Танцующий на воде
Часть 19 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты о правилах? – Коррина выглядела озадаченной.
– Нет. Я о действиях. Покажите людей, которых вызволили. То есть нет, лучше дайте мне поучаствовать. Я ж ваши ожидания превзошел – вот и возьмите меня на задание.
– Хайрам! – Корринин голос звенел от волнения. Видимо, она сообразила, что может меня лишиться, если не докажет: все по-настоящему, результаты есть, и я к ним причастен. Не поверю – уйду, может, даже «переправлюсь», и тогда на мой дар ей рассчитывать нечего.
– Убедил, – произнесла Коррина. – Хочешь поучаствовать – поучаствуешь.
– Настоящее дело дадите? Честно?
– Честнее не бывает.
Глава 14
Итак, Коррина согласилась приоткрыть для меня завесу тайны. Но ей требовалась гарантия, что я не исчезну. И обеспечить мое постоянство она решила простым и надежным способом – задействовав меня в ликвидации Джорджи Паркса.
Я сам этим буквально жил, только ненавистью и держался что в тюрьме, что в яме. Страшные картины мести не оставляли меня и в Брайстоне. Но вот странность: уполномоченный на ликвидацию гнусного врага, фигурально выражаясь, уже и мечом вооруженный, я вдруг ощутил, что ненависть улеглась, подобно пожару. А все потому, что во весь рост передо мной встали последствия расправы с Джорджи Парксом.
– Ты, Хайрам, не первый, кто этому мерзавцу доверился, – объявила Коррина. – И точно не последний. Джорджи Паркс сейчас в Старфолле, паутину свою гнусную плетет.
Разговор происходил ночью. Мы сидели, по обыкновению, в подземной библиотеке – я, Коррина и Хокинс. Как раз окончились мои ежевечерние занятия. Слушая Коррину, я все яснее понимал, сколь заблуждался насчет Джорджи и продолжаю заблуждаться. Ибо часть моего сознания по-прежнему рисовала Джорджи этаким героем, фигурой почти мифической. Ну как же – приневоленный, который сам себя освободил! Масштабы его предательства поддавались осмыслению лишь при условии, что осмыслявший принимал и глубину творимого со своим народом зла. Ведь насколько надо было закабалить нас, овладеть нашими душами, чтобы даже герои, даже легенды наши играли угнетателям на руку!
План был следующий: мы используем наши способности к мимикрии и вовлечем Джорджи в предательство – только предаст он не очередного наивного беглеца, а своих хозяев.
– Вы же знаете, как с ним поступят, – сказал я.
– В лучшем случае повесят, – выдал Хокинс.
– А в худшем закуют в цепи, – произнес я. – С семьей разлучат. На Юг отправят. На плантации ему вкалывать, пока не загнется. И упаси Господь, другие приневоленные – там, на Юге, – узнают, за что Джорджи такая судьба.
– Ну, на это расчет худой. Слухами земля полнится, – обронил Хокинс.
– Да ведь мы тут грань переходим! – воскликнул я. – Или вы уже перешли, а теперь и меня тащите на ТУ сторону?
– По мне надо его просто грохнуть, и дело с концом. – Хокинс явно проигнорировал мои слова о грани.
– Так не годится, Хокинс, и тебе это известно, – возразила Коррина.
Она была права, только не с точки зрения морали. Райландовы ищейки, разумеется, едва ли вышли бы на нас – хотя и эту вероятность исключать не следовало; но они уж точно расправились бы с каждым из чернокожих, попавшим под подозрение. Нет, Джорджи Паркса следовало подставить, чтобы смерть он принял от хозяйской руки. Наша задача была – создать впечатление, что он двойной агент.
– Знаю я этих подонков, – говорила между тем Коррина, встряхивая головой. – Пусть у них соглашение с Джорджи – они скорее рабу поверят, чем свободному чернокожему. А тем более Джорджи Парксу с его-то репутацией. Холуй он по натуре. Вот они и сделают вывод, что Джорджи и перед иной властью не устоял.
– Перед властью Тайной дороги свободы? – переспросил я.
– Перед тем, что они считают Тайной дорогой свободы, – уточнила Коррина. – Допустим, в некоем доме обнаруживается бумага, из которой следует, что Джорджи Паркс, фигурально говоря, слуга двух господ. Что на самом деле он работает на Тайную дорогу. А через небольшое время уже у него самого находят поддельные паспорта, вольные, аболиционистские брошюры, официальные подтверждения поездок на Север…
– Для него это смерть, – сказал я.
– Точно, смерть, – согласился Хокинс.
– Ему не жить. Не в петле умрет, так в кандалах, – продолжал я. – Мы убийство затеваем.
– Да ведь Джорджи такую же участь тебе готовил, Хайрам! – Корринины серые глаза мстительно потемнели. – А скольких он и впрямь на тот свет отправил! Или на Юг. Сколько еще отправит, если его сейчас не ликвидировать! Джорджи тем страшен, что последнюю надежду на вызволение в пепел превращает. Тебе известно, сколько таким образом сгорело народу – маленьких девочек, стариков? Он целые семьи уничтожал! А на Юге тебе бывать не доводилось, Хайрам? То-то же. Я вот бывала. Это сущий ад, поверь мне. Страшные рассказы про Юг – ерунда по сравнению с настоящим положением вещей. Непосильная работа и деградация – вот что там имеет место. Никто такой участи не заслуживает, разве только сами рабовладельцы. И во вторую очередь – предатели вроде Джорджи Паркса.
Логика была ясна. Да только я чувствовал: на темную сторону перехожу, где романтики и в помине нет. Я о той романтике, что пьянила меня в ночь побега с Софией. Потому что рабство – это ловушка. И Джорджи тоже в ловушку попался. А значит, кто такая Коррина Куинн, чтобы судить его? Да и сам я далеко ли ушел от Джорджи? Сбегая из Локлесса, я какие мечты пестовал? Шкуру свою спасти и желанную женщину заполучить. Мелковато, подленько. Зато теперь я понял: мы войну ведем. Не такую, как в благородной древности, когда войско с войском да в чистом поле. Нет никакого поля; на одного агента – по сотне аристократов, и к каждому еще сотня представителей белого отребья приставлена. Газель – она разве меряется силой со львом? Нет, газель убегает. А мы не просто убегаем. Мы анализируем. Подстрекаем. Саботируем. Агитируем. Рушим.
– Наша это задача, и кончен разговор, – произнес Хокинс. – Кто, ежели не мы, а? Он, Джорджи то есть, семьи ломает, через него люди в тюрьму попадают да с молотка идут. Он цветом кожи своей прикрывается, а нам терпеть?
– Мы тебя не принуждаем, Хайрам, – снова заговорила Коррина. – Ты прав, обычно мы другим заняты, ликвидацию на себя не взваливаем. Но выхода нет. Мы все варианты перебрали, абсолютно все.
Возражать не приходилось.
Коррина положила передо мной новый конверт. Что внутри, я знал без расспросов – конечно, досье на очередного рабовладельца, краденые бумаги, которые помогут мне влезть во вражескую шкуру. Отходя, Коррина взглянула на меня – не с жалостью или сожалением, нет. С гневом испепеляющим.
* * *
Примерно через месяц, в сумерках, я оделся для тренировки и вышел из дому. Лето было в разгаре – ночи на птичий скок, дни бесконечные, пышные, знойные. Июль, одно слово. Навстречу мне двигались Хокинс и мистер Филдз, оба в дневных костюмах. Хокинс говорил, мистер Филдз косился по сторонам. Что-то грядет, подумалось мне. Хокинс оглядел меня с головы до пят и выдал:
– Нынче никакой работы. Завтра тоже. Иди отдыхай.
Уж не ослышался ли я? Правильно ли понял? Впрочем, сверление Хокинса глазами подтвердило: да, правильно.
– Дело есть, – сказал Хокинс.
Отдыха не получилось – ни вечером, ни ночью, ни наутро. Я понятия не имел о работе полевых агентов и едва не своротил себе мозг в усилии вообразить, как же эта работа строится. Вечером, надев удобные брюки, рубашку, шляпу и старые свои башмаки, я снова покинул дом. Меня уже ждали. Как ни старался я справиться с волнением, Хокинс, поймав мой взгляд, нервно хохотнул.
– Ты чего?
– Ничего, братишка. Теперь тебе назад пути нету. Не соскочишь, говорю. Уразумел?
– Конечно. Давно уже.
– Вот и молодец. Мы на плечи твои бремя тяжкое взваливаем. Я ведь сквозь тебя гляжу, понимаю, что в середке твоей делается, будто про себя самого. Так же вот потряхивало меня, когда первый раз шел… ну на задание то есть. Скоро сам увидишь.
– Едва ли Хайрам отдает себе полный отчет в происходящем, – заметил мистер Филдз. – Но отступать действительно некуда.
От домиков для агентов мы проследовали к особняку, вошли во флигель.
В комнате на столе обнаружился кувшин с тремя стаканами. Хокинс без промедлений налил всем по доброй порции забористого сидра. Пригубил, втянул ноздрями воздух и начал:
– На первый взгляд дело легкое. Всего-то день пути на Юг. Ну и обратно день. И вызволяем одного только.
– А на второй взгляд? – спросил я.
– Парень – настоящий. Ему подсоблять – это не по лесам круги наматывать, не над бумажками корпеть ночь напролет. Поди, надоело, братишка? Ничего. Будут тебе и патруль, и Райландовы ищейки – все в лучшем виде.
Хокинс запустил пальцы в шевелюру, покачал головой. Казалось, он боится за меня сильнее, чем я сам.
– Ладно, слушай, братишка. Парня звать Парнел Джонс. Он сильно подставил своих же, с плантации. Тот еще плут. У хозяина тащил что плохо лежало да белому отребью сбывал. Хозяин – тот, конечно, чуял, да за руку поймать никак не мог.
– И тогда все остальные приневоленные попали под подозрение, – предположил я.
– Точно, – ответил за Хокинса мистер Филдз. – Причем краденое хозяин не искал – он решил потери компенсировать. Невольники работали вдвое больше обычного, а кто норму не выполнял, того били.
– А Джонс что? Продолжал воровать?
– Нет, он струхнул, но дела этим не поправил, – сказал мистер Филдз. – Хозяин решил не менять новые порядки. По-прежнему вымещает зло на невольниках.
– Которые вымещают зло на Джонсе, – докончил я.
– Не совсем так, – возразил Хокинс. – Джонс стал изгоем среди своих. Ему так больше невмоготу. Он хочет сбежать.
Я усмехнулся:
– Странный выбор для Тайной дороги. Неужто более достойных приневоленных нет, на кого силы потратить?
– Как не быть, братишка, есть, конечно. Да только мы не ради Джонсова блага, а из мести. Хозяину его мстим.
– Не понимаю.
– Джонс – он даром что плут, в поле семерых стоит. Это первое, – принялся перечислять Хокинс. – Второе – он на скрипке пиликать горазд. Третье – краснодеревщик – золотые руки, вот вроде тебя.
– Ну а к свободе это какое отношение имеет? – не унимался я.
– Свобода тут ни при чем. У нас война, братишка.
Я не нашелся с ответом, только вытаращился на них обоих.
– Не надо, слышишь? – предостерег Хокинс. – Не начинай мозгами ворочать снова-здорово. Лучше вспомни, куда тебя мысли-то в прошлый раз привели. Тут игра большая, планы – ого-го.
– И в чем они заключаются, планы эти?
– Хайрам, – вмешался мистер Филдз. – Чем меньше ты знаешь, тем тебе же лучше. Доверься нам. Не задавай лишних вопросов.
Он помолчал, как бы проверяя, дошли до меня его слова или нет.
– Я понимаю, Хайрам, очень трудно вот так взять и поверить. Честное слово, понимаю. С самого нашего знакомства ты сталкивался исключительно с обманом. Извини. Правдивость, открытость – не про нас, аболиционистов. Возможно, тебя убедит толика правды обо мне, даром что к нашей сегодняшней операции эта правда отношения не имеет. Я назову тебе свое настоящее имя, Хайрам. Я не Исайя Филдз, а Микайя Блэнд. Под именем «Филдз» я действую в Виргинии. Пожалуйста, обращайся ко мне именно так, пока мы выполняем задание. Но я рад, что теперь ты знаешь имя, данное мне родителями.
– Нет. Я о действиях. Покажите людей, которых вызволили. То есть нет, лучше дайте мне поучаствовать. Я ж ваши ожидания превзошел – вот и возьмите меня на задание.
– Хайрам! – Корринин голос звенел от волнения. Видимо, она сообразила, что может меня лишиться, если не докажет: все по-настоящему, результаты есть, и я к ним причастен. Не поверю – уйду, может, даже «переправлюсь», и тогда на мой дар ей рассчитывать нечего.
– Убедил, – произнесла Коррина. – Хочешь поучаствовать – поучаствуешь.
– Настоящее дело дадите? Честно?
– Честнее не бывает.
Глава 14
Итак, Коррина согласилась приоткрыть для меня завесу тайны. Но ей требовалась гарантия, что я не исчезну. И обеспечить мое постоянство она решила простым и надежным способом – задействовав меня в ликвидации Джорджи Паркса.
Я сам этим буквально жил, только ненавистью и держался что в тюрьме, что в яме. Страшные картины мести не оставляли меня и в Брайстоне. Но вот странность: уполномоченный на ликвидацию гнусного врага, фигурально выражаясь, уже и мечом вооруженный, я вдруг ощутил, что ненависть улеглась, подобно пожару. А все потому, что во весь рост передо мной встали последствия расправы с Джорджи Парксом.
– Ты, Хайрам, не первый, кто этому мерзавцу доверился, – объявила Коррина. – И точно не последний. Джорджи Паркс сейчас в Старфолле, паутину свою гнусную плетет.
Разговор происходил ночью. Мы сидели, по обыкновению, в подземной библиотеке – я, Коррина и Хокинс. Как раз окончились мои ежевечерние занятия. Слушая Коррину, я все яснее понимал, сколь заблуждался насчет Джорджи и продолжаю заблуждаться. Ибо часть моего сознания по-прежнему рисовала Джорджи этаким героем, фигурой почти мифической. Ну как же – приневоленный, который сам себя освободил! Масштабы его предательства поддавались осмыслению лишь при условии, что осмыслявший принимал и глубину творимого со своим народом зла. Ведь насколько надо было закабалить нас, овладеть нашими душами, чтобы даже герои, даже легенды наши играли угнетателям на руку!
План был следующий: мы используем наши способности к мимикрии и вовлечем Джорджи в предательство – только предаст он не очередного наивного беглеца, а своих хозяев.
– Вы же знаете, как с ним поступят, – сказал я.
– В лучшем случае повесят, – выдал Хокинс.
– А в худшем закуют в цепи, – произнес я. – С семьей разлучат. На Юг отправят. На плантации ему вкалывать, пока не загнется. И упаси Господь, другие приневоленные – там, на Юге, – узнают, за что Джорджи такая судьба.
– Ну, на это расчет худой. Слухами земля полнится, – обронил Хокинс.
– Да ведь мы тут грань переходим! – воскликнул я. – Или вы уже перешли, а теперь и меня тащите на ТУ сторону?
– По мне надо его просто грохнуть, и дело с концом. – Хокинс явно проигнорировал мои слова о грани.
– Так не годится, Хокинс, и тебе это известно, – возразила Коррина.
Она была права, только не с точки зрения морали. Райландовы ищейки, разумеется, едва ли вышли бы на нас – хотя и эту вероятность исключать не следовало; но они уж точно расправились бы с каждым из чернокожих, попавшим под подозрение. Нет, Джорджи Паркса следовало подставить, чтобы смерть он принял от хозяйской руки. Наша задача была – создать впечатление, что он двойной агент.
– Знаю я этих подонков, – говорила между тем Коррина, встряхивая головой. – Пусть у них соглашение с Джорджи – они скорее рабу поверят, чем свободному чернокожему. А тем более Джорджи Парксу с его-то репутацией. Холуй он по натуре. Вот они и сделают вывод, что Джорджи и перед иной властью не устоял.
– Перед властью Тайной дороги свободы? – переспросил я.
– Перед тем, что они считают Тайной дорогой свободы, – уточнила Коррина. – Допустим, в некоем доме обнаруживается бумага, из которой следует, что Джорджи Паркс, фигурально говоря, слуга двух господ. Что на самом деле он работает на Тайную дорогу. А через небольшое время уже у него самого находят поддельные паспорта, вольные, аболиционистские брошюры, официальные подтверждения поездок на Север…
– Для него это смерть, – сказал я.
– Точно, смерть, – согласился Хокинс.
– Ему не жить. Не в петле умрет, так в кандалах, – продолжал я. – Мы убийство затеваем.
– Да ведь Джорджи такую же участь тебе готовил, Хайрам! – Корринины серые глаза мстительно потемнели. – А скольких он и впрямь на тот свет отправил! Или на Юг. Сколько еще отправит, если его сейчас не ликвидировать! Джорджи тем страшен, что последнюю надежду на вызволение в пепел превращает. Тебе известно, сколько таким образом сгорело народу – маленьких девочек, стариков? Он целые семьи уничтожал! А на Юге тебе бывать не доводилось, Хайрам? То-то же. Я вот бывала. Это сущий ад, поверь мне. Страшные рассказы про Юг – ерунда по сравнению с настоящим положением вещей. Непосильная работа и деградация – вот что там имеет место. Никто такой участи не заслуживает, разве только сами рабовладельцы. И во вторую очередь – предатели вроде Джорджи Паркса.
Логика была ясна. Да только я чувствовал: на темную сторону перехожу, где романтики и в помине нет. Я о той романтике, что пьянила меня в ночь побега с Софией. Потому что рабство – это ловушка. И Джорджи тоже в ловушку попался. А значит, кто такая Коррина Куинн, чтобы судить его? Да и сам я далеко ли ушел от Джорджи? Сбегая из Локлесса, я какие мечты пестовал? Шкуру свою спасти и желанную женщину заполучить. Мелковато, подленько. Зато теперь я понял: мы войну ведем. Не такую, как в благородной древности, когда войско с войском да в чистом поле. Нет никакого поля; на одного агента – по сотне аристократов, и к каждому еще сотня представителей белого отребья приставлена. Газель – она разве меряется силой со львом? Нет, газель убегает. А мы не просто убегаем. Мы анализируем. Подстрекаем. Саботируем. Агитируем. Рушим.
– Наша это задача, и кончен разговор, – произнес Хокинс. – Кто, ежели не мы, а? Он, Джорджи то есть, семьи ломает, через него люди в тюрьму попадают да с молотка идут. Он цветом кожи своей прикрывается, а нам терпеть?
– Мы тебя не принуждаем, Хайрам, – снова заговорила Коррина. – Ты прав, обычно мы другим заняты, ликвидацию на себя не взваливаем. Но выхода нет. Мы все варианты перебрали, абсолютно все.
Возражать не приходилось.
Коррина положила передо мной новый конверт. Что внутри, я знал без расспросов – конечно, досье на очередного рабовладельца, краденые бумаги, которые помогут мне влезть во вражескую шкуру. Отходя, Коррина взглянула на меня – не с жалостью или сожалением, нет. С гневом испепеляющим.
* * *
Примерно через месяц, в сумерках, я оделся для тренировки и вышел из дому. Лето было в разгаре – ночи на птичий скок, дни бесконечные, пышные, знойные. Июль, одно слово. Навстречу мне двигались Хокинс и мистер Филдз, оба в дневных костюмах. Хокинс говорил, мистер Филдз косился по сторонам. Что-то грядет, подумалось мне. Хокинс оглядел меня с головы до пят и выдал:
– Нынче никакой работы. Завтра тоже. Иди отдыхай.
Уж не ослышался ли я? Правильно ли понял? Впрочем, сверление Хокинса глазами подтвердило: да, правильно.
– Дело есть, – сказал Хокинс.
Отдыха не получилось – ни вечером, ни ночью, ни наутро. Я понятия не имел о работе полевых агентов и едва не своротил себе мозг в усилии вообразить, как же эта работа строится. Вечером, надев удобные брюки, рубашку, шляпу и старые свои башмаки, я снова покинул дом. Меня уже ждали. Как ни старался я справиться с волнением, Хокинс, поймав мой взгляд, нервно хохотнул.
– Ты чего?
– Ничего, братишка. Теперь тебе назад пути нету. Не соскочишь, говорю. Уразумел?
– Конечно. Давно уже.
– Вот и молодец. Мы на плечи твои бремя тяжкое взваливаем. Я ведь сквозь тебя гляжу, понимаю, что в середке твоей делается, будто про себя самого. Так же вот потряхивало меня, когда первый раз шел… ну на задание то есть. Скоро сам увидишь.
– Едва ли Хайрам отдает себе полный отчет в происходящем, – заметил мистер Филдз. – Но отступать действительно некуда.
От домиков для агентов мы проследовали к особняку, вошли во флигель.
В комнате на столе обнаружился кувшин с тремя стаканами. Хокинс без промедлений налил всем по доброй порции забористого сидра. Пригубил, втянул ноздрями воздух и начал:
– На первый взгляд дело легкое. Всего-то день пути на Юг. Ну и обратно день. И вызволяем одного только.
– А на второй взгляд? – спросил я.
– Парень – настоящий. Ему подсоблять – это не по лесам круги наматывать, не над бумажками корпеть ночь напролет. Поди, надоело, братишка? Ничего. Будут тебе и патруль, и Райландовы ищейки – все в лучшем виде.
Хокинс запустил пальцы в шевелюру, покачал головой. Казалось, он боится за меня сильнее, чем я сам.
– Ладно, слушай, братишка. Парня звать Парнел Джонс. Он сильно подставил своих же, с плантации. Тот еще плут. У хозяина тащил что плохо лежало да белому отребью сбывал. Хозяин – тот, конечно, чуял, да за руку поймать никак не мог.
– И тогда все остальные приневоленные попали под подозрение, – предположил я.
– Точно, – ответил за Хокинса мистер Филдз. – Причем краденое хозяин не искал – он решил потери компенсировать. Невольники работали вдвое больше обычного, а кто норму не выполнял, того били.
– А Джонс что? Продолжал воровать?
– Нет, он струхнул, но дела этим не поправил, – сказал мистер Филдз. – Хозяин решил не менять новые порядки. По-прежнему вымещает зло на невольниках.
– Которые вымещают зло на Джонсе, – докончил я.
– Не совсем так, – возразил Хокинс. – Джонс стал изгоем среди своих. Ему так больше невмоготу. Он хочет сбежать.
Я усмехнулся:
– Странный выбор для Тайной дороги. Неужто более достойных приневоленных нет, на кого силы потратить?
– Как не быть, братишка, есть, конечно. Да только мы не ради Джонсова блага, а из мести. Хозяину его мстим.
– Не понимаю.
– Джонс – он даром что плут, в поле семерых стоит. Это первое, – принялся перечислять Хокинс. – Второе – он на скрипке пиликать горазд. Третье – краснодеревщик – золотые руки, вот вроде тебя.
– Ну а к свободе это какое отношение имеет? – не унимался я.
– Свобода тут ни при чем. У нас война, братишка.
Я не нашелся с ответом, только вытаращился на них обоих.
– Не надо, слышишь? – предостерег Хокинс. – Не начинай мозгами ворочать снова-здорово. Лучше вспомни, куда тебя мысли-то в прошлый раз привели. Тут игра большая, планы – ого-го.
– И в чем они заключаются, планы эти?
– Хайрам, – вмешался мистер Филдз. – Чем меньше ты знаешь, тем тебе же лучше. Доверься нам. Не задавай лишних вопросов.
Он помолчал, как бы проверяя, дошли до меня его слова или нет.
– Я понимаю, Хайрам, очень трудно вот так взять и поверить. Честное слово, понимаю. С самого нашего знакомства ты сталкивался исключительно с обманом. Извини. Правдивость, открытость – не про нас, аболиционистов. Возможно, тебя убедит толика правды обо мне, даром что к нашей сегодняшней операции эта правда отношения не имеет. Я назову тебе свое настоящее имя, Хайрам. Я не Исайя Филдз, а Микайя Блэнд. Под именем «Филдз» я действую в Виргинии. Пожалуйста, обращайся ко мне именно так, пока мы выполняем задание. Но я рад, что теперь ты знаешь имя, данное мне родителями.