Тайна пленного генерала
Часть 6 из 22 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Но уже не было прежнего энтузиазма. Стрельба ослабла. Заклинило затвор ручного «дегтярева», отчаянно выражался пулеметчик, дергая заевшее устройство. Раскалился и захлебнулся «максим» – не подумали про воду для охлаждения ствола. Два бойца скатились на дно оврага, замерли, разбросав руки.
Пули свистели в угрожающей близости. Шубин моргал, избавляясь от тумана в глазах. Контуры теряли резкость, сливались с деревьями. Началась позиционная война.
Отряды врагов разделяли пятьдесят метров насыщенного свинцом пространства. Немцы, прячась за телами своих убитых, подползали все ближе и ближе. Еще одно тело скатилось на дно оврага – тот самый паренек с отсеченным ухом. Ахнул стрелок-пулеметчик, зарылся окровавленной головой в лишайник.
Кто-то бежал справа по оврагу, перепрыгивал через гниющие паданцы. Молодой чубатый боец из числа оставшихся в резерве.
– Товарищ лейтенант, красноармеец Шаламов… – партизан шумно выдохнул. – Там десантники, ну, эти, которые в комбинезонах, кажется, собираются обойти нас со стороны поля… Что делать, товарищ Шубин?
– Пулемет у вас есть?
– Да, есть, пока еще не пустили в ход. Лежим тихо, как мыши.
– Подойдут – бейте в упор. Чем больше их положите, тем меньше у нас будет забот. Без них пехота – уже не сила. Будут давить, отходите к лесу…
– Я понял, товарищ лейтенант… – Кучерявый побежал обратно.
Создалось хрупкое равновесие. Немцы залегли, ожидая подходящего для атаки случая. Шубин ловил в прицел бледные лица, но и фашисты ловили в прицел его бледное лицо…
Очередь чуть не ошпарила. Смерть пока что ласково погладила по головке. Сорвалась нога, Шубин кубарем покатился вниз, в объятия мертвого партизана с распахнутыми глазами. Нет, еще рано – ты лежи, парень, а у нас еще дела… Лейтенант подхватил упавший автомат, полез обратно на склон.
На правом фланге разгорелась суматошная пальба. Ручной «дегтярев» долбил, как сумасшедший дятел. Горланили парашютисты, попавшие в ловушку. И впереди стало неспокойно. Поднялись пехотинцы, заскучавшие в буреломе, пошли вперед, выставив карабины.
Сначала простучал пулемет, повалив самых резвых, а потом поднялись партизаны – с кулаками, с саперными лопатками, повалили в контратаку. Словно рояль поехал с лестницы!
Шубин бежал вместе со всеми, боясь споткнуться, вскидывал ноги, как цапля, сжимал саперную лопатку. Картинка дрожала перед глазами. Лицо лоснилось от соленого пота. С этой лопаткой он воевал уже четыре месяца, грань истончилась – постоянно приходилось подтачивать. Уж и не вспомнишь, когда использовал инструмент по прямому назначению…
Бились чем попало. Бледный солдат плясал перед глазами, пытался выдернуть ногу из скрещенных веток, выл от бессилия. Вскинул автомат, но Шубин опередил его, метнув лопатку с короткой дистанции. Оружие сделало кувырок и треснуло немца по лбу. Криво вышло, отклонилось ребро от цели, иначе раскололо бы лобную кость. Но удар ошеломил фрица, брызнула кровь. Дрогнул автомат, и пуля прошла мимо.
Глеб набросился на него, сбил с ног, подобрал отлетевшую лопатку и на этот раз ударил на славу, прямо в оскаленный рот. Шубин проделал кувырок через плечо – прямо почувствовал, что опасность близко. Штык вонзился в землю рядом с ухом. Лейтенант выдернул пистолет из расстегнутой кобуры, дважды надавил на спуск. Свалился на колени подстреленный ефрейтор, схватился за живот.
Глеб присел за деревом, передохнул секунду. Рукопашная подходила к концу. Партизаны дрались, как гладиаторы. Пятились уцелевшие враги, несколько человек пустились бежать. Кто-то из немцев стоял на коленях и тянул вверх руки, словно нащупывал перекладину турника. Подлетел Курганов, рубанул лопаткой в основание шеи…
– Отходим! – прохрипел Шубин. – Все на дорогу!
Бойцы попятились, хватая оружие, скатились в овраг. Дальний склон был сравнительно пологим – много усилий не потребовалось. По пади бежал резерв – те, что подловили у опушки десантников. Бежали налегке – с пулеметом расстались. И не все – только четверо, но в лицах столько удовольствия, что можно и не спрашивать, чем закончился бой.
Улыбался чубатый Шаламов с «индейским камуфляжем» на физиономии – словно намеренно размазывал кровь. Судя по тому, что он бежал первым, это была чужая кровь. Все выжившие повалили на дорогу. Лица возбужденные, пот градом – словно в футбол выиграли!
Ложный обоз давно ушел, грязи на дороге было в меру – не так уж размываются лесные проселки, прикрытые густыми кронами деревьев. Шубин поторапливал: подрались хорошо, теперь хорошо побегаем, пока немцы в шоке!
А фрицы действительно впали в замешательство: не ожидали, что так получится. Слышно было, как далеко в лесу уже надрывали глотки офицеры – готовилась вторая атака.
Шубин молил несуществующего бога: «Сделай так, чтобы эти твари сняли все силы с основного направления!»
Он бежал последним, постоянно оглядывался. Конечности немели от напряжения. Немцы еще только готовились – они не знали, что партизаны оставили позиции. Бойцы бежали в размеренном темпе, тяжело дышали, сапоги обрастали липкой грязью. Увы, уже не прежние тридцать человек. Осталось два десятка, не больше, остальные сложили свои головы в этом бою.
До укрытой колонны добежали за несколько минут. Четыре телеги, призванные имитировать партизанский обоз. В головной подводе лежала обложенная соломой рация – самый ценный груз. Возницы изнывали от нетерпения, ржали лошади – для ответственной миссии полковник Моисеевский выделил наиболее крепких.
– Вперед! – скомандовал Шубин. – Стегайте своих горячих!
Заскрипели изношенные телеги. Партизаны двинулись рядом, держась за борта и поминутно озираясь. Закачался русоволосый паренек, подстреленный в руку, неуверенно улыбнулся, стал сползать на землю. Его подхватили под мышки, перевалили в повозку.
– Где бинты? – завертел головой Арсен Вартанян.
Шубин не выдержал, запрыгнул в головную подводу, стал разворачивать рацию. Аппарат был тяжелый, соединял в себе возможности радиосвязи и голосового сообщения. Лейтенант схватил трубку, стал настраиваться на нужную частоту. Телега тряслась, настройки срывались. Он пытался сосредоточиться, выбросить все из головы. Сквозь эфир прорвался голос – русский, матерки через слово! Радист Семенчук – интеллигентный очкарик, который в сложных ситуациях забывал о своем воспитании и становился хуже портового грузчика!
– Шубин, это вы? – орал Семенчук.
– Мы, Борис. Уходим в лес на северо-восток, потеряли треть бойцов, немцев тянем за собой. Доложи обстановку в отряде.
– Нормальная обстановка, рабочая! – Радист радостно засмеялся. – Слышали, что вы там устроили. Командир приказал провести разведку дальнего леса. Посыльные уже вернулись, говорят, чисто. Вы, как тот крысолов со своей дудочкой, увели за собой всех супостатов. Отряд уже выступает, спускаемся в низину…
– Будьте осторожны, немцы стягивают в район подкрепления! Проходите быстро, пока там нет никого! Все, конец связи.
Он бросил трубку и посмотрел в небо. Говорят, зима скоро…
Это был не самый легкий день. Работали в нечеловеческом напряжении, сдавали нервы, усталость тянула в сонное болото. Посмеивался неунывающий Кошкин: воевать в спящем виде еще не приходилось. Хотя что тут такого – партизан спит, служба идет.
За спиной гремели взрывы, надрывался станковый пулемет: немцы обрабатывали из минометов окрестности дороги и памятный овраг. Нашим это было на руку, нужно было уйти как можно дальше. Левая дорога все больше отклонялась – тоже неплохо, немцев надо уводить в глухомань…
С пронзительным треском переломилась колесная ось замыкающей телеги – повозка фактически развалилась. Несчастная лошадь выбилась из сил, присела на задние ноги, жалобно всхрапнула.
Партизаны набросились на возницу:
– Ослеп, что ли? Зачем заехал в яму?
– Так не видно же, – оправдывался побледневший мужик. – Все едино, грязь да грязь…
– А как остальные-то проехали? – разорялись бойцы.
– Товарищ лейтенант, давайте его накажем, – нервно смеялся Вартанян. – По всей строгости и со всей принципиальностью!
– Отставить галдеж! – крикнул Шубин. – Бросайте эту телегу, она все равно не нужна!
Он упорствовал, до последнего хотел сохранить обоз. Но долго ли немцы будут верить их уловке? Не пора ли бросать подводы и спасать людей? Но нет, еще немного, еще чуть-чуть…
Немецкий мотоцикл выскочил из-за поворота, как черт из табакерки! Полный комплект – пулемет в люльке, три здоровых лба в плащах и шлемах. Для партизан эта встреча стала неожиданностью. Кусты и деревья глушили звуки – какая-то глухая зона.
Партизаны бросились в лес. Шубин выскочил из телеги и вместе со всеми распластался в грязи, не понимая, что происходит.
Немцы заорали, пилот потерял управление, переднее колесо загуляло по колее. Ударил пулемет – и весь шквал свинца достался головной лошади в яблоках. Бедняжка повалилась на бок, затряслась. Все произошло очень быстро. Пострадала только лошадь. Мотоцикл тряхнуло, стрелок выпустил рукоятку, приклад собственного пулемета двинул ему по челюсти.
Мотоцикл сменил направление, съехал в кювет – еще немного, и он бы стал утюжить засевших там партизан! Подлетел Шаламов, бросил гранату и откатился. Взрыв прогремел справа от люльки, на обочине. Брызнула грязь с обрывками травяного дерна. Мотоцикл повалился на левый бок, двоим зажало ноги, они закричали благим матом. Пулеметчик вылетел из люльки и приземлился на крошечной поляне.
– Вот это да, – пробормотал Кошкин.
Зажатые мотоциклисты надрывали глотки. Снова отличился Шаламов: подбежал к ним, опустошил половину магазина. Обжег руки о раскаленный металл мотоцикла. Бросился к пулеметчику, который еще подавал признаки жизни.
– Отставить, Шаламов! – спохватился Глеб. – Не трогай его, пусть лежит! Пятеро, вперед на дорогу, занять оборону! Остальным – уйти в лес!
Но «первая ласточка» оказалась и последней. Мотоциклетный патруль, похоже, оторвался от своих, в одиночку заехал в лес.
Партизаны рассредоточились за деревьями. Ворчал Халевич: так, мол, и обделаться недолго.
Шубин поспешил к пулеметчику. Тот, по-видимому, отделался переломами, прерывисто дышал. Дотянуться до оружия он не мог – руки не слушались. Время поджимало – некогда справляться о житье-бытье. Шубин не зверствовал, разговаривал спокойно. Пусть враг, но человек был в шаге от смерти и заслуживал хоть какого-то снисхождения.
Пулеметчик переживал шок, плохо понимал, что происходит, и ничего не скрывал. Он шептал слабым голосом, отвечая на вопросы. Его зовут Вальтер Шульберт, отдельный мотоциклетный батальон в составе армейской группы, действующей северо-восточнее Вязьмы. В здешние леса направлены два мотоциклетных взвода – десять экипажей. Был ночной марш по распутице из села Черкасово. Партизанскую базу собирались ликвидировать южнее, но появились данные, что она сменила место пребывания и перебирается на север. Бой в данном квадрате разгорелся полчаса назад, и мотоциклисты гауптмана Вайхмана снова выдвинулись в другой район. Замыкается кольцо на участке местности площадью шесть квадратных километров. Помимо мотоциклистов, действует полностью укомплектованный мотопехотный батальон. Где находятся в данный момент его соратники, Шульберт, к сожалению, не знает, его экипаж получил приказ курсировать в данном районе, уничтожать партизан, оторвавшихся от основных сил…
Увидев ствол на уровне своего сердца, пулеметчик возбудился, зачастил, как печатная машинка. Он еще не все сказал, он так много знает, его нельзя убивать! Пуля пробила сердце и оборвала последний крик. В следующий раз договорим…
Шубин командовал посаженным голосом: бросить телеги, забрать рацию, всем уходить на северо-восток и не растягиваться! Есть шанс, что кольцо еще не замкнулось. А если и замкнулось, не впервой прорываться. Бойцы один за одним исчезли за кустами. Двадцать две души, не считая возниц, которые не бог весть какие воины, – приличная сила, даже есть с кем пару раз в атаку сходить…
Лейтенант пропустил бойцов, волочащих рацию, пристроился в хвост колонны. Предстоял непростой бросок по сложнопересеченной местности…
По карте он уже не ориентировался, только знал, что надо прорваться. А немцы были рядом, их присутствие кожей чувствовалось…
На противника нарвались, когда бегом пересекали поляну. Угодили в то самое оцепление! Не было времени проводить разведку. Пулемет ударил из-под развесистой березы на краю поляны. Следом вступили в бой автоматы. Упали трое бойцов. Смерть прошла рядом: один из погибших упал в метре от Шубина – немолодой возница, заросший свинцовой щетиной.
Партизаны залегли.
– Гранаты к бою!
Не стоило смущаться, что цель далеко. Бросали активно: этого добра набрали предостаточно. Летели советские РГД, кувыркались немецкие «колотушки» с удлиненными рукоятками. Гранаты взрывались с недолетом, только одна, пущенная кем-то рукастым, долетела до леса. Вряд ли немцы ожидали столь слаженных действий от кучки людей. Грохот стоял невообразимый. Ударные волны гнули деревья и рвали кустарники.
– Выкусили?! – хрипел Кошкин, перекатываясь в соседнюю борозду. – Как мы их, товарищ лейтенант! Пусть чертям в аду тошно станет!
– Ада нет, боец!
– А это что? – Кошкин засмеялся животным смехом.
Поляну заволокло прогорклым дымом. Партизаны ворвались в лес и снова увидели перед собой ненавистные мышиные шинели, бледные, охваченные страхом лица.
Схватка была недолгой: стреляли в упор, бились прикладами. Кучку фашистов уничтожили быстро и умело, побежали дальше. Немцы находились и слева, и справа, пусть друг в друга стреляют! Так и случилось: за спиной разразилась яростная пальба.
Отряд недосчитался еще двоих, осталось семнадцать. Погиб молодой парнишка с простреленной рукой. Халевич волочил ногу и скрипел зубами – не уследил за своей конечностью. Но помощи не просил, как-то двигался сам. Мускулистый Тищенко тащил за плечами рацию, шумно отдувался.
Снова поляна, снова засвистели пули, теперь стреляли сбоку, но нельзя было останавливаться. Отстреливались на бегу, швыряли гранаты. В лесу Шубин пересчитал бойцов по головам – потеряли еще двоих.
Дальше был густой ельник, до которого не добрались немцы, – деревья росли непроходимой стеной, прорываться через нее было то же самое, что через неприятельские порядки. На непроходимых участках опускались на колени, ползли на четвереньках.
«А ведь оттянули на себя противника! – пульсировало в голове. – Есть за что погибать».
Но смерть не приходила - умирали вокруг, а лейтенант Шубин оставался живой: с одной стороны неплохо, а с другой уже просто стыдно. Партизаны двинулись по лесу, выстроившись в изломанную колонну. Ветер доносил обрывки немецкой речи, гудели машины - значит где-то рядом была дорога, пригодная для автотранспорта. Вздымались баррикады из валежника.
- Вот уж точно - чем дальше в лес, тем больше дров!.. - проворчал Халевич, перебираясь через горы гнилушек.
Пули свистели в угрожающей близости. Шубин моргал, избавляясь от тумана в глазах. Контуры теряли резкость, сливались с деревьями. Началась позиционная война.
Отряды врагов разделяли пятьдесят метров насыщенного свинцом пространства. Немцы, прячась за телами своих убитых, подползали все ближе и ближе. Еще одно тело скатилось на дно оврага – тот самый паренек с отсеченным ухом. Ахнул стрелок-пулеметчик, зарылся окровавленной головой в лишайник.
Кто-то бежал справа по оврагу, перепрыгивал через гниющие паданцы. Молодой чубатый боец из числа оставшихся в резерве.
– Товарищ лейтенант, красноармеец Шаламов… – партизан шумно выдохнул. – Там десантники, ну, эти, которые в комбинезонах, кажется, собираются обойти нас со стороны поля… Что делать, товарищ Шубин?
– Пулемет у вас есть?
– Да, есть, пока еще не пустили в ход. Лежим тихо, как мыши.
– Подойдут – бейте в упор. Чем больше их положите, тем меньше у нас будет забот. Без них пехота – уже не сила. Будут давить, отходите к лесу…
– Я понял, товарищ лейтенант… – Кучерявый побежал обратно.
Создалось хрупкое равновесие. Немцы залегли, ожидая подходящего для атаки случая. Шубин ловил в прицел бледные лица, но и фашисты ловили в прицел его бледное лицо…
Очередь чуть не ошпарила. Смерть пока что ласково погладила по головке. Сорвалась нога, Шубин кубарем покатился вниз, в объятия мертвого партизана с распахнутыми глазами. Нет, еще рано – ты лежи, парень, а у нас еще дела… Лейтенант подхватил упавший автомат, полез обратно на склон.
На правом фланге разгорелась суматошная пальба. Ручной «дегтярев» долбил, как сумасшедший дятел. Горланили парашютисты, попавшие в ловушку. И впереди стало неспокойно. Поднялись пехотинцы, заскучавшие в буреломе, пошли вперед, выставив карабины.
Сначала простучал пулемет, повалив самых резвых, а потом поднялись партизаны – с кулаками, с саперными лопатками, повалили в контратаку. Словно рояль поехал с лестницы!
Шубин бежал вместе со всеми, боясь споткнуться, вскидывал ноги, как цапля, сжимал саперную лопатку. Картинка дрожала перед глазами. Лицо лоснилось от соленого пота. С этой лопаткой он воевал уже четыре месяца, грань истончилась – постоянно приходилось подтачивать. Уж и не вспомнишь, когда использовал инструмент по прямому назначению…
Бились чем попало. Бледный солдат плясал перед глазами, пытался выдернуть ногу из скрещенных веток, выл от бессилия. Вскинул автомат, но Шубин опередил его, метнув лопатку с короткой дистанции. Оружие сделало кувырок и треснуло немца по лбу. Криво вышло, отклонилось ребро от цели, иначе раскололо бы лобную кость. Но удар ошеломил фрица, брызнула кровь. Дрогнул автомат, и пуля прошла мимо.
Глеб набросился на него, сбил с ног, подобрал отлетевшую лопатку и на этот раз ударил на славу, прямо в оскаленный рот. Шубин проделал кувырок через плечо – прямо почувствовал, что опасность близко. Штык вонзился в землю рядом с ухом. Лейтенант выдернул пистолет из расстегнутой кобуры, дважды надавил на спуск. Свалился на колени подстреленный ефрейтор, схватился за живот.
Глеб присел за деревом, передохнул секунду. Рукопашная подходила к концу. Партизаны дрались, как гладиаторы. Пятились уцелевшие враги, несколько человек пустились бежать. Кто-то из немцев стоял на коленях и тянул вверх руки, словно нащупывал перекладину турника. Подлетел Курганов, рубанул лопаткой в основание шеи…
– Отходим! – прохрипел Шубин. – Все на дорогу!
Бойцы попятились, хватая оружие, скатились в овраг. Дальний склон был сравнительно пологим – много усилий не потребовалось. По пади бежал резерв – те, что подловили у опушки десантников. Бежали налегке – с пулеметом расстались. И не все – только четверо, но в лицах столько удовольствия, что можно и не спрашивать, чем закончился бой.
Улыбался чубатый Шаламов с «индейским камуфляжем» на физиономии – словно намеренно размазывал кровь. Судя по тому, что он бежал первым, это была чужая кровь. Все выжившие повалили на дорогу. Лица возбужденные, пот градом – словно в футбол выиграли!
Ложный обоз давно ушел, грязи на дороге было в меру – не так уж размываются лесные проселки, прикрытые густыми кронами деревьев. Шубин поторапливал: подрались хорошо, теперь хорошо побегаем, пока немцы в шоке!
А фрицы действительно впали в замешательство: не ожидали, что так получится. Слышно было, как далеко в лесу уже надрывали глотки офицеры – готовилась вторая атака.
Шубин молил несуществующего бога: «Сделай так, чтобы эти твари сняли все силы с основного направления!»
Он бежал последним, постоянно оглядывался. Конечности немели от напряжения. Немцы еще только готовились – они не знали, что партизаны оставили позиции. Бойцы бежали в размеренном темпе, тяжело дышали, сапоги обрастали липкой грязью. Увы, уже не прежние тридцать человек. Осталось два десятка, не больше, остальные сложили свои головы в этом бою.
До укрытой колонны добежали за несколько минут. Четыре телеги, призванные имитировать партизанский обоз. В головной подводе лежала обложенная соломой рация – самый ценный груз. Возницы изнывали от нетерпения, ржали лошади – для ответственной миссии полковник Моисеевский выделил наиболее крепких.
– Вперед! – скомандовал Шубин. – Стегайте своих горячих!
Заскрипели изношенные телеги. Партизаны двинулись рядом, держась за борта и поминутно озираясь. Закачался русоволосый паренек, подстреленный в руку, неуверенно улыбнулся, стал сползать на землю. Его подхватили под мышки, перевалили в повозку.
– Где бинты? – завертел головой Арсен Вартанян.
Шубин не выдержал, запрыгнул в головную подводу, стал разворачивать рацию. Аппарат был тяжелый, соединял в себе возможности радиосвязи и голосового сообщения. Лейтенант схватил трубку, стал настраиваться на нужную частоту. Телега тряслась, настройки срывались. Он пытался сосредоточиться, выбросить все из головы. Сквозь эфир прорвался голос – русский, матерки через слово! Радист Семенчук – интеллигентный очкарик, который в сложных ситуациях забывал о своем воспитании и становился хуже портового грузчика!
– Шубин, это вы? – орал Семенчук.
– Мы, Борис. Уходим в лес на северо-восток, потеряли треть бойцов, немцев тянем за собой. Доложи обстановку в отряде.
– Нормальная обстановка, рабочая! – Радист радостно засмеялся. – Слышали, что вы там устроили. Командир приказал провести разведку дальнего леса. Посыльные уже вернулись, говорят, чисто. Вы, как тот крысолов со своей дудочкой, увели за собой всех супостатов. Отряд уже выступает, спускаемся в низину…
– Будьте осторожны, немцы стягивают в район подкрепления! Проходите быстро, пока там нет никого! Все, конец связи.
Он бросил трубку и посмотрел в небо. Говорят, зима скоро…
Это был не самый легкий день. Работали в нечеловеческом напряжении, сдавали нервы, усталость тянула в сонное болото. Посмеивался неунывающий Кошкин: воевать в спящем виде еще не приходилось. Хотя что тут такого – партизан спит, служба идет.
За спиной гремели взрывы, надрывался станковый пулемет: немцы обрабатывали из минометов окрестности дороги и памятный овраг. Нашим это было на руку, нужно было уйти как можно дальше. Левая дорога все больше отклонялась – тоже неплохо, немцев надо уводить в глухомань…
С пронзительным треском переломилась колесная ось замыкающей телеги – повозка фактически развалилась. Несчастная лошадь выбилась из сил, присела на задние ноги, жалобно всхрапнула.
Партизаны набросились на возницу:
– Ослеп, что ли? Зачем заехал в яму?
– Так не видно же, – оправдывался побледневший мужик. – Все едино, грязь да грязь…
– А как остальные-то проехали? – разорялись бойцы.
– Товарищ лейтенант, давайте его накажем, – нервно смеялся Вартанян. – По всей строгости и со всей принципиальностью!
– Отставить галдеж! – крикнул Шубин. – Бросайте эту телегу, она все равно не нужна!
Он упорствовал, до последнего хотел сохранить обоз. Но долго ли немцы будут верить их уловке? Не пора ли бросать подводы и спасать людей? Но нет, еще немного, еще чуть-чуть…
Немецкий мотоцикл выскочил из-за поворота, как черт из табакерки! Полный комплект – пулемет в люльке, три здоровых лба в плащах и шлемах. Для партизан эта встреча стала неожиданностью. Кусты и деревья глушили звуки – какая-то глухая зона.
Партизаны бросились в лес. Шубин выскочил из телеги и вместе со всеми распластался в грязи, не понимая, что происходит.
Немцы заорали, пилот потерял управление, переднее колесо загуляло по колее. Ударил пулемет – и весь шквал свинца достался головной лошади в яблоках. Бедняжка повалилась на бок, затряслась. Все произошло очень быстро. Пострадала только лошадь. Мотоцикл тряхнуло, стрелок выпустил рукоятку, приклад собственного пулемета двинул ему по челюсти.
Мотоцикл сменил направление, съехал в кювет – еще немного, и он бы стал утюжить засевших там партизан! Подлетел Шаламов, бросил гранату и откатился. Взрыв прогремел справа от люльки, на обочине. Брызнула грязь с обрывками травяного дерна. Мотоцикл повалился на левый бок, двоим зажало ноги, они закричали благим матом. Пулеметчик вылетел из люльки и приземлился на крошечной поляне.
– Вот это да, – пробормотал Кошкин.
Зажатые мотоциклисты надрывали глотки. Снова отличился Шаламов: подбежал к ним, опустошил половину магазина. Обжег руки о раскаленный металл мотоцикла. Бросился к пулеметчику, который еще подавал признаки жизни.
– Отставить, Шаламов! – спохватился Глеб. – Не трогай его, пусть лежит! Пятеро, вперед на дорогу, занять оборону! Остальным – уйти в лес!
Но «первая ласточка» оказалась и последней. Мотоциклетный патруль, похоже, оторвался от своих, в одиночку заехал в лес.
Партизаны рассредоточились за деревьями. Ворчал Халевич: так, мол, и обделаться недолго.
Шубин поспешил к пулеметчику. Тот, по-видимому, отделался переломами, прерывисто дышал. Дотянуться до оружия он не мог – руки не слушались. Время поджимало – некогда справляться о житье-бытье. Шубин не зверствовал, разговаривал спокойно. Пусть враг, но человек был в шаге от смерти и заслуживал хоть какого-то снисхождения.
Пулеметчик переживал шок, плохо понимал, что происходит, и ничего не скрывал. Он шептал слабым голосом, отвечая на вопросы. Его зовут Вальтер Шульберт, отдельный мотоциклетный батальон в составе армейской группы, действующей северо-восточнее Вязьмы. В здешние леса направлены два мотоциклетных взвода – десять экипажей. Был ночной марш по распутице из села Черкасово. Партизанскую базу собирались ликвидировать южнее, но появились данные, что она сменила место пребывания и перебирается на север. Бой в данном квадрате разгорелся полчаса назад, и мотоциклисты гауптмана Вайхмана снова выдвинулись в другой район. Замыкается кольцо на участке местности площадью шесть квадратных километров. Помимо мотоциклистов, действует полностью укомплектованный мотопехотный батальон. Где находятся в данный момент его соратники, Шульберт, к сожалению, не знает, его экипаж получил приказ курсировать в данном районе, уничтожать партизан, оторвавшихся от основных сил…
Увидев ствол на уровне своего сердца, пулеметчик возбудился, зачастил, как печатная машинка. Он еще не все сказал, он так много знает, его нельзя убивать! Пуля пробила сердце и оборвала последний крик. В следующий раз договорим…
Шубин командовал посаженным голосом: бросить телеги, забрать рацию, всем уходить на северо-восток и не растягиваться! Есть шанс, что кольцо еще не замкнулось. А если и замкнулось, не впервой прорываться. Бойцы один за одним исчезли за кустами. Двадцать две души, не считая возниц, которые не бог весть какие воины, – приличная сила, даже есть с кем пару раз в атаку сходить…
Лейтенант пропустил бойцов, волочащих рацию, пристроился в хвост колонны. Предстоял непростой бросок по сложнопересеченной местности…
По карте он уже не ориентировался, только знал, что надо прорваться. А немцы были рядом, их присутствие кожей чувствовалось…
На противника нарвались, когда бегом пересекали поляну. Угодили в то самое оцепление! Не было времени проводить разведку. Пулемет ударил из-под развесистой березы на краю поляны. Следом вступили в бой автоматы. Упали трое бойцов. Смерть прошла рядом: один из погибших упал в метре от Шубина – немолодой возница, заросший свинцовой щетиной.
Партизаны залегли.
– Гранаты к бою!
Не стоило смущаться, что цель далеко. Бросали активно: этого добра набрали предостаточно. Летели советские РГД, кувыркались немецкие «колотушки» с удлиненными рукоятками. Гранаты взрывались с недолетом, только одна, пущенная кем-то рукастым, долетела до леса. Вряд ли немцы ожидали столь слаженных действий от кучки людей. Грохот стоял невообразимый. Ударные волны гнули деревья и рвали кустарники.
– Выкусили?! – хрипел Кошкин, перекатываясь в соседнюю борозду. – Как мы их, товарищ лейтенант! Пусть чертям в аду тошно станет!
– Ада нет, боец!
– А это что? – Кошкин засмеялся животным смехом.
Поляну заволокло прогорклым дымом. Партизаны ворвались в лес и снова увидели перед собой ненавистные мышиные шинели, бледные, охваченные страхом лица.
Схватка была недолгой: стреляли в упор, бились прикладами. Кучку фашистов уничтожили быстро и умело, побежали дальше. Немцы находились и слева, и справа, пусть друг в друга стреляют! Так и случилось: за спиной разразилась яростная пальба.
Отряд недосчитался еще двоих, осталось семнадцать. Погиб молодой парнишка с простреленной рукой. Халевич волочил ногу и скрипел зубами – не уследил за своей конечностью. Но помощи не просил, как-то двигался сам. Мускулистый Тищенко тащил за плечами рацию, шумно отдувался.
Снова поляна, снова засвистели пули, теперь стреляли сбоку, но нельзя было останавливаться. Отстреливались на бегу, швыряли гранаты. В лесу Шубин пересчитал бойцов по головам – потеряли еще двоих.
Дальше был густой ельник, до которого не добрались немцы, – деревья росли непроходимой стеной, прорываться через нее было то же самое, что через неприятельские порядки. На непроходимых участках опускались на колени, ползли на четвереньках.
«А ведь оттянули на себя противника! – пульсировало в голове. – Есть за что погибать».
Но смерть не приходила - умирали вокруг, а лейтенант Шубин оставался живой: с одной стороны неплохо, а с другой уже просто стыдно. Партизаны двинулись по лесу, выстроившись в изломанную колонну. Ветер доносил обрывки немецкой речи, гудели машины - значит где-то рядом была дорога, пригодная для автотранспорта. Вздымались баррикады из валежника.
- Вот уж точно - чем дальше в лес, тем больше дров!.. - проворчал Халевич, перебираясь через горы гнилушек.