Тайга в сумерках. Страшные истории Якутии

ТУНГУССКИЕ ШАМАНЫ




Интересный факт: якутские шаманы во все времена с удивительным единодушием признавали, что они сильно проигрывают тунгусским шаманам, обитающим в северных районах Якутии. Даже великие шаманы побаивались туда соваться – мол, даже не особо сильный шаман-тунгус одной левой уделает наших выскочек. Есть легенда об одном из якутских великих шаманов, который ни с того ни с сего однажды ночью погрузился в летаргический сон и так лежал три года. Потом очнулся и рассказал, что той ночью три года назад он решил повидать свет, вселился в своего материнского зверя – орла и стал скитаться по просторам. Залетел он таким образом куда-то на север и видит – летит на него исполинских размеров филин. Поймал орла, как мышонка, отнёс в своё гнездо и там, навалившись всем телом на него, держал три года, справляя нужду прямо на него. Лишь через три года орлу удалось улучить момент, когда филин потерял бдительность, и дух якутского шамана, наконец, смог освободиться. Как потом он сказал, филин был одним из родительских зверей тунгусского шамана (если у якутских шаманов такой зверь один, то у тунгусских шаманов таковых могло быть несколько).

Заехал ещё в дореволюционное время как-то один якутский шаман средней силы в северные края. Стояла зима, он ехал по лесам и долам на телеге, в которую был запряжен бык. Вёз он с собой, помимо прочего, в мешках большие куски говядины, которыми расплатились с ним в очередной деревушке за то, что он вылечил больного. И вот где-то в середине дороги он пришёл в заснеженную поляну-алас, где стоял маленький ветхий балаган. Сразу было видно, что живёт тут бедный человек, а герой истории, привыкший к трепету и поклонам, не блистал хорошими манерами, особенно в общении с бедняками. Вошёл в дом, а там были лишь старик и старуха. Он им объяснил, что он является шаманом, который по своим важным делам едет мимо, так что, милые люди, накрывайте стол. Хозяева засуетились, сделали ему скудный, но сносный ужин, и довольный шаман уснул.

Наутро встал, позавтракал и поехал дальше, даже словом не перекинувшись с хозяевами. Ехал весь день, а вечером впал в ступор – дорога привела его в тот же алас, откуда он утром выехал. Тот же балаган, те же старик со старухой… Шаман встревожился, проведал по своим «каналам», что происходит, но так ничего и не понял. Что поделать – зашёл в балаган, сказал, что телега сломалась, поэтому он потратил весь день на ремонт и решил заночевать у хозяев ещё раз. Старик и старуха отреагировали спокойно. Опять был ужин, потом шаман долго ворочался в постели в беспокойных мыслях.

Утром опять уехал. День выдался ненастный, дорогу замело снегом, но бык упорно шёл вперёд. Вечером впереди замелькали искры из печной трубы балагана. Естественно, того самого.

Тут уж шаман понял, что нечисто дело – попался он в ловушку более сильного колдуна. Но какого? Он по-прежнему не ощущал поблизости присутствия другого шамана. Пришлось войти в третий раз в один и тот же балаган на ночёвку. На этот раз он даже оправдаться как-то не пытался. Старик со старухой только переглянулись. Позже, когда пришло время ужина, старуха намекнула, что есть нечего – шаман за предыдущие дни всё съел. Может, у гостя найдётся угощение для хозяев? На это наш герой, думая о мясе на телеге, только буркнул, что не намеревается он делиться своей едой с простым людом.

Тогда поднялся старик и заявил: «Ну, негоже оставлять гостя голодным, придётся тогда своё мясо сварить». Шаман в недоумении смотрел, как старуха принесла старику острый топор, а тот сел на пол, оголил себе правую ногу, потом взял топор и хватил себе по бедру. Кровь брызгами, торчащая кость, шаман в шоке, а старик со старухой знай себе деловито продолжают рубить тому ногу. Отделили ногу, потом старик, подпрыгивая на одной ноге, стал рубить ногу на куски. Закончив, отдал это добро старухе и велел ей приготовить суп. Та взяла мясо и отошла в сторону печи.

Тут уж приезжий шаман догадался, кто над ним «подшучивал» все эти три дня. Упав перед одноногим стариком на колени, он взмолился, чтобы тот его простил – мол, не знал, кто ты, не убивай, отпусти, признаю свою глупость. Старик, обвернув культю тканью, сел на свой стул и молчал. Шаман убивался всё больше, вымаливая прощение. Посулил ему всё добро, что с собой вёз, и быка с телегой в придачу. Между тем суп был готов, и старуха призвала всех ужинать. Старик жестом велел шаману сесть за стол. Пришлось ему вместе с ними сидеть и есть эту жуткую похлебку. Впрочем, суп был вполне себе вкусный, без всякого постороннего привкуса. Так и легли спать. Шаман, естественно, всю ночь не спал, но убежать не пытался – знал, что ничего не выйдет.

Утром старик, наконец, разомкнул уста (кстати, его нога утром «приросла» обратно и выглядела целехонькой). Он разрешил гостю убираться вон из его дома, оставив все свои вещи и быка. Шаман с громадным облегчением выскочил из балагана. Прежде чем пойти по дороге, он посмотрел на свою телегу и увидел, что один из мешков с мясом открыт, и оттуда пропал приличный кусок говядины – как раз такой, чтобы хватило на хороший суп…

Весь день он шёл по снегу и в итоге добрался до аласа, где жила большая семья. Они-то ему и рассказали, что по пути к ним живёт шаман тунгусских кровей со своей женой.





ШАМАНЫ В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ




При советской власти шаманов стали преследовать, поэтому их стало мало. Но это вовсе не означает, что они выродились или что раньше все они были шарлатанами – просто ушли в подполье, стали скрывать свои способности, подавлять проявления своей силы. Но шило в мешке не утаишь, и инциденты время от времени случались.

Это произошло в сталинские времена. В небольшой деревне центрального района жил человек, который втихаря предоставлял местным «услуги шамана». Народ говаривал, что если бы он специально не скрывал свою силу, то мог бы стать большим шаманом. В конце концов, когда аж люди из других районов стали приезжать к этому человеку, столичный НКВД решил взяться за «распространителя мракобесия». Приехали специально по его душу, ворвались в дом, арестовали. Повезли в Якутск на лошадях. Путь был неблизкий, ехали долго, пока не стемнело. А как стемнело, один из конвоиров внезапно обратил внимание, что лошадь шамана идёт без всадника. Деться он никуда не мог – только что был тут, никто не видел, как он убегал, однако же пропал. Подняли тревогу, поехали обратно, приехали за полночь в деревню – а он там спокойно спит, сытно поужинав. Связали по рукам и ногам, погрузили на телегу, повезли на ночь глядя. Где-то в середине пути конвоир в очередной раз заглядывает в телегу – пусто. Стало жутко, но что поделать – пришлось опять назад ехать. Начальник энкавэдэшников поговорил наедине с шаманом, надавил на жалость – мол, я человек подневольный, если я не привезу тебя в город, как мне приказано, то меня самого посадят. Сжалился шаман, сам поехал с ними без всяких веревок. Доехали до города под утро и сразу отправили его в изолятор, да только опять вышла незадача: как только шаман входил во двор, с каждым шагом он начинал распухать, а к моменту, когда он таким образом доходил до здания, уже становился таким большим и бесформенным, что ни в дверь, ни в окно залезть не мог. Что интересно, с каждым шагом обратно он снова уменьшался. Тюремщики были в ужасе. Увидел это большая шишка из НКВД и велел привести шамана к нему. Неизвестно, о чём они говорили, но после этого он приказал отпустить его с миром и даже велел отвезти его обратно в село до дома. Больше НКВД шамана не трогал, да и сам он старался особо не раздражать власти, хотя втайне по-прежнему продолжал помогать людям.

Второй случай тоже примерно тогда произошёл. Этот шаман жил в Вилюйском улусе и был зажиточным крестьянином. Когда коллективизация дошла до уровня «не идёшь в колхоз – гниешь в тюрьме» и стало ясно, что всё добро у него так и так отнимут, он передал хозяйство колхозу, а сам ушёл в леса, где построил себе хижину и промышлял охотой. Был у него один молодой родственник, который периодически навещал его, привозил еду и рассказывал последние новости. Шаман настоятельно рекомендовал ему приходить по утрам или днём – мол, вечером у него там «свои дела». Так молодой человек и делал, но как-то раз сильно запоздал и пришёл к хижине в лесу после заката. Дело было летом, в Якутии в это время белые ночи, так что всё равно было довольно светло. Зашёл гость в хижину – никого. Удивляется, куда это делся человек на ночь глядя. Вышел обратно, прислушался – а за хижиной в лесу чьи-то голоса. Вот тут ему стало не по себе. Лес, изгой-одиночка – какой тут ещё разговор, с кем? Немного волнуясь, он всё же пошёл смотреть. Голоса всё ближе – не меньше трёх-четырёх разных людей, причём один из них точно тот самый шаман. В основном он и говорит, а остальные время от времени что-то вставляют да поддакивают. Гость стал прислушиваться. Диалог шёл примерно следующий:

ШАМАН: … и не творил зла, так за что мне такое наказание? Скажите, разве это справедливо?

ДРУГИЕ ГОЛОСА: Нет!

ШАМАН: Отобрали всё добро, выгнали, как ненужного старого пса, в леса – скажите, терпеть ли мне такую злую обиду?

ДРУГИЕ ГОЛОСА: Нет! Нет! Нет!

ШАМАН: И что же мне делать, чтобы восстановить мне своё доброе имя и вернуть уважение? Есть ли способ?

ДРУГИЕ ГОЛОСА: Есть!

Голоса, естественно, не стройным хором отвечали, а по-всякому, да и не так односложно выражались. Молодой человек перепугался и не стал дальше слушать, о чём там пойдёт речь. Уже отходя назад, он смутно увидел, как шаман сидит на пне среди деревьев, подпирая челюсть руками, а перед ним толпятся какие-то долговязые тёмные существа. Разглядывать их он не стал и дал деру.

Когда он утром вернулся и рассказал шаману, что он слышал и видел вечером, тот всё стал категорически отрицать: «О чём это ты? Я же тут один, с кем я буду тут разговаривать? Пить надо меньше!»

История неполна тем, что в ней не говорится, удалось ли потом этому шаману действительно вернуть всё своё добро. Что-то подсказывает, что да.





ВЕЧЕР ОЛОНХО




Эта история произошла в конце XIX века. Официальными главами селений в то время являлись князья-тойоны из числа богатых якутов. Об одном таком князе из центрального района и рассказывает история.

Князь этот был деспотичным даже по меркам тех тёмных времён – забрал в своём селе всё народное добро себе, построил себе невиданную по роскоши усадьбу, высасывал все соки из бедняков и чинил суд по собственным искажённым представлениям. Однако же дань с населения исправно собирал и отправлял в центр, так что власти им были довольны и не собирались менять на другого.

Однажды осенним вечером в дом пришёл бродяга («кумалаан») и попросился на ужин и ночёвку – обычное явление для тех времён. Как правило, платили за эту услугу бродяги тем, что выполняли какую-либо работу по хозяйству, которую поручал им хозяин. Но этот бродяга выглядел настолько хилым, что князь, бросив на него надменный взгляд, велел выгнать его из двора (что грубо противоречит сельскому якутскому этикету – обычно даже самые испорченные богачи уделяли место таким гостям хотя бы в хлеву). Так и сделали. Но позже князь заметил, что бродяга как-то снова проник в усадьбу и ошивается у крыльца. Князь рассердился, велел поймать настырного гостя и привести к нему. Бродягу приволокли, и князь спросил у него, почему он не уходит.

– Негде ночевать, – жалобно ответил бродяга. – И есть хочется, а идти больше некуда.

– Если я дам тебе пищу и кров, то чем ты, оборванец этакий, сможешь мне отплатить? – насмешливо спросил князь, уже раздумывая, как поиздеваться над бедняком.


– Ну, я не особо много-то могу, – замялся тот. – Зато немного умею рассказывать олонхо.

Тут следует пояснить, что «олонхо́» – это вид устного якутского народного эпоса, очень длинное (в десятки и сотни тысяч строк) песенное эпическое сказание о борьбе сил добра и зла. Мастера олонхо, способные часами и даже сутками напролёт безостановочно импровизировать и увлекать слушателей, весьма почитались в дореволюционной Якутии, когда у народа было мало развлечений.

– Да ну? – не поверил князь. – Ты? Мастер олонхо?

– Ну, людям вроде нравится, как я рассказываю, – неуверенно ответил бродяга.

Князь не очень поверил ему, но вечером всё равно делать было нечего, и он решил дать шанс гостю. Олонхо послушать ему хотелось, а если бродяга соврал, то потом можно ему за это устроить страшную кару – тоже неплохое развлечение.

– Тогда оставайся, – разрешил он. – Будешь мне перед сном рассказывать олонхо, пока я не усну. И горе тебе, если твоё олонхо мне не понравится!

На том и решили. Князь опять показал себя не с лучшей стороны и дал гостю в качестве места для ночлега самый дальний и холодный угол дома, где просто постелили жесткую шкуру на пол. Хотя ужин для семьи князя был сытный и много чего осталось, бродяге всё равно дали лишь крохотную порцию творога и кусочек черствого хлеба. Тот ничем не выразил своё недовольство.

Наступил вечер. В печи горел огонь, князь устроился на своей большой кровати с молодой женой. Оба накрылись одеялом и стали слушать олонхо от бродяги. К удивлению князя, тот очень неплохо рассказывал. Время от времени издавая одобрительные возгласы, князь слушал где-то полчаса, но потом ему захотелось справить нужду. Велев бродяге прерваться на минуту, он вышел из дома и пошёл в отхожее место.

Небо было в тучах, накрапывал холодный дождь. Когда князь начал делать то, для чего вышел, вдруг что-то схватило его за плечи и оторвало от земли. Он посмотрел вверх и обомлел: огромный чёрный стервятник зажал в когтях его плечи и уносил его куда-то в небо. Князь стал брыкаться, но потом понял, что если птица его отпустит, то он разобьется, и застыл. Летели долго – холодный воздух успел остудить князя до полусмерти, – а потом стервятник сбросил его вниз на какой-то пустырь, где горел огромный костёр, а вокруг него плясали уродливые голые женщины гигантского роста. Когда князь поднялся, одна из женщин подошла к нему и стала совать сосок пышной груди в рот. Тот пытался отвернуться, но его парализовало, и молоко полилось ему в рот – только это оказалась на поверку кровь, а вовсе не молоко. Чтобы не захлебнуться, князь стал глотать кровь. Напоив его, женщина рассмеялась:

– Теперь ты отведал человеческой крови и отделился от света – ты стал одним из нас!

Князь оглядел себя и удивился: его тело преобразилось, покрылось гнойниками и буграми и стало мало чем напоминать человеческое. Женщина сказала ему:

– Теперь ты обрёл свою истинную сущность, которую скрывал все эти годы. Не зря я отправила к тебе своего верного посланника под видом бродячего певца, чтобы он вырвал твою душу и отправил сюда, в Нижний мир! Теперь ты сможешь отбросить человеческие условности и творить истинное зло.

– А как? – робко поинтересовался князь.

– Мы отправим тебя обратно в срединный мир, и ты сможешь там делать всё плохое, что захочешь.

С этими словами женщина щелкнула пальцами, появились какие-то полулюди-полузвери и окружили князя. С него содрали кожу, сломали шею и повернули голову затылком вперёд, таким образом превратив в юёра; отрезали нос, губы, уши и сняли скальп. Потом стервятник опять унёс корчащегося князя куда-то вверх и сбросил на безлюдной местности. Князь понял, что он оказался в одном из полян недалеко от своей деревни. Солнечный свет причинял ему боль, а при виде людей у него начиналась паника, и он не мог вернуться в деревню и показываться на глаза людям. Так и ютился он долгие месяцы по замерзшим заброшенным домам и всё больше озлоблялся на весь мир. Когда в его пустую обитель приходили люди, чтобы переночевать, по ночам князь подкрадывался к ним, душил и потом пожирал их плоть – но от этого его голод становился только мучительнее.

Наконец, жители близлежащей деревни решили вызвать шамана, чтобы тот изгнал нечисть, которая убивает людей. Однажды утром на поляну пришёл шаман и стал проводить обряд изгнания нечистой силы. Князь почувствовал себя так, будто горит заживо, и вдруг понял, что его тело действительно охватывают языки пламени, рвущиеся изнутри. Он завопил от ужаса, понимая, что это конец…

… и очнулся на своей кровати. Оказывается, он крепко заснул, слушая олонхо. Жена уже спала, огонь в печи почти потух, а бродяга смотрел на него с полуулыбкой:

– Ну как, понравилось вам моё олонхо? – спросил он. – Вам достаточно? Или мне продолжать?

Очнувшись от ступора, князь вскочил и велел разжечь печь снова. Он приказал приготовить большой ужин и переселить гостя в лучшую спальню. Домашние смотрели на деспота с удивлением – что это на него нашло?

Переночевал бродяга по-царски, а утром князь подарил ему одного из своих лучших коней и дал солидную сумму денег. Попрощавшись с ним, бродяга выехал из двора и уехал из деревни.

И только через некоторое время князь узнал, что недавно через его район куда-то на север по своим делам проезжал инкогнито один из великих шаманов того времени.





СМЕРТЬ ШАМАНА




Главный герой истории – снова великий шаман прошлых лет Девятный (Тоҕустаах). Есть у якутов праздник лета Ысыах, когда весь народ собирается на веселье, танцы, соревнования и прочие радости жизни. Причём большие ысыахы могут быть объединёнными, включающими несколько улусов. Как раз на одном таком крупном ысыахе и произошёл этот случай.

Ысыах был достойный, включающий знать и чернь аж четырёх улусов. Интерес для нас представляют Борогонский и Баягантайский улусы. Ысыах при всём прочем всё-таки праздник религиозный, на нём проводится церемония приветствия и ублажения духов природы, так что там в прежние времена часто гостили шаманы. И так вышло, что со стороны Борогонского улуса «делегатом» от шаманов был Девятный, а со стороны Баягантайского – некий другой шаман с претензией на то, чтобы стать великим. Про взаимную лютую «любовь» больших шаманов друг к другу уже было писано, так что сложилась напряженная ситуация. Естественно, шаманы заседали поодаль друг от друга в отдельных шатрах посреди лагерей своих улусов.

И вот в разгар веселья в жаркий летний день к Девятному пришла делегация от Баягантайского улуса – в основном представители знати – с поклоном, гостинцами и просьбой не затевать конфликта шаманов во время священного праздника, не пугать людей и вести себя спокойно. Мол, наш шаман согласен, просим и вашего согласия. Вроде бы разумная просьба, но Девятный заподозрил неладное. Сидит, насторожившись, кивает, поддакивает. И вот в таком чутком состоянии, и то едва-едва он заметил, как крохотный паучок выполз из-под рукава одного из гостей и залез в наполненный до краев чорон (сосуд для кумыса). «Ага», – подумал про себя Девятный, не подал виду и любезно выпроводил гостей, согласившись со всеми их предложениями.

Как баягантайцы ушли, шаман вызвал к себе в шатер знать своего улуса и приказал:

– Подождите чуть-чуть и проследуйте всей гурьбой между шатрами, изображайте растерянность и скорбь, причитайте, что я, отведав кумыса, слег с сильнейшей болью в животе, что меня рвёт кровью и я умираю. И обязательно пройдите мимо шатра баягантайцев!

С этими словами Девятный вылил кумыс из чорона на землю и раздавил паучка ногой.

Борогонцы подчинились – подняли шум-гам, с плачем и криками прошествовали по всей территории ысыаха, мол, наш великий шаман внезапно почувствовал себя дурно и помирает, что за жуткая напасть, силы света, помогите нам и прочее. Баягантайцы при их виде явно приободрились, а их великий шаман, прослышав, что Девятный на смертном одре, так обрадовался, что выскочил из своего шатра, прошествовал к стоянке борогонцев и зашёл в шатёр своего противника, чтобы полюбоваться его кончиной. Да только едва он вступил в шатёр, как схватился за виски, зажмурился и повалился навзничь. Смерть была мгновенной. Вместе с ним моментально скончались девятеро знатных молодцев из числа родственных ему баягантайцев. Девятный только хмыкнул и вышел наружу, переступив через труп своего врага. Ысыах не задался, люди разобрали шатры и разошлись.

Позже Девятный говорил – мол, был бы умерший шаман настороже, то явно заметил бы расставленный «капкан» у входа в шатер, но тот поверил в то, что его ловушка с пауком в кумысе сработала, и потерял бдительность, за что и поплатился. А девятеро из родни стали его свитой на тот свет – дух скоропостижно скончавшегося большого шамана увлек за собой других, Девятный был тут ни при чём.





МЁРТВАЯ ВОДА