Тайна пленного генерала
Часть 5 из 22 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты в этом уверен, лейтенант?
– Нет, товарищ полковник, не уверен. Но, думаю, это несложно проверить.
Предатель сам себя выдал с головой! Отказали нервы, он что-то почувствовал, когда Шубин отвел комдива в сторону. При этом оба смотрели куда угодно, только не на предателя.
Павел Савельевич Арбузов, крупный мужчина, страдающий одышкой, ведающий в отряде хозяйственными делами (и неплохо ведающий), слез с телеги, воровато осмотрелся и двинулся в лес – якобы по нужде.
Когда Шубин с комдивом, а с ними пара автоматчиков подбежали к колонне, Арбузова на подводе уже не было. Усатый возница махнул рукой: «До ветра подался Павел Савельевич».
Бывший завхоз Ясинского санатория для работников партийного звена быстро бегать не мог. Но старался изо всех сил – семенил, тяжело дыша, хватался за деревья, то и дело оборачивался. Когда его догнали, он стал хрипеть: «Отстаньте!» Так переволновался, что сразу выдал себя со всеми потрохами.
Потрясенный комдив сурово смотрел, как человека, которого он считал своим другом, волокут на дорогу, а у того от страха отнимаются ноги. Последовал приказ колонне: остановиться, выставить дозоры. При всем честном народе разбираться не стали, ушли в лес. Павел Савельевич отчасти пришел в себя, начал возмущаться: «В чем дело, товарищи? По нужде пошел, зачем схватили? Это недоразумение! Александр Гаврилович, что происходит?!» Но сломался, не выдержав мрачных взглядов, смертельно побледнел, стал размазывать слезы по небритому лицу.
– Все ясно с тобой, Павел Савельевич, – вздохнул Моисеевский. – Давай рассказывай. Будь же мужиком, не хнычь.
Арбузов каялся, что бес попутал, он не хотел, так вышло, просто минутная слабость. Он нуждается в прощении, ведь он много лет верой и правдой служит коммунистической партии. Потом дошло, что прощения не будет, начал неохотно излагать.
В деревне Жердево, куда неделю назад вошла группа снабжения под его началом, сидел немецкий агент – местный житель, но при этом секретный сотрудник полиции. Бойцы ходили по избам, собирали муку, картошку, домашнюю птицу, а этот тип подловил за сараем товарища Арбузова – дескать, просто поговорим… Были грешки у Павла Савельевича – еще в бытность завхозом санатория, к тому же родной брат перешел на службу в полицию и передавал родственнику пламенный привет. В общем, за пять минут ловкий парень завербовал завхоза, тот и опомниться не успел. А дальше дело техники: тайник под приметной березой за пределами базы, записка с ценными сведениями – число бойцов, структура базы, расположение постов и средств сигнализации…
Пришлось бы тяжко, но отряд выскочил из-под носа гитлеровцев, что вызвало у Павла Савельевича противоречивые чувства. Теперь он плакал, умолял принять во внимание его былые заслуги. Охота на живца не имела смысла: отряд сменил дислокацию. Сообщить что-то ценное Арбузов не мог. Он сам ничего не знал. И теперь это понял с потрясающей ясностью: конец пришел. Нужды в суде не было: преступник признался, как говорят прокуроры, под тяжестью изобличающих улик. Партизаны мрачно смотрели на своего бывшего товарища.
– Мне жаль, Павел Савельевич, – сказал комдив, – но ты сам решил свою судьбу. Не устраивай сцен, ступай к канаве.
На лицо предателя легла печать смерти, он все понял и смирился. Потухли глаза, кожа на лице приобрела трупный цвет. Арбузов тяжело поднялся, побрел к канаве. Подкосились ноги, подбежал боец, поддержал.
Он стоял, поникший, на краю своей будущей могилы отвернувшись, боясь смотреть товарищам в глаза. Бывший особист Сумкин выстрелил ему в затылок из револьвера. Грузное тело скатилось в канаву, осыпалась земля. Сумкин с невозмутимым видом сунул револьвер в кобуру. Он всегда был невозмутим и спокоен.
– Расходимся, товарищи, – заторопил полковник, – нечего тут смотреть. Лагутин, распорядитесь продолжать движение. Мы должны за несколько часов покинуть опасный район…
Глава третья
Первые часы прошли без происшествий. Разведчики Шубина, уже знакомые с местностью, прокладывали маршрут. Обоз двигался быстро – насколько позволяла раскисшая дорога. Остался за спиной безымянный хутор. Население его составляло три человека – одноногий дед и две бабки – одна слепая, другая оглохшая на оба уха. Бойцы обследовали все строения, больше никого не нашли. Стариков оставили в покое – не та публика, что помчится докладывать полицаям.
Отряд втянулся в глухие леса. Дорога вела в нужном направлении. Но вскоре начались напасти. Пала лошадь, и никакими уговорами не удалось ее поднять. Истощенное животное вертело головой и жалобно ржало. Лошадь прирезали, тушу разделали на месте, куски мяса побросали в ведра вместе со шкурой. Лошадиное мясо было жилистое, безвкусное, но зато можно раненых напоить бульоном. Больных с обездвиженной подводы распределили по другим повозкам.
Потом они стали буксовать в низине. Колеса по ступицу проваливались в грязь, повозки выдавливали при помощи мускульной силы. Потеряли колесо, пришлось избавиться от одной телеги.
По курсу загремели выстрелы, стало совсем тоскливо. Уж лучше бы все телеги развалились. Комдив отдал приказ: «Приготовиться к бою!»
Шубин с бойцами бросился во главу колонны. Наперерез метнулась Лида – растрепанная, паникующая, схватила его за руку:
– Глеб, что происходит?
– Все в порядке, не отходи от колонны, мы разберемся… – Он вырвался от нее, побежал дальше.
Ситуация складывалась невеселая. Лес обрывался, дорога спускалась с горки. Впереди простиралось поле, покрытое островками клочковатой растительности, за полем чернел лес. Дорога змеилась, втягивалась в дальний осинник.
Передовой дозор ступил на спуск и подвергся обстрелу. Стреляли из противоположного леса. Пострадавших не было. Дозорные рассредоточились, открыли ответный огонь. Шубин съехал по скользкой траве, цепляясь за корни. За спиной переругивались Вартанян и Валентин Резун – смышленый блондин с оттопыренными ушами и некрасивым шрамом на правой щеке.
– Ложитесь, не маячьте… – ругался Глеб. Пули хлестали где-то выше, сбивали сухие ветки.
Лейтенант залег за подвернувшимся деревом, достал бинокль. Теплилась надежда, что это свои – какой-нибудь «неучтенный» партизанский отряд. Но надежда быстро растворилась: на дальней опушке хозяйничали немцы. Сновали фигуры в шинелях мышиного цвета, некоторые были в защитных комбинезонах. На опушку вытащили крупногабаритный станковый пулемет. Гитлеровцы возились за деревьями, но что они там делали, Глеб не видел. Похоже, десантное подразделение встретилось с пехотинцами вермахта и перекрыло дорогу.
Отряд Моисеевского ждали! Значит, деятельность Павла Савельевича Арбузова не пропала даром.
Атаковать фашисты не собирались, оставалось этому порадоваться. Ничто не мешало заманить отряд в ловушку, дождаться, пока обоз спустится в низину. Хватило бы двух станковых пулеметов. Но немцы выдали себя – раньше времени открыли огонь. Из леса выбежали пехотинцы, залегли между кочками. Здоровый солдат волочил пулемет.
Проход заперли. Глеб кусал губы, лихорадочно обдумывал ситуацию.
– Вартанян, бегом к командиру, доложить! Создать возможность для быстрого разворота подвод! Пусть мобильные группы выдвинутся в дозор во всех направлениях!
– Есть, товарищ лейтенант. – Боец полез на склон, затрещали ветки.
Шубин продолжал наблюдение. Сил для атаки у немцев не было. Но перекрыть дорогу они смогли. Если подтянутся дополнительные силы, десантники зайдут во фланги и тыл неповоротливой колонны, отрежут ей обратную дорогу, тогда произойдет непоправимое.
Минометный обстрел начался внезапно. В уши ворвался надрывный вой, мина взорвалась у подножия возвышенности! Полетели в воздух лепешки грязи. Стреляли из противоположного леса. Откуда здесь минометная батарея? Еще две мины ухнули на склоне, выдрали куст, повалили короткое развесистое дерево. Еще несколько мин упали в поле.
Тревожно перекликаясь, бойцы передового дозора поползли на склон. Никого не зацепило, но приятного мало. Шубин махал им рукой: выходите из опасной зоны! Впрочем, обстрел прекратился, немцы не хотели наобум расходовать боезапас. Они видели лишь передовой отряд, а основные силы могли находиться где угодно. Значит, могут выслать разведку…
Партизаны откатились за косогор, продолжали наблюдать. Шубин поспешил к обозу, Резун побежал за ним. В колонне, до которой было триста метров, царила суматоха. Подводы уводили с дороги, партизаны искали укрытия за обочинами. Ругался комдив Моисеевский: «Ну, все сегодня не по плану!»
Шубин выложил свои соображения.
– Лейтенант, ты говорил, что дорога свободна, – скрипел зубами комиссар Ухтомский. – Что это значит? Откуда взялись немцы?
– Во-первых, я такого не говорил, товарищ батальонный комиссар. Немцы знают, где мы были и в какую сторону пошли. Один десант мы уничтожили, но их, видимо, было несколько. Пехоту доставляют на вездеходах из окрестных сел. Пока их немного. Разрешите действовать по своему усмотрению?
– Еще чего, – фыркнул Ухтомский. – Ваши действия внушают озабоченность, лейтенант.
– Действуй, – поморщился Моисеевский. – Тебе же не потребуется несколько часов?
Глеб послал своих людей во все концы, сам вернулся на склон изучать в бинокль соседний лес. Перемен в диспозиции не наблюдалось, но неизвестно, что происходило в расположении немцев.
Через пятнадцать минут с левого фланга вернулся Резун, обстоятельно доложил. На этого парня можно было положиться – он делал свое дело хорошо и быстро.
– Любопытный факт, товарищ лейтенант. Между спуском дороги в низину и тем местом, где сейчас наш обоз, есть развилка, от нее ответвляется еще один проселок. Проехать можно, но желательно огибать ямы. Дорога выходит на тот же склон, но метрах в двухстах левее. Немцев там нет, я убедился. Они могут и не знать про эту дорогу. Слева в поле видна цепочка кустов – как раз за ними и тянется колея в тот же лес.
– Не выход, Валентин, – покачал головой Шубин. – Думаешь, немцы не заметят нашу ораву за тонкой цепочкой кустов? Хотя постой-ка… – Лейтенант задумался. Не было времени думать – действовать надо!
Он изложил свои соображения полковнику:
– Это единственный шанс, Александр Гаврилович. Можно развернуть оглобли и податься на попятную, но на старую базу уже не вернуться. Противник знает про нее – благодаря стараниям покойного гражданина Арбузова. В любом случае немцы с хвоста не отвалятся, будут нервировать, пока окончательно не окружат. План сырой, непродуманный, но почему бы не попробовать? Дайте мне тридцать бойцов, радиостанцию, несколько телег, и мы пойдем по левой дороге. Немцы засекут нас в поле, но что они увидят? Партизаны, кони, груженые телеги… Создадим иллюзию, будто мы и есть основные силы. Как только переправимся в дальний лес, займем оборону. Фрицы пойдут – мы их встретим. Дайте больше оружия, гранат, пулеметы, мы учиним там такой тарарам! Они бросят на нас все силы, решат, что мы пошли другой дорогой. А мы их уведем на север. Я уверен: они будут нас преследовать. За это время вы пройдете здесь. Останутся небольшие заслоны – вы их сметете и растворитесь в лесу. Мы вас догоним, когда избавимся от хвоста. Это единственная возможность, Александр Гаврилович. И действовать надо быстро. Если немцы проведут разведку, забросают нас минами…
– Ты понимаешь, какому риску хочешь подвергнуться? – нахмурился полковник. Комдив тактично смягчал формулировку. Слово «самоубийство» было бы уместнее.
– Пусть так, товарищ полковник. Погибнут несколько десятков, но сохранится основной состав, гражданские, командование… Да все в порядке, Александр Гаврилович, не собираемся мы умирать. – Шубин изобразил неубедительную улыбку. – Поиграем, поводим фрицев за нос и догоним вас. Только рацию дайте – нужна связь. Заберу своих разведчиков, их одиннадцать человек вместе со мной, и еще пару десятков подбросьте – желательно молодых, обстрелянных, надежных. И еще, Александр Гаврилович, личная просьба… – Глеб замялся. – Это касается Лиды Разиной. Если со мной что случится, проследите за ней, поддержите как-нибудь…
– Насчет этого не волнуйся. – Полковник кивнул. – С Лидией Андреевной все будет в порядке. Но ты уж возвращайся, не дури там, Шубин. Привык я к тебе…
Лида почувствовала приближение беды, приникла к своему избраннику. Он шептал ей, что это обычное задание по отвлечению внимания, побегают они по лесу и вернутся. Или он должен постоянно держаться за ее юбку? Он главный по разведке, без него эти лоботрясы ничего не сделают!
– Я знаю, как вы собираетесь побегать, – дрожала девушка. – Видела, как твои разведчики грузили на подводы пулеметы с гранатами… Кого ты обманываешь, Глеб? Вернись, умоляю тебя, слышишь?
На душе было скверно, но предчувствие смерти пока не приходило. А ведь многие ее чувствуют – бледнеют, худеют, теряют желание что-то делать, и глаза у них становятся ко всему безучастными.
Немцы подняли шум, обнаружив подводы за кустами! То, что их мало, ничего не значило, это мог быть хвост партизанской колонны.
Пулеметная очередь распорола воздух, разбросала ветки калины. Заработала минометная батарея – метрах в тридцати от замыкающей телеги стали рваться мины. Возницы стегали лошадей, молодые бойцы, увешанные оружием, бежали вдоль обочины. На подводах валялись мешки с одеждой, ненужный хлам – чтобы создать хоть какое-то правдоподобие обоза.
Жертв избежали, одному партизану осколок срезал мочку уха, но он отмахивался – ерунда, до свадьбы заживет, зажимал рану комком бинта.
Неизвестно, что подумали немцы, но решили принять меры. Дорога уходила в лес, петляла в северо-восточном направлении. Лошади тянули подводы, но уже теряли силы. Люди тоже были не железные.
Шубин оглядел свое небольшое войско. Тридцать молодых здоровых ребят – надежные, морально устойчивые, изучившие премудрости партизанской войны. Они спокойно смотрели на лейтенанта, ждали приказа. Большинство – бывшие военнослужащие, вышедшие из окружения. Как ни крути – цвет войска полковника Моисеевского. Жаль губить такую гвардию. Но что делать? О том, что может погибнуть сам, Шубин даже не думал.
Местность была непростой – вереницы оврагов и балок, плотная растительность. Партизаны стащили с телег пулеметы, разобрали магазины, гранаты. Помимо немецких MG?34 и отечественных «дегтяревых», имелся еще станковый «максим», к сожалению, без щитка. Его обслуживали двое.
Шубин скомандовал:
– Всем рассредоточиться на краю оврага, установить пулеметы через равные интервалы. Резервной группе из шести человек держаться на правом фланге, контролировать поле, по которому могут подойти дополнительные силы противника.
Возницы погнали по дороге пустые телеги, им было приказано отдалиться метров на четыреста и там ждать.
Противник показался уже через пять минут.
Шубин недоумевал: «Неужели поверили?»
Гитлеровцы с карабинами наперевес шли по лесу – шли плотно, с бледными лицами, перебирались через завалы, лезли, пригнувшись, под стволами надломленных деревьев. За ними скользили десантники с автоматами – опытные, осторожные, экипированные по первому слову.
Пехотный офицер скомандовал:
– Вперед, быстрее, не толпиться! Выйти на дорогу и догнать обоз!
Но до дороги немцы не добрались. Их встретил шквал огня – первую шеренгу смело начисто. Пехотинцы висли на ветках, зарывались носом в валежник. Четыре пулемета работали плотно, не оставляя шансов вырваться из-под огня и залечь.
Офицер орал из укрытия, чтобы не останавливались, к черту смерть, да здравствует фюрер! Некоторых подчиненных он убедил, они поднялись, но далеко не ушли, всех разбросало по узкому участку. Выжившие открыли огонь, и партизанам пришлось сползти с косогора. Пули кромсали глинозем, выбивали целые пласты.
Шеренга поднялась, снова пошла вперед. Среди серых шинелей мелькали защитные комбинезоны десантников. Их поддерживал огнем пулеметчик, окопавшийся среди корней вывернутой осины.
– На позиции! – надрывался Шубин. – Огонь, братцы!
– Нет, товарищ полковник, не уверен. Но, думаю, это несложно проверить.
Предатель сам себя выдал с головой! Отказали нервы, он что-то почувствовал, когда Шубин отвел комдива в сторону. При этом оба смотрели куда угодно, только не на предателя.
Павел Савельевич Арбузов, крупный мужчина, страдающий одышкой, ведающий в отряде хозяйственными делами (и неплохо ведающий), слез с телеги, воровато осмотрелся и двинулся в лес – якобы по нужде.
Когда Шубин с комдивом, а с ними пара автоматчиков подбежали к колонне, Арбузова на подводе уже не было. Усатый возница махнул рукой: «До ветра подался Павел Савельевич».
Бывший завхоз Ясинского санатория для работников партийного звена быстро бегать не мог. Но старался изо всех сил – семенил, тяжело дыша, хватался за деревья, то и дело оборачивался. Когда его догнали, он стал хрипеть: «Отстаньте!» Так переволновался, что сразу выдал себя со всеми потрохами.
Потрясенный комдив сурово смотрел, как человека, которого он считал своим другом, волокут на дорогу, а у того от страха отнимаются ноги. Последовал приказ колонне: остановиться, выставить дозоры. При всем честном народе разбираться не стали, ушли в лес. Павел Савельевич отчасти пришел в себя, начал возмущаться: «В чем дело, товарищи? По нужде пошел, зачем схватили? Это недоразумение! Александр Гаврилович, что происходит?!» Но сломался, не выдержав мрачных взглядов, смертельно побледнел, стал размазывать слезы по небритому лицу.
– Все ясно с тобой, Павел Савельевич, – вздохнул Моисеевский. – Давай рассказывай. Будь же мужиком, не хнычь.
Арбузов каялся, что бес попутал, он не хотел, так вышло, просто минутная слабость. Он нуждается в прощении, ведь он много лет верой и правдой служит коммунистической партии. Потом дошло, что прощения не будет, начал неохотно излагать.
В деревне Жердево, куда неделю назад вошла группа снабжения под его началом, сидел немецкий агент – местный житель, но при этом секретный сотрудник полиции. Бойцы ходили по избам, собирали муку, картошку, домашнюю птицу, а этот тип подловил за сараем товарища Арбузова – дескать, просто поговорим… Были грешки у Павла Савельевича – еще в бытность завхозом санатория, к тому же родной брат перешел на службу в полицию и передавал родственнику пламенный привет. В общем, за пять минут ловкий парень завербовал завхоза, тот и опомниться не успел. А дальше дело техники: тайник под приметной березой за пределами базы, записка с ценными сведениями – число бойцов, структура базы, расположение постов и средств сигнализации…
Пришлось бы тяжко, но отряд выскочил из-под носа гитлеровцев, что вызвало у Павла Савельевича противоречивые чувства. Теперь он плакал, умолял принять во внимание его былые заслуги. Охота на живца не имела смысла: отряд сменил дислокацию. Сообщить что-то ценное Арбузов не мог. Он сам ничего не знал. И теперь это понял с потрясающей ясностью: конец пришел. Нужды в суде не было: преступник признался, как говорят прокуроры, под тяжестью изобличающих улик. Партизаны мрачно смотрели на своего бывшего товарища.
– Мне жаль, Павел Савельевич, – сказал комдив, – но ты сам решил свою судьбу. Не устраивай сцен, ступай к канаве.
На лицо предателя легла печать смерти, он все понял и смирился. Потухли глаза, кожа на лице приобрела трупный цвет. Арбузов тяжело поднялся, побрел к канаве. Подкосились ноги, подбежал боец, поддержал.
Он стоял, поникший, на краю своей будущей могилы отвернувшись, боясь смотреть товарищам в глаза. Бывший особист Сумкин выстрелил ему в затылок из револьвера. Грузное тело скатилось в канаву, осыпалась земля. Сумкин с невозмутимым видом сунул револьвер в кобуру. Он всегда был невозмутим и спокоен.
– Расходимся, товарищи, – заторопил полковник, – нечего тут смотреть. Лагутин, распорядитесь продолжать движение. Мы должны за несколько часов покинуть опасный район…
Глава третья
Первые часы прошли без происшествий. Разведчики Шубина, уже знакомые с местностью, прокладывали маршрут. Обоз двигался быстро – насколько позволяла раскисшая дорога. Остался за спиной безымянный хутор. Население его составляло три человека – одноногий дед и две бабки – одна слепая, другая оглохшая на оба уха. Бойцы обследовали все строения, больше никого не нашли. Стариков оставили в покое – не та публика, что помчится докладывать полицаям.
Отряд втянулся в глухие леса. Дорога вела в нужном направлении. Но вскоре начались напасти. Пала лошадь, и никакими уговорами не удалось ее поднять. Истощенное животное вертело головой и жалобно ржало. Лошадь прирезали, тушу разделали на месте, куски мяса побросали в ведра вместе со шкурой. Лошадиное мясо было жилистое, безвкусное, но зато можно раненых напоить бульоном. Больных с обездвиженной подводы распределили по другим повозкам.
Потом они стали буксовать в низине. Колеса по ступицу проваливались в грязь, повозки выдавливали при помощи мускульной силы. Потеряли колесо, пришлось избавиться от одной телеги.
По курсу загремели выстрелы, стало совсем тоскливо. Уж лучше бы все телеги развалились. Комдив отдал приказ: «Приготовиться к бою!»
Шубин с бойцами бросился во главу колонны. Наперерез метнулась Лида – растрепанная, паникующая, схватила его за руку:
– Глеб, что происходит?
– Все в порядке, не отходи от колонны, мы разберемся… – Он вырвался от нее, побежал дальше.
Ситуация складывалась невеселая. Лес обрывался, дорога спускалась с горки. Впереди простиралось поле, покрытое островками клочковатой растительности, за полем чернел лес. Дорога змеилась, втягивалась в дальний осинник.
Передовой дозор ступил на спуск и подвергся обстрелу. Стреляли из противоположного леса. Пострадавших не было. Дозорные рассредоточились, открыли ответный огонь. Шубин съехал по скользкой траве, цепляясь за корни. За спиной переругивались Вартанян и Валентин Резун – смышленый блондин с оттопыренными ушами и некрасивым шрамом на правой щеке.
– Ложитесь, не маячьте… – ругался Глеб. Пули хлестали где-то выше, сбивали сухие ветки.
Лейтенант залег за подвернувшимся деревом, достал бинокль. Теплилась надежда, что это свои – какой-нибудь «неучтенный» партизанский отряд. Но надежда быстро растворилась: на дальней опушке хозяйничали немцы. Сновали фигуры в шинелях мышиного цвета, некоторые были в защитных комбинезонах. На опушку вытащили крупногабаритный станковый пулемет. Гитлеровцы возились за деревьями, но что они там делали, Глеб не видел. Похоже, десантное подразделение встретилось с пехотинцами вермахта и перекрыло дорогу.
Отряд Моисеевского ждали! Значит, деятельность Павла Савельевича Арбузова не пропала даром.
Атаковать фашисты не собирались, оставалось этому порадоваться. Ничто не мешало заманить отряд в ловушку, дождаться, пока обоз спустится в низину. Хватило бы двух станковых пулеметов. Но немцы выдали себя – раньше времени открыли огонь. Из леса выбежали пехотинцы, залегли между кочками. Здоровый солдат волочил пулемет.
Проход заперли. Глеб кусал губы, лихорадочно обдумывал ситуацию.
– Вартанян, бегом к командиру, доложить! Создать возможность для быстрого разворота подвод! Пусть мобильные группы выдвинутся в дозор во всех направлениях!
– Есть, товарищ лейтенант. – Боец полез на склон, затрещали ветки.
Шубин продолжал наблюдение. Сил для атаки у немцев не было. Но перекрыть дорогу они смогли. Если подтянутся дополнительные силы, десантники зайдут во фланги и тыл неповоротливой колонны, отрежут ей обратную дорогу, тогда произойдет непоправимое.
Минометный обстрел начался внезапно. В уши ворвался надрывный вой, мина взорвалась у подножия возвышенности! Полетели в воздух лепешки грязи. Стреляли из противоположного леса. Откуда здесь минометная батарея? Еще две мины ухнули на склоне, выдрали куст, повалили короткое развесистое дерево. Еще несколько мин упали в поле.
Тревожно перекликаясь, бойцы передового дозора поползли на склон. Никого не зацепило, но приятного мало. Шубин махал им рукой: выходите из опасной зоны! Впрочем, обстрел прекратился, немцы не хотели наобум расходовать боезапас. Они видели лишь передовой отряд, а основные силы могли находиться где угодно. Значит, могут выслать разведку…
Партизаны откатились за косогор, продолжали наблюдать. Шубин поспешил к обозу, Резун побежал за ним. В колонне, до которой было триста метров, царила суматоха. Подводы уводили с дороги, партизаны искали укрытия за обочинами. Ругался комдив Моисеевский: «Ну, все сегодня не по плану!»
Шубин выложил свои соображения.
– Лейтенант, ты говорил, что дорога свободна, – скрипел зубами комиссар Ухтомский. – Что это значит? Откуда взялись немцы?
– Во-первых, я такого не говорил, товарищ батальонный комиссар. Немцы знают, где мы были и в какую сторону пошли. Один десант мы уничтожили, но их, видимо, было несколько. Пехоту доставляют на вездеходах из окрестных сел. Пока их немного. Разрешите действовать по своему усмотрению?
– Еще чего, – фыркнул Ухтомский. – Ваши действия внушают озабоченность, лейтенант.
– Действуй, – поморщился Моисеевский. – Тебе же не потребуется несколько часов?
Глеб послал своих людей во все концы, сам вернулся на склон изучать в бинокль соседний лес. Перемен в диспозиции не наблюдалось, но неизвестно, что происходило в расположении немцев.
Через пятнадцать минут с левого фланга вернулся Резун, обстоятельно доложил. На этого парня можно было положиться – он делал свое дело хорошо и быстро.
– Любопытный факт, товарищ лейтенант. Между спуском дороги в низину и тем местом, где сейчас наш обоз, есть развилка, от нее ответвляется еще один проселок. Проехать можно, но желательно огибать ямы. Дорога выходит на тот же склон, но метрах в двухстах левее. Немцев там нет, я убедился. Они могут и не знать про эту дорогу. Слева в поле видна цепочка кустов – как раз за ними и тянется колея в тот же лес.
– Не выход, Валентин, – покачал головой Шубин. – Думаешь, немцы не заметят нашу ораву за тонкой цепочкой кустов? Хотя постой-ка… – Лейтенант задумался. Не было времени думать – действовать надо!
Он изложил свои соображения полковнику:
– Это единственный шанс, Александр Гаврилович. Можно развернуть оглобли и податься на попятную, но на старую базу уже не вернуться. Противник знает про нее – благодаря стараниям покойного гражданина Арбузова. В любом случае немцы с хвоста не отвалятся, будут нервировать, пока окончательно не окружат. План сырой, непродуманный, но почему бы не попробовать? Дайте мне тридцать бойцов, радиостанцию, несколько телег, и мы пойдем по левой дороге. Немцы засекут нас в поле, но что они увидят? Партизаны, кони, груженые телеги… Создадим иллюзию, будто мы и есть основные силы. Как только переправимся в дальний лес, займем оборону. Фрицы пойдут – мы их встретим. Дайте больше оружия, гранат, пулеметы, мы учиним там такой тарарам! Они бросят на нас все силы, решат, что мы пошли другой дорогой. А мы их уведем на север. Я уверен: они будут нас преследовать. За это время вы пройдете здесь. Останутся небольшие заслоны – вы их сметете и растворитесь в лесу. Мы вас догоним, когда избавимся от хвоста. Это единственная возможность, Александр Гаврилович. И действовать надо быстро. Если немцы проведут разведку, забросают нас минами…
– Ты понимаешь, какому риску хочешь подвергнуться? – нахмурился полковник. Комдив тактично смягчал формулировку. Слово «самоубийство» было бы уместнее.
– Пусть так, товарищ полковник. Погибнут несколько десятков, но сохранится основной состав, гражданские, командование… Да все в порядке, Александр Гаврилович, не собираемся мы умирать. – Шубин изобразил неубедительную улыбку. – Поиграем, поводим фрицев за нос и догоним вас. Только рацию дайте – нужна связь. Заберу своих разведчиков, их одиннадцать человек вместе со мной, и еще пару десятков подбросьте – желательно молодых, обстрелянных, надежных. И еще, Александр Гаврилович, личная просьба… – Глеб замялся. – Это касается Лиды Разиной. Если со мной что случится, проследите за ней, поддержите как-нибудь…
– Насчет этого не волнуйся. – Полковник кивнул. – С Лидией Андреевной все будет в порядке. Но ты уж возвращайся, не дури там, Шубин. Привык я к тебе…
Лида почувствовала приближение беды, приникла к своему избраннику. Он шептал ей, что это обычное задание по отвлечению внимания, побегают они по лесу и вернутся. Или он должен постоянно держаться за ее юбку? Он главный по разведке, без него эти лоботрясы ничего не сделают!
– Я знаю, как вы собираетесь побегать, – дрожала девушка. – Видела, как твои разведчики грузили на подводы пулеметы с гранатами… Кого ты обманываешь, Глеб? Вернись, умоляю тебя, слышишь?
На душе было скверно, но предчувствие смерти пока не приходило. А ведь многие ее чувствуют – бледнеют, худеют, теряют желание что-то делать, и глаза у них становятся ко всему безучастными.
Немцы подняли шум, обнаружив подводы за кустами! То, что их мало, ничего не значило, это мог быть хвост партизанской колонны.
Пулеметная очередь распорола воздух, разбросала ветки калины. Заработала минометная батарея – метрах в тридцати от замыкающей телеги стали рваться мины. Возницы стегали лошадей, молодые бойцы, увешанные оружием, бежали вдоль обочины. На подводах валялись мешки с одеждой, ненужный хлам – чтобы создать хоть какое-то правдоподобие обоза.
Жертв избежали, одному партизану осколок срезал мочку уха, но он отмахивался – ерунда, до свадьбы заживет, зажимал рану комком бинта.
Неизвестно, что подумали немцы, но решили принять меры. Дорога уходила в лес, петляла в северо-восточном направлении. Лошади тянули подводы, но уже теряли силы. Люди тоже были не железные.
Шубин оглядел свое небольшое войско. Тридцать молодых здоровых ребят – надежные, морально устойчивые, изучившие премудрости партизанской войны. Они спокойно смотрели на лейтенанта, ждали приказа. Большинство – бывшие военнослужащие, вышедшие из окружения. Как ни крути – цвет войска полковника Моисеевского. Жаль губить такую гвардию. Но что делать? О том, что может погибнуть сам, Шубин даже не думал.
Местность была непростой – вереницы оврагов и балок, плотная растительность. Партизаны стащили с телег пулеметы, разобрали магазины, гранаты. Помимо немецких MG?34 и отечественных «дегтяревых», имелся еще станковый «максим», к сожалению, без щитка. Его обслуживали двое.
Шубин скомандовал:
– Всем рассредоточиться на краю оврага, установить пулеметы через равные интервалы. Резервной группе из шести человек держаться на правом фланге, контролировать поле, по которому могут подойти дополнительные силы противника.
Возницы погнали по дороге пустые телеги, им было приказано отдалиться метров на четыреста и там ждать.
Противник показался уже через пять минут.
Шубин недоумевал: «Неужели поверили?»
Гитлеровцы с карабинами наперевес шли по лесу – шли плотно, с бледными лицами, перебирались через завалы, лезли, пригнувшись, под стволами надломленных деревьев. За ними скользили десантники с автоматами – опытные, осторожные, экипированные по первому слову.
Пехотный офицер скомандовал:
– Вперед, быстрее, не толпиться! Выйти на дорогу и догнать обоз!
Но до дороги немцы не добрались. Их встретил шквал огня – первую шеренгу смело начисто. Пехотинцы висли на ветках, зарывались носом в валежник. Четыре пулемета работали плотно, не оставляя шансов вырваться из-под огня и залечь.
Офицер орал из укрытия, чтобы не останавливались, к черту смерть, да здравствует фюрер! Некоторых подчиненных он убедил, они поднялись, но далеко не ушли, всех разбросало по узкому участку. Выжившие открыли огонь, и партизанам пришлось сползти с косогора. Пули кромсали глинозем, выбивали целые пласты.
Шеренга поднялась, снова пошла вперед. Среди серых шинелей мелькали защитные комбинезоны десантников. Их поддерживал огнем пулеметчик, окопавшийся среди корней вывернутой осины.
– На позиции! – надрывался Шубин. – Огонь, братцы!