Свободная страна
Часть 14 из 33 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Миша удивился, почувствовал себя неловко, промямлил, что может уйти, что не хотел мешать. Встал со стула.
– Сидеть! – скомандовала Юля, которой, похоже, понравилось приказывать.
Миша послушно сел.
– Бабуль, у него нет сегодня работы. И он полицейский, если ты вдруг забыла. Если тебе есть что сказать про Артемку, говори.
– Это наше семейное дело. – Баба Рая внезапно сделалась очень рассудительной. – Лида, хватит! – Она вырвалась из рук Лиды, и та поняла, что ей надо уйти.
Когда Лида оделась и попрощалась, Юля пересела к бабушке поближе, на кровать.
– Бабуль, ты что?
– Пусть Миша тоже уйдет, – твердо сказала баба Рая.
– Я пойду. – Миша опять вскочил.
– Сиди на месте! – крикнула Юля. – Бабуль, ты что? Он же помогал нам искать! Это же наш друг!
– Я при нем ничего не скажу.
– Ха! Совсем сдурела. Ладно. – Юля посмотрела на Мишку, который стоял со стулом в руках. – Иди на кухню, хорошо? Я к тебе выйду, когда она мне все расскажет.
Миша ушел на кухню.
– Закрой дверь, чтоб не подслушал, – прошептала баба Рая.
Юля закрыла дверь. Покачала головой.
– Ну? Ты все это серьезно? Или тебе пора голову лечить?
Баба Рая запила таблетку, поставила чашку на прикроватный столик и откинулась на подушках.
– Юленька, главное, что он живой.
– Да ёперный театр, скажешь ты что-нибудь вразумительное или нет! – Юля начинала задыхаться от злости и мучительной боли.
И баба Рая рассказала, что Артемка прятался в лесу в хижине охотника, считавшего себя шаманом. Охотник стал для мальчика учителем и другом. Он помогал всем, кто просил помощи, и часто укрывал у себя людей. Однажды помог убежать от полиции компании молодых парней, которые устраивали в поселке пикеты, рекламировали нового кандидата в президенты, раздавали листовки и даже поставили большущую палатку, назвав ее штабом новой партии – либеральной демократической партии, которая не скрывала желания устроить государственный переворот. Артемка примкнул к компании этих молодых людей и теперь ездит с ними автостопом по разным деревням, говорит, что ненавидит современную Россию, что нашел цель в жизни, что это опасное, но благородное дело.
– Что? – тихо спросила Юля, как будто оглушенная бабушкиным рассказом.
– Помнишь, у нас в поселке ходили эти парни? Их еще гнали поганой метлой. Им еще палатку изрезали. Вот это они.
– Но их же… их легко найти… Откуда он звонил?
– Он не сказал. Пойми, он рад, что у него теперь есть предназначение – спасти страну. Он ушел, потому что здесь его никто не понимал, здесь он был никому не нужен.
– Что ты говоришь? Он маленький мальчик. Его предназначение любить маму и ходить в школу!
Юля схватилась за голову.
– Мишка-а-а-а! – закричала она.
Прибежал Мишка, и Юля повторила ему все, что услышала от бабы Раи.
– Их же легко найти, да? Теперь их легко найти? Да как же это… Да что же… Отследи звонок, телефонный звонок… ты же можешь отследить телефонный звонок? Почему он матери не позвонил? Как он мог? Спасти страну? Что за сраный бред? Кто этот долбаный шаман? Да его в тюрьму надо засадить, как и этих юных ублюдков, которые мальчика с собой по деревням таскают, оторвали от семьи, уроды поганые. Что они хотят спасти? Это их надо спасать! Это их… Это их…
Юля чувствовала, что комната кружится, кружатся Мишка и баба Рая, и, как во сне, она видит Артемку – он жив, жив, – а комната все кружится и кружится, все расплывается перед глазами, дышать уже совсем нет мочи.
Обморок продлился всего минуту. Постепенно Юля пришла в себя. Мишка положил ее на диван во второй, маленькой комнатке. Открыл форточку. Сел на краешек дивана.
– Его же можно найти? Ты его найдешь? Ты поможешь? – Юля сразу вскочила на диване и схватила Мишку за плечи.
У Мишки было такое суровое лицо, что Юля испугалась.
– Почему ты на меня так смотришь?
– Я полицейский.
– И что? – Юля продолжала смотреть непонимающе.
– Этих ребят ищет полиция. Они хотели устроить государственный переворот и не скрывали этого. Они взорвали одну из сельских дискотек, где в зале висел портрет президента. Три человека погибли. Артемка несовершеннолетний, но… Ты знаешь, что у нас в стране происходит? Я не уверен, что твоему сыну будет лучше, если его найдут.
– Но он же ребенок. Ему только исполнилось… тринадцать. Я отмечала его день рождения. Проплакала весь день в своей комнате. Он ребенок, Миш, он ребенок!
– Он ребенок, но это опасно.
– Ты издеваешься? Мой сын не мог ничего взорвать! Он никогда в жизни не видел взрывчатку! Он маленький мальчик и все! – Юля зарыдала и забегала по квартире. – Мы должны его найти, мы должны его спасти, мы должны его найти, его заставили, он попал в дурную компанию, его заставили… Ты мне поможешь? Ты ведь мне поможешь? Ты поможешь?
Поздно вечером Юля позвонила Андрею и сказала, что ей придется задержаться в М., потому что бабушке совсем плохо. С того вечера в ее жизни начался новый виток – трагическая безысходность сменилась надеждой и диким страхом.
Мишка отследил телефонный звонок, и на следующий же день вместе с Юлей отправился в лес. Хижину охотника они сто раз проходили, когда искали Артемку, полиция туда заглядывала, но следов пребывания мальчика не обнаружила.
Юля промочила валенки, пуховик, шапку, шарф. На отдельных участках снегу в лесу навалило по шею. Иногда Юля проваливалась чуть ли не с головой, и Мишка ее вытягивал за руки. Иногда проваливалась по пояс и вылезала сама. Была мокрая и холодная, но мороза не чувствовала совсем, наоборот, обливалась потом, как в лихорадке при высокой температуре, и рвалась вперед, не видя препятствий, натыкаясь на деревья, ломая ветви. Стороннему наблюдателю показалось бы, что Юля раздвигает деревья на пути к цели, подчиняет себе суровую зимнюю стихию, и лес перед ней отступает. Она падала снова и снова. Один раз задрала штанину – рейтузы, поддетые для тепла, были разодраны, по ноге текла кровь.
Юля шла вперед. Над головой между вершинами деревьев мелькало слепящее белесое небо в клочьях серых туч. Юля прикрывала глаза, и снег ложился на веки, на ресницы, постепенно становился горячим, таял медленно.
– Ты не замерзла? – спрашивал Мишка.
– Снег горячий, – отвечала Юля и бежала вперед.
Наконец добрались до покосившегося деревянного домика на тоненьком фундаменте. Напоминал он скорее сторожевую будку. Как в таком крохотном помещении можно было укрывать целую команду ребят, ни Юля, ни Мишка не понимали. Они растерянно посмотрели друг на друга, затем Юля уверенно постучала в дверь. Никто не отозвался, и Юля постучала сильнее. Послышался шорох, скрип, дверь отворилась, на пороге показался широкоплечий худой мужчина лет шестидесяти с жилистыми руками, небритым лицом, на котором седые волоски соседствовали с темными, в черной шерстяной шапке, в ватнике и в резиновых сапогах. Юлю поразили его большие ярко-синие глаза, которые светились, сияли, и оттенок их завораживал, словно охотник линзы надел. Вокруг глаз не было ни единой морщинки. Юля смотрела, смотрела, смотрела – молча. Ей показалось, что она смотрит в глаза совсем молодого человека.
– Заходите, – произнес охотник так, словно давно ждал Юлю.
Она сделала шаг навстречу, Мишка рванул за ней, но охотник остановил его:
– Только она.
– Я полицейский. Мы разыскиваем мальчика. Мы знаем, что вы его прятали. Я могу запросто вас…
– Ты обещал не угрожать. Я сама. Я тебя позову, если что, – сказала Юля.
Мишка опустил голову и снова поднял, крикнул Юле вслед:
– Я буду здесь! Я здесь!
В домике было пусто и просторно. Снаружи нельзя было вообразить, что внутри так просторно. В углу стояла деревянная кровать, укрытая курткой, посреди комнаты деревянный стол и один стул, под потолком голая лампочка. Вот и все. Еще справа от входа стояла черная ширма.
– Вы пришли узнать о сыне. Но я не знаю, где он, – сказал мужчина и опустился на стул.
В доме было так же холодно, как на улице, и Юля внезапно почувствовала леденящий мороз. У нее посинели губы, ее затрясло.
– Как вас зовут? – выдавила Юля, стуча зубами.
– Зовите меня шаманом.
– Слушайте, мне не до этих ваших игр. Скажите, где мой сын.
– Я уже сказал, что не знаю.
Юля поймала себя на желании посмотреть в окно – на Мишку, но ни одного окна не было.
– Слушайте, мы знаем, что он был здесь, что вы прятали его и других молодых людей. Со мной полицейский. Вы же понимаете, что сейчас вас могут просто арестовать. И как бы мне этого ни хотелось, я пришла не за этим. Мне нужен мой сын!
– Я не знаю, где он, – неумолимо повторил шаман, – но он оставил для вас письмо. Просил отдать вам. Он написал его после того, как позвонил бабушке и покинул меня, чтобы присоединиться к ребятам. Они вернулись за ним.
Охотник зашел за ширму и появился с листком бумаги в руках. Подал листок Юле. Уселся на прежнее место.
Юля сняла варежки, бледные руки дрожали. Она боялась посмотреть на листок.
– Где вы их прятали? Там? За ширмой?
Охотник кивнул. Повинуясь какому-то звериному инстинкту, Юля кинулась за ширму, вскрикнула. На деревянных досках, рядом с дверцей, ведущей в подпол, лежал убитый, истекающий кровью медведь размером с нормальный холодильник. От него воняло шерстью, кровью, и был еще какой-то животный тошнотворный запах, похожий на запах мертвой кошки. Почему-то в комнате Юля запаха не почувствовала. Она попятилась, споткнулась о выступающую на сантиметр половицу, выскочила из-за ширмы.
Охотник усмехнулся.
– Вы их прятали в подполе? Да? А где они спали? Что ели? Они не замерзали? Мой сын здоров?
– Мальчики согревали друг друга, – спокойно сказал охотник. – Прочитайте письмо.
– Согревали? О чем вы? Вы…
Юля вонзилась глазами в серый листок бумаги.
«Мама! Не надо меня искать. Я сам с тобой встречусь через 18 дней, во вторник, у домика шамана в час дня. Даже не думай трогать шамана, иначе никогда меня не увидишь, клянусь. Живи своей жизнью. Я больше не твой жалкий сын. Теперь у меня есть цель, друзья и любовь. Мы с моими друзьями не можем выносить того, что происходит в нашей стране, того, что творят представители нашей беспощадной власти. Они лишили нас права выбора, они лишили нас свободы слова, они лишили нас справедливого суда, они обокрали нас и на наши деньги ведут войны, покупают оружие, мучают и убивают людей. Мы должны сделать ответный шаг. Нас не слушают. Не слушают никого. Всем затыкают рты. Значит, мы силой заставим прислушаться к нам. Мы будем грабить и убивать, мы будем разорять, мы будем взрывать и опустошать. Мы сделаем так, что нас услышат. Демо».
– Сидеть! – скомандовала Юля, которой, похоже, понравилось приказывать.
Миша послушно сел.
– Бабуль, у него нет сегодня работы. И он полицейский, если ты вдруг забыла. Если тебе есть что сказать про Артемку, говори.
– Это наше семейное дело. – Баба Рая внезапно сделалась очень рассудительной. – Лида, хватит! – Она вырвалась из рук Лиды, и та поняла, что ей надо уйти.
Когда Лида оделась и попрощалась, Юля пересела к бабушке поближе, на кровать.
– Бабуль, ты что?
– Пусть Миша тоже уйдет, – твердо сказала баба Рая.
– Я пойду. – Миша опять вскочил.
– Сиди на месте! – крикнула Юля. – Бабуль, ты что? Он же помогал нам искать! Это же наш друг!
– Я при нем ничего не скажу.
– Ха! Совсем сдурела. Ладно. – Юля посмотрела на Мишку, который стоял со стулом в руках. – Иди на кухню, хорошо? Я к тебе выйду, когда она мне все расскажет.
Миша ушел на кухню.
– Закрой дверь, чтоб не подслушал, – прошептала баба Рая.
Юля закрыла дверь. Покачала головой.
– Ну? Ты все это серьезно? Или тебе пора голову лечить?
Баба Рая запила таблетку, поставила чашку на прикроватный столик и откинулась на подушках.
– Юленька, главное, что он живой.
– Да ёперный театр, скажешь ты что-нибудь вразумительное или нет! – Юля начинала задыхаться от злости и мучительной боли.
И баба Рая рассказала, что Артемка прятался в лесу в хижине охотника, считавшего себя шаманом. Охотник стал для мальчика учителем и другом. Он помогал всем, кто просил помощи, и часто укрывал у себя людей. Однажды помог убежать от полиции компании молодых парней, которые устраивали в поселке пикеты, рекламировали нового кандидата в президенты, раздавали листовки и даже поставили большущую палатку, назвав ее штабом новой партии – либеральной демократической партии, которая не скрывала желания устроить государственный переворот. Артемка примкнул к компании этих молодых людей и теперь ездит с ними автостопом по разным деревням, говорит, что ненавидит современную Россию, что нашел цель в жизни, что это опасное, но благородное дело.
– Что? – тихо спросила Юля, как будто оглушенная бабушкиным рассказом.
– Помнишь, у нас в поселке ходили эти парни? Их еще гнали поганой метлой. Им еще палатку изрезали. Вот это они.
– Но их же… их легко найти… Откуда он звонил?
– Он не сказал. Пойми, он рад, что у него теперь есть предназначение – спасти страну. Он ушел, потому что здесь его никто не понимал, здесь он был никому не нужен.
– Что ты говоришь? Он маленький мальчик. Его предназначение любить маму и ходить в школу!
Юля схватилась за голову.
– Мишка-а-а-а! – закричала она.
Прибежал Мишка, и Юля повторила ему все, что услышала от бабы Раи.
– Их же легко найти, да? Теперь их легко найти? Да как же это… Да что же… Отследи звонок, телефонный звонок… ты же можешь отследить телефонный звонок? Почему он матери не позвонил? Как он мог? Спасти страну? Что за сраный бред? Кто этот долбаный шаман? Да его в тюрьму надо засадить, как и этих юных ублюдков, которые мальчика с собой по деревням таскают, оторвали от семьи, уроды поганые. Что они хотят спасти? Это их надо спасать! Это их… Это их…
Юля чувствовала, что комната кружится, кружатся Мишка и баба Рая, и, как во сне, она видит Артемку – он жив, жив, – а комната все кружится и кружится, все расплывается перед глазами, дышать уже совсем нет мочи.
Обморок продлился всего минуту. Постепенно Юля пришла в себя. Мишка положил ее на диван во второй, маленькой комнатке. Открыл форточку. Сел на краешек дивана.
– Его же можно найти? Ты его найдешь? Ты поможешь? – Юля сразу вскочила на диване и схватила Мишку за плечи.
У Мишки было такое суровое лицо, что Юля испугалась.
– Почему ты на меня так смотришь?
– Я полицейский.
– И что? – Юля продолжала смотреть непонимающе.
– Этих ребят ищет полиция. Они хотели устроить государственный переворот и не скрывали этого. Они взорвали одну из сельских дискотек, где в зале висел портрет президента. Три человека погибли. Артемка несовершеннолетний, но… Ты знаешь, что у нас в стране происходит? Я не уверен, что твоему сыну будет лучше, если его найдут.
– Но он же ребенок. Ему только исполнилось… тринадцать. Я отмечала его день рождения. Проплакала весь день в своей комнате. Он ребенок, Миш, он ребенок!
– Он ребенок, но это опасно.
– Ты издеваешься? Мой сын не мог ничего взорвать! Он никогда в жизни не видел взрывчатку! Он маленький мальчик и все! – Юля зарыдала и забегала по квартире. – Мы должны его найти, мы должны его спасти, мы должны его найти, его заставили, он попал в дурную компанию, его заставили… Ты мне поможешь? Ты ведь мне поможешь? Ты поможешь?
Поздно вечером Юля позвонила Андрею и сказала, что ей придется задержаться в М., потому что бабушке совсем плохо. С того вечера в ее жизни начался новый виток – трагическая безысходность сменилась надеждой и диким страхом.
Мишка отследил телефонный звонок, и на следующий же день вместе с Юлей отправился в лес. Хижину охотника они сто раз проходили, когда искали Артемку, полиция туда заглядывала, но следов пребывания мальчика не обнаружила.
Юля промочила валенки, пуховик, шапку, шарф. На отдельных участках снегу в лесу навалило по шею. Иногда Юля проваливалась чуть ли не с головой, и Мишка ее вытягивал за руки. Иногда проваливалась по пояс и вылезала сама. Была мокрая и холодная, но мороза не чувствовала совсем, наоборот, обливалась потом, как в лихорадке при высокой температуре, и рвалась вперед, не видя препятствий, натыкаясь на деревья, ломая ветви. Стороннему наблюдателю показалось бы, что Юля раздвигает деревья на пути к цели, подчиняет себе суровую зимнюю стихию, и лес перед ней отступает. Она падала снова и снова. Один раз задрала штанину – рейтузы, поддетые для тепла, были разодраны, по ноге текла кровь.
Юля шла вперед. Над головой между вершинами деревьев мелькало слепящее белесое небо в клочьях серых туч. Юля прикрывала глаза, и снег ложился на веки, на ресницы, постепенно становился горячим, таял медленно.
– Ты не замерзла? – спрашивал Мишка.
– Снег горячий, – отвечала Юля и бежала вперед.
Наконец добрались до покосившегося деревянного домика на тоненьком фундаменте. Напоминал он скорее сторожевую будку. Как в таком крохотном помещении можно было укрывать целую команду ребят, ни Юля, ни Мишка не понимали. Они растерянно посмотрели друг на друга, затем Юля уверенно постучала в дверь. Никто не отозвался, и Юля постучала сильнее. Послышался шорох, скрип, дверь отворилась, на пороге показался широкоплечий худой мужчина лет шестидесяти с жилистыми руками, небритым лицом, на котором седые волоски соседствовали с темными, в черной шерстяной шапке, в ватнике и в резиновых сапогах. Юлю поразили его большие ярко-синие глаза, которые светились, сияли, и оттенок их завораживал, словно охотник линзы надел. Вокруг глаз не было ни единой морщинки. Юля смотрела, смотрела, смотрела – молча. Ей показалось, что она смотрит в глаза совсем молодого человека.
– Заходите, – произнес охотник так, словно давно ждал Юлю.
Она сделала шаг навстречу, Мишка рванул за ней, но охотник остановил его:
– Только она.
– Я полицейский. Мы разыскиваем мальчика. Мы знаем, что вы его прятали. Я могу запросто вас…
– Ты обещал не угрожать. Я сама. Я тебя позову, если что, – сказала Юля.
Мишка опустил голову и снова поднял, крикнул Юле вслед:
– Я буду здесь! Я здесь!
В домике было пусто и просторно. Снаружи нельзя было вообразить, что внутри так просторно. В углу стояла деревянная кровать, укрытая курткой, посреди комнаты деревянный стол и один стул, под потолком голая лампочка. Вот и все. Еще справа от входа стояла черная ширма.
– Вы пришли узнать о сыне. Но я не знаю, где он, – сказал мужчина и опустился на стул.
В доме было так же холодно, как на улице, и Юля внезапно почувствовала леденящий мороз. У нее посинели губы, ее затрясло.
– Как вас зовут? – выдавила Юля, стуча зубами.
– Зовите меня шаманом.
– Слушайте, мне не до этих ваших игр. Скажите, где мой сын.
– Я уже сказал, что не знаю.
Юля поймала себя на желании посмотреть в окно – на Мишку, но ни одного окна не было.
– Слушайте, мы знаем, что он был здесь, что вы прятали его и других молодых людей. Со мной полицейский. Вы же понимаете, что сейчас вас могут просто арестовать. И как бы мне этого ни хотелось, я пришла не за этим. Мне нужен мой сын!
– Я не знаю, где он, – неумолимо повторил шаман, – но он оставил для вас письмо. Просил отдать вам. Он написал его после того, как позвонил бабушке и покинул меня, чтобы присоединиться к ребятам. Они вернулись за ним.
Охотник зашел за ширму и появился с листком бумаги в руках. Подал листок Юле. Уселся на прежнее место.
Юля сняла варежки, бледные руки дрожали. Она боялась посмотреть на листок.
– Где вы их прятали? Там? За ширмой?
Охотник кивнул. Повинуясь какому-то звериному инстинкту, Юля кинулась за ширму, вскрикнула. На деревянных досках, рядом с дверцей, ведущей в подпол, лежал убитый, истекающий кровью медведь размером с нормальный холодильник. От него воняло шерстью, кровью, и был еще какой-то животный тошнотворный запах, похожий на запах мертвой кошки. Почему-то в комнате Юля запаха не почувствовала. Она попятилась, споткнулась о выступающую на сантиметр половицу, выскочила из-за ширмы.
Охотник усмехнулся.
– Вы их прятали в подполе? Да? А где они спали? Что ели? Они не замерзали? Мой сын здоров?
– Мальчики согревали друг друга, – спокойно сказал охотник. – Прочитайте письмо.
– Согревали? О чем вы? Вы…
Юля вонзилась глазами в серый листок бумаги.
«Мама! Не надо меня искать. Я сам с тобой встречусь через 18 дней, во вторник, у домика шамана в час дня. Даже не думай трогать шамана, иначе никогда меня не увидишь, клянусь. Живи своей жизнью. Я больше не твой жалкий сын. Теперь у меня есть цель, друзья и любовь. Мы с моими друзьями не можем выносить того, что происходит в нашей стране, того, что творят представители нашей беспощадной власти. Они лишили нас права выбора, они лишили нас свободы слова, они лишили нас справедливого суда, они обокрали нас и на наши деньги ведут войны, покупают оружие, мучают и убивают людей. Мы должны сделать ответный шаг. Нас не слушают. Не слушают никого. Всем затыкают рты. Значит, мы силой заставим прислушаться к нам. Мы будем грабить и убивать, мы будем разорять, мы будем взрывать и опустошать. Мы сделаем так, что нас услышат. Демо».