Темные воды Майна
Часть 15 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты же знаешь, что это за бизнес… Там много черных денег. Букмекер хочет заработать, игрок хочет заработать, да и жокей не прочь придержать лошадь, если ему за это что-то посулят… А если посулят, да не выполнят?
– Понимаю, Мартина… И как же выйти на этих, как ты изволила выразиться, «доброжелателей»?
– У меня есть знакомые, которые играют на скачках постоянно. Они знают эту кухню, знакомы с жокеями… Я поговорю кое с кем.
– Это было бы просто замечательно.
– Максик, ты пока не ходи к букмекеру. Дождись результата моих переговоров.
На Шиллерштрассе моросило. Макс отказался от ее предложения вместе поужинать, сославшись на головную боль. Проводив Мартину до парковки, он вернулся на Шиллерштрассе, но, передумав идти в офис, развернулся и пошел на Цайль.
Лица людей потеряли привычные черты и напоминали однотонные овалы в уже сгустившихся сумерках, серость которых усиливалась от дождя, настолько мелкого, что казалось, будто вокруг просто очень сырой плотный воздух. Рекламные вывески магазинов приобрели пляшущие размытые очертания. Так же размыто было на душе, но мозг его продолжал свою работу, вытаскивал то одни мысли, то другие, то перемешивал первые со вторыми и наоборот…
Есть у Уве Линда бриллиант или нет? Вот, собственно, и все, что предстояло выяснить в ближайшие дни. Могло оказаться так, что именно в интересах букмекера действовал напавший на Рольфа Гаммерсбаха. И тогда Уве Линд так просто не сдастся. Нельзя исключить, что букмекер просто давал банкиру в долг под бриллиант, так же, как это было в случае с Краузе. Тогда выяснить это проще. Но все же как? Спросить напрямую и надеяться, что комбинатор Уве с радостью ему об этом доложит? А если букмекер вообще не имеет никакого отношения к бриллианту?
Теперь голова разболелась на самом деле. Макс почувствовал, что куртка его прилично промокла, и вскочил под первую попавшуюся вывеску. Это оказалось обычное кафе-кондитерская, что не очень его устроило, но приятное тепло помещения и неяркий, создающий уют свет разрешили сомнение. Он взял поднос, положил на него какие-то булочки, наполнил высокий картонный стаканчик кофе, добавил сливки и отправился рассчитаться к кассе. Выбрав столик подальше от входа, он опустился на мягкую табуретку и начал не спеша пить кофе, иногда отламывая от булочки.
Не очень чистая человеческая ладонь вдруг возникла справа от него, почти над его подносом. Макс поднял голову и увидел бомжа с протянутой рукой. Он чем-то напомнил ему Гюнтера. Макс покопался в кармане и положил марку на ладонь. Бомж отправился к следующему столику.
Макс оглянулся по сторонам. Кафе было одним из филиалов известной в Германии франчайзинговой сети. Не претендуя на изысканность, сеть строила свою торговую политику на относительной дешевизне предлагаемой выпечки. Кофе, который посетители самостоятельно получали, поставив картонный стаканчик на предусмотренное в кофе-автомате место, тоже вызвал бы улыбку у истинных ценителей напитка, но все же его нельзя было назвать бурдой. С ним можно было мириться, что и делала разношерстная публика, посещавшая заведение. Здесь царила атмосфера непринужденности. Закончив трапезу, можно было еще долго сидеть, читая книгу или газету. Многие клиенты, уходя, оставляли свое чтиво прямо на столах, и тогда можно было видеть очередного посетителя, роющегося в ворохе разноязычных газетных или журнальных страниц. Найдя соответствующие его роду-племени, клиент удовлетворенно усаживался за стол, погрузившись в чтение и изредка потягивая кофе.
Макс вспомнил свою бухгалтерскую деятельность. Сейчас бы он сидел за компьютером в конторе Мюллера, сводил бы последний за сегодня баланс и думал о том, что через полчаса он поедет домой. А может быть, и не домой… Не исключено, что он поехал бы в бассейн поплавать. Ведь он так любит этот спорт… Почему, собственно, спорт? Это нормальный способ снять усталость для всех людей. Совсем не обязательно быть спортсменом-пловцом. Эти, напротив, устают, выкладывая последние силы для достижения результата… Он вспомнил, как отдыхают его тело и мозг, когда он, ни о чем не думая, размашистым брассом мерит длину бассейна, затем, погрузившись в воду с головой, отталкивается от бортика и снова мерит, мерит… Так, может быть, в бассейн… и прямо сейчас? Нет, он еще должен вернуться в офис, еще раз обмозговать ситуацию, а потом, пожалуй, поехать домой…
А что ему мешает поехать домой прямо сейчас? Он внутренне даже улыбнулся этой незатейливой мысли, как будто она представляла собой внезапно возникший новый план розыска бриллианта Кристины Маттерн. Конечно, он сейчас же поедет домой.
18
Магда Пфеффер торопилась в Торнов на свидание с дочерью. Сегодня Эрике уже двенадцать. Скоро два года, как из ее «звереныша» делают человека. По скупым письмам, хранящим следы цензуры, сложно было понять, насколько успешно это происходит. Правда, в последнем письме Эрика намекала, что ее за что-то похвалили, а фрау Зольф сказала, что если так будет продолжаться, то может быть рассмотрен вопрос о ее возвращении в семью. Сердце Магды было переполнено радостью.
– Кого-то разыскиваете? – раздался голос, когда Магда вошла в холл и в растерянности остановилась, озираясь по сторонам. Магда повернулась на голос и увидела высокую худощавую сотрудницу в униформе. Сотрудница вышла из небольшой стеклянной будки и приблизилась к неожиданной в этот час посетительнице. Ее серые глаза на скуластом лице в обрамлении белокурых волос внимательно смотрели на Магду.
– Да, воспитанницу Эрику Пфеффер из группы номер четыре. Я ее мать, а у Эрики сегодня день рождения…
– Пойдемте со мной, – сказала сотрудница, и Магда засеменила за ней. Пройдя длинный коридор, блондинка остановилась напротив старинной широкой двери из натурального дерева и, попросив Магду подождать, скрылась за дверью. Вскоре она вышла, но не одна, а в сопровождении еще одной женщины, также одетой в униформу.
– Это фрау Зольф, воспитательница вашей Эрики. Дальше она будет вами заниматься, – сказала блондинка и, поджав губы, удалилась.
Фрау Зольф, напротив, была приземистой брюнеткой с заметным животом и задом. Она взглянула на Магду и сказала:
– Воспитательница Зольф. Я веду группу, в которую входит и ваша дочь. Как я понимаю, вы хотели бы ее повидать…
– Совершенно верно, фрау Зольф. Сегодня у Эрики день рождения.
– Это замечательно, но ваша Эрика наказана.
– Как наказана? Ведь она писала…
– Да, в последнее время дела ее пошли лучше… Она даже начала больше внимания уделять школьным предметам. Однако буквально несколько дней назад произошел вопиющий случай…
Сердце Магды сжалось, она едва нашла в себе силы, чтобы спросить:
– И что же она совершила?
– Она самовольно покинула территорию детского дома… Причем подбила на это еще двух воспитанников. Весь наш свободный персонал в течение трех часов разыскивал беглецов.
– Так уж и беглецов? Дети, пожалуй, просто хотели погулять…
Фрау Зольф так взглянула на Магду, что та пожалела о своих словах. Она замолчала и опустила голову. Воспитательница уперла руки в бока и, глядя на Магду, словно та была сумасшедшей, четко выговаривая слова, произнесла:
– Вы что, милочка?! Ничего не понимаете? У нас специальное учреждение. Самовольная отлучка относится к тягчайшим нарушениям дисциплины. А организация групповой отлучки по дерзости превосходит все остальное, что допускают наши воспитанники.
– И что же теперь?
– А ничего… отправляйтесь домой. Ведь вы же приехали из Берлина?
– Да.
– Ну вот… это совсем близко. Никаких проблем.
– Но у Эрики день рождения… Разве…
– Она должна была думать.
Магда, всхлипывая, сбивчиво произнесла:
– А мы с вами много думали в двенадцать лет?
– Я ничего не могу поделать… Разве что директор сможет вам помочь…
Директор Эккерт долго смотрел на Магду, сидящую перед ним на стуле, потом встал и начал описывать круги вокруг бедной зареванной женщины. Слова его напыщенной речи не доходили до ее сознания, готового помутиться. Она все еще не могла представить, что может сегодня не увидеть дочь. Всякий раз, когда директор замолкал, Магда пыталась раскрыть рот, чтобы вставить хотя бы слово в защиту дочери, но господин Эккерт, не давая ей это сделать, начинал снова выбрасывать убедительные разящие слова. Его длинная фигура вдруг поплыла у Магды перед глазами, и она стала сползать со стула. Присутствовавшая при разговоре фрау Зольф подскочила к ней, чтобы поддержать обмякшее тело.
В тот день Магда Пфеффер так и не повидалась с Эрикой. Наглотавшись таблеток, сморкаясь и утирая пот, она сидела на сиденье в автобусе, который увозил ее в Берлин…
19
Худой, но жилистый, невысокого роста, как и положено быть настоящему жокею, Курт Хаас рассказывал Мартине, как несправедливо обошелся с ним букмекер Уве Линд. Он никогда бы не стал рассказывать постороннему человеку о «тайнах» своего ремесла, не попроси его об этом лучший друг Хельмут Грап, который в свою очередь был хорошим знакомым Мартины. Мартина не давила на Курта, не задавала ему до поры лишних вопросов, дав возможность жокею изливать душу самостоятельно.
Суть дела сводилась к тому, что перед недавними скачками букмекер попросил его придержать лошадь по кличке Айран, у которой были все шансы на успех и на которую поставили многие игроки. Разумеется, жокею был обещан приличный куш. Однако Уве Линд поступил по-свински и выделил Курту лишь незначительную долю от обещанного. Курт уже пропустил несколько скачек подряд и подумывал над тем, как проучить букмекера.
– И что, вы готовы даже поднять вопрос на заседании конноспортивного клуба? – осторожно спросила Мартина.
Курт Хаас отставил в сторону кружку с пивом, которое он до этого пил, и с петушиным видом посмотрел на нее. Потом отвел взгляд в сторону. Было понятно, что публичная огласка обстоятельств дела не сулит ничего хорошего и ему. Тогда ведь все узнают, что он согласился на подвох. В нем кипела не находящая выхода злость.
– Даже не знаю, фрау Хайзе… Как заставить подлеца вернуть деньги?
– Можно попробовать объединить усилия…
– Что вы имеете в виду?
– Слышали ли вы когда-нибудь имя Рольфа Гаммерсбаха?
– Вы имеете в виду банкира, которого недавно убили?
– Совершенно верно.
– Не только слышал, но и видел. Он частенько крутился здесь, иногда в компании Уве…
– Какие у них были дела, вы, конечно, не знаете?
– Ничего конкретного. Хотя какие еще могут быть дела у Уве? Его всегда интересуют только деньги. А тут банкир…
– Мой приятель, частный детектив, расследует одну денежную аферу… Есть основания считать, что в этом деле замешан и букмекер. Но предъявить ему нечего, так как нет доказательств. Мой приятель хотел бы поговорить с Уве, но не рассчитывает, как вы понимаете, на его откровенность… Если же мы надавим на него, упомянув при этом вашу историю… Может быть, он станет сговорчивее. Вы не против?
Маленький жокей заерзал на скамейке. Душа его разрывалась между возмездием и боязнью огласки. От нервного напряжения он схватил кружку и залпом допил пиво.
– А вы сумеете это сделать аккуратно, фрау Хайзе? Вы меня понимаете?
Мартина улыбнулась и сказала:
– Разумеется, господин Хаас. Мы постараемся это сделать максимально деликатно, потому что наш вопрос также весьма деликатный.
Расставшись с жокеем, Мартина немедленно позвонила Максу и рассказала о разговоре. Он сразу же спросил:
– Мартина, когда ближайшие скачки?
– Послезавтра.
– Я обязательно буду. Ты не хотела бы поприсутствовать?
– Я непременно приду, Максик, чтобы поддержать тебя.
Уже целый час Макс с Мартиной носились за неуловимым Уве Линдом. Всем он был нужен. Его рвали на части. Раскрасневшееся лицо его появлялось то тут, то там. Он продирался через толпы игроков, желающих сделать правильные ставки. Его окликали разные люди, он что-то отвечал им, маленькие его глазки, почти невидимые под длинным козырьком бейсболки, бегали с бешеной скоростью. Наконец Уве заскочил в вагончик, где размещался его передвижной офис. Там же находился его помощник – немолодой лысоватый мужчина в очках.
Сыщик с помощницей заняли выжидательную позицию вблизи вагончика и, как только появился букмекер, на ходу вытирающий потное лицо, бросились к нему с двух сторон. Подхватив Уве Линда под обе руки и не переставая говорить о необходимости срочно переговорить, они потащили его в сторону находящейся поблизости пивной. Уве, ничего не подозревающий и привыкший к тому, что он всем нужен, почти не сопротивлялся и дал усадить себя за длинный стол в углу зала.
– Три кружки пива, – крикнул Макс пробегавшему мимо кельнеру.
– Понимаю, Мартина… И как же выйти на этих, как ты изволила выразиться, «доброжелателей»?
– У меня есть знакомые, которые играют на скачках постоянно. Они знают эту кухню, знакомы с жокеями… Я поговорю кое с кем.
– Это было бы просто замечательно.
– Максик, ты пока не ходи к букмекеру. Дождись результата моих переговоров.
На Шиллерштрассе моросило. Макс отказался от ее предложения вместе поужинать, сославшись на головную боль. Проводив Мартину до парковки, он вернулся на Шиллерштрассе, но, передумав идти в офис, развернулся и пошел на Цайль.
Лица людей потеряли привычные черты и напоминали однотонные овалы в уже сгустившихся сумерках, серость которых усиливалась от дождя, настолько мелкого, что казалось, будто вокруг просто очень сырой плотный воздух. Рекламные вывески магазинов приобрели пляшущие размытые очертания. Так же размыто было на душе, но мозг его продолжал свою работу, вытаскивал то одни мысли, то другие, то перемешивал первые со вторыми и наоборот…
Есть у Уве Линда бриллиант или нет? Вот, собственно, и все, что предстояло выяснить в ближайшие дни. Могло оказаться так, что именно в интересах букмекера действовал напавший на Рольфа Гаммерсбаха. И тогда Уве Линд так просто не сдастся. Нельзя исключить, что букмекер просто давал банкиру в долг под бриллиант, так же, как это было в случае с Краузе. Тогда выяснить это проще. Но все же как? Спросить напрямую и надеяться, что комбинатор Уве с радостью ему об этом доложит? А если букмекер вообще не имеет никакого отношения к бриллианту?
Теперь голова разболелась на самом деле. Макс почувствовал, что куртка его прилично промокла, и вскочил под первую попавшуюся вывеску. Это оказалось обычное кафе-кондитерская, что не очень его устроило, но приятное тепло помещения и неяркий, создающий уют свет разрешили сомнение. Он взял поднос, положил на него какие-то булочки, наполнил высокий картонный стаканчик кофе, добавил сливки и отправился рассчитаться к кассе. Выбрав столик подальше от входа, он опустился на мягкую табуретку и начал не спеша пить кофе, иногда отламывая от булочки.
Не очень чистая человеческая ладонь вдруг возникла справа от него, почти над его подносом. Макс поднял голову и увидел бомжа с протянутой рукой. Он чем-то напомнил ему Гюнтера. Макс покопался в кармане и положил марку на ладонь. Бомж отправился к следующему столику.
Макс оглянулся по сторонам. Кафе было одним из филиалов известной в Германии франчайзинговой сети. Не претендуя на изысканность, сеть строила свою торговую политику на относительной дешевизне предлагаемой выпечки. Кофе, который посетители самостоятельно получали, поставив картонный стаканчик на предусмотренное в кофе-автомате место, тоже вызвал бы улыбку у истинных ценителей напитка, но все же его нельзя было назвать бурдой. С ним можно было мириться, что и делала разношерстная публика, посещавшая заведение. Здесь царила атмосфера непринужденности. Закончив трапезу, можно было еще долго сидеть, читая книгу или газету. Многие клиенты, уходя, оставляли свое чтиво прямо на столах, и тогда можно было видеть очередного посетителя, роющегося в ворохе разноязычных газетных или журнальных страниц. Найдя соответствующие его роду-племени, клиент удовлетворенно усаживался за стол, погрузившись в чтение и изредка потягивая кофе.
Макс вспомнил свою бухгалтерскую деятельность. Сейчас бы он сидел за компьютером в конторе Мюллера, сводил бы последний за сегодня баланс и думал о том, что через полчаса он поедет домой. А может быть, и не домой… Не исключено, что он поехал бы в бассейн поплавать. Ведь он так любит этот спорт… Почему, собственно, спорт? Это нормальный способ снять усталость для всех людей. Совсем не обязательно быть спортсменом-пловцом. Эти, напротив, устают, выкладывая последние силы для достижения результата… Он вспомнил, как отдыхают его тело и мозг, когда он, ни о чем не думая, размашистым брассом мерит длину бассейна, затем, погрузившись в воду с головой, отталкивается от бортика и снова мерит, мерит… Так, может быть, в бассейн… и прямо сейчас? Нет, он еще должен вернуться в офис, еще раз обмозговать ситуацию, а потом, пожалуй, поехать домой…
А что ему мешает поехать домой прямо сейчас? Он внутренне даже улыбнулся этой незатейливой мысли, как будто она представляла собой внезапно возникший новый план розыска бриллианта Кристины Маттерн. Конечно, он сейчас же поедет домой.
18
Магда Пфеффер торопилась в Торнов на свидание с дочерью. Сегодня Эрике уже двенадцать. Скоро два года, как из ее «звереныша» делают человека. По скупым письмам, хранящим следы цензуры, сложно было понять, насколько успешно это происходит. Правда, в последнем письме Эрика намекала, что ее за что-то похвалили, а фрау Зольф сказала, что если так будет продолжаться, то может быть рассмотрен вопрос о ее возвращении в семью. Сердце Магды было переполнено радостью.
– Кого-то разыскиваете? – раздался голос, когда Магда вошла в холл и в растерянности остановилась, озираясь по сторонам. Магда повернулась на голос и увидела высокую худощавую сотрудницу в униформе. Сотрудница вышла из небольшой стеклянной будки и приблизилась к неожиданной в этот час посетительнице. Ее серые глаза на скуластом лице в обрамлении белокурых волос внимательно смотрели на Магду.
– Да, воспитанницу Эрику Пфеффер из группы номер четыре. Я ее мать, а у Эрики сегодня день рождения…
– Пойдемте со мной, – сказала сотрудница, и Магда засеменила за ней. Пройдя длинный коридор, блондинка остановилась напротив старинной широкой двери из натурального дерева и, попросив Магду подождать, скрылась за дверью. Вскоре она вышла, но не одна, а в сопровождении еще одной женщины, также одетой в униформу.
– Это фрау Зольф, воспитательница вашей Эрики. Дальше она будет вами заниматься, – сказала блондинка и, поджав губы, удалилась.
Фрау Зольф, напротив, была приземистой брюнеткой с заметным животом и задом. Она взглянула на Магду и сказала:
– Воспитательница Зольф. Я веду группу, в которую входит и ваша дочь. Как я понимаю, вы хотели бы ее повидать…
– Совершенно верно, фрау Зольф. Сегодня у Эрики день рождения.
– Это замечательно, но ваша Эрика наказана.
– Как наказана? Ведь она писала…
– Да, в последнее время дела ее пошли лучше… Она даже начала больше внимания уделять школьным предметам. Однако буквально несколько дней назад произошел вопиющий случай…
Сердце Магды сжалось, она едва нашла в себе силы, чтобы спросить:
– И что же она совершила?
– Она самовольно покинула территорию детского дома… Причем подбила на это еще двух воспитанников. Весь наш свободный персонал в течение трех часов разыскивал беглецов.
– Так уж и беглецов? Дети, пожалуй, просто хотели погулять…
Фрау Зольф так взглянула на Магду, что та пожалела о своих словах. Она замолчала и опустила голову. Воспитательница уперла руки в бока и, глядя на Магду, словно та была сумасшедшей, четко выговаривая слова, произнесла:
– Вы что, милочка?! Ничего не понимаете? У нас специальное учреждение. Самовольная отлучка относится к тягчайшим нарушениям дисциплины. А организация групповой отлучки по дерзости превосходит все остальное, что допускают наши воспитанники.
– И что же теперь?
– А ничего… отправляйтесь домой. Ведь вы же приехали из Берлина?
– Да.
– Ну вот… это совсем близко. Никаких проблем.
– Но у Эрики день рождения… Разве…
– Она должна была думать.
Магда, всхлипывая, сбивчиво произнесла:
– А мы с вами много думали в двенадцать лет?
– Я ничего не могу поделать… Разве что директор сможет вам помочь…
Директор Эккерт долго смотрел на Магду, сидящую перед ним на стуле, потом встал и начал описывать круги вокруг бедной зареванной женщины. Слова его напыщенной речи не доходили до ее сознания, готового помутиться. Она все еще не могла представить, что может сегодня не увидеть дочь. Всякий раз, когда директор замолкал, Магда пыталась раскрыть рот, чтобы вставить хотя бы слово в защиту дочери, но господин Эккерт, не давая ей это сделать, начинал снова выбрасывать убедительные разящие слова. Его длинная фигура вдруг поплыла у Магды перед глазами, и она стала сползать со стула. Присутствовавшая при разговоре фрау Зольф подскочила к ней, чтобы поддержать обмякшее тело.
В тот день Магда Пфеффер так и не повидалась с Эрикой. Наглотавшись таблеток, сморкаясь и утирая пот, она сидела на сиденье в автобусе, который увозил ее в Берлин…
19
Худой, но жилистый, невысокого роста, как и положено быть настоящему жокею, Курт Хаас рассказывал Мартине, как несправедливо обошелся с ним букмекер Уве Линд. Он никогда бы не стал рассказывать постороннему человеку о «тайнах» своего ремесла, не попроси его об этом лучший друг Хельмут Грап, который в свою очередь был хорошим знакомым Мартины. Мартина не давила на Курта, не задавала ему до поры лишних вопросов, дав возможность жокею изливать душу самостоятельно.
Суть дела сводилась к тому, что перед недавними скачками букмекер попросил его придержать лошадь по кличке Айран, у которой были все шансы на успех и на которую поставили многие игроки. Разумеется, жокею был обещан приличный куш. Однако Уве Линд поступил по-свински и выделил Курту лишь незначительную долю от обещанного. Курт уже пропустил несколько скачек подряд и подумывал над тем, как проучить букмекера.
– И что, вы готовы даже поднять вопрос на заседании конноспортивного клуба? – осторожно спросила Мартина.
Курт Хаас отставил в сторону кружку с пивом, которое он до этого пил, и с петушиным видом посмотрел на нее. Потом отвел взгляд в сторону. Было понятно, что публичная огласка обстоятельств дела не сулит ничего хорошего и ему. Тогда ведь все узнают, что он согласился на подвох. В нем кипела не находящая выхода злость.
– Даже не знаю, фрау Хайзе… Как заставить подлеца вернуть деньги?
– Можно попробовать объединить усилия…
– Что вы имеете в виду?
– Слышали ли вы когда-нибудь имя Рольфа Гаммерсбаха?
– Вы имеете в виду банкира, которого недавно убили?
– Совершенно верно.
– Не только слышал, но и видел. Он частенько крутился здесь, иногда в компании Уве…
– Какие у них были дела, вы, конечно, не знаете?
– Ничего конкретного. Хотя какие еще могут быть дела у Уве? Его всегда интересуют только деньги. А тут банкир…
– Мой приятель, частный детектив, расследует одну денежную аферу… Есть основания считать, что в этом деле замешан и букмекер. Но предъявить ему нечего, так как нет доказательств. Мой приятель хотел бы поговорить с Уве, но не рассчитывает, как вы понимаете, на его откровенность… Если же мы надавим на него, упомянув при этом вашу историю… Может быть, он станет сговорчивее. Вы не против?
Маленький жокей заерзал на скамейке. Душа его разрывалась между возмездием и боязнью огласки. От нервного напряжения он схватил кружку и залпом допил пиво.
– А вы сумеете это сделать аккуратно, фрау Хайзе? Вы меня понимаете?
Мартина улыбнулась и сказала:
– Разумеется, господин Хаас. Мы постараемся это сделать максимально деликатно, потому что наш вопрос также весьма деликатный.
Расставшись с жокеем, Мартина немедленно позвонила Максу и рассказала о разговоре. Он сразу же спросил:
– Мартина, когда ближайшие скачки?
– Послезавтра.
– Я обязательно буду. Ты не хотела бы поприсутствовать?
– Я непременно приду, Максик, чтобы поддержать тебя.
Уже целый час Макс с Мартиной носились за неуловимым Уве Линдом. Всем он был нужен. Его рвали на части. Раскрасневшееся лицо его появлялось то тут, то там. Он продирался через толпы игроков, желающих сделать правильные ставки. Его окликали разные люди, он что-то отвечал им, маленькие его глазки, почти невидимые под длинным козырьком бейсболки, бегали с бешеной скоростью. Наконец Уве заскочил в вагончик, где размещался его передвижной офис. Там же находился его помощник – немолодой лысоватый мужчина в очках.
Сыщик с помощницей заняли выжидательную позицию вблизи вагончика и, как только появился букмекер, на ходу вытирающий потное лицо, бросились к нему с двух сторон. Подхватив Уве Линда под обе руки и не переставая говорить о необходимости срочно переговорить, они потащили его в сторону находящейся поблизости пивной. Уве, ничего не подозревающий и привыкший к тому, что он всем нужен, почти не сопротивлялся и дал усадить себя за длинный стол в углу зала.
– Три кружки пива, – крикнул Макс пробегавшему мимо кельнеру.