Темные воды Майна
Часть 16 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ошеломленный букмекер ничего не понимающими глазами смотрел то на молодого человека, то на его спутницу. В его голове пронесся вихрь из мыслей, каждая из которых касалась лишь одного – что им от него нужно. В это время кельнер опустил на столик три кружки. Еще не пришедший в себя букмекер схватил одну из них и осушил почти наполовину. Мартина и Макс взяли свои кружки и тоже сделали по глотку.
– Что вам угодно, – быстрый прыжок глаз с лица Мартины на лицо Макса, – дамы и господа?
Несколько комичное обращение развеселило всех. Макс и Мартина рассмеялись, а букмекер кисло улыбнулся. Тем не менее начальное напряжение было снято. Макс решил сразу раскрыть карты.
– Господин Линд, я частный детектив Макс Вундерлих, а это моя помощница Мартина Хайзе.
По тому, как дернулся на месте господин Линд и как изменился цвет его лица, можно было заключить, как все это для него неожиданно и как ему хочется бежать от этой парочки. Макс не сомневался, что у букмекера в силу специфики его деятельности нет никаких оснований любить полицию, частных сыщиков и всяких там налоговых служащих. Букмекер же, который всегда рассчитывал на подобную встречу, взял себя в руки и приготовился к обороне.
– Что вы хотите узнать, господа?
– Нас интересуют ваши отношения с Рольфом Гаммерсбахом, – начал Макс.
При этих словах букмекер немедленно вскочил с места и гневно воскликнул:
– Я не потерплю провокаций, господа! Мне незнакомо это имя.
После этого он предпринял попытку высвободиться из плотного окружения молодых людей, для чего занес над скамейкой правую ногу. В это время Макс быстро заговорил:
– Не спешите, господин Линд. Мы не занимаемся провокациями. Существовавшее между вами знакомство может подтвердить, например, Кристина Маттерн.
Эти слова не произвели заметного впечатления на Уве Линда, потому что, продолжая осуществлять задуманное, он опустил ногу уже с другой стороны скамейки и перенес на нее тяжесть тела, чтобы начать освобождать другую ногу. Макс же продолжал говорить:
– Могу добавить, что этот факт может подтвердить и хорошо известный вам жокей Курт Хаас…
При последних словах правая нога вернулась на свое место, и букмекер снова тяжело опустился на скамейку.
– Я не знаю никакой Кристины… Маттерн…
– Это та девушка, которая бывала вместе с Рольфом Гаммерсбахом, когда он встречался с вами. Возможно, вы и не знаете ее имя…
– Допустим…
– Но жокея Хааса вы наверняка знаете!
– Это он вас послал? Но все, что он мог вам рассказать, никто не может подтвердить официально…
– Ну почему же? Есть такое явление, как очная ставка в присутствии полицейских… – тихо произнес Макс.
Эти слова произвели магическое действие. Обессилевший вдруг букмекер уронил голову, которую он буквально секунды назад держал уверенно и даже нахально, и еле слышно спросил:
– Чего вы хотите?
Макс взглянул на Мартину, взгляд которой говорил о том, что противник повержен, и сказал более примирительным тоном:
– Господин Линд, мы не собираемся вторгаться в ваш букмекерский мир, нас интересует совершенно другое…
– Что же?
– Есть основания полагать, что некоторое время назад вы ссужали крупную сумму Рольфу Гаммерсбаху под залог бриллианта…
Доведенный до отчаяния упоминанием об истории с жокеем Уве Линд после этих слов сделался белым как полотно. Не хватало только еще, чтобы его стали расспрашивать об убийстве банкира, к чему Уве точно не имел никакого отношения. Он собрался с силами и сказал:
– Да, это было. Но с тех пор прошло уже два года. Мы рассчитались. Я выручил тогда Рольфа и сам немножко на этом заработал. Поверьте мне. Вам нечего мне предъявить. Или вы хотите попытаться раскрутить меня на признание в каких-то аферах на том основании, что я ссужаю крупные суммы наличными?
– Как минимум не в этот раз… Пусть этим занимаются те, кому это положено делать. А я просто частный детектив и работаю по заданию частного клиента, – сказал довольно Макс.
Потом он достал из кармана клочок бумаги и написал на нем предполагаемую денежную сумму, которую Уве ссужал банкиру за бриллиант. При этом букмекер затравленно следил за действиями сыщика. Макс поднес бумажку к глазам Уве Линда и тихонько спросил:
– Такую сумму вы давали Рольфу Гаммерсбаху под залог бриллианта?
Уве кивнул и осторожно оглянулся по сторонам. Макс изорвал бумажку в мелкие клочки и всем своим видом показал, что допрос закончен.
Они стали выбираться из-за стола, и Уве понял, что этим как вихрь налетевшим на него молодым людям больше ничего не надо. Что же им было нужно? Неужели только узнать, что у него нет бриллианта, который два года назад закладывал Рольф Гаммерсбах? Уве даже подумал, как быстро и хорошо все закончилось… И он еще сможет сегодня полноценно выполнить свою роль на скачках.
Внезапно, что-то вспомнив, Мартина остановилась и, обернувшись к букмекеру, сказала:
– И, господин Линд… Вспомните все же о несчастном жокее… Хотя бы для того, чтобы мы крепко забыли о сегодняшнем разговоре.
Они покинули пивную, а задумчивый Уве еще некоторое время продолжал смотреть им вслед…
20
Осенью восемьдесят девятого пала Берлинская стена. Вслед за ней стало разваливаться все, что составляло основу немецкого социалистического государства. Стали постепенно сворачивать свою деятельность и детские дома специального назначения. Им на смену должно было явиться нечто новое, но никто еще не знал что. Летом девяностого года (еще до официального объединения Германии) Эрика Пфеффер была отпущена и вернулась в Берлин. Она пришла в квартиру Магды Пфеффер. Пришла потому, что больше ей идти было некуда. В специальном детском доме ей стало известно, что Магда – ее неродная мать. Однако самой Магде она об этом не сказала.
Магда радостно встретила дочь и попыталась обсуждать с ней перспективы дальнейшей жизни, не замечая при этом, что ее простоватые планы не находили отклика в сердце девушки. Эрика неохотно шла на контакт, старалась убежать из дома, чтобы пообщаться со сверстниками. Планы, которые строились в молодежной среде, были ей, естественно, ближе, и она проводила вечера, слушая рассказы о том, какие возможности теперь откроются перед молодежью после неминуемого объединения Германии. При этом ни старая школьная подружка Рената Вебер, ни когда-то научивший Эрику курить единомышленник по совместным проказам Дитер Кифер, ни сама Эрика не задавались мыслью, готовы ли они к новой жизни на западе страны. Они еще не представляли, что успешная жизнь там возможна, если человек образован, имеет хорошую квалификацию и опыт. До всего этого им еще не было дела…
Объединение еще не состоялось, но слово это повторялось на каждом углу, заставляя чаще биться сердце каждого немца. Среди простого народа было очень мало тех, кто критически смотрел на этот еще не свершившийся, но неумолимо приближающийся факт. Еще не было ни малейшего представления о том, какие жаркие дискуссии могут возникнуть по поводу того, кто выиграл, а кто проиграл в этом слиянии, главным аргументом которого было новое единение когда-то разделенной единой нации. Все это будет позже…
Однажды Магда рассказала, что ходила в школу и договорилась о принятии Эрики в последний класс восьмилетки. Взгляд немолодой матери блестел от радости, чувства переполняли ее. А потом можно будет получить профессию или, если Эрика захочет, пойти ученицей на народное предприятие, где трудилась Магда. Она сумеет договориться. Правда, ни Магда, ни кто-либо другой еще не знали, что совсем скоро не сохранятся не только эти предприятия, но и само название уйдет в историю. Планы работницы Магды Пфеффер отличались простотой, и она совершенно не была виновата в том, что в ее голову не приходило ничего лучшего. Эрика, жалея Магду, не критиковала ее незатейливые идеи, а молча слушала, лишь иногда отводя взгляд, когда Магда обращалась непосредственно к ней с вопросом: «Разве это не так? Ну согласись, что я права». Глядя в потолок или стену, она молча кивала, и удовлетворенная Магда продолжала излагать. Ей было невдомек, что когда-то утерянная – не в последнюю очередь по вине самой Магды – связь между матерью и дочерью уже никогда не будет восстановлена. «Звереныш» так и не превратился в прирученного кролика.
Нарисованные матерью перспективы не прельщали пятнадцатилетнюю Эрику. Она по-прежнему большую часть времени проводила в компаниях, где обсуждался рай, в который все они скоро смогут попасть, причем пути достижения его рисовались самими участниками обсуждения в комбинациях, весьма далеких от реальности.
И однажды Эрика Пфеффер исчезла из дома…
21
Итак, Уве Линд оказался хронологически первым и вторым из «вычисленных» Максом кредиторов Рольфа Гаммерсбаха. И это было замечательно, потому что оставался еще всего лишь один. Макс Вундерлих чувствовал себя на седьмом небе от того, что все складывается не так уж плохо. Бриллиантовый блеск вновь забрезжил на горизонте, а это, в свою очередь, означало, что он весьма близок к цели, которую поставил перед ним клиент. Это означало даже, что он может найти бриллиант, не занимаясь розыском убийцы, оставив эту славу вместе с вознаграждением полицейским.
Правда, смущала существующая теоретически возможность, что турок Ахмед вообще не имеет никакого отношения ко всему этому, и тогда дальнейший розыск бриллианта превращается в задачу со многими неизвестными. Ведь других кандидатов Кристина Маттерн не назвала. Но об этом не хотелось думать.
С другой стороны, если бриллиант все же у Ахмеда и банкир убит по его заказу, то сегодня расписки вновь находятся у торговца автомобилями, и нет ни одной зацепки, чтобы доказать это, не найдя светловолосого убийцу небольшого роста… Макс почувствовал, как настроение начало портиться, как на смену возникшей эйфории снова нахлынули тяжелые мучительные «…если, то…».
Снова надо идти туда – не знаю куда. Хотя почему «не знаю»… Это рынок подержанных автомобилей. Правда, во Франкфурте их много. Он быстренько набрал номер Кристины Маттерн.
– Маттерн, – сказала трубка.
– Вундерлих. Добрый день, фрау Маттерн, – он заставил себя говорить бодрым голосом.
– Есть неплохие новости, господин Вундерлих?
Макс коротко рассказал о последних новостях, что сопровождалось ее частыми «как замечательно» и «неужели». Потом сказал:
– Фрау Маттерн, мне нужны координаты автомобильного рынка, где обитает Ахмед.
– Он обитает на многих. Лучше искать его на большом, который находится за городом. Правда, этот рынок работает только в субботу и воскресенье. Записывайте, как туда добраться.
Макс подробно записал все, что сказала Кристина Маттерн, и отключился. И сразу же трубка снова зазвонила. Это была Мартина.
– Хай, Максик. Уже собираешься к Ахмеду?
– Да, подумываю над этим…
– Вот видишь, как получается… То, что нам кажется наименее вероятным, оказывается самым правильным.
– Мартина, твои надежды имеют право на существование, но не забывай: может оказаться так, что турок вообще непричастен к делу.
– Безусловно, ведь Кристина Маттерн указала его всего лишь как вероятного фигуранта. Однако мое чутье подсказывает, что это вполне может оказаться правдой.
– Посмотрим, Мартина, – ответил Макс, еще не решив, есть ли вообще чутье у его помощницы.
– Будешь смотреть сам или меня возьмешь с собой для подстраховки?
– Ну зачем же? У тебя появилась возможность написать пару новых глав. Так что занимайся этим, – пошутил Макс.
Она рассмеялась, а потом, сменив беспечную интонацию голоса на более тревожную, сказала:
– Но будь осторожен. Здесь не тот случай. Так просто бриллианты не возвращают, тем более не их настоящим владельцам.
– Постараюсь, моя Агата Кристи, – отшутился он.
Рынок располагался за полосой редкого леса на окраине Франкфурта. Въезд непосредственно на территорию перекрывал шлагбаум. Поскольку Макс не собирался никому демонстрировать свой старенький «Рено» (вследствие сложившейся финансовой ситуации покупка нового автомобиля пока даже не планировалась), он оставил автомобиль с этой стороны шлагбаума и пошел на рынок пешком.
Автомобили всех марок и разных годов выпуска стояли ровными рядами на заасфальтированных полосах. Вокруг них суетились продавцы с цветом кожи всех мыслимых оттенков – от белой до самой черной. То тут, то там по периметру рынка выглядывали передвижные вагончики торговцев снедью.
Макс медленно бродил между рядами торговцев, разглядывая их лица. Многими это воспринималось как проявление живого интереса к их товару, и торговцы, широко улыбаясь, немедленно начинали расхваливать свои «Мерседесы», «Фольксвагены» или «БМВ». Макс молча улыбался и двигался дальше, продолжая размышлять над тем, кому первому задать вопрос о торговце по имени Ахмед. Совсем не факт, что все его здесь должны знать. Да и здесь ли он вообще?
Наконец он выбрал смуглое лицо черноволосого торговца лет тридцати и подошел к нему.
– Что вам угодно, – быстрый прыжок глаз с лица Мартины на лицо Макса, – дамы и господа?
Несколько комичное обращение развеселило всех. Макс и Мартина рассмеялись, а букмекер кисло улыбнулся. Тем не менее начальное напряжение было снято. Макс решил сразу раскрыть карты.
– Господин Линд, я частный детектив Макс Вундерлих, а это моя помощница Мартина Хайзе.
По тому, как дернулся на месте господин Линд и как изменился цвет его лица, можно было заключить, как все это для него неожиданно и как ему хочется бежать от этой парочки. Макс не сомневался, что у букмекера в силу специфики его деятельности нет никаких оснований любить полицию, частных сыщиков и всяких там налоговых служащих. Букмекер же, который всегда рассчитывал на подобную встречу, взял себя в руки и приготовился к обороне.
– Что вы хотите узнать, господа?
– Нас интересуют ваши отношения с Рольфом Гаммерсбахом, – начал Макс.
При этих словах букмекер немедленно вскочил с места и гневно воскликнул:
– Я не потерплю провокаций, господа! Мне незнакомо это имя.
После этого он предпринял попытку высвободиться из плотного окружения молодых людей, для чего занес над скамейкой правую ногу. В это время Макс быстро заговорил:
– Не спешите, господин Линд. Мы не занимаемся провокациями. Существовавшее между вами знакомство может подтвердить, например, Кристина Маттерн.
Эти слова не произвели заметного впечатления на Уве Линда, потому что, продолжая осуществлять задуманное, он опустил ногу уже с другой стороны скамейки и перенес на нее тяжесть тела, чтобы начать освобождать другую ногу. Макс же продолжал говорить:
– Могу добавить, что этот факт может подтвердить и хорошо известный вам жокей Курт Хаас…
При последних словах правая нога вернулась на свое место, и букмекер снова тяжело опустился на скамейку.
– Я не знаю никакой Кристины… Маттерн…
– Это та девушка, которая бывала вместе с Рольфом Гаммерсбахом, когда он встречался с вами. Возможно, вы и не знаете ее имя…
– Допустим…
– Но жокея Хааса вы наверняка знаете!
– Это он вас послал? Но все, что он мог вам рассказать, никто не может подтвердить официально…
– Ну почему же? Есть такое явление, как очная ставка в присутствии полицейских… – тихо произнес Макс.
Эти слова произвели магическое действие. Обессилевший вдруг букмекер уронил голову, которую он буквально секунды назад держал уверенно и даже нахально, и еле слышно спросил:
– Чего вы хотите?
Макс взглянул на Мартину, взгляд которой говорил о том, что противник повержен, и сказал более примирительным тоном:
– Господин Линд, мы не собираемся вторгаться в ваш букмекерский мир, нас интересует совершенно другое…
– Что же?
– Есть основания полагать, что некоторое время назад вы ссужали крупную сумму Рольфу Гаммерсбаху под залог бриллианта…
Доведенный до отчаяния упоминанием об истории с жокеем Уве Линд после этих слов сделался белым как полотно. Не хватало только еще, чтобы его стали расспрашивать об убийстве банкира, к чему Уве точно не имел никакого отношения. Он собрался с силами и сказал:
– Да, это было. Но с тех пор прошло уже два года. Мы рассчитались. Я выручил тогда Рольфа и сам немножко на этом заработал. Поверьте мне. Вам нечего мне предъявить. Или вы хотите попытаться раскрутить меня на признание в каких-то аферах на том основании, что я ссужаю крупные суммы наличными?
– Как минимум не в этот раз… Пусть этим занимаются те, кому это положено делать. А я просто частный детектив и работаю по заданию частного клиента, – сказал довольно Макс.
Потом он достал из кармана клочок бумаги и написал на нем предполагаемую денежную сумму, которую Уве ссужал банкиру за бриллиант. При этом букмекер затравленно следил за действиями сыщика. Макс поднес бумажку к глазам Уве Линда и тихонько спросил:
– Такую сумму вы давали Рольфу Гаммерсбаху под залог бриллианта?
Уве кивнул и осторожно оглянулся по сторонам. Макс изорвал бумажку в мелкие клочки и всем своим видом показал, что допрос закончен.
Они стали выбираться из-за стола, и Уве понял, что этим как вихрь налетевшим на него молодым людям больше ничего не надо. Что же им было нужно? Неужели только узнать, что у него нет бриллианта, который два года назад закладывал Рольф Гаммерсбах? Уве даже подумал, как быстро и хорошо все закончилось… И он еще сможет сегодня полноценно выполнить свою роль на скачках.
Внезапно, что-то вспомнив, Мартина остановилась и, обернувшись к букмекеру, сказала:
– И, господин Линд… Вспомните все же о несчастном жокее… Хотя бы для того, чтобы мы крепко забыли о сегодняшнем разговоре.
Они покинули пивную, а задумчивый Уве еще некоторое время продолжал смотреть им вслед…
20
Осенью восемьдесят девятого пала Берлинская стена. Вслед за ней стало разваливаться все, что составляло основу немецкого социалистического государства. Стали постепенно сворачивать свою деятельность и детские дома специального назначения. Им на смену должно было явиться нечто новое, но никто еще не знал что. Летом девяностого года (еще до официального объединения Германии) Эрика Пфеффер была отпущена и вернулась в Берлин. Она пришла в квартиру Магды Пфеффер. Пришла потому, что больше ей идти было некуда. В специальном детском доме ей стало известно, что Магда – ее неродная мать. Однако самой Магде она об этом не сказала.
Магда радостно встретила дочь и попыталась обсуждать с ней перспективы дальнейшей жизни, не замечая при этом, что ее простоватые планы не находили отклика в сердце девушки. Эрика неохотно шла на контакт, старалась убежать из дома, чтобы пообщаться со сверстниками. Планы, которые строились в молодежной среде, были ей, естественно, ближе, и она проводила вечера, слушая рассказы о том, какие возможности теперь откроются перед молодежью после неминуемого объединения Германии. При этом ни старая школьная подружка Рената Вебер, ни когда-то научивший Эрику курить единомышленник по совместным проказам Дитер Кифер, ни сама Эрика не задавались мыслью, готовы ли они к новой жизни на западе страны. Они еще не представляли, что успешная жизнь там возможна, если человек образован, имеет хорошую квалификацию и опыт. До всего этого им еще не было дела…
Объединение еще не состоялось, но слово это повторялось на каждом углу, заставляя чаще биться сердце каждого немца. Среди простого народа было очень мало тех, кто критически смотрел на этот еще не свершившийся, но неумолимо приближающийся факт. Еще не было ни малейшего представления о том, какие жаркие дискуссии могут возникнуть по поводу того, кто выиграл, а кто проиграл в этом слиянии, главным аргументом которого было новое единение когда-то разделенной единой нации. Все это будет позже…
Однажды Магда рассказала, что ходила в школу и договорилась о принятии Эрики в последний класс восьмилетки. Взгляд немолодой матери блестел от радости, чувства переполняли ее. А потом можно будет получить профессию или, если Эрика захочет, пойти ученицей на народное предприятие, где трудилась Магда. Она сумеет договориться. Правда, ни Магда, ни кто-либо другой еще не знали, что совсем скоро не сохранятся не только эти предприятия, но и само название уйдет в историю. Планы работницы Магды Пфеффер отличались простотой, и она совершенно не была виновата в том, что в ее голову не приходило ничего лучшего. Эрика, жалея Магду, не критиковала ее незатейливые идеи, а молча слушала, лишь иногда отводя взгляд, когда Магда обращалась непосредственно к ней с вопросом: «Разве это не так? Ну согласись, что я права». Глядя в потолок или стену, она молча кивала, и удовлетворенная Магда продолжала излагать. Ей было невдомек, что когда-то утерянная – не в последнюю очередь по вине самой Магды – связь между матерью и дочерью уже никогда не будет восстановлена. «Звереныш» так и не превратился в прирученного кролика.
Нарисованные матерью перспективы не прельщали пятнадцатилетнюю Эрику. Она по-прежнему большую часть времени проводила в компаниях, где обсуждался рай, в который все они скоро смогут попасть, причем пути достижения его рисовались самими участниками обсуждения в комбинациях, весьма далеких от реальности.
И однажды Эрика Пфеффер исчезла из дома…
21
Итак, Уве Линд оказался хронологически первым и вторым из «вычисленных» Максом кредиторов Рольфа Гаммерсбаха. И это было замечательно, потому что оставался еще всего лишь один. Макс Вундерлих чувствовал себя на седьмом небе от того, что все складывается не так уж плохо. Бриллиантовый блеск вновь забрезжил на горизонте, а это, в свою очередь, означало, что он весьма близок к цели, которую поставил перед ним клиент. Это означало даже, что он может найти бриллиант, не занимаясь розыском убийцы, оставив эту славу вместе с вознаграждением полицейским.
Правда, смущала существующая теоретически возможность, что турок Ахмед вообще не имеет никакого отношения ко всему этому, и тогда дальнейший розыск бриллианта превращается в задачу со многими неизвестными. Ведь других кандидатов Кристина Маттерн не назвала. Но об этом не хотелось думать.
С другой стороны, если бриллиант все же у Ахмеда и банкир убит по его заказу, то сегодня расписки вновь находятся у торговца автомобилями, и нет ни одной зацепки, чтобы доказать это, не найдя светловолосого убийцу небольшого роста… Макс почувствовал, как настроение начало портиться, как на смену возникшей эйфории снова нахлынули тяжелые мучительные «…если, то…».
Снова надо идти туда – не знаю куда. Хотя почему «не знаю»… Это рынок подержанных автомобилей. Правда, во Франкфурте их много. Он быстренько набрал номер Кристины Маттерн.
– Маттерн, – сказала трубка.
– Вундерлих. Добрый день, фрау Маттерн, – он заставил себя говорить бодрым голосом.
– Есть неплохие новости, господин Вундерлих?
Макс коротко рассказал о последних новостях, что сопровождалось ее частыми «как замечательно» и «неужели». Потом сказал:
– Фрау Маттерн, мне нужны координаты автомобильного рынка, где обитает Ахмед.
– Он обитает на многих. Лучше искать его на большом, который находится за городом. Правда, этот рынок работает только в субботу и воскресенье. Записывайте, как туда добраться.
Макс подробно записал все, что сказала Кристина Маттерн, и отключился. И сразу же трубка снова зазвонила. Это была Мартина.
– Хай, Максик. Уже собираешься к Ахмеду?
– Да, подумываю над этим…
– Вот видишь, как получается… То, что нам кажется наименее вероятным, оказывается самым правильным.
– Мартина, твои надежды имеют право на существование, но не забывай: может оказаться так, что турок вообще непричастен к делу.
– Безусловно, ведь Кристина Маттерн указала его всего лишь как вероятного фигуранта. Однако мое чутье подсказывает, что это вполне может оказаться правдой.
– Посмотрим, Мартина, – ответил Макс, еще не решив, есть ли вообще чутье у его помощницы.
– Будешь смотреть сам или меня возьмешь с собой для подстраховки?
– Ну зачем же? У тебя появилась возможность написать пару новых глав. Так что занимайся этим, – пошутил Макс.
Она рассмеялась, а потом, сменив беспечную интонацию голоса на более тревожную, сказала:
– Но будь осторожен. Здесь не тот случай. Так просто бриллианты не возвращают, тем более не их настоящим владельцам.
– Постараюсь, моя Агата Кристи, – отшутился он.
Рынок располагался за полосой редкого леса на окраине Франкфурта. Въезд непосредственно на территорию перекрывал шлагбаум. Поскольку Макс не собирался никому демонстрировать свой старенький «Рено» (вследствие сложившейся финансовой ситуации покупка нового автомобиля пока даже не планировалась), он оставил автомобиль с этой стороны шлагбаума и пошел на рынок пешком.
Автомобили всех марок и разных годов выпуска стояли ровными рядами на заасфальтированных полосах. Вокруг них суетились продавцы с цветом кожи всех мыслимых оттенков – от белой до самой черной. То тут, то там по периметру рынка выглядывали передвижные вагончики торговцев снедью.
Макс медленно бродил между рядами торговцев, разглядывая их лица. Многими это воспринималось как проявление живого интереса к их товару, и торговцы, широко улыбаясь, немедленно начинали расхваливать свои «Мерседесы», «Фольксвагены» или «БМВ». Макс молча улыбался и двигался дальше, продолжая размышлять над тем, кому первому задать вопрос о торговце по имени Ахмед. Совсем не факт, что все его здесь должны знать. Да и здесь ли он вообще?
Наконец он выбрал смуглое лицо черноволосого торговца лет тридцати и подошел к нему.