Тайна замка Роксфорд-Холл
Часть 24 из 33 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Теперь уже не было нужды в искусственном ударе молнии: все, что Магнусу нужно было сделать, — это поместить тело Корнелиуса в доспехи и незаметно выскользнуть из Холла. Но почему же тело так и не было найдено? Даже если предположить, что молния и правда ударила в Холл, я не верю, что Корнелиус мог бесследно испариться с лица земли. Судьба самого Магнуса, постигшая его вскоре после этого, — лучшее тому доказательство. И я отказываюсь верить, что исчезновение Корнелиуса, происшедшее в нужный момент, словно по сигналу, — это простое совпадение. Да к тому же исчезновение Корнелиуса было явно не в интересах Магнуса: из-за этого события ему пришлось ожидать наследства два года, да и судебное разбирательство обошлось недешево.
Тут Вернон Рафаэл поднял руку, чтобы предупредить вопрос, который собирался задать ему профессор Чарнелл.
— С вашего позволения я хотел бы закончить изложение своих тезисов, прежде чем мы начнем обсуждение. Во время этого двухлетнего перерыва Магнус Роксфорд женился на молодой женщине, которая, как предполагалось, обладала даром ясновидения, то есть он обрел идеальную сообщницу для того мошенничества, какое замыслил осуществить.
До сих пор я слушала с глубочайшим вниманием, но последнее его утверждение внезапно заставило меня перестать его слушать. Я собралась было возразить, но сразу же поняла, что смогу сделать это, только если признаюсь в существовании дневника Нелл.
— Хотя показания Годвина Риза, Джона Монтегю и дворецкого Болтона заставили судей поверить, что Роксфорды некоторое время были отчуждены друг от друга, не исключено, что видимость отчуждения — во всяком случае поначалу — была результатом договоренности, существовавшей меж супругами. Цель — помочь Магнусу соблазнить миссис Брайант и, возможно, усилить эффект спиритического дара Элинор: если бы увидели, что она выступает в роли медиума против собственной воли, иллюзия стала бы еще более убедительной. Магнус сделал пробные шаги и очаровал миссис Брайант настолько, что смог получить у нее первоначальную сумму в десять тысяч фунтов, прежде чем на сцене появилась Элинор Роксфорд. Эти деньги, как вы знаете, он обратил в бриллианты — легко переносимое и столь же легко продаваемое имущество.
Я уверен, что его намерением было устроить сеанс примерно в том же духе, что сегодняшняя демонстрация. Дар Элинор Роксфорд отлично способствовал бы всему предприятию, и покойный отец миссис Брайант, несомненно, появился бы, всячески поощряя передачу всего ее имущества на нужды санатория Магнуса Роксфорда. Однако к тому времени, как вся компания прибыла в Холл, Элинор Роксфорд обратилась в противницу своего мужа. Возможно, она приревновала его к миссис Брайант, или, что также возможно, она и вправду, как предполагал кое-кто, собиралась бежать с любовником. В любом случае ее психическое состояние было явно недостаточно стабильным. Она рассорилась с матерью и сестрой, ее прежний жених погиб у Холла при загадочных обстоятельствах, и, судя по показаниям Годвина Риза, она в своем видении предвидела его смерть. Магнус отправил ее сюда, в Холл, с ребенком, с которым она никак не хотела расставаться, чтобы она смогла подготовиться к своей роли в задуманном мошенничестве…
И опять я открыла было рот, чтобы возразить ему, но снова передумала.
— …Должно быть, Магнус был очень уверен в своей власти над нею. Но его план рухнул из-за смерти миссис Брайант в первую же ночь после их приезда.
Вы, несомненно, припомните, что была найдена записка, адресованная миссис Брайант рукой Элинор Роксфорд, с приглашением выйти на галерею в полночь, чтобы там с ней встретиться. Здесь имеется несколько предположений. Вероятно, Элинор собиралась выдать замысел Магнуса или просто сорвать этот замысел, до умопомрачения перепугав миссис Брайант. Вы сами видите, с какой легкостью при помощи этого аппарата можно женщину со слабым сердцем напугать до смерти — в буквальном смысле слова. Разумеется, Магнус в результате задуманной им демонстрации рисковал убить курицу, несущую золотые яйца, но это был риск, на который ему необходимо было пойти, тем более что миссис Брайант явилась бы на сеанс, вполне ожидая увидеть что-то необычайное, тогда как на сей раз ее поразило нечто совершенно неожиданное.
Остальное не требует долгих рассуждений. Элинор Роксфорд удалось укрыться в своей комнате в то время, как во всем доме поднялась тревога. Вряд ли мне стоит напоминать вам, что существующее представление о безумии, — (это было сказано с поклоном в сторону доктора Давенанта), — в значительной степени ошибочно. Человек, а в нашем случае — женщина, в состоянии помрачения ума может совершать чудовищные преступления, периодами сохраняя ясное сознание и, по всей видимости, разумно мысля.
В эту же ночь Элинор Роксфорд нашла время, чтобы подготовить сцену своего исчезновения. Она спрятала дочь — или убила ее… Мне жаль огорчать вас, мисс Лэнгтон, но второй вариант наиболее вероятен. Оставшись одна, женщина имела больше шансов укрыться от последовавших затем поисков; у женщины с ребенком на руках вряд ли остался бы хоть один шанс для этого. Если только она не договорилась передать ребенка сообщнику; а договариваться об этом ей пришлось бы заранее, тогда зачем было сначала привозить девочку в Холл?
Я не подумала о таком аргументе против моей собственной теории, но с падающим от ужаса сердцем осознала всю силу его довода.
— Какой бы ни была судьба ребенка, Элинор Роксфорд удалось прятаться до тех пор, пока Магнус не остался в замке один. Она предстала перед ним с пистолетом в руке, забрала бриллианты, угрозами заставила поместиться в доспехи и заклинила механизм — все это становится ясным из показаний законника Монтегю. Возможно, она намеревалась запереть его всего лишь на время, необходимое ей, чтобы скрыться, или, возможно, у нее в конце концов сдали нервы, о чем свидетельствуют брошенный пистолет и оборванный подол ее платья, застрявший в доспехах. А затем — финальная ирония судьбы: через день или два молния действительно ударяет в Холл. Возможно, Магнус был к тому времени мертв: я очень на это надеюсь — подобной судьбы я не пожелал бы и своему злейшему врагу. Я не верю, что он мгновенно мог обратиться в пепел, как заключил коронер: молния поражала людей на открытом пространстве, и они оставались в живых. Больше похоже, что жар от вспышки молнии воспламенил на нем одежду и тело медленно выгорало, как бывает в результате самовозгорания, столь ярко описанного у Диккенса; только в этом случае возгорание произошло в замкнутом пространстве, и потому результат оказался более полным. Итак, леди и джентльмены, вот и вся история. Нам никогда не узнать, что произошло с Элинор Роксфорд и ее дочерью. Я подозреваю, что обе они лежат в какой-нибудь ненайденной шахте в Монашьем лесу.
Вернон Рафаэл поклонился, а мужчины ответили ему кратким рукоплесканием, в котором я участия не приняла. Пока он говорил, огонь в камине почти догорел, ноги у меня просто заледенели, обещанная разгадка Тайны обернулась ничем. Восхищение Магнусом Роксфордом звучало в его рассказе так ясно, что мне вдруг пришло в голову, что между Верноном Рафаэлом и Магнусом Роксфордом очень много общего.
Я подняла взгляд от пола и увидела, что все мужчины с нетерпением ждут, чтобы я поднялась с места. Мысль о том, что придется выслушивать их дебаты, вдруг показалась мне невыносимой; я не была голодна, пить мне тоже не хотелось, я просто страшно замерзла.
С трудом я поднялась на ноги, — казалось, галерея плывет вокруг меня, так что мне пришлось опереться на руку Эдвина. Сопровождаемые встревоженным шепотом, мы прошли по длинной галерее и вышли на еще более мрачную и холодную лестничную площадку, где Эдвин немедленно стал извиняться за мучения этого вечера.
— Это ведь мой собственный выбор — приехать сюда, — ответила я ему, — так что не будем говорить об этом.
Я чувствовала, как он жаждет хотя бы взгляда, хотя бы улыбки, какого-то знака близости, но не была способна откликнуться.
Кто-то успел разжечь камин у меня в комнате, и, как только я заперла за Эдвином дверь, я зажгла две пыльные свечи на каминной полке, подтащила складную кровать, насколько посмела, ближе к огню и, не снимая одежды, улеглась в постель, придвинув к себе стул с фонарем. Запах масла и разогретого железа чуть успокаивал, успокаивало и осознание, что Эдвин будет в смежной комнате, между мной и лестничной площадкой.
Тепло постепенно проникало в каждую мою жилку, и я начала понимать, что более всего — помимо тона Вернона Рафаэла — меня расстроило опасение, что он может оказаться прав насчет Нелл: ведь, в конце концов, он сделал свои выводы о том, что Магнус убил (или хотя бы намеревался убить) своего дядю на основании того, что я показала ему. Мне самой мысль о такой возможности никогда в голову не приходила, но эти выводы Вернона выглядели вполне обоснованно, тогда как его объяснение Роксфордской Тайны, кроме нескольких пунктов, было простым повторением отчета коронера.
Однако, если бы я показала ему остальные записи, они лишь укрепили бы его убежденность в том, что Нелл виновна.
И тем не менее было что-то такое в том, что он сказал, что-то, задевшее во мне некую струну, несмотря на то что на мою собственную теорию был вылит ушат холодной воды… Да, вот что: если бы Нелл пожелала отдать Клару своему сообщнику, зачем ей было сначала привозить девочку в Холл?
И зачем из всего множества комнат, какие она могла выбрать, она поместила Клару в этот тесный, темный, безвоздушный чулан?
Да затем, что при закрытых дверях никто не мог бы сказать, есть там ребенок или нет!
Я взяла дневник Нелл и записи Джона Монтегю о расследовании и при свете фонаря пробежала взглядом по страницам.
Не было ни одной записи о том, чтобы кто-то еще видел Клару в замке.
Я вернулась к первой странице дневника — дневника, который, как написала Нелл, она не осмелилась начать в Лондоне, опасаясь, что Магнус его найдет. И который она оставила открытым на письменном столе.
Она хотела, чтобы Магнус его нашел! Я обманулась: дневник оказался фикцией, и ничему из сказанного в нем верить было нельзя.
Нет, не совсем так. Все, что касалось неудачи их брака, ее отвращение к мужу, миссис Брайант, все, о чем Магнус мог знать, что он мог проверить, — все это должно было быть правдой, должно было его ранить, задеть за живое, чтобы он, нисколько не усомнившись, поверил и всему остальному.
Клары никогда не было в Холле. Кто-то — горничная Люси? — унес ее прочь, куда-то в безопасное место, а Нелл приехала в Роксфорд-Холл одна. Это, по-видимому, было самой рискованной частью плана — отнести «дитя» (вероятно, куклу, запеленатую в свивальники и одеяла) из экипажа в комнату. Неудивительно, что она так настаивала на том, что все станет делать сама.
Но зачем? В чем смысл такого обмана?
Чтобы все выглядело так, что проклятие Роксфорд-Холла снова оказало свое действие; что она сама и Клара исчезли, унесенные силами тьмы. Нелл придумала последнее «посещение», чтобы «предсказать» судьбу — свою и Клары.
Однако этот ее обман не имел успеха: Магнус просмотрел дневник и тотчас же организовал поиски.
Неужели Нелл решила, что, несмотря на весь его скептицизм, он все же верил в потусторонние силы? Или что другие поверят, даже если он усомнится? И смерть миссис Брайант нарушила ее собственный план?
А как же она намеревалась ускользнуть? Без Клары она могла и пешком уйти. И раз дневник был оставлен с тем, чтобы Магнус его нашел, у нее имелись все резоны уйти, как только забрезжит свет и она сможет видеть, куда ей идти в Монашьем лесу.
Как это Вернон Рафаэл сказал о Магнусе — «гений импровизации»?
Нелл была так погружена в создание иллюзий о себе самой, что и не задумалась о том, как ее дневник может быть использован против нее. Письмо Магнуса, адресованное мистеру Вейтчу, — то, что нашел Джон Монтегю, — оно ведь тоже было фикцией, как и обрывок платья Нелл, застрявший в доспехах. Нелл не возвращалась в Холл, и Магнус вовсе не погиб в замке.
Тогда чей же пепел обнаружили в доспехах?
Во всяком случае не пепел Нелл — доктор на расследовании сказал, что это останки мужчины примерно возраста Магнуса и его роста.
Чтобы провести убедительный сеанс, всякому медиуму нужен соучастник. Магнус сказал, что Болтон приведет в действие индукционную машину, однако машина оказалась простой бутафорией. И Магнус, несомненно, был слишком хитер, чтобы довериться Болтону.
Нет, соучастником был кто-то совсем чужой, человек, которого никто не видел, проведенный в Холл тайком, посреди ночи, и спрятанный в лабиринте комнат на верхнем этаже, куда никому не разрешалось заходить. Ему, по-видимому, хорошо заплатили, а он и не знал, чтó поставлено на карту… Ему так и не пришлось выйти из замка живым.
Было что-то еще, о чем упоминал Джон Монтегю… Да, молния, которую видели жители Чалфорда, как им показалось, со стороны Монашьего леса, в ночь на воскресенье… Магнус сжег тело этого человека в доспехах и запустил «молнию» точно так же, как Вернон Рафаэл сегодня вечером.
Или же я не права насчет соучастника, и Магнус просто привез пепел с собой: в конце концов, он же был врач. Но в таком случае… Да в любом случае он заранее запланировал свое исчезновение.
Я снова просмотрела дневник Нелл — от конца к началу, проследив все упоминания о том, как Магнус уезжал из дому, отсутствуя по несколько дней и даже недель подряд. Магнус все время жил двойной жизнью.
И Нелл, должно быть, понимала, как только новость о страшной находке Джона Монтегю достигла ее ушей, что, если ее схватят, Магнус вполне может оказаться среди зрителей, явившихся посмотреть, как ее повесят за то, что она его убила.
Ум мой метался от одного заключения к другому с такой быстротой, что я сама не понимала, как далеко зашла в своих выводах. Из-за того что Нелл утверждала, что в Кларе нет ничего от Магнуса, я смогла отбросить эту мысль, представив Нелл своей настоящей матерью в полувоображенном мною мире, к которому реальные отношения были неприменимы. Теперь же меня обуял тошнотворный страх, что я и правда могу оказаться Кларой Роксфорд. Несмотря на две свечи и мерцание огня в камине, тени от мебели — в гостиной стояли два плесневелых кресла, несколько разномастных стульев и шкафчиков — были, по правде говоря, невероятно темными. Я провела лучом фонаря по комнате, вызвав к жизни новые тени — от отстающих обоев — на растрескавшемся, провисшем потолке, который словно еще больше выпучивался вниз, когда по нему скользил свет. А надолго ли еще хватит в фонаре масла?
Пересиливая неохоту, я встала с постели и загасила свечи на камине. Мне ведь нужно всего лишь выдержать несколько часов до рассвета, твердила я себе, а завтра вечером я уже вернусь домой, в безопасность и спокойствие Сент-Джонз-Вуда.
Но что потом? Предположим, что Магнус на самом деле жив. Разве не мой долг — уведомить полицию? Но ведь там меня не станут слушать, не более чем станет слушать Вернон Рафаэл, который все вывернет наизнанку, так что улики еще более убедительно укажут на Нелл. Единственный надежный способ доказать невиновность Нелл — во всяком случае единственный, какой я сама могла себе представить, — отыскать Магнуса Роксфорда. Это он сам, по всей видимости, увез бриллианты за границу и там продал: для того-то он и купил их прежде всего. Как столь многое в его плане, они должны были сослужить ему двойную службу — помочь исчезнуть и укрепить челюсти капкана, поставленного им для Нелл задолго до того, как Болтон увидел ее с Джоном Монтегю.
Вот почему, поняла я наконец, ее описание их встречи было таким беглым, небрежным. Зная, что Магнус прочтет дневник, Нелл хотела, насколько могла, избежать неприятностей для Джона Монтегю. Но любой человек принял бы это (как, видимо, принял это и сам Магнус) за желание скрыть постыдную связь.
Магнус так коварно сплел свою сеть, что малейшая улика оборачивалась двуликим Янусом. Во всяком случае хотя бы Эдвин сможет выслушать меня со вниманием и промолчит о дневнике Нелл, если я попрошу его хранить эту тайну. Но я опасалась, что даже он без надежных доказательств не сможет поверить, что Магнус не погиб тогда в доспехах.
Однако была еще одна возможность. Мне самой выследить Магнуса представлялось делом совершенно безнадежным, но я могла бы заставить его выслеживать меня… Например, если бы я «проговорилась», что обладаю доказательством его вины, обнаруженным мною здесь, в Холле… Особенно если бы распространился слух, что я — Клара Роксфорд… Но ведь это — безумие, и, если я стану размышлять об этом здесь, я и в самом деле сойду с ума. Я как можно ниже — насколько могла решиться! — привернула фитиль фонаря и, как мне казалось, много часов лежала без сна, а страх постепенно проникал во все уголки моего тела, пока я не погрузилась в изнеможенный сон. Проснулась я полузаледеневшая, при сером свете зари.
Два экипажа должны были вернуться за нами в одиннадцать часов, чтобы отвезти в Вудбридж: их кучера, как я поняла, отказались ночевать в Холле. Я совершила самые примитивные омовения в ледяной воде и оставалась в своей комнате как можно дольше, хотя делать мне там, после того как я упаковала свои вещи, было совершенно нечего — только мрачно размышлять и дрожать от холода. Несмотря на то что я сделала все возможное, чтобы прилично выглядеть, я чувствовала себя неопрятной и растрепанной, а потускневшее зеркало над каминной полкой никак не могло улучшить мое настроение.
В конце концов холод и голод заставили меня выйти во мрак лестничной площадки и направиться к библиотеке, где остальные члены группы завтракали чаем и подсушенными хлебцами у горящего камина. Мучительно стесняясь, я заверила всех, что совершенно оправилась от вчерашнего обморока и прекрасно спала всю ночь, затем позволила им усадить меня у огня, а Эдвин и Вернон Рафаэл принялись ухаживать за мной словно официанты, причем я сразу ощутила меж ними (по крайней мере со стороны Эдвина) некоторый антагонизм.
— Мне очень хотелось бы знать, мисс Лэнгтон, — сказал Вернон Рафаэл, когда я отказалась съесть еще что-нибудь, — каково ваше мнение о моем вчерашнем изложении. У меня создалось впечатление, что вы нашли его не вполне убедительным.
— Я… я нашла то, что вы сказали о Корнелиусе Роксфорде, весьма убедительным, — ответила я, надеясь, что он не станет расспрашивать меня дальше.
— Но?.. — настаивал он.
Эдвин бросил на него сердитый взгляд; я сознавала, что все остальные ждут моего ответа.
Если сейчас я не буду верна Нелл, подумала я, мне уже никогда не хватит смелости ее защищать.
— Я считаю, что Элинор Роксфорд невиновна, — сказала я. — Я думаю, что все видимые улики против нее были измышлены Магнусом Роксфордом, включая и пепел в доспехах. Я не верю, что он погиб. — Ропот потрясенных голосов прокатился по комнате. — Вы несомненно отбросите это как праздную дамскую фантазию…
— Скорее всего, я так бы и сделал, — сказал Вернон Рафаэл, — если бы вы не позволили мне увидеть те отрывки из рассказа Джона Монтегю. Какие еще свидетельства у вас имеются?
— Этого я не могу вам сказать, — ответила я, от всей души желая, чтобы мой голос не так сильно дрожал. — Я… обязалась хранить тайну.
— Но, мисс Лэнгтон, если вы обладаете свидетельствами, доказывающими правоту ваших слов, разве не ваш долг представить их публично?
— Они пока еще недостаточны для того, чтобы убедить суд или хотя бы кого-то, кто уверен, что Элинор Роксфорд виновна, — возразила я, чувствуя, что скольжу к самому краю пропасти.
— Однако они убедили вас, мисс Лэнгтон, — продолжал он настаивать. — Неужели вы не можете сказать нам почему?
— Я не могу больше отвечать на ваши вопросы, мистер Рафаэл, могу лишь сказать, что моим самым большим желанием стало увидеть, как будет доказано, что Элинор Роксфорд невиновна.
На миг все смущенно смолкли, а затем, словно по молчаливому сигналу, мужчины поднялись с мест и принялись собирать свои вещи.
Я снова ушла к себе в комнату, намереваясь оставаться там до той поры, когда прибудут экипажи, однако оказалось, что мне невыносимо такое заточение. После нескольких минут беспокойного хождения взад и вперед по гостиной я решила в последний раз взглянуть на ту комнату, которую занимала Нелл. Выходя на площадку, я заметила, как в тени лестницы на противоположной стороне открывается дверь кабинета и оттуда выходит высокий человек — доктор Давенант. Он посмотрел в сторону библиотеки, как бы желая убедиться, что за ним никто не следует, уверенным шагом прошел через площадку и исчез в коридоре, ведущем к спальням. К тому времени, как я подошла ко входу в коридор, звук его шагов уже стих. Останавливаясь у каждого поворота, чтобы прислушаться, я шла как можно бесшумнее, пока не увидела дверь в комнату Нелл. Из двери падал бледный свет, колеблясь на пыльном полу коридора, и — пока я смотрела — этот свет пересекла какая-то тень. Меня охватил суеверный страх, я повернулась, чтобы бежать, но нога моя оскользнулась на упавшей на пол штукатурке, и под ней громко скрипнула половица. Тень стала еще темнее и, казалось, поднялась по противоположной стене: передо мной появился доктор Давенант.
— Ах, мисс Лэнгтон! Простите, если я напугал вас… и взял на себя смелость обследовать ваш дом. Это, как я понимаю, та самая комната, которую занимала Элинор Роксфорд?
Сейчас на нем не было темных очков, и его глаза чуть поблескивали в свете, падавшем из открытой двери.
— Да, сэр, это ее комната.
Он сделал жест по направлению к открытой двери, словно приглашая меня что-то осмотреть, и отступил в сторону, чтобы дать мне пройти. Вежливость побудила меня подчиниться его приглашению вопреки инстинктивному нежеланию это делать, и мгновение спустя я стояла у письменного стола Нелл, а доктор Давенант оказался между мной и дверью.
Тут Вернон Рафаэл поднял руку, чтобы предупредить вопрос, который собирался задать ему профессор Чарнелл.
— С вашего позволения я хотел бы закончить изложение своих тезисов, прежде чем мы начнем обсуждение. Во время этого двухлетнего перерыва Магнус Роксфорд женился на молодой женщине, которая, как предполагалось, обладала даром ясновидения, то есть он обрел идеальную сообщницу для того мошенничества, какое замыслил осуществить.
До сих пор я слушала с глубочайшим вниманием, но последнее его утверждение внезапно заставило меня перестать его слушать. Я собралась было возразить, но сразу же поняла, что смогу сделать это, только если признаюсь в существовании дневника Нелл.
— Хотя показания Годвина Риза, Джона Монтегю и дворецкого Болтона заставили судей поверить, что Роксфорды некоторое время были отчуждены друг от друга, не исключено, что видимость отчуждения — во всяком случае поначалу — была результатом договоренности, существовавшей меж супругами. Цель — помочь Магнусу соблазнить миссис Брайант и, возможно, усилить эффект спиритического дара Элинор: если бы увидели, что она выступает в роли медиума против собственной воли, иллюзия стала бы еще более убедительной. Магнус сделал пробные шаги и очаровал миссис Брайант настолько, что смог получить у нее первоначальную сумму в десять тысяч фунтов, прежде чем на сцене появилась Элинор Роксфорд. Эти деньги, как вы знаете, он обратил в бриллианты — легко переносимое и столь же легко продаваемое имущество.
Я уверен, что его намерением было устроить сеанс примерно в том же духе, что сегодняшняя демонстрация. Дар Элинор Роксфорд отлично способствовал бы всему предприятию, и покойный отец миссис Брайант, несомненно, появился бы, всячески поощряя передачу всего ее имущества на нужды санатория Магнуса Роксфорда. Однако к тому времени, как вся компания прибыла в Холл, Элинор Роксфорд обратилась в противницу своего мужа. Возможно, она приревновала его к миссис Брайант, или, что также возможно, она и вправду, как предполагал кое-кто, собиралась бежать с любовником. В любом случае ее психическое состояние было явно недостаточно стабильным. Она рассорилась с матерью и сестрой, ее прежний жених погиб у Холла при загадочных обстоятельствах, и, судя по показаниям Годвина Риза, она в своем видении предвидела его смерть. Магнус отправил ее сюда, в Холл, с ребенком, с которым она никак не хотела расставаться, чтобы она смогла подготовиться к своей роли в задуманном мошенничестве…
И опять я открыла было рот, чтобы возразить ему, но снова передумала.
— …Должно быть, Магнус был очень уверен в своей власти над нею. Но его план рухнул из-за смерти миссис Брайант в первую же ночь после их приезда.
Вы, несомненно, припомните, что была найдена записка, адресованная миссис Брайант рукой Элинор Роксфорд, с приглашением выйти на галерею в полночь, чтобы там с ней встретиться. Здесь имеется несколько предположений. Вероятно, Элинор собиралась выдать замысел Магнуса или просто сорвать этот замысел, до умопомрачения перепугав миссис Брайант. Вы сами видите, с какой легкостью при помощи этого аппарата можно женщину со слабым сердцем напугать до смерти — в буквальном смысле слова. Разумеется, Магнус в результате задуманной им демонстрации рисковал убить курицу, несущую золотые яйца, но это был риск, на который ему необходимо было пойти, тем более что миссис Брайант явилась бы на сеанс, вполне ожидая увидеть что-то необычайное, тогда как на сей раз ее поразило нечто совершенно неожиданное.
Остальное не требует долгих рассуждений. Элинор Роксфорд удалось укрыться в своей комнате в то время, как во всем доме поднялась тревога. Вряд ли мне стоит напоминать вам, что существующее представление о безумии, — (это было сказано с поклоном в сторону доктора Давенанта), — в значительной степени ошибочно. Человек, а в нашем случае — женщина, в состоянии помрачения ума может совершать чудовищные преступления, периодами сохраняя ясное сознание и, по всей видимости, разумно мысля.
В эту же ночь Элинор Роксфорд нашла время, чтобы подготовить сцену своего исчезновения. Она спрятала дочь — или убила ее… Мне жаль огорчать вас, мисс Лэнгтон, но второй вариант наиболее вероятен. Оставшись одна, женщина имела больше шансов укрыться от последовавших затем поисков; у женщины с ребенком на руках вряд ли остался бы хоть один шанс для этого. Если только она не договорилась передать ребенка сообщнику; а договариваться об этом ей пришлось бы заранее, тогда зачем было сначала привозить девочку в Холл?
Я не подумала о таком аргументе против моей собственной теории, но с падающим от ужаса сердцем осознала всю силу его довода.
— Какой бы ни была судьба ребенка, Элинор Роксфорд удалось прятаться до тех пор, пока Магнус не остался в замке один. Она предстала перед ним с пистолетом в руке, забрала бриллианты, угрозами заставила поместиться в доспехи и заклинила механизм — все это становится ясным из показаний законника Монтегю. Возможно, она намеревалась запереть его всего лишь на время, необходимое ей, чтобы скрыться, или, возможно, у нее в конце концов сдали нервы, о чем свидетельствуют брошенный пистолет и оборванный подол ее платья, застрявший в доспехах. А затем — финальная ирония судьбы: через день или два молния действительно ударяет в Холл. Возможно, Магнус был к тому времени мертв: я очень на это надеюсь — подобной судьбы я не пожелал бы и своему злейшему врагу. Я не верю, что он мгновенно мог обратиться в пепел, как заключил коронер: молния поражала людей на открытом пространстве, и они оставались в живых. Больше похоже, что жар от вспышки молнии воспламенил на нем одежду и тело медленно выгорало, как бывает в результате самовозгорания, столь ярко описанного у Диккенса; только в этом случае возгорание произошло в замкнутом пространстве, и потому результат оказался более полным. Итак, леди и джентльмены, вот и вся история. Нам никогда не узнать, что произошло с Элинор Роксфорд и ее дочерью. Я подозреваю, что обе они лежат в какой-нибудь ненайденной шахте в Монашьем лесу.
Вернон Рафаэл поклонился, а мужчины ответили ему кратким рукоплесканием, в котором я участия не приняла. Пока он говорил, огонь в камине почти догорел, ноги у меня просто заледенели, обещанная разгадка Тайны обернулась ничем. Восхищение Магнусом Роксфордом звучало в его рассказе так ясно, что мне вдруг пришло в голову, что между Верноном Рафаэлом и Магнусом Роксфордом очень много общего.
Я подняла взгляд от пола и увидела, что все мужчины с нетерпением ждут, чтобы я поднялась с места. Мысль о том, что придется выслушивать их дебаты, вдруг показалась мне невыносимой; я не была голодна, пить мне тоже не хотелось, я просто страшно замерзла.
С трудом я поднялась на ноги, — казалось, галерея плывет вокруг меня, так что мне пришлось опереться на руку Эдвина. Сопровождаемые встревоженным шепотом, мы прошли по длинной галерее и вышли на еще более мрачную и холодную лестничную площадку, где Эдвин немедленно стал извиняться за мучения этого вечера.
— Это ведь мой собственный выбор — приехать сюда, — ответила я ему, — так что не будем говорить об этом.
Я чувствовала, как он жаждет хотя бы взгляда, хотя бы улыбки, какого-то знака близости, но не была способна откликнуться.
Кто-то успел разжечь камин у меня в комнате, и, как только я заперла за Эдвином дверь, я зажгла две пыльные свечи на каминной полке, подтащила складную кровать, насколько посмела, ближе к огню и, не снимая одежды, улеглась в постель, придвинув к себе стул с фонарем. Запах масла и разогретого железа чуть успокаивал, успокаивало и осознание, что Эдвин будет в смежной комнате, между мной и лестничной площадкой.
Тепло постепенно проникало в каждую мою жилку, и я начала понимать, что более всего — помимо тона Вернона Рафаэла — меня расстроило опасение, что он может оказаться прав насчет Нелл: ведь, в конце концов, он сделал свои выводы о том, что Магнус убил (или хотя бы намеревался убить) своего дядю на основании того, что я показала ему. Мне самой мысль о такой возможности никогда в голову не приходила, но эти выводы Вернона выглядели вполне обоснованно, тогда как его объяснение Роксфордской Тайны, кроме нескольких пунктов, было простым повторением отчета коронера.
Однако, если бы я показала ему остальные записи, они лишь укрепили бы его убежденность в том, что Нелл виновна.
И тем не менее было что-то такое в том, что он сказал, что-то, задевшее во мне некую струну, несмотря на то что на мою собственную теорию был вылит ушат холодной воды… Да, вот что: если бы Нелл пожелала отдать Клару своему сообщнику, зачем ей было сначала привозить девочку в Холл?
И зачем из всего множества комнат, какие она могла выбрать, она поместила Клару в этот тесный, темный, безвоздушный чулан?
Да затем, что при закрытых дверях никто не мог бы сказать, есть там ребенок или нет!
Я взяла дневник Нелл и записи Джона Монтегю о расследовании и при свете фонаря пробежала взглядом по страницам.
Не было ни одной записи о том, чтобы кто-то еще видел Клару в замке.
Я вернулась к первой странице дневника — дневника, который, как написала Нелл, она не осмелилась начать в Лондоне, опасаясь, что Магнус его найдет. И который она оставила открытым на письменном столе.
Она хотела, чтобы Магнус его нашел! Я обманулась: дневник оказался фикцией, и ничему из сказанного в нем верить было нельзя.
Нет, не совсем так. Все, что касалось неудачи их брака, ее отвращение к мужу, миссис Брайант, все, о чем Магнус мог знать, что он мог проверить, — все это должно было быть правдой, должно было его ранить, задеть за живое, чтобы он, нисколько не усомнившись, поверил и всему остальному.
Клары никогда не было в Холле. Кто-то — горничная Люси? — унес ее прочь, куда-то в безопасное место, а Нелл приехала в Роксфорд-Холл одна. Это, по-видимому, было самой рискованной частью плана — отнести «дитя» (вероятно, куклу, запеленатую в свивальники и одеяла) из экипажа в комнату. Неудивительно, что она так настаивала на том, что все станет делать сама.
Но зачем? В чем смысл такого обмана?
Чтобы все выглядело так, что проклятие Роксфорд-Холла снова оказало свое действие; что она сама и Клара исчезли, унесенные силами тьмы. Нелл придумала последнее «посещение», чтобы «предсказать» судьбу — свою и Клары.
Однако этот ее обман не имел успеха: Магнус просмотрел дневник и тотчас же организовал поиски.
Неужели Нелл решила, что, несмотря на весь его скептицизм, он все же верил в потусторонние силы? Или что другие поверят, даже если он усомнится? И смерть миссис Брайант нарушила ее собственный план?
А как же она намеревалась ускользнуть? Без Клары она могла и пешком уйти. И раз дневник был оставлен с тем, чтобы Магнус его нашел, у нее имелись все резоны уйти, как только забрезжит свет и она сможет видеть, куда ей идти в Монашьем лесу.
Как это Вернон Рафаэл сказал о Магнусе — «гений импровизации»?
Нелл была так погружена в создание иллюзий о себе самой, что и не задумалась о том, как ее дневник может быть использован против нее. Письмо Магнуса, адресованное мистеру Вейтчу, — то, что нашел Джон Монтегю, — оно ведь тоже было фикцией, как и обрывок платья Нелл, застрявший в доспехах. Нелл не возвращалась в Холл, и Магнус вовсе не погиб в замке.
Тогда чей же пепел обнаружили в доспехах?
Во всяком случае не пепел Нелл — доктор на расследовании сказал, что это останки мужчины примерно возраста Магнуса и его роста.
Чтобы провести убедительный сеанс, всякому медиуму нужен соучастник. Магнус сказал, что Болтон приведет в действие индукционную машину, однако машина оказалась простой бутафорией. И Магнус, несомненно, был слишком хитер, чтобы довериться Болтону.
Нет, соучастником был кто-то совсем чужой, человек, которого никто не видел, проведенный в Холл тайком, посреди ночи, и спрятанный в лабиринте комнат на верхнем этаже, куда никому не разрешалось заходить. Ему, по-видимому, хорошо заплатили, а он и не знал, чтó поставлено на карту… Ему так и не пришлось выйти из замка живым.
Было что-то еще, о чем упоминал Джон Монтегю… Да, молния, которую видели жители Чалфорда, как им показалось, со стороны Монашьего леса, в ночь на воскресенье… Магнус сжег тело этого человека в доспехах и запустил «молнию» точно так же, как Вернон Рафаэл сегодня вечером.
Или же я не права насчет соучастника, и Магнус просто привез пепел с собой: в конце концов, он же был врач. Но в таком случае… Да в любом случае он заранее запланировал свое исчезновение.
Я снова просмотрела дневник Нелл — от конца к началу, проследив все упоминания о том, как Магнус уезжал из дому, отсутствуя по несколько дней и даже недель подряд. Магнус все время жил двойной жизнью.
И Нелл, должно быть, понимала, как только новость о страшной находке Джона Монтегю достигла ее ушей, что, если ее схватят, Магнус вполне может оказаться среди зрителей, явившихся посмотреть, как ее повесят за то, что она его убила.
Ум мой метался от одного заключения к другому с такой быстротой, что я сама не понимала, как далеко зашла в своих выводах. Из-за того что Нелл утверждала, что в Кларе нет ничего от Магнуса, я смогла отбросить эту мысль, представив Нелл своей настоящей матерью в полувоображенном мною мире, к которому реальные отношения были неприменимы. Теперь же меня обуял тошнотворный страх, что я и правда могу оказаться Кларой Роксфорд. Несмотря на две свечи и мерцание огня в камине, тени от мебели — в гостиной стояли два плесневелых кресла, несколько разномастных стульев и шкафчиков — были, по правде говоря, невероятно темными. Я провела лучом фонаря по комнате, вызвав к жизни новые тени — от отстающих обоев — на растрескавшемся, провисшем потолке, который словно еще больше выпучивался вниз, когда по нему скользил свет. А надолго ли еще хватит в фонаре масла?
Пересиливая неохоту, я встала с постели и загасила свечи на камине. Мне ведь нужно всего лишь выдержать несколько часов до рассвета, твердила я себе, а завтра вечером я уже вернусь домой, в безопасность и спокойствие Сент-Джонз-Вуда.
Но что потом? Предположим, что Магнус на самом деле жив. Разве не мой долг — уведомить полицию? Но ведь там меня не станут слушать, не более чем станет слушать Вернон Рафаэл, который все вывернет наизнанку, так что улики еще более убедительно укажут на Нелл. Единственный надежный способ доказать невиновность Нелл — во всяком случае единственный, какой я сама могла себе представить, — отыскать Магнуса Роксфорда. Это он сам, по всей видимости, увез бриллианты за границу и там продал: для того-то он и купил их прежде всего. Как столь многое в его плане, они должны были сослужить ему двойную службу — помочь исчезнуть и укрепить челюсти капкана, поставленного им для Нелл задолго до того, как Болтон увидел ее с Джоном Монтегю.
Вот почему, поняла я наконец, ее описание их встречи было таким беглым, небрежным. Зная, что Магнус прочтет дневник, Нелл хотела, насколько могла, избежать неприятностей для Джона Монтегю. Но любой человек принял бы это (как, видимо, принял это и сам Магнус) за желание скрыть постыдную связь.
Магнус так коварно сплел свою сеть, что малейшая улика оборачивалась двуликим Янусом. Во всяком случае хотя бы Эдвин сможет выслушать меня со вниманием и промолчит о дневнике Нелл, если я попрошу его хранить эту тайну. Но я опасалась, что даже он без надежных доказательств не сможет поверить, что Магнус не погиб тогда в доспехах.
Однако была еще одна возможность. Мне самой выследить Магнуса представлялось делом совершенно безнадежным, но я могла бы заставить его выслеживать меня… Например, если бы я «проговорилась», что обладаю доказательством его вины, обнаруженным мною здесь, в Холле… Особенно если бы распространился слух, что я — Клара Роксфорд… Но ведь это — безумие, и, если я стану размышлять об этом здесь, я и в самом деле сойду с ума. Я как можно ниже — насколько могла решиться! — привернула фитиль фонаря и, как мне казалось, много часов лежала без сна, а страх постепенно проникал во все уголки моего тела, пока я не погрузилась в изнеможенный сон. Проснулась я полузаледеневшая, при сером свете зари.
Два экипажа должны были вернуться за нами в одиннадцать часов, чтобы отвезти в Вудбридж: их кучера, как я поняла, отказались ночевать в Холле. Я совершила самые примитивные омовения в ледяной воде и оставалась в своей комнате как можно дольше, хотя делать мне там, после того как я упаковала свои вещи, было совершенно нечего — только мрачно размышлять и дрожать от холода. Несмотря на то что я сделала все возможное, чтобы прилично выглядеть, я чувствовала себя неопрятной и растрепанной, а потускневшее зеркало над каминной полкой никак не могло улучшить мое настроение.
В конце концов холод и голод заставили меня выйти во мрак лестничной площадки и направиться к библиотеке, где остальные члены группы завтракали чаем и подсушенными хлебцами у горящего камина. Мучительно стесняясь, я заверила всех, что совершенно оправилась от вчерашнего обморока и прекрасно спала всю ночь, затем позволила им усадить меня у огня, а Эдвин и Вернон Рафаэл принялись ухаживать за мной словно официанты, причем я сразу ощутила меж ними (по крайней мере со стороны Эдвина) некоторый антагонизм.
— Мне очень хотелось бы знать, мисс Лэнгтон, — сказал Вернон Рафаэл, когда я отказалась съесть еще что-нибудь, — каково ваше мнение о моем вчерашнем изложении. У меня создалось впечатление, что вы нашли его не вполне убедительным.
— Я… я нашла то, что вы сказали о Корнелиусе Роксфорде, весьма убедительным, — ответила я, надеясь, что он не станет расспрашивать меня дальше.
— Но?.. — настаивал он.
Эдвин бросил на него сердитый взгляд; я сознавала, что все остальные ждут моего ответа.
Если сейчас я не буду верна Нелл, подумала я, мне уже никогда не хватит смелости ее защищать.
— Я считаю, что Элинор Роксфорд невиновна, — сказала я. — Я думаю, что все видимые улики против нее были измышлены Магнусом Роксфордом, включая и пепел в доспехах. Я не верю, что он погиб. — Ропот потрясенных голосов прокатился по комнате. — Вы несомненно отбросите это как праздную дамскую фантазию…
— Скорее всего, я так бы и сделал, — сказал Вернон Рафаэл, — если бы вы не позволили мне увидеть те отрывки из рассказа Джона Монтегю. Какие еще свидетельства у вас имеются?
— Этого я не могу вам сказать, — ответила я, от всей души желая, чтобы мой голос не так сильно дрожал. — Я… обязалась хранить тайну.
— Но, мисс Лэнгтон, если вы обладаете свидетельствами, доказывающими правоту ваших слов, разве не ваш долг представить их публично?
— Они пока еще недостаточны для того, чтобы убедить суд или хотя бы кого-то, кто уверен, что Элинор Роксфорд виновна, — возразила я, чувствуя, что скольжу к самому краю пропасти.
— Однако они убедили вас, мисс Лэнгтон, — продолжал он настаивать. — Неужели вы не можете сказать нам почему?
— Я не могу больше отвечать на ваши вопросы, мистер Рафаэл, могу лишь сказать, что моим самым большим желанием стало увидеть, как будет доказано, что Элинор Роксфорд невиновна.
На миг все смущенно смолкли, а затем, словно по молчаливому сигналу, мужчины поднялись с мест и принялись собирать свои вещи.
Я снова ушла к себе в комнату, намереваясь оставаться там до той поры, когда прибудут экипажи, однако оказалось, что мне невыносимо такое заточение. После нескольких минут беспокойного хождения взад и вперед по гостиной я решила в последний раз взглянуть на ту комнату, которую занимала Нелл. Выходя на площадку, я заметила, как в тени лестницы на противоположной стороне открывается дверь кабинета и оттуда выходит высокий человек — доктор Давенант. Он посмотрел в сторону библиотеки, как бы желая убедиться, что за ним никто не следует, уверенным шагом прошел через площадку и исчез в коридоре, ведущем к спальням. К тому времени, как я подошла ко входу в коридор, звук его шагов уже стих. Останавливаясь у каждого поворота, чтобы прислушаться, я шла как можно бесшумнее, пока не увидела дверь в комнату Нелл. Из двери падал бледный свет, колеблясь на пыльном полу коридора, и — пока я смотрела — этот свет пересекла какая-то тень. Меня охватил суеверный страх, я повернулась, чтобы бежать, но нога моя оскользнулась на упавшей на пол штукатурке, и под ней громко скрипнула половица. Тень стала еще темнее и, казалось, поднялась по противоположной стене: передо мной появился доктор Давенант.
— Ах, мисс Лэнгтон! Простите, если я напугал вас… и взял на себя смелость обследовать ваш дом. Это, как я понимаю, та самая комната, которую занимала Элинор Роксфорд?
Сейчас на нем не было темных очков, и его глаза чуть поблескивали в свете, падавшем из открытой двери.
— Да, сэр, это ее комната.
Он сделал жест по направлению к открытой двери, словно приглашая меня что-то осмотреть, и отступил в сторону, чтобы дать мне пройти. Вежливость побудила меня подчиниться его приглашению вопреки инстинктивному нежеланию это делать, и мгновение спустя я стояла у письменного стола Нелл, а доктор Давенант оказался между мной и дверью.