Театр тьмы

– А еще я пришел сказать, что хочу построить отношения с другой девушкой.

– Хорошо, – спокойно выдала я.

Я попыталась улыбнуться, но лицо словно окаменело. И внутри снова вскипела злость. Образовавшись в районе солнечного сплетения, она поднялась по пищеводу к горлу, готовясь вырваться из меня бранными словами. Я глубоко вздохнула. Сердцебиение участилось. Прикрыв глаза, я попыталась представить, что плыву по реке. Самое нелепое в этой ситуации было то, что я понимала: мое состояние вызвано не ревностью из-за сильной любви к человеку, который сидел по другую сторону кухонного стола. Во мне играло самомнение и самолюбие. «Кто он такой, чтобы бросать меня? Как он мог полюбить другую, когда у него есть я?» Женщины – странные существа. Мы не выносим измен не только любимых мужчин, но и тех, кто нам не сильно интересен. Мы хотим держать под юбкой целый мир, не думая о том, что ткань может не выдержать и треснуть.

– Мы так часто смотрели фильмы Вуди Аллена, что не заметили, как стали походить на его персонажей, – вдруг засмеялась я.

– Персонажей?

– Помнишь наш любимый фильм «Полночь в Париже»?[31] – спросила я тоном, полным доброты. Мне вдруг стало весело. Ненависть испарилась, а ее место заняла радость. Только тогда, глядя на Джеймса, я поняла, как нелепы были наши отношения, как глупы и банальны слова, которыми мы одаривали друг друга день ото дня.

Ты мой хороший.

Ты моя милая.

Ты так прекрасен сегодня.

Ты тоже.

Ты. Ты. Ты.

Мы играли влюбленных, не любя. Мы целовали друг друга, ничего не ощущая. Мы притворялись парой, но никогда ею не были.

Осознание этого облегчило душу. Мы с Джеймсом всегда были друзьями. И никогда – парой.

– Помню, там парень перенесся в 20-е годы двадцатого века. Он встретил девушку, в которую потом влюбился без памяти, хотя в настоящем времени у него была чуть ли не невеста, – протараторил Джеймс, вспоминая сюжет нашего любимого фильма.

– Именно. Он собирался жениться на девушке, которую на деле не любил. Но узнал он об этом только после того, как встретил свою девушку. И ведь ею была даже не та из ХХ века, а из его. Блондиночка, торгующая картинами на рынке. Любительница искусства.

– Точно, – Джеймс хлопнул себя по голове. – Невеста главного героя терпеть не могла творческий склад ума жениха, а ту блондиночку все устраивало, потому что она сама была немного «того» на искусстве.

– Слишком жестоко, – я улыбнулась. Лицо больше не напоминало затвердевший асфальт. – Мир?

– Мир.

Мы протянули друг другу руки над столом и пожали их.

– Вот и отлично. Только можно еще один вопрос?

– Конечно, – Джеймс кивнул и приготовился внимательно слушать.

– Ты стучал в дверь? – осторожно спросила я. – Стучал до звонка?

– Нет, – Джеймс удивленно приподнял брови, – я сразу позвонил. Зачем стучать?

– Хорошо, – промямлила я, прикусив губу с внутренней стороны. – А никого не встречал по пути ко мне? Может, кто-нибудь выходил из подъезда?

– Тоже нет. Сара, все нормально? У тебя что-то случилось? – спросил Джеймс с беспокойством.

– Просто кто-то стучал перед тем, как ты позвонил… – промямлила я, боясь показаться сумасшедшей. А что, если стуки мне лишь привиделись?

– Странно. Я никого не видел.

– Забудь. Наверное, мне это приснилось. – Я попыталась улыбнуться. – Будешь чай?

Молодой человек кивнул, и я резко встала со стула. Пока готовила чай, чувствовала на себе пристальный взгляд Джеймса, но не подала и виду, что обеспокоена. После мы еще несколько минут разговаривали о всякой ерунде, больше не затрагивая странные стуки в мою входную дверь. А когда я прощалась с Джеймсом в прихожей, он сильно стиснул меня в объятиях.

– Надеюсь, актер сделает тебя счастливой, – прошептал он мне на ухо.

– Ты все не так понял, – еще тише произнесла я. – Он не мой человек.

Джеймс отстранился и с нескрываемым любопытством и недоверием заглянул в глаза. И вдруг мне захотелось разрыдаться, забывая обо всех приличиях.

– Но ведь он тебе нравится. Так иди и скажи ему об этом.

– Ему не нравлюсь я.

– Откуда ты знаешь?

– Чувствую.

Джеймс закатил глаза и сложил руки на груди.

– Сара, ты сейчас серьезно? Откуда ты знаешь, что испытывает к тебе другой человек? Вдруг он спать не может – постоянно думает о тебе. А ты со слезами на глазах говоришь: «Я чувствую, что не нравлюсь ему».


– Ладно, Джеймс, я сейчас не хочу об этом. Хватило. Я устала.

Парень виновато поджал губы, развернулся и взялся за дверную ручку. Он стоял так несколько секунд, думая. А я смотрела на его широкую спину, которой всегда так восхищалась.

– Скажи ему, – просипел Джеймс. – Пусть знает, какой он счастливчик.

Я ничего не успела ответить. Джеймс открыл дверь и вышел из квартиры так же внезапно и неожиданно, как и вошел в нее.





8




С ухода Джеймса прошло около двух часов. Я сидела за рабочим столом с ноутбуком и читала статьи о Великом ограблении поезда. События минувшего дня сильно всколыхнули меня. Я не могла думать ни о чем, кроме 60-х. Эмили Томпсон, Кристофер и Чарльз Бейлы, инспектор Хаммилтон. Имена и факты крутились в голове. Мне не было дела ни до какой личной жизни. Хотя нет, вру. Личная жизнь меня все-таки заботила. Только не собственная, а Эмили Томпсон. Шестое чувство подсказывало, Мэри мало знала о ее отношениях с Кристофером. Записи, оставшиеся в тетради, не давали полной информации о том, как себя чувствовала журналистка, встречаясь с актером. Да, иногда она его боялась. Но, думаю, все женщины так или иначе побаиваются своих мужчин, если нагло врут им? Это уже банальная психология человека – страшиться, что твоя ложь будет раскрыта.

Я просидела с ноутбуком до поздней ночи, слушая завывания ветра. Поначалу он меня отвлекал и пугал (после рассказов о смерти будет тревожить даже перебегающая дорогу черная кошка), но позже я вспомнила одну важную деталь – ураган. Он шел за театром по пятам, и я не могла это игнорировать.

Когда я забила в поисковик браузера года убийств журналистов и слова: «Дождь», «Буря», «Ненастье», «Ураган», «Смерч», на меня посыпался ворох информации о климатических сбоях. Совпадение или нет, но театр «GRIM» привозил с собой аномалию. Сначала я не придала этому значения. Забыла, что «познакомилась» с актерами утром после сильного и незапланированного синоптиками ненастья. Но теперь… Я сверила все даты, прочитала несколько статей, посвященных бурям. Все совпадало. Перед приездом театра начинался ливень, через два или три месяца после этого умирала очередная девушка-репортер. В это же время на страну, что принимала труппу, начинали сыпаться беды: частые аварии, увеличение насилия на трассах, грабежи.

Загуглив сводку новостей за последние месяцы, я с ужасом поняла, что и в Лондоне участились несчастные случаи: в марте на строительной площадке погибли рабочие (оступились на большой высоте), вблизи Рединга случилась страшная авария (жизни не унесла, но оставила значительные травмы на душе и теле).

«Ерунда, – я замотала головой и закрыла все вкладки, – это просто совпадения. Ничего более».

И я снова принялась искать новости об ограблении поезда, стараясь не обращать внимания на учащенное сердцебиение. Страх поселился у меня под ребрами, но я решила его игнорировать. Вот с человеком всегда так: стоит ему приблизиться к месту назначения, как он вдруг сворачивает на другую тропу и решает «еще немного пройтись».

Но, когда я поняла, что ничего нового об ограблении не узнаю, мне стало нестерпимо грустно. Мэри была единственной, кто мог пролить свет на темную жизнь своей названой сестры мисс Томпсон, но ее одной оказалось недостаточно. Я судорожно перебирала в памяти контакты знакомых, которые имели хоть какое-то отношение к полиции или тюрьме Уондсворт, но ничего не находила.

«Плохой из тебя журналист, Сара Гринвуд. Ни одного контакта блюстителя закона», – с ухмылкой подумала я.

«Ты забыла? У меня папа работает в полиции. Я же вся в него», – прозвучала в голове излюбленная фраза Джейн ее голосом. Кажется, я слышала эти слова от подруги по нескольку раз в неделю.

Недолго думая, я схватила сотовый телефон и, не глядя на время, набрала номер Джейн. Она ответила через пять долгих гудков:

– Алло, – сонно протянула подруга.

– Привет, Джейн. Прости, что так поздно, но у меня большая просьба, – на автомате выпалила я. Во мне не было ни намека на усталость. Скажи спасать мир – я побегу это делать. Кровь кипела в венах, как вода в чайнике.

– Что такое? – зевнув, спросила Джейн.

– Можешь спросить у отца, нет ли у него знакомых, которые в 1964 году работали в отделении полиции на Грейсчерч или в тюрьме Уондсворт?

– Зачем тебе это?

– Кажется, осталась всего пара шагов до правды. Я почти узнала, кто управляет театром «GRIM».

– Ничего себе заявления во втором часу ночи.

– Прости, – вздохнула я. – Не смогла терпеть.

– Я бы тоже, – сонно хохотнула Джейн. – Но можно подробнее? Ничего не понимаю.

Я как заведенная рассказала о визите к Мэри Томпсон, не забыв упомянуть театр «Кассандра» и Кристофера Бейла, который метил Эмили в женихи, а потом сдался властям.

– Вот это новости, – выпалила подруга, когда я закончила говорить.

– Кажется, ты была права насчет участника ограбления поезда и художественного руководителя «GRIM». Это один и тот же человек – Бейл-младший. Сейчас у меня только один вопрос: помнит ли хоть кто-нибудь заключенного актера, которого привели в тюрьму примерно в апреле1964 года? Мне интересно, погиб ли он в пожаре и как вообще жил за решеткой две недели.

– В пожаре?

– Да, забыла тебе сказать, в корпусе для новоприбывших загорелась проводка. По слухам, почти все погибли, но некоторым заключенным все-таки удалось покинуть зону в момент переполоха. Важно все: как заключенные смогли сбежать и мог бы среди сбежавших оказаться Кристофер Бейл. Джейн, он сам сдался властям, и чисто теоретически ему не было смысла бежать из тюрьмы, но…

– Но люди меняются, как и их мысли и убеждения, – закончила за меня подруга, в голосе которой больше не было ноток сонливости. – Но почему Кристофера Бейла посадили в Уондсворт? Насколько я знаю, это тюрьма для людей, которые не совершили ничего ужасного. То есть никого не убили, не ограбили саму Королеву… Почему его посадили в тюрьму не категории А?

– Это тоже не дает мне покоя. Некий главный инспектор Хаммилтон, который до ограбления поезда тесно сотрудничал с Эмили Томпсон, не поверил, когда журналистка заявила о шестнадцатом грабителе. А потом, когда этот самый грабитель сдался, Хаммилтон испугался за свою должность и приказал посадить Кристофера Бейла в Уондсворт за поножовщину и хулиганство. Поэтому убить Эмили мог еще и он. Сейчас главное – узнать, что произошло в тюрьме с актером. Тюрьма – это зацепка.

– Хаммилтон… Знакомая фамилия, – протянула Джейн. – А ты не помнишь, как его звали?

Я поджала губы и начала перебирать в голове десятки имен и фамилий, пытаясь отыскать ту, что принадлежала инспектору.

– Ну? – подала голос Джейн. – Ты уснула?