Свободная комната
Часть 12 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Я рада, что Алекс не пошел за мной», — убеждаю я себя. Тогда почему же мне так больно?
Я бегу наверх, выпиваю две таблетки и ложусь на кровать.
* * *
Первое, что я слышу, когда вхожу в дом спустя два дня после этого, это разговор на повышенных тонах. Или скорее повышенным голосом говорит один человек. Этот голос нельзя назвать ни мужским, ни женским, это просто гневный крик. Я не могу разобрать, что говорят, что кричат. И не хочу. Я выросла в доме, где никогда не было открытых проявлений гнева. Никаких конфликтов. Если у моих родителей возникал вопрос, который им нужно было обсудить (не проблема, настаивал папа, а именно вопрос), они с мамой закрывались у него в кабинете и говорили об этом. Даже самые сильные потрясения моего детства происходили в тишине.
Хлоп!
Яростный звук удара возвращает меня обратно в настоящее. Это удар плоти по плоти. Этот ублюдок ударил Марту. Я колеблюсь, поскольку не знаю, что делать. Я могла бы пронестись по коридору, распахнуть дверь на кухню и оторвать ему голову. Или… Я напряженно думаю. Конфликт с Джеком может ухудшить положение Марты. Кроме того, могу ли я вмешиваться в их дела, живя в их доме? Где та граница, которую нельзя переходить, когда дело касается личной жизни людей, в чьем доме ты гостишь, хотя и за деньги? Потому что на самом деле это не мой дом, а их. Их пространство. Я здесь чужая.
Тем не менее я чувствую себя дерьмово из-за своего решения, когда взбираюсь по лестнице. Что такая благородная, элегантная женщина, как Марта, видит в таком грубом неандертальце, как Джек? Готова поспорить, он был сама доброта и мягкость в начале их романа, шептал ей на ушко нежности, засыпал ее подарками. А когда надел ей на палец кольцо и обосновался в ее супердорогом доме, то показал свою истинную сущность отморозка.
Я еле дотаскиваюсь до верхнего этажа. После инцидента с мышью и его кровавым финалом мне кажется, что я вижу и слышу этих маленьких серых тварей повсюду, поэтому я хочу заранее предупредить их о своем приходе. Громко стучу в дверь, топаю по полу — что-то в этом роде, — чтобы они убежали в укрытие, если у них хватает наглости тут быть. Я до сих пор сомневаюсь насчет уверений Марты, что Джек не клал мышь мне в комнату, чтобы напугать меня.
Я поворачиваю ручку и настороженно останавливаюсь на пороге, наблюдая. Кровь дико бьется у меня в венах, пока я осматриваю комнату. Кажется, все на своих местах. Никаких странных звуков. Тем не менее я с учащенным пульсом иду обыскивать каждый уголок и трещину. Выпрямляюсь с облегчением, не найдя ничего необычного. Или, как сказала бы мама, все в образцовом порядке.
Когда я иду к кровати, позади меня раздается странный рвущийся звук. Мой уровень тревоги резко вырастает до максимальной отметки. Воздух вырывается у меня из разинутого рта. Мой взгляд мечется в сторону двери. Я хочу убежать. Убраться оттуда, пока могу. Я не хочу встречаться с этим лицом к лицу — что бы там ни было.
Я очень медленно поворачиваюсь — дыхание у меня перехватило. Смотрю на пол. Хмурюсь. Там ничего нет. Шум слышен снова, он привлекает мое внимание к дальней стене под световым люком. Я быстро поднимаю взгляд. А, вот в чем проблема. Влажное пятно в форме пальца, которое раньше указывало на стену, расширилось и стало больше похоже на распростертую перепончатую руку. Влажность от дождя заставила белые обои рядом с окном отклеиться и частично отвалиться. Под ними обои бежевого цвета с узором в виде крошечного растущего вверх цветка. Такую вульгарность современные телешоу про ремонт никогда не допустят.
Чертов Джек! Разве он не мастер по ремонту? Он должен лучше всех знать, насколько разрушительной бывает вода для домов. Возможно, он надеется, что выгонит меня отсюда к тому времени, как верхний этаж начнет рушиться.
На этот раз я могу спуститься вниз и сказать об этом Марте. Нет, она не захочет видеть меня после того, что я услышала внизу.
Вместо этого я пытаюсь исправить все сама. Ну, по крайней мере, временно. Я подпрыгиваю и пытаюсь вернуть обои на место. Меня постигает постыдная неудача. Когда они снова отваливаются, ситуация становится еще хуже. Вдруг волосы у меня на затылке поднимаются: на стене какие-то черные отметины.
Я подхожу ближе. Смотрю внимательнее. Это буквы? Да, точно.
Аккуратный почерк. Черные чернила. Местами они смазались от сырости, а часть стерлась под вторым слоем обоев. Но запись достаточно понятная. Или, по крайней мере, была бы понятной, если бы была написана по-английски. Это какой-то шифр. Полагаю, правильный термин — иностранный алфавит. Не думаю, что видела его раньше, хотя в нем есть что-то знакомое. В форме и написании букв чувствуется что-то древнее.
Не работа ли это человека, который написал прощальное письмо?
Я быстро выхватываю письмо из-под подушки, где храню его рядом с шарфом. Я снова встаю лицом к стене и поднимаю письмо к глазам, чтобы сравнить тексты. Оба послания ничего мне не говорят. Я не специалист по языкам, но послание карандашом в нижней части письма выглядит так, как будто оно написано на том же языке, что и надпись на стене. Я понимаю, что текст на стене напомнил мне эту строчку в письме.
Я аккуратно сдираю до конца обои, холодные, почти мокрые на ощупь. Я не могу не затаить дыхание: текст доходит прямо до плинтуса. Я слегка отступаю назад, как делаю, когда смотрю на великое произведение искусства в галерее, чтобы хорошо рассмотреть его контуры, оттенки, цвета, фон и передний план. Я не могу оторвать глаза от этого текста. Он похож на послание заключенного, ожидающего казни в камере смертников. Вот чем эта комната стала для того безымянного человека? Камерой? Местом, где освобождение было возможно только через смерть?
Я мерзну и потею одновременно. Мне холодно и жарко. Я не могу перестать дрожать. Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к его словам… и отдергиваю ее. Что, если я случайно сотру что-нибудь из этого послания? Уничтожу жизненно важную часть истории?
Я заставляю себя отвернуться. Включить разум. Мне нужно действовать быстро. При такой силе дождя находка может исчезнуть через несколько часов. Я похожа на археолога, который в ходе раскопок наткнулся на что-то важное до приезда экскаваторов. Или скорее на детектива, на чье место преступления вот-вот посягнут.
* * *
Я снова спускаюсь. Выхожу из дома. Иду и иду под дождем, пока не дохожу до главной улицы. Около десяти минут я читаю все названия на витринах магазинов, пока не нахожу магазин хозтоваров. Ухожу вооруженная коробкой с легкой складной лестницей, клеем и цепочкой для двери. Коробку неудобно нести, но я дотаскиваю ее до дома.
Я не сразу приклеиваю обои на место — вместо этого хожу по комнате туда-сюда. Мне нужно перевести это послание. А как насчет приложений для телефона? Еще час я просматриваю всевозможные языковые приложения, но ни одно из них не подходит для моей цели.
Я знаю, что становлюсь одержимой, но ничего не могу с собой поделать. Не хочу ничего с собой делать. Я выпиваю пару таблеток, чтобы замедлить бег мыслей. Кого я могу попросить перевести текст? Кто из моих знакомых может узнать этот язык? Я прокручиваю в голове имена.
Падаю на кровать, когда понимаю, кого следует попросить.
Черт! Его я просить не хочу, но у меня нет выбора.
Глава 11
Сегодня я выбираю «Back To Black» Эми Уайнхаус, чтобы заснуть. Кружу по комнате в танце, пока в наушниках у меня громко звучит дерзкий ритм. Задыхаясь, я впитываю его, и пижама на мне натягивается, когда я машу руками и ногами во все стороны, желая, чтобы мое тело устало так, чтобы, как только моя голова коснется подушки, я погрузилась в мир пустого забвения.
Когда музыка заканчивается, я потягиваюсь и выгибаю спину, мое лицо слегка вспотело. Провожу пальцами по своей короткой стрижке. Я дрожу от изнеможения. Хорошо. Я позволяю себе слегка изогнуть губы в улыбке. Не давая усталости сбежать, я бросаюсь к двери, чтобы проверить свою новую цепочку. Проверяю ручку. Ночью я буду в безопасности.
В темноте я привязываю ногу к изножью кровати и затем падаю на спину. И жду, пока сон заявит на меня свои права. Сосредотачиваюсь на дыхании.
Раз, два, вот моя туфля.
Три, четыре, а вот дверь в квартире…
Я смотрю на надпись на стене. Она гипнотизирует меня. Я не могу отвести взгляд. У автора сильная рука. Каждая буква написана энергично, размашистыми штрихами. И такой странной формы. Зазубренные, отточенные линии. Словно лоскутное одеяло, изображенное густыми черными чернилами. Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к его вертикально вытянутой изящной красоте. И ахаю, когда оно начинает расти. Становиться большим и угрожающим. Линии вытягиваются в длинные, длинные ноги. Формы растут, превращаясь во рты с острыми зубами, которые становятся гигантскими ножами. Оно прыгает на меня со стены. Я кричу. Пробую убежать. Слишком поздно. Лезвие ударяет меня сзади. Я падаю. Агония рвет меня на части. Я умоляю о пощаде. Теперь нож — это огромная игла, которая движется к моему лицу…
Я подскакиваю в постели, задыхаясь. Пытаюсь защитить руками лицо. Ничего не происходит. Я с облегчением опускаю руки обратно. Просто еще один дерьмовый сон. По крайней мере, я все еще в комнате, а моя нога привязана к кровати.
Что-то касается моей скулы. Я инстинктивно поднимаю руку, чтобы это смахнуть. Может быть, я все придумала. В комнате стоит какой-то странный тихий раздражающий звук, который мне не нравится. Стараюсь игнорировать. Потом что-то падает мне на лоб. Что-то ползает по моим волосам. Еще что-то — внутри уха. Меня охватывает паника, я отчаянно размахиваю руками и спрыгиваю с кровати. Я кричу от боли, когда верхняя часть туловища ударяется об пол, а остальная часть меня остается на месте — нога привязана к изножью.
Я бросаюсь вперед, задыхаясь. Ягодичными мышцами толкаю себя к ножкам кровати. В отчаянии дрожащими пальцами развязываю шарф. Вскакиваю на ноги. Теперь я их слышу. Жужжание вокруг меня. Я не вижу их, поскольку стою одна в темноте. Шок удерживает меня на месте. Я кричу, когда чувствую их мельтешение у меня на лице, в волосах, в пижамных штанах.
Одна из этих тварей извивается и жужжит на моей нижней губе. Я яростно прихлопываю ее и плюю в воздух. Ненавижу ползучих тварей с их лапками, волосками и крыльями. Мой ужас растет. Мне нужно убираться отсюда. Немедленно.
Я спешу к двери и даже не думаю включать свет. Там они тоже ждут меня. Жужжат и ползают. Они что, проедают кожу?
Открой дверь. Открой чертову дверь. СЕЙЧАС ЖЕ. Я хлопаю руками по двери в поисках ручки. Нахожу ее. Поворачиваю. Ничего не происходит. Я отчаянно тяну. И снова тяну. Она не двигается с места. Почему она не открывается? Я не понимаю. Это дверь, ее функция — открываться.
Я поворачиваюсь. Прислоняю напряженную спину к двери. Ничего не поделаешь: мне придется столкнуться с ужасом в комнате.
Щелк. Я включаю свет.
Я просто не верю своим глазам.
Они роятся. У них круглые черные тельца и хаотично движущиеся крылья. Они заполонили всю комнату. Черная туча, которая носится туда-сюда. Я чувствую, как к горлу подступает отвращение. Я борюсь с рвотными позывами. Как они сюда попали? Не грязная ли это шутка от чокнутого Джека? Эта мысль и заставляет меня успокоиться. Я не сдамся, ему не обыграть меня.
Я беру себя в руки. Смотрю на дверь и вижу цепь. В панике я совсем забыла, что купила ее. Неудивительно, что дверь не открывалась. Я тянусь к ней, но тут моя рука замирает. Если я открою дверь с криком о помощи, то позволю Джеку ощутить самодовольство и радость. А я этого не хочу. Только не снова. Он увидит меня практически на коленях, умоляющую помочь. Да пошел он!
Я загоняю ужас куда-то глубоко внутрь и бесстрастно смотрю на моих новых соседей по комнате. Подозреваю, что это мерзкие падальные мухи, а это значит, что в комнате есть труп. Я не могу остановить пульсацию ледяного страха, от которого меня трясет и мурашки бегут по коже. Я знаю, что должна сделать. Я должна найти труп.
Мой взгляд мечется по комнате: я думаю, где он может быть. В комоде? В гардеробе? Под кроватью, где пряталась мышь? Под столом? Тут я замечаю, как из маленького камина вылетает несколько мух. Теперь я знаю, откуда они. Ничего не поделать. Придется столкнуться с их роем лицом к лицу.
Я не думаю об этом, просто делаю. Зажимаю рот рукой, пока их тельца бомбардируют меня, когда я стою на коленях перед камином. Снимаю с него заслонку.
Я визжу, когда оттуда выпадает мертвое тело голубя. Падаю на попу. Мухи сходят с ума. Мертвая птица представляет собой тошнотворное зрелище. Большая часть ее тела осталась без перьев, она ярко-розового цвета гнилого мяса и… полна личинок. Я снова чувствую рвотный позыв. Прикрывая рот, я с трудом встаю на ноги. Открываю световой люк, чтобы мухи могли вылететь. Потом достаю пакет из маленькой мусорной корзины. Засовываю руку внутрь. Медленно, как будто идя по канату, я приближаюсь к отвратительному тельцу голубя. Единственный способ избавиться от мух — убрать мертвое существо, которое их порождает.
Обернув руку пакетом, я бросаюсь к птице и хватаю ее. Она такая холодная. Такая мертвая. Я завязываю пакет и направляюсь к двери. Снимаю цепочку. Быстро открываю и закрываю дверь. Спускаюсь по лестнице тихими решительными шагами. Подхожу к входной двери. Выйдя на улицу, я выбрасываю голубя в его пластиковом гробу в мусорное ведро.
Я раскачиваюсь на босых ногах, чувствуя на себе дыхание ночного ветра и холод от пережитого кошмара.
Я возвращаюсь в пугающе тихий дом и меньше чем через минуту оказываюсь в своей комнате. Логически я понимаю, что разлагающиеся голуби — это обычная опасность открытых дымоходов. При таком сценарии это не имеет ничего общего с Джеком. Но внутри себя я подозреваю, что это он.
В этот момент большая часть людей собрала бы свои вещи и съехала. Позволила бы этому ублюдку Джеку обратить себя в бегство посреди ночи.
Но не я.
Я смотрю на стену с надписью.
Я не уйду.
Глава 12
Я вздрагиваю, когда на следующий день захожу в паб в Сохо. Свет там не приглушенный и теплый, а яркий и резкий — под стать оживленным молодым людям, которые составляют основную часть публики. Народу там слишком много, при этом музыка и болтовня соревнуются между собой в громкости. Я чуть не разворачиваюсь, чтобы уйти. Потом я замечаю Алекса, опирающегося на дальний конец барной стойки. Он тоже меня замечает. Я собираю в кулак решимость и напоминаю себе, почему я здесь.
Он не улыбается, как обычно. Определенно не рад меня видеть, и я не могу винить его, после того как сбежала от него в последний раз, когда наши пути пересеклись у Пэтси. Имейте в виду, это он бросил меня, а не наоборот.
Мне приходится подойти очень близко к нему, учитывая толпу вокруг.
— Как поживаешь? — я начинаю с нейтрального вопроса.
Его ответ уводит меня туда, куда я не хочу идти:
— Прости меня за то, как все закончилось между нами. Я должен был поступить иначе.
Я бегу наверх, выпиваю две таблетки и ложусь на кровать.
* * *
Первое, что я слышу, когда вхожу в дом спустя два дня после этого, это разговор на повышенных тонах. Или скорее повышенным голосом говорит один человек. Этот голос нельзя назвать ни мужским, ни женским, это просто гневный крик. Я не могу разобрать, что говорят, что кричат. И не хочу. Я выросла в доме, где никогда не было открытых проявлений гнева. Никаких конфликтов. Если у моих родителей возникал вопрос, который им нужно было обсудить (не проблема, настаивал папа, а именно вопрос), они с мамой закрывались у него в кабинете и говорили об этом. Даже самые сильные потрясения моего детства происходили в тишине.
Хлоп!
Яростный звук удара возвращает меня обратно в настоящее. Это удар плоти по плоти. Этот ублюдок ударил Марту. Я колеблюсь, поскольку не знаю, что делать. Я могла бы пронестись по коридору, распахнуть дверь на кухню и оторвать ему голову. Или… Я напряженно думаю. Конфликт с Джеком может ухудшить положение Марты. Кроме того, могу ли я вмешиваться в их дела, живя в их доме? Где та граница, которую нельзя переходить, когда дело касается личной жизни людей, в чьем доме ты гостишь, хотя и за деньги? Потому что на самом деле это не мой дом, а их. Их пространство. Я здесь чужая.
Тем не менее я чувствую себя дерьмово из-за своего решения, когда взбираюсь по лестнице. Что такая благородная, элегантная женщина, как Марта, видит в таком грубом неандертальце, как Джек? Готова поспорить, он был сама доброта и мягкость в начале их романа, шептал ей на ушко нежности, засыпал ее подарками. А когда надел ей на палец кольцо и обосновался в ее супердорогом доме, то показал свою истинную сущность отморозка.
Я еле дотаскиваюсь до верхнего этажа. После инцидента с мышью и его кровавым финалом мне кажется, что я вижу и слышу этих маленьких серых тварей повсюду, поэтому я хочу заранее предупредить их о своем приходе. Громко стучу в дверь, топаю по полу — что-то в этом роде, — чтобы они убежали в укрытие, если у них хватает наглости тут быть. Я до сих пор сомневаюсь насчет уверений Марты, что Джек не клал мышь мне в комнату, чтобы напугать меня.
Я поворачиваю ручку и настороженно останавливаюсь на пороге, наблюдая. Кровь дико бьется у меня в венах, пока я осматриваю комнату. Кажется, все на своих местах. Никаких странных звуков. Тем не менее я с учащенным пульсом иду обыскивать каждый уголок и трещину. Выпрямляюсь с облегчением, не найдя ничего необычного. Или, как сказала бы мама, все в образцовом порядке.
Когда я иду к кровати, позади меня раздается странный рвущийся звук. Мой уровень тревоги резко вырастает до максимальной отметки. Воздух вырывается у меня из разинутого рта. Мой взгляд мечется в сторону двери. Я хочу убежать. Убраться оттуда, пока могу. Я не хочу встречаться с этим лицом к лицу — что бы там ни было.
Я очень медленно поворачиваюсь — дыхание у меня перехватило. Смотрю на пол. Хмурюсь. Там ничего нет. Шум слышен снова, он привлекает мое внимание к дальней стене под световым люком. Я быстро поднимаю взгляд. А, вот в чем проблема. Влажное пятно в форме пальца, которое раньше указывало на стену, расширилось и стало больше похоже на распростертую перепончатую руку. Влажность от дождя заставила белые обои рядом с окном отклеиться и частично отвалиться. Под ними обои бежевого цвета с узором в виде крошечного растущего вверх цветка. Такую вульгарность современные телешоу про ремонт никогда не допустят.
Чертов Джек! Разве он не мастер по ремонту? Он должен лучше всех знать, насколько разрушительной бывает вода для домов. Возможно, он надеется, что выгонит меня отсюда к тому времени, как верхний этаж начнет рушиться.
На этот раз я могу спуститься вниз и сказать об этом Марте. Нет, она не захочет видеть меня после того, что я услышала внизу.
Вместо этого я пытаюсь исправить все сама. Ну, по крайней мере, временно. Я подпрыгиваю и пытаюсь вернуть обои на место. Меня постигает постыдная неудача. Когда они снова отваливаются, ситуация становится еще хуже. Вдруг волосы у меня на затылке поднимаются: на стене какие-то черные отметины.
Я подхожу ближе. Смотрю внимательнее. Это буквы? Да, точно.
Аккуратный почерк. Черные чернила. Местами они смазались от сырости, а часть стерлась под вторым слоем обоев. Но запись достаточно понятная. Или, по крайней мере, была бы понятной, если бы была написана по-английски. Это какой-то шифр. Полагаю, правильный термин — иностранный алфавит. Не думаю, что видела его раньше, хотя в нем есть что-то знакомое. В форме и написании букв чувствуется что-то древнее.
Не работа ли это человека, который написал прощальное письмо?
Я быстро выхватываю письмо из-под подушки, где храню его рядом с шарфом. Я снова встаю лицом к стене и поднимаю письмо к глазам, чтобы сравнить тексты. Оба послания ничего мне не говорят. Я не специалист по языкам, но послание карандашом в нижней части письма выглядит так, как будто оно написано на том же языке, что и надпись на стене. Я понимаю, что текст на стене напомнил мне эту строчку в письме.
Я аккуратно сдираю до конца обои, холодные, почти мокрые на ощупь. Я не могу не затаить дыхание: текст доходит прямо до плинтуса. Я слегка отступаю назад, как делаю, когда смотрю на великое произведение искусства в галерее, чтобы хорошо рассмотреть его контуры, оттенки, цвета, фон и передний план. Я не могу оторвать глаза от этого текста. Он похож на послание заключенного, ожидающего казни в камере смертников. Вот чем эта комната стала для того безымянного человека? Камерой? Местом, где освобождение было возможно только через смерть?
Я мерзну и потею одновременно. Мне холодно и жарко. Я не могу перестать дрожать. Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к его словам… и отдергиваю ее. Что, если я случайно сотру что-нибудь из этого послания? Уничтожу жизненно важную часть истории?
Я заставляю себя отвернуться. Включить разум. Мне нужно действовать быстро. При такой силе дождя находка может исчезнуть через несколько часов. Я похожа на археолога, который в ходе раскопок наткнулся на что-то важное до приезда экскаваторов. Или скорее на детектива, на чье место преступления вот-вот посягнут.
* * *
Я снова спускаюсь. Выхожу из дома. Иду и иду под дождем, пока не дохожу до главной улицы. Около десяти минут я читаю все названия на витринах магазинов, пока не нахожу магазин хозтоваров. Ухожу вооруженная коробкой с легкой складной лестницей, клеем и цепочкой для двери. Коробку неудобно нести, но я дотаскиваю ее до дома.
Я не сразу приклеиваю обои на место — вместо этого хожу по комнате туда-сюда. Мне нужно перевести это послание. А как насчет приложений для телефона? Еще час я просматриваю всевозможные языковые приложения, но ни одно из них не подходит для моей цели.
Я знаю, что становлюсь одержимой, но ничего не могу с собой поделать. Не хочу ничего с собой делать. Я выпиваю пару таблеток, чтобы замедлить бег мыслей. Кого я могу попросить перевести текст? Кто из моих знакомых может узнать этот язык? Я прокручиваю в голове имена.
Падаю на кровать, когда понимаю, кого следует попросить.
Черт! Его я просить не хочу, но у меня нет выбора.
Глава 11
Сегодня я выбираю «Back To Black» Эми Уайнхаус, чтобы заснуть. Кружу по комнате в танце, пока в наушниках у меня громко звучит дерзкий ритм. Задыхаясь, я впитываю его, и пижама на мне натягивается, когда я машу руками и ногами во все стороны, желая, чтобы мое тело устало так, чтобы, как только моя голова коснется подушки, я погрузилась в мир пустого забвения.
Когда музыка заканчивается, я потягиваюсь и выгибаю спину, мое лицо слегка вспотело. Провожу пальцами по своей короткой стрижке. Я дрожу от изнеможения. Хорошо. Я позволяю себе слегка изогнуть губы в улыбке. Не давая усталости сбежать, я бросаюсь к двери, чтобы проверить свою новую цепочку. Проверяю ручку. Ночью я буду в безопасности.
В темноте я привязываю ногу к изножью кровати и затем падаю на спину. И жду, пока сон заявит на меня свои права. Сосредотачиваюсь на дыхании.
Раз, два, вот моя туфля.
Три, четыре, а вот дверь в квартире…
Я смотрю на надпись на стене. Она гипнотизирует меня. Я не могу отвести взгляд. У автора сильная рука. Каждая буква написана энергично, размашистыми штрихами. И такой странной формы. Зазубренные, отточенные линии. Словно лоскутное одеяло, изображенное густыми черными чернилами. Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к его вертикально вытянутой изящной красоте. И ахаю, когда оно начинает расти. Становиться большим и угрожающим. Линии вытягиваются в длинные, длинные ноги. Формы растут, превращаясь во рты с острыми зубами, которые становятся гигантскими ножами. Оно прыгает на меня со стены. Я кричу. Пробую убежать. Слишком поздно. Лезвие ударяет меня сзади. Я падаю. Агония рвет меня на части. Я умоляю о пощаде. Теперь нож — это огромная игла, которая движется к моему лицу…
Я подскакиваю в постели, задыхаясь. Пытаюсь защитить руками лицо. Ничего не происходит. Я с облегчением опускаю руки обратно. Просто еще один дерьмовый сон. По крайней мере, я все еще в комнате, а моя нога привязана к кровати.
Что-то касается моей скулы. Я инстинктивно поднимаю руку, чтобы это смахнуть. Может быть, я все придумала. В комнате стоит какой-то странный тихий раздражающий звук, который мне не нравится. Стараюсь игнорировать. Потом что-то падает мне на лоб. Что-то ползает по моим волосам. Еще что-то — внутри уха. Меня охватывает паника, я отчаянно размахиваю руками и спрыгиваю с кровати. Я кричу от боли, когда верхняя часть туловища ударяется об пол, а остальная часть меня остается на месте — нога привязана к изножью.
Я бросаюсь вперед, задыхаясь. Ягодичными мышцами толкаю себя к ножкам кровати. В отчаянии дрожащими пальцами развязываю шарф. Вскакиваю на ноги. Теперь я их слышу. Жужжание вокруг меня. Я не вижу их, поскольку стою одна в темноте. Шок удерживает меня на месте. Я кричу, когда чувствую их мельтешение у меня на лице, в волосах, в пижамных штанах.
Одна из этих тварей извивается и жужжит на моей нижней губе. Я яростно прихлопываю ее и плюю в воздух. Ненавижу ползучих тварей с их лапками, волосками и крыльями. Мой ужас растет. Мне нужно убираться отсюда. Немедленно.
Я спешу к двери и даже не думаю включать свет. Там они тоже ждут меня. Жужжат и ползают. Они что, проедают кожу?
Открой дверь. Открой чертову дверь. СЕЙЧАС ЖЕ. Я хлопаю руками по двери в поисках ручки. Нахожу ее. Поворачиваю. Ничего не происходит. Я отчаянно тяну. И снова тяну. Она не двигается с места. Почему она не открывается? Я не понимаю. Это дверь, ее функция — открываться.
Я поворачиваюсь. Прислоняю напряженную спину к двери. Ничего не поделаешь: мне придется столкнуться с ужасом в комнате.
Щелк. Я включаю свет.
Я просто не верю своим глазам.
Они роятся. У них круглые черные тельца и хаотично движущиеся крылья. Они заполонили всю комнату. Черная туча, которая носится туда-сюда. Я чувствую, как к горлу подступает отвращение. Я борюсь с рвотными позывами. Как они сюда попали? Не грязная ли это шутка от чокнутого Джека? Эта мысль и заставляет меня успокоиться. Я не сдамся, ему не обыграть меня.
Я беру себя в руки. Смотрю на дверь и вижу цепь. В панике я совсем забыла, что купила ее. Неудивительно, что дверь не открывалась. Я тянусь к ней, но тут моя рука замирает. Если я открою дверь с криком о помощи, то позволю Джеку ощутить самодовольство и радость. А я этого не хочу. Только не снова. Он увидит меня практически на коленях, умоляющую помочь. Да пошел он!
Я загоняю ужас куда-то глубоко внутрь и бесстрастно смотрю на моих новых соседей по комнате. Подозреваю, что это мерзкие падальные мухи, а это значит, что в комнате есть труп. Я не могу остановить пульсацию ледяного страха, от которого меня трясет и мурашки бегут по коже. Я знаю, что должна сделать. Я должна найти труп.
Мой взгляд мечется по комнате: я думаю, где он может быть. В комоде? В гардеробе? Под кроватью, где пряталась мышь? Под столом? Тут я замечаю, как из маленького камина вылетает несколько мух. Теперь я знаю, откуда они. Ничего не поделать. Придется столкнуться с их роем лицом к лицу.
Я не думаю об этом, просто делаю. Зажимаю рот рукой, пока их тельца бомбардируют меня, когда я стою на коленях перед камином. Снимаю с него заслонку.
Я визжу, когда оттуда выпадает мертвое тело голубя. Падаю на попу. Мухи сходят с ума. Мертвая птица представляет собой тошнотворное зрелище. Большая часть ее тела осталась без перьев, она ярко-розового цвета гнилого мяса и… полна личинок. Я снова чувствую рвотный позыв. Прикрывая рот, я с трудом встаю на ноги. Открываю световой люк, чтобы мухи могли вылететь. Потом достаю пакет из маленькой мусорной корзины. Засовываю руку внутрь. Медленно, как будто идя по канату, я приближаюсь к отвратительному тельцу голубя. Единственный способ избавиться от мух — убрать мертвое существо, которое их порождает.
Обернув руку пакетом, я бросаюсь к птице и хватаю ее. Она такая холодная. Такая мертвая. Я завязываю пакет и направляюсь к двери. Снимаю цепочку. Быстро открываю и закрываю дверь. Спускаюсь по лестнице тихими решительными шагами. Подхожу к входной двери. Выйдя на улицу, я выбрасываю голубя в его пластиковом гробу в мусорное ведро.
Я раскачиваюсь на босых ногах, чувствуя на себе дыхание ночного ветра и холод от пережитого кошмара.
Я возвращаюсь в пугающе тихий дом и меньше чем через минуту оказываюсь в своей комнате. Логически я понимаю, что разлагающиеся голуби — это обычная опасность открытых дымоходов. При таком сценарии это не имеет ничего общего с Джеком. Но внутри себя я подозреваю, что это он.
В этот момент большая часть людей собрала бы свои вещи и съехала. Позволила бы этому ублюдку Джеку обратить себя в бегство посреди ночи.
Но не я.
Я смотрю на стену с надписью.
Я не уйду.
Глава 12
Я вздрагиваю, когда на следующий день захожу в паб в Сохо. Свет там не приглушенный и теплый, а яркий и резкий — под стать оживленным молодым людям, которые составляют основную часть публики. Народу там слишком много, при этом музыка и болтовня соревнуются между собой в громкости. Я чуть не разворачиваюсь, чтобы уйти. Потом я замечаю Алекса, опирающегося на дальний конец барной стойки. Он тоже меня замечает. Я собираю в кулак решимость и напоминаю себе, почему я здесь.
Он не улыбается, как обычно. Определенно не рад меня видеть, и я не могу винить его, после того как сбежала от него в последний раз, когда наши пути пересеклись у Пэтси. Имейте в виду, это он бросил меня, а не наоборот.
Мне приходится подойти очень близко к нему, учитывая толпу вокруг.
— Как поживаешь? — я начинаю с нейтрального вопроса.
Его ответ уводит меня туда, куда я не хочу идти:
— Прости меня за то, как все закончилось между нами. Я должен был поступить иначе.