Свой с чужим лицом
Часть 25 из 28 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Но что-то не давало ему покоя. Перед глазами Глеба вставали погибший майор Измайлов и парни, убитые в Волоколамске при осаде отдела абвера. Он – причастное лицо, должен знать!
– Ну что ж, значит, нам нужно идти быстрее, – сказал Слесарев. – А то эта ситуация начинает уже томить. Какой же, право, вздор. – Он покосился на мрачнеющего Мухавца.
Тот явно пребывал не в своей тарелке, но пытался сохранить спокойствие.
– Это не просто вздор, а безумие, – заявил Мухавец. – Вам, товарищ Шубин, нужно увольняться из армии и писать фантастические истории. Лично я именно тот человек, за которого себя выдаю. Мухавец Юрий Антонович.
– Сохраняйте спокойствие. Органы разберутся.
– Я и сохраняю.
«Вот сраму будет, когда обнаружится, что среди них нет Амосова, – подумал Глеб. – Ладно, переживу. Никого еще не привлекали за излишнюю бдительность».
– Товарищ лейтенант, мы возвращаемся другой дорогой, – проговорил Краев. – Не боитесь, что заблудимся? Долго еще идти?
– Заблудиться трудно, боец, – ответил Шубин. – Справа наши, слева немцы, а никак не наоборот. Поплутаем и придем. Думаю, километров десять осталось. Выйдем в расположение другого полка, ничего страшного. Лишь бы наши Новый год без нас не встретили.
Покатые низины были погребены под снегом. Здесь с осени не ступала нога человека, только зайцы бегали. Их следы встречались то и дело.
Движение практически встало. Ноги людей проваливались в рыхлую массу. Они отдувались, с трудом выбирались из снежного плена.
– Когда же закончится эта беда, чтоб ее?.. – прохрипел Хлебников, встал, стащил шапку, утер изнанкой вспотевший лоб. – Вопрос позволите, товарищ Шубин? Существует мнение, что военного человека можно опознать, даже если он не на службе и одет в гражданское. У них иная осанка, манеры, отношение к окружающим. Даже мышление не такое, как у нас. Притворится такой персонаж штатским, но все равно чем-то выдаст себя. Вам не приходило такое в голову? Вы не пытались понять, кто из этих двоих и есть тот самый полковник?
– То есть себя вы из списка исключили? – с усмешкой осведомился Глеб.
– Конечно, – ответил журналист. – Мне ведь точно известно, кто я такой.
– Это давний спор, Вениамин Георгиевич. Полагаться на данное мнение неправильно. Одни, переодевшись в штатское, остаются военными, и это видно за версту. Другие полностью преображаются. Третьи умеют притворяться. Четвертые и в военной форме выглядят так, словно надели ее по недоразумению, хотя и являются кадровыми офицерами. Если брать во внимание ваши слова, то вы должны быть первым, на кого следует обратить внимание.
– Я выгляжу как полковник-предатель? – спросил Хлебников. – Ну, знаете, товарищ Шубин!..
– Что-то есть, – сказал Глеб. – Я пытаюсь мысленно облачить вас всех в командирское обмундирование. Знаете ли, только на вас при этом можно было бы смотреть без смеха. Поэтому давайте забудем про ваши слова. Полковник Амосов два с половиной месяца находился у немцев. Он растерял все, что имел.
Низина оборвалась, группа вскарабкалась на обрыв. Глеб украдкой продолжал наблюдать за фигурантами. Вряд ли предатель попытается завладеть оружием и всех перестрелять. С боевой подготовкой у Амосова неважно. Что тогда? Он смирился? Надеется на спасительную встречу с немцами или полицаями?
Они благополучно перебежали поле, вереницу буераков, жиденькую лесополосу и внезапно наткнулись на дорогу. Братья Ванины первыми выскочили на проезжую часть.
Треск мотоциклов за лесом люди не слышали. Они повалились в кювет в последнюю секунду, когда колонна вырулила из-за березняка. Братья привычно костерили друг дружку. Остальные отползали в буераки. Нарастал надрывный треск.
Шубин скрипел зубами, жестикулировал. Иванчин и Косаренко оказались рядом с канавой, сползли в нее. Краев находился рядом, зарывался в снег.
Лейтенант обернулся. На него смотрели три пары испуганных глаз. Эти люди боялись шевельнуться. За их спиной пролегала продольная канава, не бог весть какое укрытие, но спрятаться можно. Как назло, только эти трое были без маскхалатов!
– Отползайте, – процедил Глеб. – Не подниматься, укрыться в канаве. Если кто-то станет глупить, то убью первым. Краев, проследи за ними!
«Господи, пронеси», – почему-то подумал Шубин.
Он один остался на открытом участке, а треск моторов уже сверлил мозг. Глеб натянул капюшон на голову, сделал все возможное, чтобы сплющиться.
Это были непростые минуты. Шла военная колонна, а мотоциклисты были передовым дозором. Две машины с колясками сбавили ход, и сердце лейтенанта провалилось в пятки. Неужели заметили?
Двигатели работали на холостом ходу. Мотоциклы встали. Немцы перекликались.
Смысл слов до лейтенанта не доходил, они сливались с шумом моторов. Затвор автомата вдавился в живот, ощущения были нелучшие.
Глеб медленно приподнял голову и понял, что остановку вызвали другие причины. Мотоциклисты оторвались от колонны и теперь ее дожидались. Они находились метрах в тридцати.
Зевал пулеметчик с бульдожьими брылями. Водитель задумчиво покручивал рукоятку газа. Мотоцикл трясся, затихал, потом опять дрожал и фыркал. Спешился пехотинец, сидевший сзади, подошел ко второму мотоциклу, что-то бросил водителю. Но тот не расслышал, постучал себя по уху. Пехотинец развернулся, стал осматриваться. Автомат висел у него на груди, рука в перчатке поглаживала затворную раму.
Глеб напрягся.
«Перестрелять эту публику не проблема, если ударим все разом», – подумал он.
Пехотинец мог заметить в складках местности что-то инородное, но отвлекся. Подходила колонна. Товарищи что-то кричали ему. Солдат спохватился, припустил к мотоциклу. Из выхлопной трубы выстрелило облако гари. Машины покатили дальше, но нервотрепка на этом не закончилась.
Подошла колонна. По дороге тащились грузовики с пехотой, два бронетранспортера. Вездеход с рулевым управлением как у мотоцикла проволок полевую кухню. В кузове подпрыгивали и перекатывались дрова.
Солдаты прятались в закрытых кузовах, по сторонам не глазели. Однообразные зимние пейзажи навевали на них только тошноту.
Колонна проследовала мимо. Бойцы, чертыхаясь, выбирались из канавы. Дорога в оба конца была свободна. Высунулся из-за камня красноармеец Краев, поморгал.
– Эй, вставайте! – гаркнул Шубин и осекся.
Канава была пуста.
Он ахнул, спрыгнул в нее, завертелся. Вот так номер!
– Краев, в чем дело? Я же приказал следить за ними!
– Так я следил, товарищ лейтенант, – промямлил боец. – Но колонна подошла, я за булыжник заполз. Фрицы могли меня заметить.
– Под трибунал! – взревел Шубин и бросился по канаве.
«Когда они успели договориться? – подумал он. – Ладно, предатель мечтал о побеге, но остальным-то зачем? Мужики ползли тут, продавили снег животами».
Шубин несся прыжками. На пятки ему наступал Краев. Перспектива загреметь под трибунал совсем не грела его.
Глеб скатился с насыпи к кустарнику, лез через ветки, разрывая маскхалат. Здесь они шли. Следы остались.
Он вырвался из кустарника, бежал краем поля к осиновому перелеску. Среди деревьев мелькали люди. Недалеко ушли!
Отстающий Слесарев оборачивался, задыхался.
Когда расстояние резко сократилось, он упал на колени, замахал руками, забормотал:
– Все, товарищ Шубин, не бейте. Бес попутал. Все побежали, и я побежал.
У лейтенанта имелось огромное желание съездить ему по морде, но он сдержался. Их догоняли все остальные. Никуда не денется этот попрыгунчик.
Он бросился дальше, обернулся, увидел, как к Слесареву подбежал Краев, врезал ему по челюсти. Тот откинулся в снег, закрылся руками, что-то бормотал в оправдание своих безответственных действий.
Мухавец запутался в корнях вывернутого дерева. Другой дороги не нашел, кроме как налететь на него. Он резко дернулся, выдрал клок из фуфайки, не устоял, загремел в яму, потом выбирался из нее на четвереньках, выплевывая снег.
– Товарищ лейтенант, оставьте его. Мы займемся этим живчиком! – прокричал кто-то из братьев.
Шубин пробежал мимо человека, возившегося в снегу. Он дико устал, его обуяла злость. Кто из них инициатор бегства? Ответ напрашивался сам собой.
Хлебников и не думал останавливаться. Он выбежал из перелеска, утонул в снегу, брел по нему, подбрасывая ноги, ежесекундно озирался. Шапка слетела с его головы. Шубин подобрал ее, перевел дыхание. Журналист начал тормозить. Он задыхался, хватался за грудь, но продолжал идти, надеясь непонятно на что. Это смотрелось гротескно, жалко.
– Может, хватит, Вениамин Георгиевич? – хрипло выкрикнул Шубин. – Признаю, это была хорошая попытка, но просчитать свои действия вы не смогли. Может, пристрелить вас к такой-то матери?
– Стреляйте, я разрешаю, – прохрипел беглец.
Ноги его перепутались, он повалился в снег, вскрикнул от боли.
Шубин подошел к нему, отдуваясь, взял за шиворот, перевернул. Журналист едва не помер, наглотавшись снега, кашлял с чудовищным надрывом. Бить его Глебу совершенно не хотелось, разве что потом, после отдыха.
Шубин сел рядом с поверженным журналистом, привел в порядок дыхание. К ним подошел Косаренко, стал переминаться с ноги на ногу. Со стороны доносились воинственные крики. Бойцы разбирались со своими непослушными подопечными.
Хлебников прокашлялся, приподнялся. Он был в неплохой физической форме, но давно не тренировался. Этот бег с препятствиями добил человека. Журналист выглядел подавленным.
– Я так понимаю, что вы, Вениамин Георгиевич, были зачинщиком этого поступка, – проговорил Шубин. – Признайтесь, вы Амосов, да?
– Да хрен там, – выдавил из себя журналист. – Никакой я не Амосов. Я Вениамин Хлебников, ответственный сотрудник газеты «Калининские зори».
– Ну вот, опять двадцать пять! – Косаренко всплеснул руками. – Товарищ лейтенант, да тресните вы его по лбу, чтобы не запирался! Нам больше делать нечего, как бегать за ними! А вдруг немцы опять появятся? Мы же с дороги как на ладони!
Это было верное наблюдение.
Они подняли Хлебникова, погнали обратно. Он покорно брел, втянув голову в плечи. Остальных красноармейцы уже вышвырнули на дорогу, используя грубую силу.
Проезжая часть была пуста. Это стоило считать крупным везением.
Люди выдохлись. Внеплановая разминка затянулась.
Шубин сдерживал ярость, гнал вперед и своих, и чужих. Они переправились через дорогу, снова брели по заснеженным открытым участкам и через час всем гуртом повалились в снег.
Люди курили, наслаждались покоем и сравнительно теплой погодой. В преддверии Нового года погода решила побаловать их. Морозы сошли к минимуму, светило яркое солнце.
Фигуранты молчали, сказать им было нечего. Мухавец слизывал кровь с рассеченной губы. Инженер Слесарев с опаской поглаживал скулу, отведавшую тяжелый красноармейский кулак. Хлебников был подавлен, сидел неподвижно, сжал ладонями виски, не поднимал глаз.
– Может, еще им добавим, товарищ лейтенант? – внес дельное предложение Толик Иванчин. – Корреспондент вообще легко отделался. Ведь это он всех накрутил.
– Так что же это было, граждане? – вкрадчиво спросил Глеб. – Вы понимаете, что своим поступком навлекли на себя дополнительные подозрения. К немцам хотели сбежать! Вот и показали свои настоящие лица.
– Ну что ж, значит, нам нужно идти быстрее, – сказал Слесарев. – А то эта ситуация начинает уже томить. Какой же, право, вздор. – Он покосился на мрачнеющего Мухавца.
Тот явно пребывал не в своей тарелке, но пытался сохранить спокойствие.
– Это не просто вздор, а безумие, – заявил Мухавец. – Вам, товарищ Шубин, нужно увольняться из армии и писать фантастические истории. Лично я именно тот человек, за которого себя выдаю. Мухавец Юрий Антонович.
– Сохраняйте спокойствие. Органы разберутся.
– Я и сохраняю.
«Вот сраму будет, когда обнаружится, что среди них нет Амосова, – подумал Глеб. – Ладно, переживу. Никого еще не привлекали за излишнюю бдительность».
– Товарищ лейтенант, мы возвращаемся другой дорогой, – проговорил Краев. – Не боитесь, что заблудимся? Долго еще идти?
– Заблудиться трудно, боец, – ответил Шубин. – Справа наши, слева немцы, а никак не наоборот. Поплутаем и придем. Думаю, километров десять осталось. Выйдем в расположение другого полка, ничего страшного. Лишь бы наши Новый год без нас не встретили.
Покатые низины были погребены под снегом. Здесь с осени не ступала нога человека, только зайцы бегали. Их следы встречались то и дело.
Движение практически встало. Ноги людей проваливались в рыхлую массу. Они отдувались, с трудом выбирались из снежного плена.
– Когда же закончится эта беда, чтоб ее?.. – прохрипел Хлебников, встал, стащил шапку, утер изнанкой вспотевший лоб. – Вопрос позволите, товарищ Шубин? Существует мнение, что военного человека можно опознать, даже если он не на службе и одет в гражданское. У них иная осанка, манеры, отношение к окружающим. Даже мышление не такое, как у нас. Притворится такой персонаж штатским, но все равно чем-то выдаст себя. Вам не приходило такое в голову? Вы не пытались понять, кто из этих двоих и есть тот самый полковник?
– То есть себя вы из списка исключили? – с усмешкой осведомился Глеб.
– Конечно, – ответил журналист. – Мне ведь точно известно, кто я такой.
– Это давний спор, Вениамин Георгиевич. Полагаться на данное мнение неправильно. Одни, переодевшись в штатское, остаются военными, и это видно за версту. Другие полностью преображаются. Третьи умеют притворяться. Четвертые и в военной форме выглядят так, словно надели ее по недоразумению, хотя и являются кадровыми офицерами. Если брать во внимание ваши слова, то вы должны быть первым, на кого следует обратить внимание.
– Я выгляжу как полковник-предатель? – спросил Хлебников. – Ну, знаете, товарищ Шубин!..
– Что-то есть, – сказал Глеб. – Я пытаюсь мысленно облачить вас всех в командирское обмундирование. Знаете ли, только на вас при этом можно было бы смотреть без смеха. Поэтому давайте забудем про ваши слова. Полковник Амосов два с половиной месяца находился у немцев. Он растерял все, что имел.
Низина оборвалась, группа вскарабкалась на обрыв. Глеб украдкой продолжал наблюдать за фигурантами. Вряд ли предатель попытается завладеть оружием и всех перестрелять. С боевой подготовкой у Амосова неважно. Что тогда? Он смирился? Надеется на спасительную встречу с немцами или полицаями?
Они благополучно перебежали поле, вереницу буераков, жиденькую лесополосу и внезапно наткнулись на дорогу. Братья Ванины первыми выскочили на проезжую часть.
Треск мотоциклов за лесом люди не слышали. Они повалились в кювет в последнюю секунду, когда колонна вырулила из-за березняка. Братья привычно костерили друг дружку. Остальные отползали в буераки. Нарастал надрывный треск.
Шубин скрипел зубами, жестикулировал. Иванчин и Косаренко оказались рядом с канавой, сползли в нее. Краев находился рядом, зарывался в снег.
Лейтенант обернулся. На него смотрели три пары испуганных глаз. Эти люди боялись шевельнуться. За их спиной пролегала продольная канава, не бог весть какое укрытие, но спрятаться можно. Как назло, только эти трое были без маскхалатов!
– Отползайте, – процедил Глеб. – Не подниматься, укрыться в канаве. Если кто-то станет глупить, то убью первым. Краев, проследи за ними!
«Господи, пронеси», – почему-то подумал Шубин.
Он один остался на открытом участке, а треск моторов уже сверлил мозг. Глеб натянул капюшон на голову, сделал все возможное, чтобы сплющиться.
Это были непростые минуты. Шла военная колонна, а мотоциклисты были передовым дозором. Две машины с колясками сбавили ход, и сердце лейтенанта провалилось в пятки. Неужели заметили?
Двигатели работали на холостом ходу. Мотоциклы встали. Немцы перекликались.
Смысл слов до лейтенанта не доходил, они сливались с шумом моторов. Затвор автомата вдавился в живот, ощущения были нелучшие.
Глеб медленно приподнял голову и понял, что остановку вызвали другие причины. Мотоциклисты оторвались от колонны и теперь ее дожидались. Они находились метрах в тридцати.
Зевал пулеметчик с бульдожьими брылями. Водитель задумчиво покручивал рукоятку газа. Мотоцикл трясся, затихал, потом опять дрожал и фыркал. Спешился пехотинец, сидевший сзади, подошел ко второму мотоциклу, что-то бросил водителю. Но тот не расслышал, постучал себя по уху. Пехотинец развернулся, стал осматриваться. Автомат висел у него на груди, рука в перчатке поглаживала затворную раму.
Глеб напрягся.
«Перестрелять эту публику не проблема, если ударим все разом», – подумал он.
Пехотинец мог заметить в складках местности что-то инородное, но отвлекся. Подходила колонна. Товарищи что-то кричали ему. Солдат спохватился, припустил к мотоциклу. Из выхлопной трубы выстрелило облако гари. Машины покатили дальше, но нервотрепка на этом не закончилась.
Подошла колонна. По дороге тащились грузовики с пехотой, два бронетранспортера. Вездеход с рулевым управлением как у мотоцикла проволок полевую кухню. В кузове подпрыгивали и перекатывались дрова.
Солдаты прятались в закрытых кузовах, по сторонам не глазели. Однообразные зимние пейзажи навевали на них только тошноту.
Колонна проследовала мимо. Бойцы, чертыхаясь, выбирались из канавы. Дорога в оба конца была свободна. Высунулся из-за камня красноармеец Краев, поморгал.
– Эй, вставайте! – гаркнул Шубин и осекся.
Канава была пуста.
Он ахнул, спрыгнул в нее, завертелся. Вот так номер!
– Краев, в чем дело? Я же приказал следить за ними!
– Так я следил, товарищ лейтенант, – промямлил боец. – Но колонна подошла, я за булыжник заполз. Фрицы могли меня заметить.
– Под трибунал! – взревел Шубин и бросился по канаве.
«Когда они успели договориться? – подумал он. – Ладно, предатель мечтал о побеге, но остальным-то зачем? Мужики ползли тут, продавили снег животами».
Шубин несся прыжками. На пятки ему наступал Краев. Перспектива загреметь под трибунал совсем не грела его.
Глеб скатился с насыпи к кустарнику, лез через ветки, разрывая маскхалат. Здесь они шли. Следы остались.
Он вырвался из кустарника, бежал краем поля к осиновому перелеску. Среди деревьев мелькали люди. Недалеко ушли!
Отстающий Слесарев оборачивался, задыхался.
Когда расстояние резко сократилось, он упал на колени, замахал руками, забормотал:
– Все, товарищ Шубин, не бейте. Бес попутал. Все побежали, и я побежал.
У лейтенанта имелось огромное желание съездить ему по морде, но он сдержался. Их догоняли все остальные. Никуда не денется этот попрыгунчик.
Он бросился дальше, обернулся, увидел, как к Слесареву подбежал Краев, врезал ему по челюсти. Тот откинулся в снег, закрылся руками, что-то бормотал в оправдание своих безответственных действий.
Мухавец запутался в корнях вывернутого дерева. Другой дороги не нашел, кроме как налететь на него. Он резко дернулся, выдрал клок из фуфайки, не устоял, загремел в яму, потом выбирался из нее на четвереньках, выплевывая снег.
– Товарищ лейтенант, оставьте его. Мы займемся этим живчиком! – прокричал кто-то из братьев.
Шубин пробежал мимо человека, возившегося в снегу. Он дико устал, его обуяла злость. Кто из них инициатор бегства? Ответ напрашивался сам собой.
Хлебников и не думал останавливаться. Он выбежал из перелеска, утонул в снегу, брел по нему, подбрасывая ноги, ежесекундно озирался. Шапка слетела с его головы. Шубин подобрал ее, перевел дыхание. Журналист начал тормозить. Он задыхался, хватался за грудь, но продолжал идти, надеясь непонятно на что. Это смотрелось гротескно, жалко.
– Может, хватит, Вениамин Георгиевич? – хрипло выкрикнул Шубин. – Признаю, это была хорошая попытка, но просчитать свои действия вы не смогли. Может, пристрелить вас к такой-то матери?
– Стреляйте, я разрешаю, – прохрипел беглец.
Ноги его перепутались, он повалился в снег, вскрикнул от боли.
Шубин подошел к нему, отдуваясь, взял за шиворот, перевернул. Журналист едва не помер, наглотавшись снега, кашлял с чудовищным надрывом. Бить его Глебу совершенно не хотелось, разве что потом, после отдыха.
Шубин сел рядом с поверженным журналистом, привел в порядок дыхание. К ним подошел Косаренко, стал переминаться с ноги на ногу. Со стороны доносились воинственные крики. Бойцы разбирались со своими непослушными подопечными.
Хлебников прокашлялся, приподнялся. Он был в неплохой физической форме, но давно не тренировался. Этот бег с препятствиями добил человека. Журналист выглядел подавленным.
– Я так понимаю, что вы, Вениамин Георгиевич, были зачинщиком этого поступка, – проговорил Шубин. – Признайтесь, вы Амосов, да?
– Да хрен там, – выдавил из себя журналист. – Никакой я не Амосов. Я Вениамин Хлебников, ответственный сотрудник газеты «Калининские зори».
– Ну вот, опять двадцать пять! – Косаренко всплеснул руками. – Товарищ лейтенант, да тресните вы его по лбу, чтобы не запирался! Нам больше делать нечего, как бегать за ними! А вдруг немцы опять появятся? Мы же с дороги как на ладони!
Это было верное наблюдение.
Они подняли Хлебникова, погнали обратно. Он покорно брел, втянув голову в плечи. Остальных красноармейцы уже вышвырнули на дорогу, используя грубую силу.
Проезжая часть была пуста. Это стоило считать крупным везением.
Люди выдохлись. Внеплановая разминка затянулась.
Шубин сдерживал ярость, гнал вперед и своих, и чужих. Они переправились через дорогу, снова брели по заснеженным открытым участкам и через час всем гуртом повалились в снег.
Люди курили, наслаждались покоем и сравнительно теплой погодой. В преддверии Нового года погода решила побаловать их. Морозы сошли к минимуму, светило яркое солнце.
Фигуранты молчали, сказать им было нечего. Мухавец слизывал кровь с рассеченной губы. Инженер Слесарев с опаской поглаживал скулу, отведавшую тяжелый красноармейский кулак. Хлебников был подавлен, сидел неподвижно, сжал ладонями виски, не поднимал глаз.
– Может, еще им добавим, товарищ лейтенант? – внес дельное предложение Толик Иванчин. – Корреспондент вообще легко отделался. Ведь это он всех накрутил.
– Так что же это было, граждане? – вкрадчиво спросил Глеб. – Вы понимаете, что своим поступком навлекли на себя дополнительные подозрения. К немцам хотели сбежать! Вот и показали свои настоящие лица.