Тайные виды на гору Фудзи
Часть 20 из 55 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Что за бэ-хэ, подумала Таня.
Ничего лучше, чем «большой хуй» в голову, если честно, не приходило – внешность Жизели и складка на шортах располагали именно к такой расшифровке. Таня покосилась на рабочий стол и заметила на нем упаковку шприцев. Так, еще лучше…
Жизель проследила за ее взглядом.
– Думаешь, для наркотиков? – усмехнулась она. – Нет. Это для инъекций тестостерона. От него мышцы растут и вообще… В моем случае тестостерон играет совершенно особую роль. Чтобы ты поняла, я тебе сейчас кое-что покажу. Чисто медицинская демонстрация, не смущайся…
Жизель сняла шорты и бесстыдно развернулась голым передком к Тане.
Таня даже не вздрогнула – а только изумленно покачала головой.
«Неужели опять? Вот то же самое? Да нет, так ведь не бывает… Не может быть».
– Погляди вот сюда, – сказала Жизель, расправляя свое обширное хозяйство руками. – Вот здесь, под кожей. Видишь? У мужика их два. А здесь сколько?
Таня заставила себя посмотреть.
– Четыре, – сказал она. – Правда четыре…
– В медицине такое называется «полиорхизмом», – сказала Жизель. – Только при полиорхизме обычно бывает три. Третье не работает – канатики перекручены или еще что-нибудь. А здесь работают все четыре. Как швейцарские хронометры. Но меня не следует бояться. Этот орган – больше не инструмент порабощения женщины. Это трофей. Как самурайская сабля в музее Пограничных войск. Все поставлено на службу нашему… Эй… Чего ты ревешь-то?
Таня к этому моменту безудержно рыдала.
С ней случилось то, что в благополучных сытых странах называют «триггерной реакцией» – один комплект мужских гениталий напомнил ей о другом, разбередив совсем свежую еще рану.
Жизель торопливо надела шорты.
– Ты чего… Мужскую мерзость, что ли, не видела?
Таня чувствовала легкое головокружение. Все ее женские инстинкты абсолютно точно знали – в происходящем нет никакого сексуального подтекста. И никакой перверсии. Ну то есть вообще. Она была в этом уверена и почему-то ощущала доверие к Жизели.
– В том и дело, что видела, – пожаловалась Таня. – Совсем недав… недав…
– Кто-то тебя обидел?
Таня кивнула.
– Кто?
– Волшебник, – взорвалась Таня слезами. – Волшебник, блять… В голубом… вертолете. Чтоб он сдох, су… су… сука…
Жизель не удивилась этим словам.
– Я как раз про него недавно писала, – сказала она, – про этого волшебника. Вот погоди-ка…
Она подошла к полке с папками.
– Где это… Черт, картинка отклеилась. Ну-ка, прочти.
Таня взяла протянутую ей страницу с мелким принтом и, отводя ее далеко от лица, чтобы не залить слезами, прочла:
Аршин 1. «Волшебник»
«Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете и бесплатно покажет кино…»
Весь ужас, все издевательское лицемерие русской судьбы поймано в этой песне.
Вот человек мечтает о чуде, ждет его, приближает как может, молится заветному камню, вовремя плюет через плечо, выстраивает продуманные отношения с метлой и порогом, словом, много лет все делает как надо, и наконец – чу! – он услышан Силой.
Рокочут лопасти, с неба спускается голубой вертолет (час полета – штука баксов), из него выходит волшебник – и что он делает? Превращает камни в золото? Дарит вечную юность? Дает принца в женихи?
Нет, он бесплатно показывает кино. И улетает.
А то, может быть, мы на торрент за таким говном ходить не умеем? Лучше бы просто перевел бабки за аренду вертолета и даже не светил своего хитрого голубого еблища.
Но весь контрапунктик русской фуги именно в том, что волшебник прилетит, покажет, улетит, а ты оплатишь его вертолет последним кармическим ресурсом своей удачи и счастья. И хоть бы он был один такой, этот волшебник. Но нет, не надейся: Россия – страна волшебников. И все они сидят в засаде и ждут твоего дня рождения.
И если ты думаешь, товарищ, что социальная революция изменит такое положение дел, это с твоей стороны чрезвычайно наивно и даже глупо. На волшебниках появятся цветные банты, только и всего.
И как ты полагаешь, кто эти банты оплатит?
Вот, по блеску слез в твоих глазах я вижу – ты уже начинаешь что-то понимать…
Как ни странно, дочитав отрывок, Таня как раз почувствовала, что слезы из ее глаз больше не льются. Это было про нее. Полностью про нее.
Жизель знала о жизни все.
Мало того, Таня с удивлением поняла, что чувствует себя очень хорошо и спокойно. Диковатая выходка Жизели словно прорезала нарыв в ее сердце – и весь накопившийся душевный гной вылился наружу вместе с потоком слез. Таня была благодарна за этот неожиданный катарсис.
– Да, – сказала она, возвращая страницу, – точно до последнего слова. Откуда это?
– Из моей коллекции «Аршины Тарковского», – сказала Жизель, пряча лист назад в папку. – Русские архетипы, так сказать. Локальная версия «Арканов Таро». Ты думаешь, такое происходит только с тобой? Это происходит здесь со всеми без исключения…
– Ты мудрая, – сказала Таня. – Спасибо.
Последняя тень недоверия к новой знакомой исчезла из души. Но думать о ней в женском роде было еще непривычно.
Жизель поставила папку назад на полку. Таня тем временем еще раз осмотрела разложенную на столе обойму шприцев.
– А зачем тебе тестостерон колоть? – спросила она. – Неужели от четырех яиц мало?
– Вот в этом все и дело, – сказала Жизель и приложила палец к черной звездочке на своей лоснящейся груди. – Посмотри сюда. Это величайший из придуманных человеком символов, инь-ян. Что, по-твоему, он выражает?
– Что?
– В максимальном сгущении женского зарождается мужское. В максимальном сгущении мужского зарождается женское… Понимаешь?
Таня отрицательно покачала головой.
– Я – максимальное сгущение мужского. И поэтому я – одновременно самое чистое и сакральное женское, зародившееся в его центре… Я алхимическая женщина. Если хочешь, женщина в третьей степени. Патриархия во мне достигла предела и обрела свою смерть. Про таких, как я, пока не знают даже самые передовые активистки.
Таня только несколько раз моргнула. Она понимала логику Жизели, но низкий, буквально сочащийся тестостероном голос не до конца увязывался со смыслом долетающих до нее слов.
Жизель улыбнулась.
– Понимаю твое недоверие, – сказала она. – Но подумай сама – разве в этом есть что-то удивительное? Вот возьмем борьбу за освобождение рабочего класса. Кто привел рабочих к их великой победе? Самый сильный кузнец? Или самый умелый токарь? Нет. Это сделал дворянин Ульянов. Полный антагонист рабочих по своему происхождению. А до него были Маркс и Энгельс, которых тоже трудно отнести к трудовому народу… Князь Кропоткин, в конце концов… Граф Толстой… Все эти люди, если угодно, были алхимическими рабочими и крестьянами.
– То есть ты хочешь сказать, – наморщилась Таня, – женщины такие глупые, что руководить ими должен мужик с четырьмя яйцами?
– Я не мужик с четырьмя яйцами. Я Жизель. Алхимическая женщина, родившаяся из сверхконцентрации мужского начала. В будущем мы поставим тестостерон на службу женщине и такие глупые подходы к гендеру исчезнут вообще. Любая женщина, если захочет, сможет иметь хоть два яйца, хоть четыре, хоть все восемь. Это станет самым обычным делом. Но произойдет это еще не скоро. Сегодня мы только начинаем борьбу. И я не руковожу женщинами. Я учу их, как мастер Йода учил подпольщиков-джедаев. Если хочешь, я буду учить и тебя.
– Чему?
– Тому, как поставить украденный у женщины мир обратно ей на службу – и вернуть мужчину в выделенную ему природой нишу, откуда он сбежал десять тысяч лет назад.
– Почему именно десять тысяч?
– Это примерная цифра, которой оперирует феминистическая антропология, – ответила Жизель. – Речь идет о рубеже, когда был низвергнут матриархат и женщина стала рабой мужских капризов. В одном месте это произошло десять тысяч лет назад, в другом шесть, и так далее. Цифра меняется от культуры к культуре. Но само ниспровержение материнского права – исторический факт. Об этом писал еще Энгельс.
Ни один из мужиков, которых помнила Таня, никогда не говорил с ней на эти темы – и таким языком.
– Да, – сказала Таня, – от мужчин я такого не слышала.
– Поверь, – Жизель приложила ладонь к своей черной звезде, – пройдет всего несколько дней, и ты увидишь во мне подругу. Старшую мудрую сестру. И эта сестра объяснит тебе то, чего ты раньше не понимала. Не по женской глупости, а потому, что это знание тщательно прячет от нас патриархия.
– В смысле, церковь?
– Нет, – покачала головой Жизель. – Патриархия – это не только попы. Это весь мировой порядок вещей. Та Патриархия, о которой ты подумала, тоже часть этого порядка. Не зря же у нее такое название… Но дело тут не в религии.
– А в чем?
– Идем в комнату для занятий, – сказала Жизель. – У нас есть пара часов – и я объясню тебе биологические основы нашей борьбы.
***
«Комната для занятий» не походила на класс с партами.
Это было практически пустое помещение с проектором под потолком. Пол здесь тоже был полностью закрыт – но уже не спортивными матами, а иранскими коврами-чилимами. Окна были плотно зашторены.
В центре комнаты размещалась медицинская кушетка с мощными пластиковыми скобами для рук и ног. Мебели было мало – только в углу белел медицинского вида шкаф да у стены стояло несколько простых деревянных стульев. На коврах валялись мелкие разноцветные подушки.
Ничего лучше, чем «большой хуй» в голову, если честно, не приходило – внешность Жизели и складка на шортах располагали именно к такой расшифровке. Таня покосилась на рабочий стол и заметила на нем упаковку шприцев. Так, еще лучше…
Жизель проследила за ее взглядом.
– Думаешь, для наркотиков? – усмехнулась она. – Нет. Это для инъекций тестостерона. От него мышцы растут и вообще… В моем случае тестостерон играет совершенно особую роль. Чтобы ты поняла, я тебе сейчас кое-что покажу. Чисто медицинская демонстрация, не смущайся…
Жизель сняла шорты и бесстыдно развернулась голым передком к Тане.
Таня даже не вздрогнула – а только изумленно покачала головой.
«Неужели опять? Вот то же самое? Да нет, так ведь не бывает… Не может быть».
– Погляди вот сюда, – сказала Жизель, расправляя свое обширное хозяйство руками. – Вот здесь, под кожей. Видишь? У мужика их два. А здесь сколько?
Таня заставила себя посмотреть.
– Четыре, – сказал она. – Правда четыре…
– В медицине такое называется «полиорхизмом», – сказала Жизель. – Только при полиорхизме обычно бывает три. Третье не работает – канатики перекручены или еще что-нибудь. А здесь работают все четыре. Как швейцарские хронометры. Но меня не следует бояться. Этот орган – больше не инструмент порабощения женщины. Это трофей. Как самурайская сабля в музее Пограничных войск. Все поставлено на службу нашему… Эй… Чего ты ревешь-то?
Таня к этому моменту безудержно рыдала.
С ней случилось то, что в благополучных сытых странах называют «триггерной реакцией» – один комплект мужских гениталий напомнил ей о другом, разбередив совсем свежую еще рану.
Жизель торопливо надела шорты.
– Ты чего… Мужскую мерзость, что ли, не видела?
Таня чувствовала легкое головокружение. Все ее женские инстинкты абсолютно точно знали – в происходящем нет никакого сексуального подтекста. И никакой перверсии. Ну то есть вообще. Она была в этом уверена и почему-то ощущала доверие к Жизели.
– В том и дело, что видела, – пожаловалась Таня. – Совсем недав… недав…
– Кто-то тебя обидел?
Таня кивнула.
– Кто?
– Волшебник, – взорвалась Таня слезами. – Волшебник, блять… В голубом… вертолете. Чтоб он сдох, су… су… сука…
Жизель не удивилась этим словам.
– Я как раз про него недавно писала, – сказала она, – про этого волшебника. Вот погоди-ка…
Она подошла к полке с папками.
– Где это… Черт, картинка отклеилась. Ну-ка, прочти.
Таня взяла протянутую ей страницу с мелким принтом и, отводя ее далеко от лица, чтобы не залить слезами, прочла:
Аршин 1. «Волшебник»
«Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете и бесплатно покажет кино…»
Весь ужас, все издевательское лицемерие русской судьбы поймано в этой песне.
Вот человек мечтает о чуде, ждет его, приближает как может, молится заветному камню, вовремя плюет через плечо, выстраивает продуманные отношения с метлой и порогом, словом, много лет все делает как надо, и наконец – чу! – он услышан Силой.
Рокочут лопасти, с неба спускается голубой вертолет (час полета – штука баксов), из него выходит волшебник – и что он делает? Превращает камни в золото? Дарит вечную юность? Дает принца в женихи?
Нет, он бесплатно показывает кино. И улетает.
А то, может быть, мы на торрент за таким говном ходить не умеем? Лучше бы просто перевел бабки за аренду вертолета и даже не светил своего хитрого голубого еблища.
Но весь контрапунктик русской фуги именно в том, что волшебник прилетит, покажет, улетит, а ты оплатишь его вертолет последним кармическим ресурсом своей удачи и счастья. И хоть бы он был один такой, этот волшебник. Но нет, не надейся: Россия – страна волшебников. И все они сидят в засаде и ждут твоего дня рождения.
И если ты думаешь, товарищ, что социальная революция изменит такое положение дел, это с твоей стороны чрезвычайно наивно и даже глупо. На волшебниках появятся цветные банты, только и всего.
И как ты полагаешь, кто эти банты оплатит?
Вот, по блеску слез в твоих глазах я вижу – ты уже начинаешь что-то понимать…
Как ни странно, дочитав отрывок, Таня как раз почувствовала, что слезы из ее глаз больше не льются. Это было про нее. Полностью про нее.
Жизель знала о жизни все.
Мало того, Таня с удивлением поняла, что чувствует себя очень хорошо и спокойно. Диковатая выходка Жизели словно прорезала нарыв в ее сердце – и весь накопившийся душевный гной вылился наружу вместе с потоком слез. Таня была благодарна за этот неожиданный катарсис.
– Да, – сказала она, возвращая страницу, – точно до последнего слова. Откуда это?
– Из моей коллекции «Аршины Тарковского», – сказала Жизель, пряча лист назад в папку. – Русские архетипы, так сказать. Локальная версия «Арканов Таро». Ты думаешь, такое происходит только с тобой? Это происходит здесь со всеми без исключения…
– Ты мудрая, – сказала Таня. – Спасибо.
Последняя тень недоверия к новой знакомой исчезла из души. Но думать о ней в женском роде было еще непривычно.
Жизель поставила папку назад на полку. Таня тем временем еще раз осмотрела разложенную на столе обойму шприцев.
– А зачем тебе тестостерон колоть? – спросила она. – Неужели от четырех яиц мало?
– Вот в этом все и дело, – сказала Жизель и приложила палец к черной звездочке на своей лоснящейся груди. – Посмотри сюда. Это величайший из придуманных человеком символов, инь-ян. Что, по-твоему, он выражает?
– Что?
– В максимальном сгущении женского зарождается мужское. В максимальном сгущении мужского зарождается женское… Понимаешь?
Таня отрицательно покачала головой.
– Я – максимальное сгущение мужского. И поэтому я – одновременно самое чистое и сакральное женское, зародившееся в его центре… Я алхимическая женщина. Если хочешь, женщина в третьей степени. Патриархия во мне достигла предела и обрела свою смерть. Про таких, как я, пока не знают даже самые передовые активистки.
Таня только несколько раз моргнула. Она понимала логику Жизели, но низкий, буквально сочащийся тестостероном голос не до конца увязывался со смыслом долетающих до нее слов.
Жизель улыбнулась.
– Понимаю твое недоверие, – сказала она. – Но подумай сама – разве в этом есть что-то удивительное? Вот возьмем борьбу за освобождение рабочего класса. Кто привел рабочих к их великой победе? Самый сильный кузнец? Или самый умелый токарь? Нет. Это сделал дворянин Ульянов. Полный антагонист рабочих по своему происхождению. А до него были Маркс и Энгельс, которых тоже трудно отнести к трудовому народу… Князь Кропоткин, в конце концов… Граф Толстой… Все эти люди, если угодно, были алхимическими рабочими и крестьянами.
– То есть ты хочешь сказать, – наморщилась Таня, – женщины такие глупые, что руководить ими должен мужик с четырьмя яйцами?
– Я не мужик с четырьмя яйцами. Я Жизель. Алхимическая женщина, родившаяся из сверхконцентрации мужского начала. В будущем мы поставим тестостерон на службу женщине и такие глупые подходы к гендеру исчезнут вообще. Любая женщина, если захочет, сможет иметь хоть два яйца, хоть четыре, хоть все восемь. Это станет самым обычным делом. Но произойдет это еще не скоро. Сегодня мы только начинаем борьбу. И я не руковожу женщинами. Я учу их, как мастер Йода учил подпольщиков-джедаев. Если хочешь, я буду учить и тебя.
– Чему?
– Тому, как поставить украденный у женщины мир обратно ей на службу – и вернуть мужчину в выделенную ему природой нишу, откуда он сбежал десять тысяч лет назад.
– Почему именно десять тысяч?
– Это примерная цифра, которой оперирует феминистическая антропология, – ответила Жизель. – Речь идет о рубеже, когда был низвергнут матриархат и женщина стала рабой мужских капризов. В одном месте это произошло десять тысяч лет назад, в другом шесть, и так далее. Цифра меняется от культуры к культуре. Но само ниспровержение материнского права – исторический факт. Об этом писал еще Энгельс.
Ни один из мужиков, которых помнила Таня, никогда не говорил с ней на эти темы – и таким языком.
– Да, – сказала Таня, – от мужчин я такого не слышала.
– Поверь, – Жизель приложила ладонь к своей черной звезде, – пройдет всего несколько дней, и ты увидишь во мне подругу. Старшую мудрую сестру. И эта сестра объяснит тебе то, чего ты раньше не понимала. Не по женской глупости, а потому, что это знание тщательно прячет от нас патриархия.
– В смысле, церковь?
– Нет, – покачала головой Жизель. – Патриархия – это не только попы. Это весь мировой порядок вещей. Та Патриархия, о которой ты подумала, тоже часть этого порядка. Не зря же у нее такое название… Но дело тут не в религии.
– А в чем?
– Идем в комнату для занятий, – сказала Жизель. – У нас есть пара часов – и я объясню тебе биологические основы нашей борьбы.
***
«Комната для занятий» не походила на класс с партами.
Это было практически пустое помещение с проектором под потолком. Пол здесь тоже был полностью закрыт – но уже не спортивными матами, а иранскими коврами-чилимами. Окна были плотно зашторены.
В центре комнаты размещалась медицинская кушетка с мощными пластиковыми скобами для рук и ног. Мебели было мало – только в углу белел медицинского вида шкаф да у стены стояло несколько простых деревянных стульев. На коврах валялись мелкие разноцветные подушки.