Свободная страна
Часть 25 из 33 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я хочу найти сына.
– Нельзя.
– Я хочу пойти в СИЗО и поговорить с этими парнями.
– Вот это уж точно нельзя. Тебя тут же схватят.
– Плевать.
Юля встала с постели, ушла в гостиную и легла на диване. Она дрожала всем телом, ее трясло, как в ознобе, руки и ноги были холодными и неподвижными, словно одеревенелыми. Юля захотела в туалет и не смогла спустить ногу на пол. Ее словно парализовало. Наконец она стащила одну ногу, подтянула другую, но, поднявшись, тут же с размаху упала на пол. Ноги не шевелились. Юля заплакала от страха.
Пришел Никита, включил свет, сел на пол, размассировал Юле ноги, потом аккуратно посадил ее на диван и заварил ромашковый чай.
– Я думаю, это такая истерика, но завтра сходи к неврологу, – строго сказал Никита. – И думать забудь про СИЗО. Ты себя подставишь, а они тебе ничего не скажут. Просто сядешь с ними. Заодно.
У Юли дернулось лицо.
– Не надо было мне уезжать. Они были правы. Нет никакого успеха. Добиться и добиться. – Юля пила чай мелкими глотками и говорила, не глядя на Никиту. – Я застряла. Я застряла в том моменте. Да так надо-о-о-олго, – Юля то ли усмехнулась, то ли скривилась, словно сама над собой издевается, – что проще было бы уже сдохнуть. – Она опять заплакала. – Чем каждый день притворяться, пробиваться, бороться, каждый день вставать, краситься, мыться, одеваться, работать, работать, работать, общаться, делать вид, что тебе нормально и даже верить в это. Я уже забыла, что такое нормально! Я забыла, что такое ощущать себя нормально!
Никита стоял над Юлей и не садился. Не любил, когда плачут. Начинал нервничать и чего-то бояться.
– Слушай, ты на нервах. И я уверен, что ты преувеличиваешь. У тебя в жизни много хорошего.
В квартире было тихо. В незанавешенных окнах черно. По белому широкому подоконнику полз какой-то крошечный древесный жучок. Юля сидела к нему спиной, а Никита украдкой за ним наблюдал – это отвлекало.
– Да, – Юля вытирала слезы, которые снова лились, – моменты есть. Но общий фон никогда не менялся. И наверное, не изменится.
* * *
Дни тянулись чередой живых трупов. Они семенили друг за дружкой, водили хороводы, совершали действия и совершенно не отличались друг от друга. Было не жалко потерять минуту, час, сутки. Время обесценивалось. Юля ходила на работу, на йогу, к неврологу. Делала МРТ поясницы и головного мозга, ходила в аптеку и ловила себя на странном желании скупить всю аптеку: ей казалось, что она умрет, если не примет витамин С и не укрепит кости, если не выпьет жидкое железо и не поднимет гемоглобин, если не забросится витамином D и не повысит иммунитет, если забудет про омегу-3 и не выровняет холестерин, если не возьмет витамины для волос и ногтей, БАДы для суставов, оксолиновую мазь от вируса, кетонал от боли, согревающий пластырь на спину от остеохондроза, нексиум от гастрита, фитолакс от запора, энтерол от поноса, эриус от аллергии, йод от случайных ранок, стоматофит от воспаления десны, лирику и клоназепам по рецепту, чтобы не слететь с катушек, и но-шпу на всякий случай. Только в аптеке Юля чувствовала себя в безопасности. Потому что там были средства от всего.
Никита сердился на то, что дома весь кухонный стол завален таблетками, требовал, чтобы Юля все убрала в шкаф, а у нее действительно болели и голова, и желудок, и спина, и было не заснуть и не проснуться – организм разваливался. Его разваливал невроз.
На улице было непонятно какое число. Вмерзшие в тротуар куски коричневого и серого от грязи льда, на котором люди ломали ноги каждый день даже в центре города, казались обломками жизни после бомбежки. Этот лед выглядел таким неподвижным – казалось, он не исчезнет никогда, и до скончания веков изъязвленный город будет стоять больным, без врача и без перемен. Короткий путь от подъезда до машины оборачивался целым приключением: не подвернуть ногу на льду, не упасть в грязный снег, не убиться под гигантской сосулькой, не испортить пальто грязной водой, капающей с крыш, с труб, из немытых глаз заспанного питерского неба с биполярным расстройством.
С тех пор как Юля переехала, блистательный город с открыток перестал казаться ей таким уж блистательным. То есть проехаться ночью по пустынным набережным или летом погулять по центру – да, но зимой вот так просто пройтись даже по самой распрекрасной улице Рубинштейна, чтобы встретиться с подругой в ресторане… Юля думала, только в М. не чистят дороги. Во-первых, невозможно идти лилипутскими шагами – никуда не придешь, а если идти нормально, свернешь шею; во-вторых, невозможно идти, не поднимая головы и глядя только под ноги, – это угнетает, от этого болит шея и кружится голова.
После работы Юля возвращалась домой около пяти. Иногда позже, иногда раньше – самое раннее в час дня. Но во сколько бы они ни возвращалась, она сразу ложилась в постель, включала какой-нибудь сериал или фильм и лежала так до ночи. Потом выключала свет и засыпала. Она перестала ходить в гости и развлекаться. Вернее, стала делать это очень редко, для галочки – красилась, наряжалась, укладывала волосы и пару часов притворялась веселой. Потом возвращалась домой, ложилась в постель и смотрела сериал. Чтобы не превратиться в грымзу, Юля тратила силы на уход за собой. Она делала процедуры у косметолога, а дома использовала скрабы, делала маски, ванны, увлажняла кожу, но потом – ложилась в постель и смотрела сериал. С Никитой разговаривала только за завтраком. Обедала она обычно на работе, а ужинала в постели. В постели она проверяла почту, ела, говорила по телефону, смотрела сериал – в общем, жила. На то, чтобы одетой сидеть на стуле, скажем, за столом, у Юли физически не было сил. Никита раздражался. Он говорил:
– Ты меня извини, но ни один человек не ложится спать в шесть часов вечера.
– Я не ложусь спать. Я просто ложусь.
– Но ты кучу времени проводишь в постели. Можно в это время что-то сделать, куда-то сходить, позаниматься спортом…
– Слушай, я схожу в субботу в бассейн. На спорт сил нет. Я так выживаю. Пусть лучше будет так. Я сейчас не могу по-другому. Я ведь не лежу в кровати весь день. Я делаю дела, хожу на работу, ухаживаю за собой, разговариваю с людьми, готовлю здоровую еду. Я себя не разрушаю. Я веду себя нормально.
– Но… – Никита разводил руками и пытался подобрать слова так, чтобы не поссориться, – но почему бы тебе не вести себя… нормально, как ты говоришь… на стуле, например? А не в кровати?
– Мне тяжело. Сил нет.
– Так сходи к врачу. У тебя, наверное, депрессия.
– Я и так не вылезаю от врачей в последнее время. Мне сказали, что у меня нет депрессии.
– А что у тебя?
– Я тебе уже говорила. Тревожность. Невроз. Упадок сил. Я не в депрессии.
– А выглядит, как будто в депрессии…
– Хватит это повторять! – сердилась Юля.
– Но надо же что-то делать?
– Я переживаю трудный период.
– А если тебе всю жизнь будет трудно? Учитывая твоего сына.
– Вот сейчас мне настолько трудно, что я могу либо принять пузырек снотворного, либо изо всех сил стараться и жить в таком режиме.
Никита качал головой и выходил из комнаты. Он терпел отсутствие секса, приходил в постель, когда Юля уже засыпала, часто спал в другой комнате, ужинал один перед телевизором и думал о том, что все разваливается.
Как-то раз Никита пришел полежать рядом с Юлей. Просто полежать в знак примирения, полежать и поддержать. Юля нажала сериал на паузу, посмотрела на Никиту, улыбнулась. Заговорили о чем-то отвлеченном, перебрасывались репликами, шутили. Вдруг Никита говорит:
– Я тебе завтра помогу накрыть на стол и все сделать.
– Что все? – напряглась Юля.
– Ну завтра же Боря с Аллой придут и Оксана с Женей. Мы ведь давно пригласили.
Юля перестала улыбаться, у нее повисли уголки губ и вид сделался больной, осунувшийся.
– Слушай, это было так давно, что я забыла. Я… сейчас не могу.
– В смысле?
Никита, лежавший навзничь, резко приподнялся на локте.
– Ну… я не могу сейчас принимать гостей.
– Да какое там принимать! Не надо ничего особенного. Купим закуски, вина и все!
– Нет, это у тебя и все, а мне надо, чтобы все было приготовлено, помыто и красиво. А я не в состоянии. И если завтра буду кого-то принимать, я вообще боюсь, что сорвусь. – Юля скривилась и заплакала.
– Начинается. – Никита сел на кровати. – Боря приезжает раз в полгода, мне надо с ним поговорить о работе.
– Он ленивый высокомерный придурок, а жену его я вообще не знаю.
Никита вытаращил на Юлю глаза – обычно она не обзывала людей.
– Я не хочу! – кротко произнесла она. – Я не могу. Если бы еще только Оксана с Женей…
– Но я не могу отменить людей, которых уже позвал! Это договоренность! Мне неловко. Ты понимаешь, что мне неловко? – Последнюю фразу Никита тоже произнес кротко, чтобы давление было неочевидным.
– Ну пожалуйста! – взмолилась Юля.
– Нет, это ты пожалуйста…
– Нет, ну серьезно. Сейчас не то время. Для меня это огромное напряжение. – Юля говорила тихо.
– Ты можешь пойти мне навстречу? – Никита встал с постели и склонился над Юлей.
– А ты мне?
– Ладно, подумай полчаса. Полежи, а потом скажешь.
И Никита вышел из комнаты, а Юля осталась лежать в постели и плакать. Лицо, краешек ярко-синего одеяла, которым она укрывалась, подушка – все было мокрым от слез. Юля съежилась под одеялом, повернулась набок. Ей хотелось взять себя в руки, развеселиться, сказать: конечно, давай, пускай все приходят, я только рада. Но от этих мыслей об ужине, о притворстве, о лицемерии, о том, что придется искусственно улыбаться и поддерживать светскую беседу изо всех сил ее в прямом смысле тошнило, трясло, ей казалось – гости придут, а ее на них вырвет, ее вывернет наизнанку, с ней случится что-то плохое.
Юля встала с кровати и голая вышла в коридор. Открыла дверь в Никитин кабинет, кашлянула.
– О, голые люди, – безрадостно констатировал Никита.
– Я не могу.
– Что? – Никита зачем-то сделал вид, что не понимает, о чем речь.
– Отмени, пожалуйста. – Юля говорила спокойно.
– Ну пожалуйста, давай не будем отменять! – Никита говорил жалобно.
– Можешь не отменять, но тогда я на весь вечер уйду.
– Ну Юля!
Юля опять заплакала. Новые слезы полились поверх еще не высохших старых.
– Хорошо, я звоню и отменяю. – Никита резко встал и пошел за телефоном. – Накануне. Очень красиво.
– Значит, теперь ты меня уже не любишь? И будешь на меня сердиться?
– Не буду, – сурово сказал Никита.
– Но будешь вот так вот строго разговаривать, да? – заводилась Юля.
– Нельзя.
– Я хочу пойти в СИЗО и поговорить с этими парнями.
– Вот это уж точно нельзя. Тебя тут же схватят.
– Плевать.
Юля встала с постели, ушла в гостиную и легла на диване. Она дрожала всем телом, ее трясло, как в ознобе, руки и ноги были холодными и неподвижными, словно одеревенелыми. Юля захотела в туалет и не смогла спустить ногу на пол. Ее словно парализовало. Наконец она стащила одну ногу, подтянула другую, но, поднявшись, тут же с размаху упала на пол. Ноги не шевелились. Юля заплакала от страха.
Пришел Никита, включил свет, сел на пол, размассировал Юле ноги, потом аккуратно посадил ее на диван и заварил ромашковый чай.
– Я думаю, это такая истерика, но завтра сходи к неврологу, – строго сказал Никита. – И думать забудь про СИЗО. Ты себя подставишь, а они тебе ничего не скажут. Просто сядешь с ними. Заодно.
У Юли дернулось лицо.
– Не надо было мне уезжать. Они были правы. Нет никакого успеха. Добиться и добиться. – Юля пила чай мелкими глотками и говорила, не глядя на Никиту. – Я застряла. Я застряла в том моменте. Да так надо-о-о-олго, – Юля то ли усмехнулась, то ли скривилась, словно сама над собой издевается, – что проще было бы уже сдохнуть. – Она опять заплакала. – Чем каждый день притворяться, пробиваться, бороться, каждый день вставать, краситься, мыться, одеваться, работать, работать, работать, общаться, делать вид, что тебе нормально и даже верить в это. Я уже забыла, что такое нормально! Я забыла, что такое ощущать себя нормально!
Никита стоял над Юлей и не садился. Не любил, когда плачут. Начинал нервничать и чего-то бояться.
– Слушай, ты на нервах. И я уверен, что ты преувеличиваешь. У тебя в жизни много хорошего.
В квартире было тихо. В незанавешенных окнах черно. По белому широкому подоконнику полз какой-то крошечный древесный жучок. Юля сидела к нему спиной, а Никита украдкой за ним наблюдал – это отвлекало.
– Да, – Юля вытирала слезы, которые снова лились, – моменты есть. Но общий фон никогда не менялся. И наверное, не изменится.
* * *
Дни тянулись чередой живых трупов. Они семенили друг за дружкой, водили хороводы, совершали действия и совершенно не отличались друг от друга. Было не жалко потерять минуту, час, сутки. Время обесценивалось. Юля ходила на работу, на йогу, к неврологу. Делала МРТ поясницы и головного мозга, ходила в аптеку и ловила себя на странном желании скупить всю аптеку: ей казалось, что она умрет, если не примет витамин С и не укрепит кости, если не выпьет жидкое железо и не поднимет гемоглобин, если не забросится витамином D и не повысит иммунитет, если забудет про омегу-3 и не выровняет холестерин, если не возьмет витамины для волос и ногтей, БАДы для суставов, оксолиновую мазь от вируса, кетонал от боли, согревающий пластырь на спину от остеохондроза, нексиум от гастрита, фитолакс от запора, энтерол от поноса, эриус от аллергии, йод от случайных ранок, стоматофит от воспаления десны, лирику и клоназепам по рецепту, чтобы не слететь с катушек, и но-шпу на всякий случай. Только в аптеке Юля чувствовала себя в безопасности. Потому что там были средства от всего.
Никита сердился на то, что дома весь кухонный стол завален таблетками, требовал, чтобы Юля все убрала в шкаф, а у нее действительно болели и голова, и желудок, и спина, и было не заснуть и не проснуться – организм разваливался. Его разваливал невроз.
На улице было непонятно какое число. Вмерзшие в тротуар куски коричневого и серого от грязи льда, на котором люди ломали ноги каждый день даже в центре города, казались обломками жизни после бомбежки. Этот лед выглядел таким неподвижным – казалось, он не исчезнет никогда, и до скончания веков изъязвленный город будет стоять больным, без врача и без перемен. Короткий путь от подъезда до машины оборачивался целым приключением: не подвернуть ногу на льду, не упасть в грязный снег, не убиться под гигантской сосулькой, не испортить пальто грязной водой, капающей с крыш, с труб, из немытых глаз заспанного питерского неба с биполярным расстройством.
С тех пор как Юля переехала, блистательный город с открыток перестал казаться ей таким уж блистательным. То есть проехаться ночью по пустынным набережным или летом погулять по центру – да, но зимой вот так просто пройтись даже по самой распрекрасной улице Рубинштейна, чтобы встретиться с подругой в ресторане… Юля думала, только в М. не чистят дороги. Во-первых, невозможно идти лилипутскими шагами – никуда не придешь, а если идти нормально, свернешь шею; во-вторых, невозможно идти, не поднимая головы и глядя только под ноги, – это угнетает, от этого болит шея и кружится голова.
После работы Юля возвращалась домой около пяти. Иногда позже, иногда раньше – самое раннее в час дня. Но во сколько бы они ни возвращалась, она сразу ложилась в постель, включала какой-нибудь сериал или фильм и лежала так до ночи. Потом выключала свет и засыпала. Она перестала ходить в гости и развлекаться. Вернее, стала делать это очень редко, для галочки – красилась, наряжалась, укладывала волосы и пару часов притворялась веселой. Потом возвращалась домой, ложилась в постель и смотрела сериал. Чтобы не превратиться в грымзу, Юля тратила силы на уход за собой. Она делала процедуры у косметолога, а дома использовала скрабы, делала маски, ванны, увлажняла кожу, но потом – ложилась в постель и смотрела сериал. С Никитой разговаривала только за завтраком. Обедала она обычно на работе, а ужинала в постели. В постели она проверяла почту, ела, говорила по телефону, смотрела сериал – в общем, жила. На то, чтобы одетой сидеть на стуле, скажем, за столом, у Юли физически не было сил. Никита раздражался. Он говорил:
– Ты меня извини, но ни один человек не ложится спать в шесть часов вечера.
– Я не ложусь спать. Я просто ложусь.
– Но ты кучу времени проводишь в постели. Можно в это время что-то сделать, куда-то сходить, позаниматься спортом…
– Слушай, я схожу в субботу в бассейн. На спорт сил нет. Я так выживаю. Пусть лучше будет так. Я сейчас не могу по-другому. Я ведь не лежу в кровати весь день. Я делаю дела, хожу на работу, ухаживаю за собой, разговариваю с людьми, готовлю здоровую еду. Я себя не разрушаю. Я веду себя нормально.
– Но… – Никита разводил руками и пытался подобрать слова так, чтобы не поссориться, – но почему бы тебе не вести себя… нормально, как ты говоришь… на стуле, например? А не в кровати?
– Мне тяжело. Сил нет.
– Так сходи к врачу. У тебя, наверное, депрессия.
– Я и так не вылезаю от врачей в последнее время. Мне сказали, что у меня нет депрессии.
– А что у тебя?
– Я тебе уже говорила. Тревожность. Невроз. Упадок сил. Я не в депрессии.
– А выглядит, как будто в депрессии…
– Хватит это повторять! – сердилась Юля.
– Но надо же что-то делать?
– Я переживаю трудный период.
– А если тебе всю жизнь будет трудно? Учитывая твоего сына.
– Вот сейчас мне настолько трудно, что я могу либо принять пузырек снотворного, либо изо всех сил стараться и жить в таком режиме.
Никита качал головой и выходил из комнаты. Он терпел отсутствие секса, приходил в постель, когда Юля уже засыпала, часто спал в другой комнате, ужинал один перед телевизором и думал о том, что все разваливается.
Как-то раз Никита пришел полежать рядом с Юлей. Просто полежать в знак примирения, полежать и поддержать. Юля нажала сериал на паузу, посмотрела на Никиту, улыбнулась. Заговорили о чем-то отвлеченном, перебрасывались репликами, шутили. Вдруг Никита говорит:
– Я тебе завтра помогу накрыть на стол и все сделать.
– Что все? – напряглась Юля.
– Ну завтра же Боря с Аллой придут и Оксана с Женей. Мы ведь давно пригласили.
Юля перестала улыбаться, у нее повисли уголки губ и вид сделался больной, осунувшийся.
– Слушай, это было так давно, что я забыла. Я… сейчас не могу.
– В смысле?
Никита, лежавший навзничь, резко приподнялся на локте.
– Ну… я не могу сейчас принимать гостей.
– Да какое там принимать! Не надо ничего особенного. Купим закуски, вина и все!
– Нет, это у тебя и все, а мне надо, чтобы все было приготовлено, помыто и красиво. А я не в состоянии. И если завтра буду кого-то принимать, я вообще боюсь, что сорвусь. – Юля скривилась и заплакала.
– Начинается. – Никита сел на кровати. – Боря приезжает раз в полгода, мне надо с ним поговорить о работе.
– Он ленивый высокомерный придурок, а жену его я вообще не знаю.
Никита вытаращил на Юлю глаза – обычно она не обзывала людей.
– Я не хочу! – кротко произнесла она. – Я не могу. Если бы еще только Оксана с Женей…
– Но я не могу отменить людей, которых уже позвал! Это договоренность! Мне неловко. Ты понимаешь, что мне неловко? – Последнюю фразу Никита тоже произнес кротко, чтобы давление было неочевидным.
– Ну пожалуйста! – взмолилась Юля.
– Нет, это ты пожалуйста…
– Нет, ну серьезно. Сейчас не то время. Для меня это огромное напряжение. – Юля говорила тихо.
– Ты можешь пойти мне навстречу? – Никита встал с постели и склонился над Юлей.
– А ты мне?
– Ладно, подумай полчаса. Полежи, а потом скажешь.
И Никита вышел из комнаты, а Юля осталась лежать в постели и плакать. Лицо, краешек ярко-синего одеяла, которым она укрывалась, подушка – все было мокрым от слез. Юля съежилась под одеялом, повернулась набок. Ей хотелось взять себя в руки, развеселиться, сказать: конечно, давай, пускай все приходят, я только рада. Но от этих мыслей об ужине, о притворстве, о лицемерии, о том, что придется искусственно улыбаться и поддерживать светскую беседу изо всех сил ее в прямом смысле тошнило, трясло, ей казалось – гости придут, а ее на них вырвет, ее вывернет наизнанку, с ней случится что-то плохое.
Юля встала с кровати и голая вышла в коридор. Открыла дверь в Никитин кабинет, кашлянула.
– О, голые люди, – безрадостно констатировал Никита.
– Я не могу.
– Что? – Никита зачем-то сделал вид, что не понимает, о чем речь.
– Отмени, пожалуйста. – Юля говорила спокойно.
– Ну пожалуйста, давай не будем отменять! – Никита говорил жалобно.
– Можешь не отменять, но тогда я на весь вечер уйду.
– Ну Юля!
Юля опять заплакала. Новые слезы полились поверх еще не высохших старых.
– Хорошо, я звоню и отменяю. – Никита резко встал и пошел за телефоном. – Накануне. Очень красиво.
– Значит, теперь ты меня уже не любишь? И будешь на меня сердиться?
– Не буду, – сурово сказал Никита.
– Но будешь вот так вот строго разговаривать, да? – заводилась Юля.