Тайна Эдвина Друда

– Да. И ближе я к нему не подойду.

– Почему?

– Не желаю, чтоб меня хватали за шиворот, да рвали на мне подтяжки, да за горло душили. Нет уж, шалишь, пусть других душит. Погоди, вот я как-нибудь выберу камушек повострей да запалю ему в его поганый затылок! Ну глянь теперь под арку, да не на ту сторону, где к Джасперу, на другую.

– Понимаю.

– Там подальше есть низенькая дверь и вниз две ступеньки. Это вот к Топам. Там и дощечка есть, медная, с его фамилией.

– Хорошо. Смотри сюда. Видишь? – сказал мистер Дэчери, показывая мальчишке шиллинг. – Ты должен мне половину.

– Врешь. Ничего я тебе не должен. Я тебя в первый раз вижу.

– Будешь должен. Я дам тебе шиллинг, потому что у меня нет шести пенсов. А ты в другой раз еще что-нибудь для меня сделаешь, вот и будем квиты.

– Ладно. Давай.

– Как тебя зовут и где ты живешь?

– Депутат. В «Двухпенсовых номерах для проезжающих». Вот там, через лужайку.

Мальчишка получил шиллинг и мгновенно пустился наутек из опасения, как бы даритель вдруг не раздумал, но, отбежав немного, остановился поглядеть – может, тому стало жалко? Тогда его можно угостить демонской пляской, знаменующей невозвратимость утраты.

Но мистер Дэчери, казалось, вполне примирился с непредвиденным расходом. Он снял шляпу, еще раз хорошенько тряхнул кудлатой своей головой и направился, куда ему было указано.

Квартира мистера Топа, полагавшаяся ему по должности и имевшая сообщение по внутренней лестнице с квартирой мистера Джаспера (что и позволяло миссис Топ обслуживать этого джентльмена), была весьма скромных размеров и несколько походила на сырую темницу. Древние стены были так толсты, что комнаты казались выдолбленными в сплошном камне, как пещеры, а не созданными по плану и только обведенными стенами. Входная дверь открывалась прямо в комнату неопределенной формы со сводчатым потолком, которая, в свою очередь, открывалась в другую комнату, тоже неопределенной формы и тоже со сводчатым потолком; маленькие окна утопали в толще стен. Эти две каморки, душные и темные, так как и свежий воздух, и дневной свет проникали сюда с трудом, и были теми меблированными комнатами, которые миссис Топ столь долго предлагала равнодушному к их достоинствам городу. Но мистер Дэчери сумел их оценить. Он сказал, что если растворить входную дверь, то и света будет довольно и можно вдобавок наслаждаться обществом проходящих под аркой. Он сказал, что если мистер и миссис Топ, помещавшиеся наверху, будут пользоваться для входа и выхода маленькой боковой лесенкой, которая вела прямо в ограду собора, и ныне запертой дверью внизу, которая открывалась наружу, к великому неудобству всех проходящих по узкой дорожке вдоль дома, то он, Дэчери, будет чувствовать себя как в особняке. Плату он счел умеренной, а что касается оригинальности и неудобств, то лучшего, по его мнению, и желать нельзя. Поэтому он готов сейчас же снять квартиру и выложить деньги, а переселиться завтра к вечеру, при условии, однако, что ему будет позволено навести кое-какие справки у мистера Джаспера как основного жильца; он ведь, собственно, и занимает домик над воротами, а квартира мистера Топа, расположенная по другую сторону арки, является лишь подчиненным и дополнительным владением.

Он, бедняжка, сейчас в одиночестве и очень грустит, сказала миссис Топ, но она не сомневается, что он ничего плохого о ней не скажет. Может быть, мистер Дэчери слыхал, что у нас тут стряслось прошлой зимой?

Мистер Дэчери что-то слыхал, но когда стал припоминать, то его сведения оказались очень неточными. Он рассыпался в извинениях перед миссис Топ за то, что ей приходится поправлять его на каждом шагу, но выставил в свое оправдание тот довод, что сам-то он человек мирного нрава, просто пожилой холостяк, живущий на свои средства, и всякими такими ужасами мало интересуется. А в наше время столько развелось людей, которые то и дело кого-то убивают, что где уж тут мирному человеку точно запомнить, что к одному случаю относится, а что к другому.

Карточку мистера Дэчери отнесли наверх, мистер Джаспер выразил готовность дать отзыв о миссис Топ, и мистера Дэчери пригласили подняться по каменной лестнице. Сейчас у него наш мэр, сказал мистер Топ, но его можно не считать за гостя, они с мистером Джаспером большие приятели.

Мистер Дэчери вошел, держа шляпу под мышкой.

– Прошу прощения, – сказал он, расшаркиваясь и обращаясь одновременно к обоим джентльменам, – это всего лишь эгоистическая предосторожность с моей стороны и никому, кроме меня, не интересная. Но как старый холостяк, живущий на свои средства и возымевший намерение поселиться на остаток своих дней в этом прелестном тихом городке, я хотел бы знать, что, эти Топы, они вполне приличные люди?

Мистер Джаспер без колебаний отвечал утвердительно.

– Этого для меня достаточно, сэр, – сказал мистер Дэчери.

– Мой друг, здешний мэр, – добавил мистер Джаспер, почтительным движением руки представляя мистера Дэчери этому властителю, – чья рекомендация будет иметь для вас неизмеримо больше веса, чем отзыв такого незначительного человека, как я, – вероятно, тоже выскажется в их пользу.

– Уважаемый господин мэр, – сказал мистер Дэчери с низким поклоном, – премного меня обяжет.

– Вполне порядочные люди, – благосклонно изрек мистер Сапси. – Со здравыми взглядами. Отличного поведения. Очень почтительные. Настоятель и соборный капитул весьма их одобряет.

– Уважаемый господин мэр, – сказал мистер Дэчери, – дал им характеристику, которой они могут гордиться. Я хотел бы еще спросить его милость господина мэра (если мне это будет позволено): имеются ли в этом городе, процветающем под его благодетельным управлением, какие-нибудь достопримечательности, которые стоит осмотреть?

– Мы очень древний город, сэр, – отвечал мистер Сапси, – город священнослужителей. Мы – конституционный город, и, как подобает такому городу, мы свято храним и поддерживаем наши славные привилегии.

– Его милость господин мэр, – с поклоном сказал мистер Дэчери, – внушил мне желание ближе познакомиться с этим городом и еще более укрепил мое намерение окончить здесь мои дни.

– Вы служили в армии, сэр? – осведомился мистер Сапси.

– Его милость господин мэр делает мне слишком много чести, – отвечал мистер Дэчери.

– Во флоте?

– Опять-таки его милость господин мэр делает мне слишком много чести, – повторил мистер Дэчери.

– Дипломатия тоже достойное поприще, – произнес мистер Сапси в порядке общего замечания.

– Вот это меткий выстрел, – сказал мистер Дэчери с поклоном и широкой улыбкой. – Уважаемый господин мэр попал в самую точку. Вижу, что никакая дипломатическая хитрость не устоит перед его проницательностью.

Эта беседа доставила мистеру Сапси неизъяснимое удовольствие. Вот же нашелся человек – и какой человек! – любезный, тактичный, привыкший общаться с лицами высокого ранга, – который понимает, как надо разговаривать с мэром, и может показать пример другим! Больше всего мистера Сапси пленяло обращение в третьем лице, которое, как ему казалось, особенно подчеркивало его заслуги и важное положение в городе.

– Но я прошу прощения у его милости господина мэра за то, что позволил себе отнять частичку его драгоценного времени, вместо того чтобы поспешить в мой скромный приют в гостинице «Епископский Посох».

– Ничего, сэр, пожалуйста, – ответил мистер Сапси. – Кстати, я сейчас иду домой, и если вам угодно по дороге осмотреть снаружи наш собор, я буду рад вам его показать.

– Его милость господин мэр более чем любезен, – сказал мистер Дэчери.


Откланявшись мистеру Джасперу, они вышли. Так как мистера Дэчери никакими силами нельзя было заставить пройти в дверь впереди его милости, то его милость первым стал спускаться по лестнице, а мистер Дэчери шел следом, держа шляпу под мышкой и не препятствуя вечернему ветру развевать его пышную седую шевелюру.

– Осмелюсь спросить его милость, – сказал мистер Дэчери, – этот джентльмен, которого мы только что покинули, это не тот ли самый джентльмен, который, как я уже слышал от его соседей, так глубоко скорбит об утрате племянника и посвятил свою жизнь мести за эту утрату?

– Тот самый, сэр. Джон Джаспер.

– Смею спросить его милость, есть ли серьезные подозрения против кого-нибудь?

– Больше чем подозрения, сэр, – отвечал мистер Сапси. – Полная уверенность.

– Подумать только! – воскликнул мистер Дэчери.

– Но доказательства, сэр, доказательства приходится строить камень за камнем, – сказал мэр. – Как я всегда говорю: конец венчает дело. Для суда мало нравственной уверенности, ему нужна безнравственная уверенность – то есть, я хочу сказать, юридическая.

– Его милость господин мэр, – сказал мистер Дэчери, – тонко подметил основную черту нашего судопроизводства. Безнравственная уверенность. Как это верно!

– Я всегда говорю, – величественно продолжал мэр, – у закона сильная рука и у него длинная рука. Так я обычно выражаюсь. Сильная рука и длинная рука.

– Как убедительно! И опять-таки, как верно! – поддакнул мистер Дэчери.

– И не нарушая тайны следствия – тайна следствия, именно так я выразился на дознании…

– А какое же выражение могло бы лучше определить суть дела, чем то, которое столь удачно нашел господин мэр, – вставил мистер Дэчери.

– Итак, я полагаю, что не нарушу тайны следствия, если, зная железную волю джентльмена, которого мы только что покинули (я называю ее железной по причине ее силы), предскажу вам с уверенностью, что в этом случае длинная рука достанет и сильная рука ударит. А вот и наш собор, сэр. Многие знатоки находят его достойным восхищения, и наиболее уважаемые наши сограждане им гордятся.

Все это время мистер Дэчери шел, держа шляпу под мышкой, и ветер невозбранно трепал его седые волосы. Казалось, он совсем забыл, что ее снял, так как, когда мистер Сапси до нее дотронулся, мистер Дэчери машинально поднял руку к голове, словно думал найти там другую шляпу.

– Накройтесь, сэр, прошу вас, – сказал мистер Сапси с величавой снисходительностью, как бы говорившей: не бойтесь, я не обижусь.

– Господин мэр очень любезен, но я это делаю для прохлады, – ответил мистер Дэчери.

Затем мистер Дэчери стал восторгаться собором, а мистер Сапси показывал ему этот памятник старины с таким самодовольством, словно сам его изобрел и построил. Некоторые детали он, правда, не одобрял, но их он коснулся вскользь, как если бы то были ошибки рабочих, совершенные в его отсутствие. Покончив с собором, он направился к кладбищу и пригласил своего спутника полюбоваться красотой вечера, остановившись – совершенно случайно – в непосредственной близости от эпитафии миссис Сапси.

– Кстати, – сказал мистер Сапси, внезапно спускаясь с эстетических высот и указуя на надпись, которую, очевидно, только что заметил (так Аполлон мог бы устремиться с Олимпа на землю за своей забытой лирой), – это вот тоже одна из наших достопримечательностей. По крайней мере, таковой ее почитают наши горожане, да и приезжие иной раз списывают ее себе на память. Я тут не судья, ибо это мое собственное творение. Скажу только, что оно стоило мне некоторого труда: не так легко выразить мысль с изяществом.

Мистер Дэчери пришел в такой восторг от творения мистера Сапси, что пожелал немедленно его списать, хотя имел в запасе еще много случаев это сделать, раз намеревался скончать свои дни в Клойстергэме. Он достал уже записную книжку, но ему помешало появление на сцене нового действующего лица, того самого, чьими стараниями идеи мистера Сапси были воплощены и увековечены в материальной форме: Дёрдлс шаркающей своей походкой приближался к ним, и мистер Сапси тотчас его окликнул, так как не прочь был показать этому ворчуну пример уважительного обхождения со старшими.

– А, Дёрдлс! Это здешний каменотес, сэр; одна из наших знаменитостей; все в Клойстергэме знают Дёрдлса. Дёрдлс, а это мистер Дэчери, джентльмен, который хочет поселиться в нашем городе.

– Вот уж чего бы не сделал на его месте, – пробурчал Дёрдлс. – Мы здесь довольно-таки скучный народец.

– Надеюсь, вы не относите это к себе, мистер Дёрдлс, – возразил мистер Дэчери, – ни тем более к его милости.

– Это кто же такое – его милость?

– Его милость господин мэр.

– Не знаком с таким, – отвечал Дёрдлс с видом, отнюдь не свидетельствовавшим о его верноподданнических чувствах по отношению к главе города. – Пусть уж оказывает мне милости, когда мы с ним познакомимся. Только где и когда это будет, не знаю. А до тех пор —

Мистер Сапси его фамилия,

Англия его родина,

В Клойстергэме его жительство,

Аукционист его занятие.





Тут на сцене появился вдруг Депутат, предшествуемый летящей по воздуху устричной раковиной, и потребовал, чтобы мистер Дёрдлс, которого он тщетно искал повсюду, немедленно выдал ему три пенса как его законное и давно просроченное жалованье. Пока этот джентльмен, зажав узелок под мышкой, медлительно шарил по карманам и отсчитывал деньги, мистер Сапси сообщал будущему клойстергэмскому гражданину некоторые сведения о привычках, занятиях, жилище и репутации Дёрдлса. После чего мистер Дэчери сказал, обращаясь к Дёрдлсу:

– Вы, надеюсь, разрешите любопытному чужестранцу как-нибудь вечерком зайти к вам, мистер Дёрдлс, и поглядеть на ваши произведения?

– Всякий джентльмен, ежели он захватит с собой выпивки на двоих, будет желанным гостем, – сказал Дёрдлс, держа пенни в зубах и несколько полупенсов в ладони. – А ежели он захватит с собой дважды столько, так будет вдвойне желанным.

– Непременно зайду, – сказал мистер Дэчери. – Депутат! Что ты мне должен?

– Работешку.

– То-то, не забывай. Надо честно платить долги. Вот проводишь меня, когда я скажу, к мистеру Дёрдлсу, и будем в расчете.

Депутат испустил особо пронзительный свист, вылетевший, словно бортовой залп, из длинной щели его беззубого рта, и, выразив таким образом свою готовность погасить долг, исчез.