Свой с чужим лицом

Красноармейцы зевали, терли слипающиеся глаза, жалобно смотрели на командира. Как же так? Еще бы часок вздремнуть!

– На этом закончилась вольная жизнь, товарищи, – объявил Шубин. – Снова подчиняемся уставу. Через пять минут выступаем. Время в пути, надеюсь, составит не более восьми часов. Отвлекаться не будем. Трех известных нам лиц надо доставить в штаб.

– Ничего себе! – заявил Иванчин.

– Как-то неправильно это, товарищ лейтенант, – проговорил Косаренко. – Тащить всю троицу, хотя нужен только один. Не знаю, вам виднее.

– Мне виднее, – подтвердил Шубин этот факт. – Ваше дело – молча выполнять мои приказы. Предупреждаю, если один из этих людей предатель Амосов – а в этом я почти не сомневаюсь, – то нам надо действовать с крайней осторожностью. Этот тип понимает, что если его доставят в штаб, то расстрел для него будет благом, которого он не заслуживает. Поэтому не исключаю, что Амосов попытается сбежать или попробует завладеть оружием. Приказываю проявлять бдительность, не выпускать их из виду и не подставляться. Все ясно?

– А давайте их свяжем, товарищ лейтенант, – предложил Григорий Ванин. – Нам же безопаснее будет.

– Мы лучше тебя свяжем, – выдал Федор. – И рот заткнем, чтобы глупости не говорил.

– Примерно так, – сказал Глеб. – Любая попытка ограничить свободу этих людей приведет к тому, что нам придется их тащить. Просто будьте начеку. Со всеми попрощались? Можем выступать?





Глава 12




Далеко на западе гремели взрывы. Немецкая минометная батарея утюжила опустевшую базу. Сообщить карателям, что партизаны ушли, оказалось некому. Мины падали плотно, валили деревья, засыпали землянки. Отряд ушел в болота, в северном направлении.

Путь партизаны заранее обозначили кольями, постелили гать в опасных местах. Шубин уходил на восток. Мишка Верещагин и двое его парней провели разведчиков через топь. Это оказалось несложно, если знать дорогу. На краю болота они простились.

– Ну, бывайте, парни. – Мишка обнялся с каждым, сдержанно кивнул подозрительным лицам, сбившимся в кучу. – Приятно было познакомиться, вместе повоевать. Будете в наших краях, как говорится…

– Скоро будем, – заявил Глеб. – Жди, Михаил. Пройдет неделя, и снова встретимся. Наступление начнется со дня на день.

– С наступающим вас, – сказал Верещагин. – Два дня осталось. Шампанское откройте, желание загадайте, Снегурочку непременно потискайте. – Мишка прыснул, и партизаны побежали догонять отряд.

С этой минуты красноармейцам пришлось побегать. Окружить болота силами, имеющимися у немцев, было нереально, но они старались и несколько участков перекрыли. Люди бежали по открытому участку между лесными массивами, вязли в снегу.

Справа за лесом нарастал тревожный гул, приближался грузовик. Через мгновение он мог вырваться из-за деревьев.

Дорогу через поле они обнаружили не сразу, а когда дошли до нее, отступать было поздно. Разведчики неслись, гнали своих подопечных. Задыхался светловолосый Снегирев, специалист по мостам и тоннелям, но прилежно перебирал ногами. Схватился за сердце Мухавец, с хрипом выдохнул, сморщился. Иванчин, пробегавший мимо, схватил его за шиворот, погнал к лесу. Запнулся и упал Хлебников, потерял шапку – ее подобрал Краев, замыкающий процессию, – но как-то поднялся, увернулся от двойного пенделя братьев Ваниных, побежал дальше, грузно переставляя ноги.

Предатель понимал, что бежать в этих обстоятельствах глупо. Расстреляют в спину. Да и немцы не станут разбираться, узрев перед собой вооруженных людей, положат до кучи. Поэтому все старались, спасали свои жизни.

Группа вбежала в лес, и в этот момент на другом конце поля показался грузовик. В кузове плечом к плечу сидели пехотинцы. Новости о побоище в Бурмихе, конечно же, уже дошли до самого верха, и на разгром партизан оккупанты сил не пожалели. Беглецы катились в овраг, который тянулся сразу за опушкой.

Шубин не знал, заметили ли их немцы. Он стал карабкаться обратно, схватился за извилистый корень, подтянулся.

Основания для беспокойства сохранялись. Грузовик медленно шел по полю, буксуя в снежной массе. Водитель давил на газ, чтобы пробиться через заносы. Солдаты сгрудились у правого борта, таращили глаза на опушку.

Сердце у лейтенанта заныло. Все было плохо. Фрицы наверняка заметят следы людей, перебежавших дорогу.

Машина остановилась как раз в том месте, где разведчики пересекли проезжую часть. Из кузова высадились несколько человек, стали осматривать следы, потом воззрились на дальнюю опушку. Был ли у них приказ гоняться за каждой группой партизан?

Появился офицер невысокого ранга в шинели, перчатках, какой-то мятой бесформенной фуражке. Он поразмышлял недолго, потом выкрикнул что-то в приказном порядке. Солдаты стали выбираться из кузова. Их было дюжины полторы.

В планы лейтенанта не входило устраивать очередное сражение. Он съехал обратно в овраг, обдирая живот.

– Все плохо, товарищ лейтенант? – убитым голосом спросил Краев.

Лицо командира было зеркалом событий.

– Я бы сказал, очень плохо, – буркнул Глеб, – даже хреново. Фрицы идут к опушке. А ну, пошли.

Арестанты пока не возмущались, терпели. Партизаны одели их по-зимнему, но чтобы ничто не сковывало движений. Перчатки, ушанки, валенки.

Шубин шел первым, протаптывал тропу. На дне оврага снег слежался, отвердел. Ноги погружались в него только по щиколотки. Но все равно приходилось ступать осторожно, чтобы не провалиться на всю глубину сугроба.

– Наверх, мужики. – Шубин подался к косогору, забрался на уступ.

Немцы еще не дошли до леса, когда беглецы покинули овраг, съехали с горки и пробились через заросли шиповника. Далее был изматывающий марш-бросок. Люди бежали тяжело, захлебывались морозным воздухом, забрались на лесистый холм, где практически не было снега, скатились с него как на санках.

У Снегирева подкосились ноги. Он встал, держась за дерево, хрипло дышал.

– Алексей Фомич, вы же не заставите бить вас по почкам? – едко осведомился Глеб.


– Не надо, товарищ Шубин. С отбитыми почками я далеко не убегу. – Инженер двинулся дальше шаткой поступью, стал ускоряться, догнал Мухавца, который стоял на вершине пригорка, согнувшись в три погибели, со свистом дышал.

Начал отставать Хлебников, хватался за деревья, потом застрял между ветками кустарника как муха в паутине, тужился, не мог пролезть.

К нему подбежал озлобленный Федор Ванин, вскинул автомат.

– Мужик, ты какого хрена?..

– Ой, да ладно тебе, – выдавил из себя журналист. – Все равно стрелять не будешь, так нечего тут.

– Еще как буду, – заявил Федор. – Вылезай, мужик, чего ты там застрял?

– Так как я вылезу, если застрял? – просипел Хлебников.

На него навалился сзади Григорий, несущий ручной пулемет, выдавил из кустарника. Тот покатился по снегу. Красноармейцы подхватили его под локти, стали поднимать.

По приказу Шубина все застыли, заткнули рты. В лесу стояла оглушительная тишина. Снег не падал, ветер отсутствовал, застыли деревья с пышными лапами.

– Привал пятнадцать минут, – пробормотал Глеб. – Кто тут самый остроглазый? Григорий, будешь наблюдателем.

– Придется и мне, – с тяжелым вздохом сказал Федор. – А то ведь не справится, загубит простое дело. Потом объясняйся за этого недотепу…

– Федька, шел бы ты лесом! – начал возмущаться Григорий, потом отмахнулся.

Мол, да и леший с тобой.

– Папиросу дайте, – попросил Мухавец. – Отобрали курево, спички, часы. Почему, не понимаю? В чем вы нас продолжаете подозревать?

– Держите. – Шубин протянул ему пачку и спички. – Только без шоферских привычек. Чтобы вернули!

Он смотрел, как каждый из них трясущимися пальцами доставал папиросу, разминал, прикуривал. Дымили они с жадностью. Серые лица расслаблялись, но глаза настороженно скользили по лицам бойцов.

– За кого вы нас принимаете, товарищ Шубин? – спросил Мухавец. – В отряде нам ничего не стали предъявлять, изолировали от всех, гноили в землянке, обращались как с последними врагами народа.

– Это не так, – заявил Шубин и сухо улыбнулся. – Вас не били, не пытали, нормально кормили и поили. Будь вы врагами народа, церемониться не стали бы.

– Позвольте вопрос, товарищ Шубин, – хрипло сказал Хлебников. – Нас подозревают в чем-то ужасном. Хотелось бы знать, всех или кого-то одного?

Шубин какое-то время молчал, потом заговорил:

– В октябре текущего года в плен немецко-фашистским захватчикам сдался начальник штаба стрелковой дивизии полковник Амосов Николай Федорович. Он сделал это при обстоятельствах не просто позорных, а преступных, сознательно перешел на сторону врага, предварительно отправив своих бойцов в ловушку. По милости этого подонка погибли несколько тысяч человек. В плену Амосов рассказал все, что знал, выразил горячее желание сотрудничать с фашистами и создать так называемый фронт борьбы с большевиками под старыми русскими знаменами. Все это, разумеется, под контролем гитлеровцев. Это было смело, неожиданно, немцам понравилось, пусть и с оговорками. Но ведь они и так успешно наступали. Фрицы содержали Амосова в человеческих условиях, у него был свой куратор из немецкой разведки. Потом дело пошло не так. Мы сломали хребет наступающей армии, и идея Амосова стала актуальной. Умные головы в рейхе поняли, что война затянется. Амосов может стать полезным элементом пропагандистской машины. Предателей хватает. Почему бы их всех не объединить? Можно и дивизию сформировать, и корпус. Амосов не генерал, к сожалению, но тоже не последний человек. Это звание он и в рейхе получит. Но опять незадача, наше наступление. Амосов бежит, попадает в ловушку, снова вырывается, теряет куратора, бежит в леса, точнее говоря, в болото. – Лейтенант внимательно следил за лицами слушателей, оценивал их реакцию.

– Вот подлец! – заявил Мухавец. – Неужели такие бывают?

– Да какой только мрази на свете не бывает, – проговорил Слесарев. – А вы это к чему, товарищ?.. – Внезапно он осекся, стал тереть рукавицей побелевшую кожу на лбу.

– Эй, полегче! – У журналиста вдруг забегали глаза. – Вы же не хотите сказать, товарищ Шубин?..

– Что Амосов находится здесь? – ровным голосом произнес Глеб. – Я этого вообще не хочу, но имею основания предполагать, что предатель находится среди вас.

Он принял это решение спонтанно, хотел застигнуть предателя врасплох, выбить почву из-под его ног. Хуже все равно не будет. Страна должна знать своих героев.

Разведчики тоже не ожидали подобных откровений, уставились на командира с любопытством. Что за муха его укусила? Но вроде умный человек, знает, что делает.

Реакция фигурантов была ожидаемой. Хлебников неуверенно засмеялся. Слесарев побледнел и как-то невзначай отодвинулся от Мухавца. Тот издал облегченный вздох. Дескать, это точно не про меня.

– Занятная интрига, – сказал Хлебников. – Знаете, лейтенант, получилась бы превосходная статья. «Как мы ловили предателя». Не обижайтесь, но я спрошу. Что за чушь вы мелете? Не знаете, как выглядит Амосов?

– Не знаю. Так сложились обстоятельства.

– Какая глупость! – Мухавец мотнул головой, словно сбрасывая прилипшее наваждение.

– Вы не знаете, как он выглядит, но все равно уверены в том, что он находится здесь, не так ли? – задал резонный вопрос Слесарев. – На каком основании, можно поинтересоваться?

– Эти основания вас не касаются, – отрезал Глеб. – Все в порядке, товарищи. Тем, кто не Амосов, можно не волноваться. В ближайшее время выйдем к своим, передадим вас в дивизионную разведку. Дальнейшее – дело пятнадцати минут. Если нужный человек не будет опознан, вы получите извинения.

– По крайней мере, это точно не я, – заявил Хлебников. – Быстрее бы уж все решилось.

– Предлагаю признаться. – Шубин поедал глазами этих людей.

Возможно, он совершил ошибку, поспешил, сделав ставку на свою наблюдательность. Предатель оказался куда более искусным лицедеем, чем он думал. Либо не было среди них такового.

Однако это вообще не его дело. Ему приказано доставить этих личностей куда надо. Дальше пусть разбираются соответствующие инстанции.