Тайна тихой реки

Отслонившись наконец от стены, она, глубоко дыша, поднялась на второй этаж. Память подсказывала, что тут был еще один длинный коридор, ведущий в несколько больших комнат.

Впервые оказавшись в этом доме, Корчагина поразилась: зачем одной старой женщине такие хоромы. Потом ей стало известно, что особняк был возведен больше века назад местным рыбным промышленником с немецкими корнями Никанором Хилером для проживания со своим семейством. Здесь были поселены и его родители, и двое братьев с женами. Все они, однако, скончались в конце ХIX – начале XX века от распространившейся в провинциальных городах нижнего Поволжья эпидемии холеры. В то время население Астраханской губернии, с ее рыбными промыслами, проживало в антисанитарных условиях, что определялось отсутствием канализационных и водоснабжающих сетей и способствовало распространению заразной болезни, как через открытые ворота.

По рассказам сельчан и самой Агаты Никаноровны, ее мать Агафья была в поселении народной целительницей, спасшей в те годы от разных недугов множество жизней, но в период, когда губерния оказалась крупнейшим очагом страшной эпидемии, ей так и не удалось излечить родню. Дважды они с супругом пытались завести детей, и каждый раз ребенок появлялся на свет мертвым. Агафья при своем могущественном ведовстве, исцеляя больных, тратила слишком много собственных сил и объясняла неспособность родить ребенка именно этим.

Будучи набожным человеком, Никанор вымаливал ребенка, но его обращения к Богу оставались безответными. Агафья же, наблюдая страдания любимого, решила прибегнуть к своему дару и все силы обратила на помощь очередному зачатию. Она стала заметно слабеть, терять здоровье, больше не могла лечить, но третья беременность принесла в семью долгожданного ребенка, однако во время родов Агафья потеряла много крови и скончалась. Отец остался жить с маленькой Агатой в большом доме.

Анна Сергеевна поочередно заходила в каждую комнату – из окон они освещались дневным светом – и все их находила пустыми. По дому гулял ветер, хотя все стекла были закрыты. С первого этажа до нее доносились глухие звуки быстрых шагов Даши. Обойдя весь второй этаж, Корчагина вернулась к лестнице и уже собиралась было спускаться, как вдруг в дальнем конце коридора, прямо напротив себя, она увидела струящийся с потолка столб света.

«Чердак… Да ладно. Ну, черт с ним, пойду гляну», – подумала Анна Сергеевна и направилась в ту сторону. Чердачный люк был раскрыт, под ним была такая же лестница. Корчагина осторожно поднялась по ступеням, опираясь одной рукой об стену. В противоположной стороне помещения под крышей она увидела большое окно без стекол. После походов по темным коридорам яркий дневной свет из окна слепил и мешал рассмотреть обстановку помещения. Анна Сергеевна медленно пошла по скрипящему полу в направлении окна и, приближаясь, увидела рядом с ним темный силуэт человеческой фигуры в полный рост.

– Агата Никаноровна?..

Подойдя ближе, она еще отчетливее разглядела, что впереди у окна стоит высокая худощавая женщина со сгорбленной спиной.

– Агата Никаноровна, вы… – Корчагина оглянулась по сторонам и не обнаружила коляски, – как вы здесь оказались?

Хилер не ответила, но медленно повернулась и уставилась на нее своим хмурым взглядом с красными от давления глазами. Она была одета в синий фланелевый халат, на голове повязан большой серый шерстяной платок, покрывавший ее по пояс.

Анна Сергеевна крикнула Даше, что они на чердаке. Когда та прибежала, они вместе отвели Хилер вниз, одели ее и усадили в инвалидное кресло. Корчагина обошла кресло сзади и, взяв его за ручки, стала выкатывать подопечную к выходу. Видя, как тяжело ей это удается, Даша сказала, что сама займется этим. Несмотря на свое хрупкое сложение, она с необычайной легкостью и проворством покатила коляску с бабушкой к пандусу, оборудованному на крыльце у входа в дом.

Когда Даша выкатила из калитки кресло с Хилер, сотрудники резко выскочили из машины и кинулись к ним навстречу. Агата Никаноровна бросила на них свирепый взгляд, и сотрудники замерли на месте как вкопанные.

– Денис Олегович, – сказала Корчагина, – вы, пожалуйста, помогите Даше усадить Агату Никаноровну в машину и довезите их до сельсовета. А я сама доберусь.

– Хорошо, Анна Сергеевна, – ответил он и сразу же скомандовал второму: – Бисембаев, открой задние двери.

Напарник ринулся к автомобилю, а Корчагина, надев темные очки, пошла к своей машине. Подходя к ней, она увидела, как недалеко впереди, в начале улицы, на дороге остановился мужчина. Она немного опустила очки, чтобы получше его разглядеть. У него были светлые волосы, и он был очень хорошо одет. Анна Сергеевна подумала: «Чтобы местные начали так выглядеть, должно пройти еще хотя бы столетие. Должно быть, это наш обвинитель приехал на процесс. Ну, здравствуйте, молодой человек», после чего она поправила очки и села в свой автомобиль. Еще раз взглянув на мужчину через окно, она увидела, что он пошел дальше.

«Какие мы деловые», – сказала про себя Корчагина.





Глава шестая




До назначенного времени оставалось чуть больше часа, и Максим шел обратно, к сельской администрации, чтобы помочь в решении организационных вопросов предстоящего судебного заседания. Жизнь в поселении окончательно пробудилась, в небе сияло теплое осеннее солнце. Люди забегали по улице в повседневных хлопотах, животных под ногами стало еще больше. С реки доносился гул моторных лодок, а мимо по дороге даже проехала старая советская «Волга» с крытым прицепом.

Это было самое обычное село, но Архангельский никак не мог избавиться от зловещего ощущения непонятной тревоги по поводу своего нахождения в этом месте. Он объяснил себе это невольно складывающимися впечатлениями о личности Хилер и рассказами местных жителей о происходящих здесь событиях. К мистическим историям у здравомыслящего человека легко складывается скептическое отношение, если он смотрит их по телевизору или читает в интернете, думал он. Несколько иначе обстоит дело, когда подобные вещи слышишь из первых уст от живых людей, оказавшихся по тем или иным причинам очевидцами этих событий. Эффект вовлечения становится еще сильнее, когда сам вместе с рассказчиками находишься в том месте, о котором идут не укладывающиеся в голове повествования.

Стрелки часов достигли девяти, и одновременно с этим по улицам пронесся перезвон колоколов. В марфинской церкви Воздвижения Креста Господня напоминали о божественной службе и призывали в храм к молитве, почтить память Казанской иконы Божией Матери в знак благодарности за изгнание с русской земли поляков в 1612 году. Архангельский знал, что именно в этот день народное ополчение освободило от иноземных захватчиков Китай-город и вскоре после этого торжественно вступило в Кремль. Но ему не было известно, что с государственным праздником, Днем народного единства, совпадает церковное торжество.

По культуре вероисповедания Максим относил себя к числу православных христиан, но церковь не имела ничего общего с его верой. Он не скрывал свободы от суеверий официальной религии и практически не посещал православные храмы. Большое влияние на его взгляды в этом вопросе оказала наука, которая с детства привлекала внимание, объясняя причины и следствия всех процессов вокруг. Ламарк с Дарвином предположили, что организм видоизменяется под воздействием окружающей среды, и доказали, что жизнь последовательно развивается, но они не могли объяснить, как и почему начался процесс эволюции. Наука предоставляла возможность лишь наблюдать его. Что было до Большого взрыва – вовсе не ясно. Как и неизвестно, что стало первопричиной процесса эволюции. Попытки ученых научным путем образовать органические соединения, распространенные в живой природе, вне организма без участия ферментов до сих пор не привели к успеху – воспроизвести сложные химические взаимодействия в безжизненной материи науке так и не удалось. Человек произошел от обезьяны, которая эволюционировала из живой клетки. Но ответа на вопрос, как живая клетка могла появиться на свет сама по себе, Максим для себя не нашел. Неорганическая материя не может самостоятельно организоваться в живой организм. И вот здесь, по его убеждению, и была приложена рука Творца, которого, однако, он не видел бородатым дедушкой на облачке, любящим и прощающим всех, но жестоко наказывающим за непослушание ему. Напротив, несостоятельность божественного начала библейских постулатов уже подтверждена. И тот факт, что они полны житейскими мудростями, что неуклонное соблюдение заповедей – это праведный, благодетельный путь, никак не свидетельствует о действительности сына Божьего, а только лишь объясняет религию в качестве результата деятельности человека. Здесь не было никаких сомнений. Но при этом Архангельскому виделись некоторые противоречия в духовной составляющей вопроса.

С одной стороны, он разделял атеистические взгляды, поскольку человек (если он по жизни хороший человек), убежденный в том, что после него ничего не будет, а останется лишь наследие и память, будет брать от жизни все, стараясь прожить ее как можно ярче и совершить на своем пути максимум возможных добрых дел. При этом из соображений благодетели будет стараться вести себя порядочно, сообразно внутреннему убеждению. В то время как человек набожный замаливает свои грехи в надежде прощения Всевышним и, кроме того, в отдельных случаях оправдывает свое бездействие и отказ от принятия важных решений тем, что займется этим в следующей жизни.

С другой стороны, он никак не мог смириться с тем, что величие человеческого мозга, плоды его интеллектуальной деятельности и тонкие материи высокой организации души – все это напрасно, все это не являет собой высшей цели и без последствий закончится с наступлением биологической смерти.

И вот, идя по улице, Максим с удивлением ощутил, как колокольный звон снимает повисшее у него на душе напряжение, что, безусловно, шло вразрез с изложенной позицией. Впервые за время пребывания в селе ему вдруг почувствовалось, что он не один, в хорошем смысле.

Проходя пересечение с Васильковой, на которой проживала подсудимая, он увидел, как из глубины улицы к нему навстречу шла женщина, брюнетка, в коротком черном полушубке и высоких черных сапогах. Было понятно, что ей не очень удобно передвигаться на высоких каблуках по пересеченной местности: поверхность земли была неровной, местами заваленной ветками и покрытой лужами воды. Максим вспомнил, как тут обходятся с помоями.

Подойдя к припаркованному у одного из домов «Ниссану», женщина посмотрела в его сторону, немного сдвинув с глаз большие темные очки, и села в машину.

В конце улицы у деревянного забора, откуда, очевидно, шла женщина, стоял отечественный автомобиль – «УАЗ»-»буханка», в который садился высокий мужчина в камуфляжной форме синего цвета. Архангельский понял, что сотрудники службы исполнения наказаний прибыли для сопровождения подсудимой в суд.

Увидев дом Хилер, прокурор ощутил пробежавший по коже холодок, развернулся и отправился дальше, к месту проведения заседания.

У здания администрации Архангельский увидел столпотворение сельских жителей. Мужчины и женщины разного возраста в деревенской одежде о чем-то оживленно разговаривали. Увидев, как он подходит, один мужчина толкнул в бок другого и что-то шепнул ему. Все замолчали и уставились на молодого человека. Рядом были припаркованы еще четыре автомобиля. Проходя мимо, Максим пожелал всем доброго утра и, получив ответное приветствие, открыл дверь своего автомобиля, взял оттуда портфель, форменное обмундирование в чехле и вошел в здание сельсовета.

В фойе его встретил мужчина невысокого роста, с короткими темными волосами, в вязаном свитере и черных брюках. Максим объяснил ему цель визита, и мужчина, кивая головой, повел его по коридору. По бокам были открыты двери в несколько кабинетов, заполненных людьми, которые сидели за компьютерами, перекладывали бумаги, разговаривая между собой и по телефонам.

В конце коридора мужчина остановился и отворил дверь с табличкой «Актовый зал», за которой открылось просторное помещение с четырьмя большими окнами, выходящими на сельский пустырь и реку. Максим узнал Раису Рахадимовну, которая стоя накидывала на плечи судейскую мантию и одновременно жестикулировала руками нескольким мужчинам, которые передвигали столы и стулья. Им помогал молодой парень в зеленой форменной рубашке, судебный пристав, приехавший контролировать порядок в судебном заседании.

У дальней стены стоял большой стол, предназначавшийся для председательствующего судьи. Тут же была секретарь суда Айгуль, которая разворачивала ноутбук со спутанными проводами на маленьком столике, поставленном сбоку от большого стола, где стояла судья. Напротив, на расстоянии шести-семи метров, в пять рядов стояли спаренные клубные стулья для посетителей актового зала, на которых, очевидно, предполагалось разместить прочих участников судопроизводства и слушателей. С одной стороны от большого стола поставили стол для защитника и подсудимой. Очень кстати пришлась стоявшая в углу деревянная трибуна, незамысловато сколоченная из нескольких досок, за которой выступали докладчики на заседаниях администрации. Ее переместили в центр зала к стульям слушателей и развернули лицевой стороной к столу судьи. Отсюда будут давать показания допрашиваемые. В помещении были высокий потолок, старый деревянный пол и стены, выкрашенные в светло-бежевый цвет.

– А, Иван Андреевич, здравствуйте! – добродушно поприветствовала она Архангельского, наклонив вниз голову и глядя на него поверх очков.

– Максим Андреевич, – поправил ее Архангельский. – Доброе утро!


– Ой, Максим Андреевич. Совсем плохая стала, – извинилась она и обратилась уже к секретарю: – Айгуль, ну что там у тебя?

– Да блин, Раиса Рахадимовна, он не включается. Я не знаю, че с ним, – обиженно отозвалась девушка.

– Давай-давай, включай! Как же ты работать будешь. Ребят, нет-нет, этот стол – прокурора, его надо вот сюда, по правую руку от меня. Напротив стола стороны защиты. Вот так вот, ага, во-во, оставляйте так!

Архангельский подошел к ней ближе и поинтересовался явкой лиц, подлежавших допросу.

– Мы вызывали сегодня двоих, вот этих, – она пальцем указала в список обвинительного заключения, – будет еще сестра потерпевшего, и я планировала материалы дела поизучать в оставшееся время. Остальные свидетели в городе, они не могут участвовать. Первый уже ждет, а вот второго пока нет. Может быть, придет попозже.

– Сейчас свяжусь с участковым, попрошу посодействовать.

– Айгуль, ну что там у тебя? – судья обратилась к секретарю.

– Да я не знаю, че с ним. Все перепробовала…

Максим отошел от стола и достал телефон. Он заранее записал из материалов дела контакты здешнего участкового для межведомственного взаимодействия на случай, если возникнут какие-либо проблемы. При неявке свидетелей, как правило, в первую очередь к помощи подключаются участковые уполномоченные, которые знают свой административный участок и по идее могут обеспечить явку необходимых лиц.

– Кайрат? Приветствую. Прокурор по делу Хилер – Максим Архангельский. Слушай, у нас тут в Марфине выездное судебное заседание… Ага, знаешь, понял. Не явился свидетель один по фамилии Брагин… Да-да, Павел Игоревич, точно. Помоги, пожалуйста, найти его и сопроводи в сельсовет, а то телефон его не указан в материалах дела… А, нету телефона? Ну, тем более… Да, мы уже начинаем сейчас, ты его тащи сюда сразу, как найдешь… Все, спасибо. Номер мой запиши. На связи.

Максим прошел к своему столу, снял пальто и, открыв портфель, достал из него ноутбук, документы и ручку.

– Иван Андреевич, – снова обратилась к нему судья, – вы не посмотрите компьютер Айгуль? Он отказывается у нас включаться почему-то.

Максим встал, подошел к Айгуль, оценил упорядоченный хаос из проводов и бумаг на ее столе, взял лежавший тут штекер сетевого кабеля, торчавшего из розетки, и вставил его в ноутбук.

– Возможно, теперь получится, – сказал он и нажал на кнопку питания. Экран компьютера засветился.

– Блииин, вот я ващеее! – засмеялась Айгуль, стыдливо закрыв лицо обеими руками.

– С ноутбуками так иногда бывает, – иронизировал Максим. Повернув голову влево, он увидел, как к ним дефилирует женщина в полушубке и ботфортах, стуча по деревянному полу высокими каблуками. Одной рукой она держала сумку, а второй сняла большие темные очки. Мужчины, занимавшиеся обустройством зала заседания, бросили свое занятие и сопроводили взглядом эффектно вошедшую даму.

– А вот и Анна Сергеевна. Доброе утро! – поприветствовала вошедшую Раиса Рахадимовна.

– Здравствуйте, здравствуйте! – с улыбкой ответила Корчагина и поставила сумку на свободный стол. – Погода как хорошо разыгралась, солнышко такое теплое светит, красота! А я с утра замерзла и слишком тепло оделась.

С этими словами она сняла полушубок, положила его на стул и начала вытаскивать из сумки бумаги. Под верхней одеждой она открыла взору окружающих обтягивающее и, пожалуй, слишком короткое для обстановки черное платье.

Максим заключил, что она была одета несколько вызывающе как для судебного процесса, так и для своих лет. Невзирая на свою склонность к сладострастию, он все же предпочитал наряды поскромнее, когда платье позволяет с минимальными усилиями, не опускаясь до демонстрации нижнего белья, обрисовать атлетическую стройность тела. Анна Сергеевна со своей худобой была далека от атлетической стройности, но в то же время было в ней что-то цепляющее глаз и заставляющее остановить взор для более детального изучения ее особы.

– Ой, да, погода замечательная, – подтвердила судья. – Я в таком прекрасном самочувствии сегодня поднялась с утра. А как там наша бабушка себя чувствует? Были вы у нее, Анна Сергеевна?

– Да, Раиса Рахадимовна, я только от нее, все нормально, везут уже ее уфсинщики.

От нее исходил аромат сочетания аккордов экзотических фруктов и ноток свежих цветов. Максим подумал, что запах интересный, но слишком уж обильный для расстояния в пять метров. Он вернулся за свой стол, продолжая смотреть на Корчагину. Она, в свою очередь, тоже подняла на него глаза.

– В новостях пишут, что Генеральный прокурор на пенсию собирается.

– Это уже несколько лет как не новость, – подключился к разговору Архангельский.

– Да уж, ваши на пенсию вообще тяжело уходят, не отпускает система, – посмеялась в ответ Корчагина. – А вот вам, Максим Андреевич, теперь еще сложнее будет уйти: говорят, вашим увеличивают срок выслуги для ухода на пенсию.

– Об этом я планирую начать переживать лет через пятнадцать. Сейчас нервничают те, у кого пенсия должна быть на носу, но может отодвинуться так, что ею даже пахнуть не будет.

Максим отвлекся на телефонный звонок: он доложил позвонившему начальнику о состоянии готовности к процессу, рассказал о запланированных с судьей мероприятиях на рабочий день, выслушал упрек за несданные в очередной раз отчеты, объяснил, почему до сих пор не рассмотрел жалобу на приговор прошлых лет, и уверил, что успеет к завтрашнему дню подготовить докладную записку в управление Генпрокуратуры. Повесив трубку, он с огорчением представил, как и завтра проснется жутко не выспавшимся. Взяв со стула чехол со своей формой, он вышел из зала, чтобы найти место, где можно переодеться.

Когда он вернулся, Корчагина сидела, откинувшись на стуле, и обсуждала с судьей их недавнее совместное дело по бракоразводному процессу, при этом перестукивала по столу длинными ногтями, выкрашенными в вишневый цвет. Максим стал раскладывать свои бумаги и периодически посматривал на адвоката.

«Должно быть, так в селе выглядит независимая и эффектная женщина, обладающая магнетическим шармом, прирожденным обаянием и очаровательной харизмой, перед которой невозможно устоять», – скептически заключил он и погрузился в чтение документов.

В это время входная дверь открылась, на пороге показался высокий крепкий мужчина в синей камуфляжной форме, который громко поздоровался и, распахнув дверь, подпер ее ногой. Следом за ним в зал вошла молодая девушка, катившая перед собой инвалидную коляску, в которой неподвижно сидела подсудимая.

За судейским столом в стене была дверь, ведущая в какой-то маленький кабинет. Раиса Рахадимовна направилась в ту сторону, попутно давая указание секретарю:

– Айгуль, ты приглашай всех и, как будете готовы, вызовешь меня.

Она вошла в кабинет, закрыла за собой дверь, а Айгуль, быстро встав из-за стола, указала на место за столом с адвокатом, где следует разместить подсудимую, и побежала к выходу из зала. Даша подкатила кресло с Хилер к Корчагиной, и они стали о чем-то перешептываться. Двое сотрудников УФСИН сели на стулья в первом ряду поближе к арестованной. Через несколько минут в зал вошла группа людей, часть которых Архангельский видел при входе в сельсовет. Кроме того, с ними было и человек пять детей на вид от двенадцати до пятнадцати лет. Одну женщину средних лет и пожилого, с трудом передвигавшегося с клюшкой мужчину Айгуль провела вперед и усадила в центре на стульях первого ряда. «Сестра потерпевшего и свидетель», – подумал Максим. Остальной публике Айгуль предложила рассаживаться по желанию. Свободных мест в помещении не осталось, и некоторые даже решили стоять у стены за стульями последнего ряда. Казалось, они считали, будто им повезло, что они могли тут хотя бы стоять.

Дело заинтересовало многих в округе, все сгорали от нетерпения, когда же начнется суд. В местном обществе много говорили, предполагали, восклицали уже несколько месяцев. На лицах слушателей читалось жадное, мучительное любопытство. Кто-то из них стоял за пенсионерку-инвалида и за ее оправдание, проникшись состраданием к односельчанке и ее возрасту. Но Максим видел в зале и строгие, нахмуренные, озлобленные лица, которые были настроены категорически против подсудимой. Многие до суда даже горячо ссорились между собой из-за разности взглядов. Однако некоторые посетители были веселы от происходящего и безучастны к судьбе обвиняемой, но никак не к самому делу. Всех занимал его исход.

Максим посмотрел на виновницу собрания. Ее вид производил не самое приятное впечатление. Когда с нее сняли куртку, она осталась сидеть, насупившись, в большом сером шерстяном платке, который покрывал почти всю ее с головой. Из-под платка были видны только ее недовольное заскорузлое лицо и высунутые иссохшие руки, которые она положила на стол, сцепив скрюченными длинными пальцами. Лицо ее было очень бледного цвета, худым и изрезанным множественными морщинами, выдающими преклонные годы. Особенно выделялись складки между сдвинутых бровей, говорящие о явном неодобрении происходящего. Уголки ее тонких губ, плотно стиснутых под длинным острым носом, были недоброжелательно опущены вниз. Заметив на себе взгляд прокурора, она молниеносно повернула голову от публики на него и сощурила глаза. Архангельский невольно отвернулся в сторону секретаря, испытав исступленное чувство неприязни.

Айгуль, окинув зал внимательным взглядом и убедившись, что все готово к началу, выдохнула и быстрым шагом направилась к двери, за которой ожидала Раиса Рахадимовна.