Тайна тихой реки
Часть 4 из 18 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
У забора на улице стоял старый зеленый «четыреста двадцать первый» «Москвич» без переднего колеса на кирпичной подпорке. Рядом на четвереньках сидел пожилой мужчина в черном вязаном свитере с высоким воротником и копался в ящике с инструментами. За его действиями бдительно наблюдал сидевший рядом маленький черный пес.
Гармония расчета и интуиции подсказывала Максиму – это и есть Котов. Подойдя ближе, он решил нарушить идиллию процесса:
– Аркадий Степанович?
– Он самый. Чем обязан? – вопросительно ответил мужчина.
– Здравствуйте! Меня зовут Максим Андреевич Архангельский. Я из областной прокуратуры. По делу Агаты Никаноровны.
– Аа, да, наслышан. Приехали бабушку нашу на каторгу отправить, – смеясь, ответил Аркадий Степанович. Он явно пребывал в хорошем расположении духа.
– Вижу, вы в курсе событий. На самом деле, я хочу разобраться в произошедшем. Понять для себя, действительно ли она виновна в преступлении, – ответил Максим. Заведя руки за спину, он обошел машину по кругу, пристально ее разглядывая. Он намеренно начал разговор с Аркадием Степановичем так, будто знал, что бывшему главе известны подробности истории.
Мужчина посмотрел на него ясными, как небо, голубыми глазами, вытер руки тряпкой и поднялся на ноги. Это был невысокого роста коренастый человек со смуглой кожей, короткими седыми волосами на голове и очень осознанным волевым взглядом. Глубокие морщины у уголков глаз и между бровей, прямая осанка, а также приподнятая и немного склоненная в сторону голова сигнализировали о твердости характера, жизненном опыте и о сложности принимавшихся решений.
– А вам теперь какая печаль, как оно было на самом деле? – спросил Аркадий Степанович. – Дело в суде. Следователи ведь уже тут наработали.
– Неясностей много они тут наработали, – ответил прокурор, продолжая сосредоточенно разглядывать автомобиль. Указав рукой на водительскую дверь, он спросил: – Можно?
– Пожалуйста, – пожал плечами Аркадий Степанович. – Однако когда они здесь были, разговаривали дерзко. Вам же власть стоит почувствовать, вы же ею пользоваться не умеете, у вас сразу гонор просыпается. Вы с людьми разговариваете свысока, будто с преступниками.
Максим открыл дверь, сел на сиденье, осмотрел с довольной улыбкой салон и положил руки на руль. После этого он глубоко вдохнул и, посмотрев через открытую дверь на хозяина машины, с нескрываемым восторгом произнес:
– Пахнет, как в детстве! Он шестьдесят девятого?
– Да, шестьдесят девятого. Разбираетесь? – Аркадий Степанович немного смягчился.
– У деда моего был такой. Он так любил с ним возиться. И я ему помогал все время. Отличный автомобиль, – по-прежнему улыбаясь, сказал в ответ Максим. – Я, Аркадий Степанович, качество следствия нашего тоже, признаться, осуждаю. И манеры поведения следопытов не всегда одобряю. Только они там долго не работают. Бегут туда за статусом и престижем после института, окунаются в водоворот системы и вскоре рапорты подают на уход, не справляясь с нагрузкой. С людьми не успевают научиться работать должным образом. И все же в каждой системе есть и хорошие ребята. Кому, как не вам, знать об исключениях в чиновничестве.
– Так-то оно так, – кивнув, признал бывший чиновник. – А вас, стало быть, водоворот системы еще не закрутил?
– Да нет там уже ни статуса, ни престижа. Мне сам характер работы нравится. Я вижу в ней подлинный правоохранительный механизм. По зову сердца хочется помогать и защищать. А вот с Агатой Никаноровной никак не могу понять – ее надо защищать или все-таки от нее. Поэтому и пришел к вам как к человеку образованному, знающему не понаслышке всю изнанку здешней каши.
Аркадий Степанович улыбнулся и почесал за ухом подошедшего к нему пса, виляющего хвостом. Он достал из кармана пачку сигарет и прикурил одну.
– Я, Максим Андреевич, в ночь событий на месте происшествия не был, конечно. Но могу предположить, что товарищ Вяземский не по своей воле из жизни ушел, – заговорил он, сев на стоявший рядом раскладной стул. – Мы с ним много разговаривали, когда он приехал. Его особенно интересовали паранормальные явления в селе и их участники. Особо его интересовала Хилер. Я, знаете ли, стараюсь не говорить о ней вообще и с ним ее не стал обсуждать. Он тут обошел всех магов и волшебников. Это я утрирую, конечно. А вот она категорически отказывалась с ним общаться. Да что говорить, она ни с кем не общается никогда. Ее же затворницей потому и зовут здесь, что она из дома своего не выходит. В Марфине и в самом деле много людей с силой. Имею в виду силу особенную. Лечиться сюда приезжают из самых разных мест. Очередями стоят у домов приезжие, в машинах иной раз ночуют, чтобы очередь не пропустить. Но есть и такие, как Хилер. Вроде чернокнижников. Вроде бы темными делами занимаются. Их лучше обходить стороной. Хотя кто как относится. Многие и общаются с ними спокойно. Они же и в магазины ходят, и в город ездят. Но только не эта гражданка…
Неподвижный взгляд рассказчика устремился куда-то вдаль сквозь дым сигареты. Максим спросил:
– Аркадий Степанович, ну вот вы здравомыслящий мужчина. Не пьющий, я полагаю. Вы тоже верите в эти местные паранормальные явления?
– Слушайте, я вообще человек не суеверный. Но прожив здесь всю жизнь, я и правда сталкивался с необъяснимыми вещами. Вы верно заметили, я не пью. И никогда не пил. Ну вот, например, в июне с другом ездили на рыбалку тут недалеко. У Андрея Николаевича мотоцикл «Урал» с люлькой, мы на нем поехали. Он выпивал, конечно, а я-то – нет. Возвращаемся вечером, уже по темноте, и мотоцикл глохнет на трассе. А село уже вот, рукой подать, огни светятся. Ну километр, не дальше. Каким-то чертом бензин кончился вдруг. А мотоцикл, собака, тяжелый. Его не докатишь вручную. И не бросишь же его там. Я Андрею сказал, чтобы сидел и ждал, а сам взял фонарик и пошел до села за топливом. Он выпивший, я его в люльке оставил и пошел. Иду минут десять. Село как было, там же и осталось. Двадцать минут иду, а огни сельские не приблизились нисколько, представьте? Я остановился, оборачиваюсь, а там уже все, темнота, хоть глаз выколи. Кричу: «Андрей!», он не отзывается. Ну что делать, пошел дальше к селу. Вот, положа руку на сердце, я вам не смогу сказать, сколько я шел. Не знаю, как это возможно, но село на горизонте светилось по-прежнему. В какой-то момент я вдруг понимаю, что вода под ногами каким-то чертом оказалась. Думаю, что же это я, с курса сбился и в речку, что ли, угодил? А не видно ничего вообще вокруг. Вот руку вытягиваешь, а дальше – всё, конец радара. Я вам серьезно говорю, это у нас и в селе тут так же. Если вечером как-нибудь останетесь, обратите внимание. Я, значит, развернулся, чтобы на берег обратно выйти. Иду. Чувствую, воды по колено прибавилось уже. Думаю, в темноте вообще попутал ориентацию. Чуть вправо пошел – по пояс уже в воде. Пошел обратно – по грудь ухожу уже. У меня паника началась, я не знаю, что делать. Вокруг темнота. Тут-то я и вспомнил все здешние легенды про «водящих». И где дух мужицкий, где здоровье мое крепкое – как начало меня трясти от страха, «Отче наш» читать стал, всех святых вспомнил. А дно из-под ног ушло совсем. И я плыву уже в воде весь. Уже попрощался с белым светом, как вдруг слышу, мотор мотоциклетный приближается. Слышу, Андрей меня кричит: «Степаныч! Степаныч!» А с какой стороны кричит – не могу понять. Куда ни повернусь в воде, так с обратной стороны звуки. А сам, представьте, рот разеваю, а крикнуть не могу в ответ. Голос пропал совсем. И, слава господу, свет фары появился рядом уже. Я давай барахтаться в воде, что есть силы. Не знаю, как он меня нашел, но съехал на берег на мотоцикле, зашел в воду и поплыл за мной. В общем, вытащил меня и расспрашивать меня начал, а я рот открываю, а слова так и не получается сказать. Только на следующее утро проснулся и говорить начал снова. А бензин, как оказалось, и не кончился тогда. Вот как после такого не верить в явления?.. – он испытующе посмотрел в глаза собеседника.
– Звучит, конечно, жутковато, – после недолгой паузы ответил Максим. Он завороженно слушал рассказ и не мог подобрать слов для попытки объяснения услышанного. – Не знаю, может, давление поднялось, просто потерялись в ориентации на какое-то время из-за темноты, – развел он руками. – Мне кажется, всем этим вещам есть простые объяснения вкупе с совпадениями.
– Я, конечно, потом уже приучил себя вспоминать об этой истории со смехом: мол, голова закружилась, но с тех пор с заходом солнца стараюсь из дома не выходить. Чего и вам, кстати, настоятельно рекомендую.
Максим посмотрел на часы и вышел из машины.
– Аркадий Степанович, спасибо вам большое. Очень рад знакомству. Если не возражаете, я к вам еще зайду. Возможно, завтра.
– Да заходите, я не возражаю. Всего хорошего! – ответил Аркадий Степанович, пожав руку молодому человеку.
Глава пятая
Анна Сергеевна сквозь сон нащупала телефон, прятавшийся от руки на прикроватной тумбочке, и отключила назойливый будильник. Через пять минут она повторила процедуру и решила сделать это еще раз чуть позже, проваливаясь в недосмотренное сновидение. Вскоре, окончательно приняв решение пробудиться, Корчагина нехотя выбралась из постели, обернулась в теплый халат и пошла на кухню.
За окном еще густилась предутренняя темнота, мешающая организму свыкнуться с мыслью, что пора начать бодрствовать и открыться новому дню. Анна Сергеевна сильнее укуталась в халат и медленно выпила стакан воды с лимоном. Затем по стандартному маршруту она отправилась в душ. Учитывая предстоящее мероприятие с участием нового мужчины, она помыла голову. Не просто же так она встала раньше на целый час. Проведя в душе двадцать минут, она высушила волосы и вернулась на кухню, где приготовила завтрак. Ароматный, сваренный в турке кофе добавил еще очков к бодрости духа. Сын был на осенних каникулах у бабушки, и она в полной мере могла насладиться утренним одиночеством, побыть наедине со своими мыслями и чувствами.
Уделяя время макияжу, она значительное внимание посвятила тону лица, подводкой для глаз аккуратно вывела стрелки, накрасила ресницы и вишневой помадой – губы. Она полагала, что женщина, которая не пользуется косметикой, слишком высокого мнения о себе. После этого она открыла окно на кухне и закурила сигарету. Голову посещали противоречивые мысли. Вроде бы все было хорошо, и день обещал быть интересным: ей безумно нравился публичный аспект ее профессиональной деятельности, предстояло много разговаривать с образованными людьми и демонстрировать им свои достоинства – как по специальности, так и в области миропонимания, в чем, как ей казалось, она, безусловно, преуспевала. Но Корчагина испытывала и некоторые опасения за судьбу дела и свою подопечную, зная ее пылкий темперамент и нелюбовь к правоохранительным органам.
Корчагина не преследовала цели укрепления капитала от дела Хилер. Денег на заключение с адвокатом соглашения у подсудимой, конечно же, не было, но участие в производстве по делу защитника было обязательным по закону, и Анна Сергеевна была назначена ей государственным адвокатом с самого возбуждения уголовного дела.
Ни для кого не секрет, что качество работы так называемого «дежурного» защитника по назначению несколько отличается от участия в деле более заинтересованного адвоката по соглашению.
Защиту подозреваемого на следствии можно считать отправной точкой, которая может сказаться на всем развитии дела. Уже на первоначальном этапе расследования может решиться, будет ли оно передано в суд, где основная масса приговоров является обвинительной, или так и останется в кабинетах следователей.
Назначение предполагает, что защитника пригласит следователь, который заинтересован в направлении дела в суд, а сам защитник заинтересован в том, чтобы к его работе прибегали и далее, а потому не желает портить отношения с правоохранителями.
Анна Сергеевна, имея солидный стаж и опыт, знала, что многие адвокаты, чьи услуги бесплатны, зачастую выступают не на стороне подзащитного и могут закрывать глаза на некоторые нарушения, а иной раз и советовать клиенту сознаться в содеянном, не вникая во все тонкости произошедших событий. Она и сама порой избирала подобную линию защиты, однако часто и не шла на поводу у следователей. В отдельных делах она проявляла сочувствие к человеку и искренне желала ему помочь, а иногда просто бралась за дело, если оно казалось ей интересным, так сказать, для кругозора практики.
Дело Хилер с его загадочными обстоятельствами пробудило в Корчагиной большое любопытство, но, в противовес всем россказням, она не верила в мистический характер случившихся событий, а саму Агату Никаноровну, бабушку на инвалидном кресле, обвиняемую в совершении особо тяжкого преступления, ей было очень жалко. Хотя и следовало признать, что с начала ее участия в деле вокруг него периодически происходили некоторые странности.
Следственно-оперативная группа в первый день приезда в Марфино долго не могла провести стандартные процедуры первоначальных следственных действий. Сотрудникам долго не удавалось заполнить документы, поскольку неведомо откуда налетел ветер и они упали в лужу; в доме не включался свет, что затрудняло осмотр места происшествия. Труп потерпевшего сначала долго не могли поднять, так как он оказался необъяснимо тяжелым, будто притягиваемым к земле. Затем он несколько раз падал с носилок, и история повторялась. Агата Никаноровна все это время сильно ругалась на правоохранителей, требуя немедленно покинуть ее домовладение. Когда же они наконец погрузили все вещи в служебную машину, Хилер через забор крикнула им: «Хрен вы отсюда уедете!» Им так и не удалось завести двигатель автомобиля. Пришлось вызывать на подмогу служебный «уазик» местной администрации, который на буксире оттащил их в районный центр.
Отогнав воспоминания, Корчагина потушила докуренную сигарету в пепельницу, закрыла окно и пошла одеваться. Собравшись, она застегнула молнию на высоких ботфортах и, все еще помня холодный уличный воздух, оцепивший кухню через окно, решила надеть полушубок.
Учитывая, что Хилер и на предварительном следствии была под домашним арестом, Корчагина уже ездила к ней в Марфино и знала дорогу. На своем «Ниссане Кашкай» она прибыла в село и, въехав на улицу Васильковую, припарковала машину. Ближе к концу улицы располагался дом ее подопечной, но дальше ехать на машине она не хотела, так как дорога на улице была ужасная и пройти туда было лучше пешком.
Подходя к дому Агаты Никаноровны, Корчагина увидела двух мужчин в синей камуфляжной форме, которые стояли у калитки и смотрели на нее.
– Доброе утро, Анна Сергеевна! – поприветствовал ее один из них, выбросив сигарету. Второй в это время начал что-то доставать из припаркованного рядом служебного автомобиля.
– Привет, ребят! А че сами не заходите? – ответила она с улыбкой. – Меня ждете, что ль?
– Да что-то не хочется. После того раза мы туда без вас не решаемся заходить.
Корчагина вспомнила, как недавно эти ребята из службы исполнения наказаний, на которую возложена обязанность доставления в суд лиц, находящихся под домашним арестом, приехали сюда за Агатой Никаноровной для сопровождения ее в районный суд, когда стоял вопрос о продлении срока действия меры пресечения. Сначала Хилер не открывала им дверь и нехитрыми жестами в окно давала понять, что не планирует никуда с ними ехать. Не возымели эффекта и слова сотрудников о том, что за такое противодействие следователь поместит ее в изолятор. Когда же один из них, взяв на себя смелость, открыл калитку и вошел во двор, с огромной ивы к нему спикировали две большие черные вороны. С истошными криками они налетели на него, стали клевать и хватать его когтями. Пока одна ворона, хлопая крыльями, нападала на самовольно проникшего во двор, вторая взлетела на дерево и камнем отчаянно бросилась вниз, пробив клювом голову сотруднику. Напарник подбежал к нему и помог выбраться на улицу. Только после этого обе вороны вернулись обратно на дерево. Тогда один из служащих позвонил адвокату и попросил оказать им содействие. С приездом Корчагиной ситуацию удалось стабилизировать, Анна Сергеевна уговорила Хилер подчиниться, убедив ее в гарантии безопасности.
– Да уж, – сказала Корчагина и, подойдя к дому, постучала рукой в окно. – Как коллега-то ваш поживает? С головой в порядке все?
– На больничном до сих пор. Вчера только был у него. Рана очень плохо заживает, и он жалуется, что с того времени кошмары мучают постоянно. Доверительница ему ваша снится, в окошко стучит с улицы и хихикает.
– Господи, страсти-то какие. – Она еще раз постучала в окно. Ответа так и не последовало.
– Может, она там это… Того? И сразу все проблемы разом.
– Денис Олегович, вы, видимо, слишком крепко спите? – смеясь, сказала она в ответ. – Сны, наверное, давно не видели красочные…
– Сплюньте, Анна Сергеевна, мне семью кормить.
– Вот-вот. Вы бы поосторожнее. Если тоже не хотите в орнитологи. Я сейчас внучке ее позвоню. Может, она знает, в чем дело.
Корчагина достала мобильник и набрала номер.
– Даша, здравствуй! Скажи, пожалуйста, а бабушка дома у себя? А то у нас суд сейчас, мы вот приехали за ней, а она не отвечает нам, мы тут в окошко ей стучим, зовем ее… Ага… А, поняла… Так… Хм… Странно… Даш, а можно я тебя попрошу, дойди до нас, пожалуйста, а? Может быть, мы с тобой зайдем к ней домой, поговорим с ней. А то время уже… Ага… Хорошо-хорошо, спасибо большое, да, ждем тебя тогда.
Она повесила трубку и обратилась к сотрудникам:
– Щас она придет, ребят, мы с ней зайдем. У вас огонек найдется? А то я зажигалку в машине оставила.
К тому моменту, когда они докурили, к дому подошла внучка подсудимой. Это была девушка лет двадцати, невысокого роста, с небрежной быстрой походкой, жирными волосами и высоким лбом, со странным отсутствующим взглядом. На ней были старое длинное коричневое пальто и такие же старые черные сапоги. В период расследования Корчагиной неоднократно доводилось общаться с ней. Она производила впечатление простой деревенской добродушной девушки, у которой, как ей показалось, были незначительные психические отклонения. Позже местные и сами говорили, что у внучки Хилер не все дома, да и сама Даша понимала это и чувствовала себя всегда не в своей тарелке. Она увлекалась рисованием, была замкнутой в себе, немногословной, но ни в чем не перечила, покорно соглашаясь на все обращенные к ней просьбы, коих было предостаточно, поскольку ее бабушка не отличалась особой учтивостью и готовностью сотрудничать со следствием.
У Даши было трудное детство: родителей своих она практически не помнила – они разошлись, когда она была еще ребенком, и уехали из села, оставив ее ухаживать за бабкой. Органы опеки из жалости закрывали глаза на эти обстоятельства и не поднимали вопрос о помещении девочки в детское учреждение. Сельчане воспитывали и поддерживали ее, помогая кто чем мог.
Подлинных причин проблемы, произошедшей с ее психикой, никто не знал, но сама она на касающиеся этой темы расспросы всегда рассказывала одну историю: в возрасте семи лет она увидела, как ее бабушка грызла живую козу на берегу. После этого она добавляла: «И вот с тех пор я такая».
Бабушку она очень боялась, но жалела и ухаживала за ней, ежедневно навещая, так как сама жила по соседству.
Даша поздоровалась с Анной Сергеевной и сразу же достала ключи от дома. Не задумываясь, она толкнула калитку и через двор направилась прямиком к крыльцу. Корчагина, опомнившись, быстро проследовала за ней, жестом дав команду сотрудникам ждать их на улице.
Поднявшись к входной двери, Даша уверенно вставила ключ в замочную скважину, несколько раз провернула его и толкнула дверь. В коридоре их по традиции встретили темнота и запах сырости.
– Баушкаааа! – звонко прокричала Даша, но в ответ услышала только эхо своего голоса, отозвавшееся в глубине дома.
Она щелкнула переключатель света, но ответа тоже не последовало, и она выругалась:
– Проклятье! Опять свет отключили, ироды.
Корчагина уже перестала удивляться манере молодой девушки своеобразно изъясняться.
Быстрыми движениями достав из ящика комода две свечи, Даша кинула их в две стоявшие тут же маленькие стеклянные банки, вытащила из кармана коробóк спичек и подожгла фитили. Одну свечу она взяла себе, а вторую передала Корчагиной и, указав рукой на едва видимую в тусклом свете деревянную лестницу, ведущую на второй этаж, сказала: «Пойдите наверх!»
С новым криком «Баушкаааа!» Даша скрылась из виду за углом коридора.
Не успевая за развитием событий, Корчагина еще с минуту стояла со свечой в руке, пытаясь сообразить, что происходит.
«Пойдите наверх… Как же мне это нравится все, вашу мать!» – Она посмотрела на лестницу, силуэт которой размывался во мраке под потолком. Анна Сергеевна медленно поднялась на одну ступень, чему сопутствовал характерный деревянный скрип. Переведя дыхание, она сказала себе: «Так! В конце концов, я взрослая девочка, нечего тут замирать! В доме просто нет света». Поднимая ногу на вторую ступень, она вдруг увидела внизу маленькое черное живое существо, быстро пробежавшее под ногами вверх по лестнице и чуть не сбившее ее с ног.
– Господи! Мурка! Черт бы тебя побрал! – через секунду она поняла, что это черная кошка Агаты Никаноровны. И сразу же подумала, что это мозг достроил такое умозаключение, ведь она не успела рассмотреть животное. «Или не кошка?.. Аня, еб твою мать, конечно же, кошка, кто же еще?!»