Тайные виды на гору Фудзи
Часть 19 из 55 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Через час ее снова дернуло к холодильнику, где стояла бутылка водки – но она остановила себя опять. Ей вспомнились слова старичка из леса:
«Сейчас ты мертвая. И поэтому совсем новая и сильная».
Таня не чувствовала в себе ни новизны, ни силы – но понимала, что, если выпить водки с соком, а потом, например, зареветь, позвонить кому-нибудь и пожаловаться на судьбу, все постепенно пройдет и забудется. Несколько дней, всего несколько дней, и жизнь наладится опять.
Но это и будет тем самым, про что грибник сказал «думки заедят».
Он был прав. Это не она сама, а именно думки хотели, чтобы она набралась и опять принялась их думать. Как думала последние двадцать лет или около того.
Но теперь что-то изменилось. Она могла послать думки к черту… впрочем, нет, посылать – уже означало их думать. Она могла просто не брать ничего в голову, потому что была мертвая.
И, если она все это понимала и до сих пор не пускала в себя ни водку, ни старые мысли, значит, грибник был прав – она была новая и сильная. Эту силу ни в коем случае нельзя было растерять. Ее следовало приложить к себе и миру.
Она приняла теплый душ, смазала бетадином царапины на ногах и легла спать.
Утром она проснулась – и в первый момент испугалась, что думки опять возьмут над ней власть, и она снова станет прежней Таней.
Но этого не случилось. Мало того, она помнила: ей снилось что-то значительное и важное, и, хоть сам сон позабылся, она точно знала, что делать.
Приняв душ, она пошла в продуктовый и купила много необычной для себя пищи: йогурт без сахара, мелкие овсяные хлопья, виноград, семечки и орехи. Раньше такой завтрак показался бы ей унылым – а где яйца? Где масло и тосты? Где бекон или хотя бы голубой сыр?
Завтрак, как она твердо усвоила из самых разных диетических программ, мог быть любым – контролировать следовало обед, ужин и все то, что между. Но теперь дело было не в калориях. Надо было зарядить себя правильной спокойной энергией, и она чувствовала, какая еда годится, а какая нет.
Поев, она положила на стол перед собой кусок бересты с телефоном и полчаса глядела на него без всяких мыслей. Она знала одно – кроме этого белого квадрата коры, у нее в жизни ничего больше нет.
Впрочем, могло оказаться, что у нее нет ничего вообще.
Все выяснится после звонка.
Она набрала процарапанный в бересте номер. Через пару гудков на том конце ответил низкий и вязкий мужской голос.
– Алло.
– Доброе утро. Можно Жизелло?
– Такого здесь нет, – с неудовольствием, как показалось Тане, ответил голос. – Никогда не было. И никогда не будет.
Таня несколько секунд молчала. Облом. Ну конечно, и тут облом. Чего она ждала? Ее палец уже дернулся, чтобы нажать на отбой, но она все-таки спросила:
– Такого нет, хорошо. А какой есть?
– Не какой, а какая, – ответил голос. – Есть Жизель. И она очень не любит, когда ее называют Жизеллой.
Таня поняла, что след пока не потерян.
– Можно с ней поговорить?
– Ты и так с ней говоришь. Пора уже что-нибудь и сказать.
Тане показалось, что вокруг потемнело.
Над ней просто издевались – голос был отчетливо мужским. Настолько мужским, что даже напомнил ей Высоцкого на медленной скорости, услышанного однажды в детстве. Ей опять захотелось нажать на красный кружок отбоя – и опять в последний момент она передумала.
– А почему Жизель не любит, когда ее называют Жизеллой? – вкрадчиво и нежно спросила она.
– Потому что Жизелло – это отвратительная мужская шутка. Слово, похожее на зубило. Так урла говорит – брателло, водилло, и так далее. А я Жизель. Не как на зоне, а как в балете. Разницу понимаешь?
– Да, – ответила Таня. – Конечно понимаю, Жизель. Извините.
– Давай на ты. Я со всеми на ты.
– Хорошо, – сказала Таня.
– Ты кто?
– Я Таня.
– Откуда у тебя этот номер?
Таня глянула на кусок бересты.
– От Павла Васильевича.
– А-а-а… Тогда все понятно. Как поживает старый шовинист?
– Вроде хорошо. Грибочки собирает.
– Ага… Значит, он тебе дал телефон и велел позвонить?
– Да, – ответила Таня. – Вчера в лесу.
– Что еще он сказал?
– Сказал, что я в жизни заблудилась. И ты мне поможешь.
– Угу… Еще что-нибудь говорил?
– Сказал, что я мертвая и сильная. И чтобы я записалась на тренинг.
– Мертвая и сильная, это хорошо. Только у меня не тренинг. Тренинги в фейсбуке. У меня школа женского духа… В общем, приходи.
– Когда? – спросила Таня.
– Да прямо сейчас приезжай. Можешь?
– Конечно.
– Тогда пиши адрес.
Адрес Таня записала на том же куске бересты, с другой стороны.
***
Жизель жила на последнем этаже огромного нового дома.
Таня позвонила в дверь. Прошла минута, что-то мелькнуло в дверном глазке, и дверь открылась.
Перед Таней стоял агрессивно перекачанный мужик в коротких спортивных шортах.
Он был еще относительно молод, но уже лыс – последние кустики волос на темени были тщательно подбриты. Его короткие усы походили на кусок приклеенного к губе ботиночного шнурка. В руке он держал огромный стакан с какой-то розово-белой взвесью.
Он действительно был перекачан даже по сравнению с другими качками-уродцами, которых Тане доводилось наблюдать в спортзалах, и напоминал сложную конструкцию из колбас, колбасок и шаров зельца в лоснящейся коже.
На его груди была обширная татуировка: слева – китайский инь-ян с большой черной звездой в светлой половине, справа – другая звезда, шестиконечная, с симпатичной курочкой внутри. Вокруг этих смысловых полюсов, как значки на куртке у фрика, были разбросаны многочисленные магические и каббалистические тату номиналом поменьше.
– Здравствуйте, – сказала Таня. – Я Таня. К Жизели.
– Заходи.
Таня вошла в квартиру.
Открытое пространство, куда она попала, больше напоминало спортзал. Черные упругие маты на полу, машина для ног, турник, лавки, штанги на стойке… Пройдя среди разбросанных по полу гантелей, Таня оказалась на кухне.
Кухня походила на химическую лабораторию – весь рабочий стол занимала пирамида разноцветных пластиковых банок и баночек со спортивными порошками, напоминающими своей маркировкой сорта ракетного топлива. Среди банок стоял огромный миксер профессионального вида.
– Хочешь смузи?
– Спасибо, – сказала Таня. – Может быть, потом. А Жизель…
– Это я. Я женщина.
Таня уже поняла, что именно этот голос и говорил с ней по телефону, но все равно покраснела.
– Садись, – сказала Жизель. – И не думай, пожалуйста, что я психованная с отклонениями. Или попытаюсь сейчас тебя изнасиловать на столе. Нет. Я вообще не по секс-части – ни так, ни эдак. Но по внутренней духовной идентичности я женщина. А по роду занятий философка. Смотри, все это мои книги. Ждут своего дня…
Жизель показала на полку с серыми бумажными скоросшивателями. Их было много. На их корешках темнели разнокалиберные штемпели:
ЖИЗЕЛЬ Б.-Х.
«Сейчас ты мертвая. И поэтому совсем новая и сильная».
Таня не чувствовала в себе ни новизны, ни силы – но понимала, что, если выпить водки с соком, а потом, например, зареветь, позвонить кому-нибудь и пожаловаться на судьбу, все постепенно пройдет и забудется. Несколько дней, всего несколько дней, и жизнь наладится опять.
Но это и будет тем самым, про что грибник сказал «думки заедят».
Он был прав. Это не она сама, а именно думки хотели, чтобы она набралась и опять принялась их думать. Как думала последние двадцать лет или около того.
Но теперь что-то изменилось. Она могла послать думки к черту… впрочем, нет, посылать – уже означало их думать. Она могла просто не брать ничего в голову, потому что была мертвая.
И, если она все это понимала и до сих пор не пускала в себя ни водку, ни старые мысли, значит, грибник был прав – она была новая и сильная. Эту силу ни в коем случае нельзя было растерять. Ее следовало приложить к себе и миру.
Она приняла теплый душ, смазала бетадином царапины на ногах и легла спать.
Утром она проснулась – и в первый момент испугалась, что думки опять возьмут над ней власть, и она снова станет прежней Таней.
Но этого не случилось. Мало того, она помнила: ей снилось что-то значительное и важное, и, хоть сам сон позабылся, она точно знала, что делать.
Приняв душ, она пошла в продуктовый и купила много необычной для себя пищи: йогурт без сахара, мелкие овсяные хлопья, виноград, семечки и орехи. Раньше такой завтрак показался бы ей унылым – а где яйца? Где масло и тосты? Где бекон или хотя бы голубой сыр?
Завтрак, как она твердо усвоила из самых разных диетических программ, мог быть любым – контролировать следовало обед, ужин и все то, что между. Но теперь дело было не в калориях. Надо было зарядить себя правильной спокойной энергией, и она чувствовала, какая еда годится, а какая нет.
Поев, она положила на стол перед собой кусок бересты с телефоном и полчаса глядела на него без всяких мыслей. Она знала одно – кроме этого белого квадрата коры, у нее в жизни ничего больше нет.
Впрочем, могло оказаться, что у нее нет ничего вообще.
Все выяснится после звонка.
Она набрала процарапанный в бересте номер. Через пару гудков на том конце ответил низкий и вязкий мужской голос.
– Алло.
– Доброе утро. Можно Жизелло?
– Такого здесь нет, – с неудовольствием, как показалось Тане, ответил голос. – Никогда не было. И никогда не будет.
Таня несколько секунд молчала. Облом. Ну конечно, и тут облом. Чего она ждала? Ее палец уже дернулся, чтобы нажать на отбой, но она все-таки спросила:
– Такого нет, хорошо. А какой есть?
– Не какой, а какая, – ответил голос. – Есть Жизель. И она очень не любит, когда ее называют Жизеллой.
Таня поняла, что след пока не потерян.
– Можно с ней поговорить?
– Ты и так с ней говоришь. Пора уже что-нибудь и сказать.
Тане показалось, что вокруг потемнело.
Над ней просто издевались – голос был отчетливо мужским. Настолько мужским, что даже напомнил ей Высоцкого на медленной скорости, услышанного однажды в детстве. Ей опять захотелось нажать на красный кружок отбоя – и опять в последний момент она передумала.
– А почему Жизель не любит, когда ее называют Жизеллой? – вкрадчиво и нежно спросила она.
– Потому что Жизелло – это отвратительная мужская шутка. Слово, похожее на зубило. Так урла говорит – брателло, водилло, и так далее. А я Жизель. Не как на зоне, а как в балете. Разницу понимаешь?
– Да, – ответила Таня. – Конечно понимаю, Жизель. Извините.
– Давай на ты. Я со всеми на ты.
– Хорошо, – сказала Таня.
– Ты кто?
– Я Таня.
– Откуда у тебя этот номер?
Таня глянула на кусок бересты.
– От Павла Васильевича.
– А-а-а… Тогда все понятно. Как поживает старый шовинист?
– Вроде хорошо. Грибочки собирает.
– Ага… Значит, он тебе дал телефон и велел позвонить?
– Да, – ответила Таня. – Вчера в лесу.
– Что еще он сказал?
– Сказал, что я в жизни заблудилась. И ты мне поможешь.
– Угу… Еще что-нибудь говорил?
– Сказал, что я мертвая и сильная. И чтобы я записалась на тренинг.
– Мертвая и сильная, это хорошо. Только у меня не тренинг. Тренинги в фейсбуке. У меня школа женского духа… В общем, приходи.
– Когда? – спросила Таня.
– Да прямо сейчас приезжай. Можешь?
– Конечно.
– Тогда пиши адрес.
Адрес Таня записала на том же куске бересты, с другой стороны.
***
Жизель жила на последнем этаже огромного нового дома.
Таня позвонила в дверь. Прошла минута, что-то мелькнуло в дверном глазке, и дверь открылась.
Перед Таней стоял агрессивно перекачанный мужик в коротких спортивных шортах.
Он был еще относительно молод, но уже лыс – последние кустики волос на темени были тщательно подбриты. Его короткие усы походили на кусок приклеенного к губе ботиночного шнурка. В руке он держал огромный стакан с какой-то розово-белой взвесью.
Он действительно был перекачан даже по сравнению с другими качками-уродцами, которых Тане доводилось наблюдать в спортзалах, и напоминал сложную конструкцию из колбас, колбасок и шаров зельца в лоснящейся коже.
На его груди была обширная татуировка: слева – китайский инь-ян с большой черной звездой в светлой половине, справа – другая звезда, шестиконечная, с симпатичной курочкой внутри. Вокруг этих смысловых полюсов, как значки на куртке у фрика, были разбросаны многочисленные магические и каббалистические тату номиналом поменьше.
– Здравствуйте, – сказала Таня. – Я Таня. К Жизели.
– Заходи.
Таня вошла в квартиру.
Открытое пространство, куда она попала, больше напоминало спортзал. Черные упругие маты на полу, машина для ног, турник, лавки, штанги на стойке… Пройдя среди разбросанных по полу гантелей, Таня оказалась на кухне.
Кухня походила на химическую лабораторию – весь рабочий стол занимала пирамида разноцветных пластиковых банок и баночек со спортивными порошками, напоминающими своей маркировкой сорта ракетного топлива. Среди банок стоял огромный миксер профессионального вида.
– Хочешь смузи?
– Спасибо, – сказала Таня. – Может быть, потом. А Жизель…
– Это я. Я женщина.
Таня уже поняла, что именно этот голос и говорил с ней по телефону, но все равно покраснела.
– Садись, – сказала Жизель. – И не думай, пожалуйста, что я психованная с отклонениями. Или попытаюсь сейчас тебя изнасиловать на столе. Нет. Я вообще не по секс-части – ни так, ни эдак. Но по внутренней духовной идентичности я женщина. А по роду занятий философка. Смотри, все это мои книги. Ждут своего дня…
Жизель показала на полку с серыми бумажными скоросшивателями. Их было много. На их корешках темнели разнокалиберные штемпели:
ЖИЗЕЛЬ Б.-Х.