Сын олигарха

- Поехали отсюда.

В машине я дрожащими руками потрошу пакет с влажными салфетками. Неконтролируемо всхлипываю.

Макс сидит, откинув голову на сидение, прикрыв глаза и уронив ладони между разведённых колен, часто дыша.

Славик бросает на нас тяжёлые взгляды через зеркало заднего вида.

В машине слышны только мой тихий плачь и моя возня.

Подув на ледяную руку, начинаю осторожно протирать опухающее лицо своего любимого Немцева.

У него разбиты губы. Рассечена бровь. Кровь в волосах и над ухом. Начинаю оттуда.

Он молчит и никак не реагирует.

Костяшки его пальцев сбиты, пуховик в грязи. Закончив с лицом, берусь обрабатывать его руки, точно зная, что больше никогда не вернусь в эту контору. Завтра скину заявление на увольнение тетке по почте. Пусть уволят задним числом, отрабатывать я не буду.

Всхлипываю.

- Ты как? - хрипло спрашивает Макс, не глядя на меня.

- Ннноррмммалльно… - зубы стучат и язык заплетается.

Мне кажется, там на парковке я пережила один из самых страшных эпизодов в своей жизни.

Никогда ни за кого так не боялась, как за Макса.

Нежно стирать кровь с чёрного черепа на тыльной стороне его ладони, переворачиваю и протираю саму ладонь.

- Давай, кольца снимем? - хрипло предлагаю я.

Его пальцы складываются в кулак.

- В травмпункт щас заедем. У меня там знакомый врач работает. Подлатает тебя, - отрывисто говорит Славик с переднего сидения.

- Нет, останови мне здесь, - тихо, но твёрдо говорит Макс, не открывая глаз.

- Где? - сдержанно уточняет Славик.

- Здесь.

- Не останавливай! - в панике встреваю я.

- Слав, останови, - всё так же твёрдо повторяет Макс.

- Максим!

Хмурясь, предатель останавливает за остановкой!

- Куда ты? - Истерично хватаюсь за руку Макса.

Он выпрямляется и смотрит на меня. На мой нос, мои губы. Смотрит в мои глаза. Его зелёные глаза кажутся такими яркими в этой повсеместной серости.

Я тащусь от его глаз.

Подняв руку, он проводит ладонью по моим волосам, а потом склоняется и нежно целует кончик моего носа, шепча:

- Пока, Кудряш…

Моё горло сдавливает ком. Его парализует, и я просто не в состоянии ничего сказать.

Он что… прощается? Со мной?!

- Максим… - шепчу, чувствуя, как по щеке стекает огромная слеза.

Кивнув Славику, он выходит из машины и захлопывает за собой дверь.

Как ватная, тянусь к ручке, но на дверях срабатывает блокировка.

- Какого фига ты делаешь?! - возмущаюсь и бью ладонью по стеклу.

Машина тут же трогается, а я реву, глядя на удаляющуюся в туман фигуру.






Глава 31




- Ты что, заболела? - озабоченно спрашивает мама, заглядывая в моё лицо. - Может, приляжешь?

- Да… - вяло говорю я, ковыряя вилкой салат.

Вычленяю из «Оливье» горох.

Горох отправляю направо, а все остальное - налево.

ОН делал так, когда я изобразила для него «Оливье» в первый и последний раз.

Сидел и молча доставал горох из «Оливье», намекая на то, чтобы больше я его никогда не готовила.

Гурман чертов.

К глазам внезапно подкатывают слёзы.

Горох расплывается.

Опускаю подбородок и утираю нос, пока мама взбивает «приляг-среди-бела-дня» подушку.

Теперь сама ненавижу этот горох. Зелёный, как его глаза.

Я уже три дня не работаю. Могу и поспать, как трутень.

Прямо в четыре дня.

- Папа что, во Владик за хлебом пошёл? - спрашиваю с претензией, поджав губу.

- На Аляску, - хмыкает мама. - А что, тебе хлеба не хватает? Хочешь хлебушка?

Я хочу… своего Немцева!

- Хочу «Медовик»...

- Ну, вот. Сказала бы. Я бы сделала…

- Ладно, не надо, - неблагодарно капризничаю я.

- Ты чего такая? - тихо спрашивает мама за моей спиной. - Мне тетю Марусю вызвать?

Тетя Маруся - наша соседка. И она городская сумасшедшая, которая любит таскать меня за щеки. А ещё она ставила мне уколы с витаминами. В детстве.

- Что бы она меня пытала? - Кладу вилку и плетусь к щедро укомплектованному дивану, подтянув свои спортивные штаны.

Мне внезапно плевать на то, как я выгляжу. Какая разница, как я выгляжу?

- Тогда рассказывай сама, - осторожно просит мама.

Садится на край дивана, заботливо подтыкая под мой бок тёплое одеяло.

Кусаю его, отвернувшись к стенке, и скулю в подушку.

Вот в чём дело!

- Евгения… - ахает она в панике. - Прелесть наша…

Плачу.

В голос.

Мне плохо уже три дня. Именно столько от этого кретина нет вестей! Скинул бы смс: “жив, здоров, бухаю”. Я бы спокойно себе страдала дальше! По нему. По идиоту.

Знаю, что он не бухает и не чудит. Просто знаю. И не отвечает. Ни на звонки, ни на смс.

Нет, то, что он жив, я и так знаю.