл? – поинтересовался Страйдер, возвращаясь в гостиную.

– Всего пару минут.

– Как тебе это удалось?

Люсьен и Страйдер воссоединились лишь месяц назад, поскольку последний примкнул к оставшейся в Греции группе, чтобы сражаться с охотниками, после того как воины Люсьена отбыли в Будапешт. С тех пор прошли сотни лет, и сейчас они знакомились заново.

– Раньше нас ты не вылетел, да и на нашем рейсе тебя тоже не было.