Свой с чужим лицом

Смотреть на это было невозможно. Глеб стрелял, не отрывая палец от спускового крючка, что-то орал на протяжной тоскливой ноте.

В дыму между строениями мелькали смазанные фигуры. Оттуда доносились матерные выкрики. Справа заходил ходуном высокий забор, разделяющий участки. Кто-то пытался забраться на него, но срывались руки.

Шубин ударил по забору, бил в одну точку, крошил доски. Расчет оказался верен. За оградой прозвучал вопль, сменившийся хрипом.

Однако враг присутствовал там не в единственном числе. Через забор перелетела граната, упала в сугроб и разнесла его в мелкую снежную пыль. Но осколки не задели никого из разведчиков.

Карабаш бежал последним. Он подлетел к Каратаеву, рухнул на живот, стал его переворачивать. Надеяться было не на что. Пуля попала под лопатку, и боец умер почти мгновенно.

– Он мертв, товарищ лейтенант! – с обидой выкрикнул Карабаш. – Вот же, мать его, сходили в гости, двоих уже потеряли!

Глеб сменил магазин. Пот хлестал из-под шапки, он ничего не видел. Ноги разъезжались, ему пришлось присесть. Пули продырявили стену над его головой. Смерть опять ходила рядом, присматривалась. Он оттолкнулся обеими ногами, покатился в сени через порог, высунулся из-за косяка, снова долбил в дым. Все остальные тоже стреляли.

Из-за забора продолжали лететь гранаты. Они рвались в угрожающей близости. Из дома тоже доносились выстрелы. Там кто-то топал, бранился. Полицаи окружили его, сжали кольцо.

– Мужики, держитесь! – крикнул Шубин и побежал в дом.

В горнице было нечем дышать от пороховой гари. Стол был перевернут, на полу валялась разбитая посуда, недоеденная картошка.

Толик Иванчин сидел на полу, рвал заклинивший затвор. С перекушенной губы сочилась кровь.

– Держатся наши, товарищ лейтенант? – спросил он, вскинув голову.

– Пока да. Но если к полицаям подойдет подмога, то долго мы не проживем. Что тут у вас?

– Да все в порядке, товарищ лейтенант, – сказал красноармеец, справился с перекосившейся деталью и облегченно выдохнул. – Делаем, что можем. Только жаль, что картошку не доели, а с пола ее подбирать уже не хочется.

Его дальнейшие слова потонули в грохоте выстрелов. Григорий Ванин вел огонь из окна, выходящего на дорогу, метался от одного его края к другому. Битое стекло хрустело под ногами.

Из спальни, выходящей туда же, палил Федор и подбадривал себя криком:

– Вот так, сволочи! Получили?! Подходите еще, у меня кое-что есть для вас! Я научу вас, суки, советскую страну любить!

– Федька, ты в порядке? – прокричал из горницы Григорий.

– А чего ты спрашиваешь? Не слышишь, что ли? Еще в каком порядке! А у тебя там все нормально?

– А у меня вообще лучше всех! Покажем им, братишка, где раки зимуют!

Оптимизма у этой парочки было хоть отбавляй.

Григорий отстрелялся, у него кончились патроны. Он отвалился к стене, сполз на пол, шумно выдохнул. Дескать, вот и все, наигрался.

Глеб подбежал к окну. Стекла уже не было, рама превратилась в лохмотья.

На другой стороне дороги полыхали автоматные вспышки. Полицаи лежали в кювете, потихоньку перебегали в водоотводную канаву.

Одному из них не повезло. Торчали в небо ноги, обутые в немецкие сапоги. Обувка не по погоде, парень явно форсил.

Виляя как уж, перебежал дорогу худосочный тип с выкаченными глазами. Шубин выстрелил поздно. Полицай с разбега бросился в канаву. Глеб скрипнул зубами. Справа мелькнула тень, затрясся кустарник. У лейтенанта екнуло сердце. Эти гады уже здесь!

– Иванчин, держи окно! – крикнул Глеб.

Боец ударил с подоконника, сидя на коленях, злорадно засмеялся, видимо, не промазал.

Шубин подлетел ко второму окну, выходившему в узкий боковой палисадник. Он уже чувствовал, там кто-то есть, выбил оконную раму мощным ударом приклада, высунулся по пояс.

Полицай был шустрый, подкрался к дому незаметно, но теперь ему не повезло. Он медленно семенил по стеночке, сопел, закусил губу от усердия. Когда перед его носом вырос человек с автоматом, этот тип онемел от страха.

Шубин тоже не сразу выстрелил, уставился в побелевшее лицо. Это был совсем молодой парнишка, от силы восемнадцати лет. Возможно, дезертировал из армии или только школу окончил. А все туда же! Понятно, что не идейный. Что он понимал в таком возрасте?

У паренька затряслась губа. Он понял, что не успеет выстрелить. Вопль исторгся из его горла.

Шубин надавил на спусковой крючок. Во лбу пацана появилось пулевое отверстие. Он повалился навзничь. Стену и снег под забором забрызгала кровь. Наверняка старшие предупреждали, советовали не лезть поперек батьки в пекло.

За пареньком бежали еще двое полицаев. Они тоже проскочили проезжую часть. Эти были постарше.

Хлесткая очередь ударила по окну, и Шубин отпрянул в горницу. Противопехотная граната влетела в палисадник, вырвала снежный пласт, покромсала ограду, разделяющую участки. С хрустом вывалилась из проема оконная рама.

Скрипел снег под ногами полицаев. Они приближались к дому. Тот из них, который бежал первым, стегнул из автомата как нагайкой, явно в целях профилактики.

Шубин снова отшатнулся от окна. Полицаи не давали ему высунуться. Момент сложился неприятный и непредсказуемый. Воспользоваться гранатой он уже не успевал.


Внезапно с соседнего участка застрочил ППШ. Автоматчик стоял у ограды и практически в упор бил по остаткам забора, в котором дыр было больше, чем неповрежденных участков. Пули рвали трухлявые доски, сыпались щепки и гвозди.

Полицаи, крадущиеся вдоль дома, попали под проливной огонь. Они корчились, визжали. Автоматчик не жалел патронов и прекратил огонь, лишь когда опустел магазин.

Глеб осторожно высунулся в окно. Других негодяев, желающих получить пулю, поблизости не наблюдалось.

Красноармейцы стреляли из проемов, выходящих на дорогу. Им отвечали полицаи, окопавшиеся в водостоке. На огороде тоже шла пальба, но противник там особой наглости не проявлял. Карабаш и Косаренко держались.

– Товарищ лейтенант, это я, Барковский! – донесся крик из-за забора. – С горки спустился, задворками пролез. Кажется, вовремя, да?

– Молодец, прими благодарность! – выкрикнул Шубин. – Погоди, ты что, рацию бросил?

– Не бросил, а припрятал. Да не сбежит ваша рация. Что вы о ней так печетесь? Воришек тут нет, мы же не на вокзале, верно? По-вашему выходит, что я должен был сидеть в лесу и смотреть, как вас убивают?

– Хорошо, там и сиди, не пускай супостата в наш дом! Глядишь, и отобьемся!

– Что у вас там происходит, товарищ лейтенант? – прокричал Федор Ванин. – Вы с кем разговариваете?

– Да тут Барковский вовремя появился.

Полицаи не ожидали такого отпора. Несколько человек они уже потеряли, их наступательный порыв иссяк. Но выслужиться перед хозяевами они все еще хотели и не прекращали стрельбу.

– Товарищ лейтенант, патроны кончаются! – выкрикнул Федор.

– А я тебе что, снабженец? – ответил на это Глеб. – Учись использовать то, что имеешь. Держимся, парни. Их мало осталось!

С боевым духом у полиции начались проблемы. Разведчики в огороде успешно отбивались. Враги перекликались, срывались на истерику.



Тут-то и произошло весьма знаменательное событие. Залихватский свист расколол пространство, хищно вцепился в барабанные перепонки. Стреляли на улице и на огороде, со стороны плетня, выходящего на склон.

– Атас, братва, уходим, партизаны! – заорал какой-то фашистский прихвостень.

Но уйти оказалось непросто. По избе полицаи теперь не стреляли, боролись за свои жизни. Пальба велась суматошная.

– Вот так номер! – заявил из-за ограды Барковский. – Товарищ лейтенант, а мы уже не одни. Боженька прислал с неба подкрепление!

Шубин прыжками понесся через горницу, подбежал к закопченному окошку, выходящему на огород. Вроде все живы, не считая Каратаева и Бердыша, убитого на склоне. Краев и Леха Карабаш сидели за бочками, высовывались из-за них, хотели все знать. Косаренко распростерся в снегу, пытался извлечь папиросу из мятой пачки. Покурить ему мешала голова, которую он боялся оторвать от земли.

В пространстве между постройками кипели страсти. Полицаи попали в ловушку, получали пули в спины. Двое из них прорвались во двор и бросили оружие, но это не помогло. Один повалился замертво в сугроб. Другой рухнул на колени, вскинул руки. Однако это не спасло от крупных неприятностей. Даровать жизнь предателям никак нельзя, это очевидный признак дурного тона. Простреленное тело рухнуло в снег. С этой стороны живых врагов не осталось.

Шубин побежал обратно в горницу. Там все были целы. Толик Иванчин в изнеможении опустился на пол, прижался затылком к стене. Григорий оторвался от окна, отыскал глазами Федора. Тот как раз высунулся из спальни. Оба снисходительно кивнули друг другу.

За окном и здесь шел бой. Кто-то пробежал по дороге, залег, захлопали выстрелы. Поднялись еще двое полицаев, пытались спастись от огня, обрушившегося на них. Один сорвал с рукава повязку, но эта уловка не сработала. Пуля сбила шапку с его головы, он схватился за блестящую лысину и тоскливо завыл. Напарник подтолкнул этого типа, мол, не тормози. Мощный огонь обрушился на негодяев, попавших в ловушку. Они убегали, каждый думал только о себе.

Несколько человек пробежали по водостоку. Охнул незадачливый вояка, зарылся носом в снег, застонал, зажимая простреленный живот.

– Мишка, двое ушли! – проорал молодой голос.

Огонь не смолкал. Одновременно заработали несколько трофейных автоматов.

– А хрен-то они ушли! – басом ответил партизан. – От нас не скроешься. А вот баба, которая с ними была, кажется, смылась. За ней Тишка побег, может, и поймает. У него ноги как у страуса!

– И мозги такие же! – заявил товарищ.

– Подумаешь, мы бы и сами справились, – с какой-то неуместной ревностью пробормотал Григорий Ванин. – Это кто такие, товарищ лейтенант? Партизаны, что ли?

Шубин подошел к окну, но на всякий случай не высовывался. Бой отгремел, на снегу валялись мертвые полицаи. Над деревней Худяково зависла оглушительная тишина.

Ангелы-хранители тоже не выходили из укрытий. Кто-то из них лежал в водоотводной канаве, другие – за порушенным забором.

– Кто-кто в невысоком живет? – задорно прокричал молодой голос. – Зайчик-побегайчик?

– Лейтенант Шубин, разведка Двести двадцатого полка оперативной группы генерала Катукова!

– Звучит! – долетело с другой стороны дороги. – Ну что ж, мирное деревенское население вас горячо приветствует, товарищи красноармейцы! Далеко же вы забрались! Смычка города и деревни, не иначе!

Невидимые партизаны потешались от всей души. Веселый оказался народ.

– Ладно, хватит ржать! – крикнул Глеб. – За помощь спасибо, но сами-то вы кто такие? Мы к товарищу Разжигаеву шли, на засаду нарвались. Связной паскудой оказался!

– А это не связной, – прозвучал молодой и задорный голос. – Сволочь фашистская! А настоящего Порфирия Савельевича полицаи прибрали второго дня, пытали, пальцы отрывали! В общем, выдал мужик сведения, чтобы спокойной смертью умереть. А ты пароль знаешь, лейтенант?

Шубин произнес условную фразу.