Святой из тени

– Это была ошибка. – И уходит за инеистые деревья, голые, без листьев. Идет сквозь костяной лес.

Теревант спешит за братом, проталкивается через эти кости. Должно быть, тот уже ушел в дом. В комнату, где умирает отец.

Постой, это же сон. Он не в Хайте. Он в Гвердоне. И его застрелили. Он умирает не в отцовской, в другой – полукомнате. Одна половина при полной отделке, другую не закончили строить. Странный у них монтаж.

Снаружи шум схватки. Взрывы, рубка, крик. Он должен исполнить долг до конца. Вступить в стычку. Ему надо только одно – умереть и воскреснуть. Стать неусыпным. Он читает молитву смерти, мысленно чертит руны, вырезанные на вживителях в его запястьях, у ребер, на черепе. Ну же! Он припоминает спецподготовку на такой случай, уроки от старого неусыпного ветерана в промозглом корпусе на косе Крушений.

Раз он умирает, то с ним обрывается род Эревешичей. Полноправным наследником, продолженьем семьи должен был стать Ольтик. Он породил бы следующее поколение, а потом присматривал бы за ними, обретаясь в мече. Теперь же остался один Теревант, а если он умер, то их Дому конец. Лишь живой меченосец способен справиться с полной мощью клинка. Раз он умирает, то меч навсегда станет немым.

Так как будет правильней – жить или умереть? Что нужно Империи от него в сей час?

Наверняка в Бюро предусмотрена процедура для раки, оставшейся без носителя.

– Такое случалось и прежде, – говорит Лис. Он снова в садах, спешит добраться до особняка. – Тогда рака становится собственностью Короны. – От мороза она поглубже закуталась в шинель Ольтика. – Прости, Тер.

Почему?

– Ты никогда не понимал этой игры, и все шансы были против тебя.

В Эскалинде против него тоже были все шансы, и на миг он едва не выпал из морозного сада, едва не соскочил в ужас на том окровавленном берегу, вывалился в день, когда боролся с обезумевшими богами. Когда погибли Йорас и много-много других. Но нет – ему по-прежнему снится дом.

– Так ты нашел Ванта? – спросила она на ступенях, ведущих в особняк.

Снаружи голоса. Вонь паленой плоти. Священный огонь испепеляет душу, прямо как тело Эдорика Ванта. «Кто убил Ванта?» – хочет спросить он, но с губ слетает: «Кто убил Ольтика?»

Лис всегда соображала быстрее его. Она ухмыльнулась и задала встречный вопрос:

– Кто уготовил ему смерть?

Ищи силы свыше. Деяния богов не всегда поддаются осмыслению, с точки зрения смертного. Он лежал на полу, но будто бы вознесся над Гвердоном, разглядывая все и вся с вершин его шпилей и башен.

Он протянул руку Лис. Потом вытер ладонь об китель – ведь он зажимал рану, рука должна быть в крови. Протянул снова.

– Идем со мной.

Она покачала головой:

– Это не для меня.

Отчего-то они уже в коридоре, возле отцовской комнаты. Здесь жаркий камин. С ними ухаживающий за стариком некромант – склонил голову, надвинул клобук. Тереванта как будто постепенно уносила волна – течение отодвигало его от Лис. Пахло воскурениями, долетали обрывки молитвы.

Он хотел предупредить ее: пусть не дотрагивается до меча. Но она и так знает, что нельзя трогать клинок.

Она открывает дверь, но за дверью не меч, а корона. Обожествление.

А потом снова раздается выстрел. И солнце разлетается на куски.



В какой-то миг звук выстрела из сна становится ударом церковного колокола, и тогда он взаправду слышит колокольный звон и под его перелив просыпается.

Прохладные руки прикасаются к нему. Пальцы надавливают на запястье, проверяют вживители. Теревант силится открыть глаза, но веки срослись за время сна. Он хочет дотянуться и протереть, разлепить их, но движенье рукой оборачивается новой пыткой, а потом в груди взрывается боль.

– Не двигайся, Тер. Тебя еле собрали по кусочкам. Позволь, я сама.

Какие-то звуки. Вода плещет в тазике. Мокрая тряпочка протирает глаза, лоб. Он пробует заговорить, но глотка забита слизью, а от кашля будет еще больнее.

Он застонал, и Лис прислонила чашку к его губам.

– Пей, – велела она. Это не вода – сладко и вяжет во рту. Какое-то алхимическое лекарство.

– Где? – удалось вымолвить ему. Сколько он лежал без сознания?

– Ты во дворце патроса Гвердона. Вчера вечером тебя принесли люди Синтера.

Он сумел открыть один глаз. Над ним на кровати сидела Лис в черной одежде. Комната богато обставлена, на стене старинное полотно с каким-то святым из Хранителей. Напротив – окно. Синее небо пронзают шпили одного из Соборов Победы, рядом столб черного дыма. Они на Священном холме, в восточной части города. Из окна доносились песнопения и рокот толпы.

– Ольтик, – вымолвил он, а больше ничего не смог.

– Я знаю, – сказала она. Коротко и печально улыбнулась ему. – Жаль, что ты не пожил тут с нами, когда все было спокойно, Тер. Прямо как дома, в добрые старые времена.

– Я не… – не получилось закончить. Голова упала набок, изо рта потекла кровь, пачкая белую подушку.


– Я никогда бы и не подумала на тебя, – сказала она, вытирая кровь. – Когда мы только поженились, он ушел на войну, а мне по службе попадали расширенные списки потерь из Бюро. Доставляли их рано утром. И я не спала всю ночь, пока не проверю списки и не увижу, что он не погиб. Уж в Гвердоне-то, думала я…

Она замолчала и посмотрела в окно.

– Там, снаружи, проводят очищение, – прошептала Лис. – Не патрос, те, кто пониже. Синтер и городские Хранители наносят ответный удар по сафидистам. Они взяли под контроль всех новых святых и доставили их сюда. Их уже с дюжину, но для тебя целителя не нашлось. Синтер хочет занять меня и отвлечь. – Последнее сказано с ноткой изумления, а может, и грусти. – Нас не тронут – это их внутренняя разборка. И тем и другим нужен Хайт.

– Посольство? – выдавил он.

– Тише. Отдыхай. – Она подошла к окну, расстелила кровавую тряпицу на подоконнике, словно украсила флагом. На солнце блеснуло ее обручальное кольцо. – Даэринт объявил, что Ольтика убил ты. Корона Хайта потребовала у Гвердона тебя выдать.

– Я не делал этого, – настойчиво повторил он.

– Знаю.

Он сглотнул. Выхода нет, надо спрашивать.

– Лис, это ты убила его?

Она повернулась к нему, заложив руки за спину.

– Как тебе такое в голову-то пришло? – Она не казалась оскорбленной, скорее отстраненно полюбопытствовала. Словно попыталась взглянуть на произошедшее его глазами. Ничем не выдавая себя.

– Ответь, прошу тебя. Честно. Я знаю, ты меня подставила в поезде. Ты забрала меч, чтобы соглашение Ольтика с парламентом наверняка развалилось. Так? – Он сумел полусесть на постели, повернуться и рассмотреть ее. От боли в груди казалось, что сердце выпадет тут же при любом резком движении.

– Задумку с поездом предложил Лемюэль. Он был очень рад услужить, а мой ум занимали другие проблемы. Прости меня за обман. – Она понизила голос. – Я еще дома говорила тебе, Тер, что все плохо. Бюро, Оберегаемые Дома, Корона – все напуганы. Мы проигрываем Божью войну. Империя потеряна, Тер, это уже известно всем. Сейчас речь только о спасении Старого Хайта, и для этого Короне нужно оружие и союзники. – Она вернулась к кровати. – Бюро много поколений сохраняло королевскую линию Гвердона, ожидая подходящего момента. И тут вламывается Ольтик, все крушит и растаптывает…

Может быть, виной запись в Полсотню. Может, в нем взыграла мысль, будто бы он должен меня обставить. Да, он задумал великий договор, но у нас нет сил оборонять и Гвердон, и Хайт. Мне пришлось подточить его замысел. Я старалась действовать мягко – насколько могла. Но я не убивала его. И не знаю, кто это сделал. Будь я тогда в посольстве, меня бы тоже убили. А здесь меня защитят – вот почему я не вернулась, когда он умер. – Ее бесстрастная маска немного приспала, в голосе послышался страх. Или она приспустила ее? Сколько в ней от Лис, а сколько от мастерской выучки Бюро?

– А что насчет Эдорика Ванта?

– Я узнала, что случилось, перед тем, как приехать к тебе в поместье. Ванта убил сумасшедший святой – один из сафидистов окончательно съехал и пошел вразнос. Нельзя было провалить план Бюро по возведению Беррика на трон из-за какого-то святого полудурка – а если бы Ольтик узнал, что его сотрудник убит нашими новыми союзниками, то все бы разнес к чертям. Он бы пошел в парламент, устроил бы выволочку перед Домами… знаешь сам, какой он бывал шумный. Нам требовалось скрыть участие Хранителей в смерти Ванта. И Ольтика не убедили бы ни я, ни Лем. Нужен был кто-то проверенный. Им пришлось стать тебе.

– Ты меня использовала. – Хоть он об этом и подозревал, подтверждение факта отозвалось тошнотой в желудке. Стыд в разных вариациях охватил его – стыдно служить болванчиком для Лис, стыдно ненарочно предать Ольтика, стыдно за собственную глупость… и стыдно за возникшее желание простить ее как можно быстрее.

– Я обязана отделять важное от личного, – ответила она. – Первым делом задание. – Она покачала головой. – Отдел Иноземных верований предупреждал нас о том, что возвращение короля усилит Хранимых Богов, но Синтер заявил, что сможет удержать их поводья. Их боги полные кретины, Тер, а святые – безумцы. Нам предстоит пройти еще через многое.

Она замолчала.

– Можно, я кое-что тебе расскажу?

– Давай.

– Ты поступил в Бюро. Близко к нижней проходной отметке, но экзамены выдержал.

Даже по прошествии стольких лет удар пришелся под дых. Он снова за черной дверью, не может понять, как и на чем провалился. Оступился и шлепнулся в сливную яму.

– Как?

– Ольтик написал и попросил меня убедить Бюро тебе отказать. Он хотел видеть тебя при себе.

Здоровенный комок хохота пополам со слезами рвался у него из груди – но и то и другое слишком больно выпускать наружу. Он откинулся на постели и смотрел в потолок, пока мир тихо вращался вокруг. Минувшее десятилетие разматывалось в обратном порядке, годы текли назад, как поезд без тормозов. Катились под откос.

– А теперь послушай меня, Тер. Твоей прежней жизни больше нет. Тебя обвиняют в гибели Ольтика, значит… – Лис прислушалась, плотней запахнула платье и присела на подоконник в непринужденной позе. Теревант тужился приподняться. Ему о стольком еще надо спросить, столько сказать самому – но она пальцем показала утихнуть, а секундой позже в дверь постучали.

Два почетных стража Хранителей вошли, обтерев притолоку плюмажами шлемов. Позади стоял третий с плетеным креслом-каталкой.

– Его величество желает поговорить со старшим Эревешичем.

Лис выпрямилась.

– Конечно. Одну минуту, и мы…

– С Эревешичем с глазу на глаз, миледи.

– Как будет угодно. – Лис помогла Тереванту выбраться из постели, прошептав на ухо: – Положись на Бюро.



Ранее дворец патроса казался скромным в тени могучих Соборов Победы, обступивших его с трех сторон. Ни мрамора, ни позолоты, кроме как на стене, выходящей на соборную площадь, откуда патрос обращался к пастве с балкончика.

А вот когда стражи катили коляску по мраморным коридорам с золотыми и серебряными изваяниями, до Тереванта дошла скрытая мощь громады дворца – сотканного единым полотном вместе с городом или же погруженного в каменные недра Священного холма. Просторные залы притихли, лишь журчала толпа за стенами на площади. Чернорясые жрецы и служители исчезали, стоило стражам только приблизиться к ним. Это напомнило Тереванту заморские поселения Хайта. Во дворце витал дух, как в захваченном городе, где местный люд растворялся в воздухе на глазах неусыпных и тут же воплощался обратно у них за спиной, насмешливо скалился, замышлял непокорство. Обменивался знаками богов-изгнанников.

Одна дверь по дороге была приоткрыта, и Теревант углядел трех старух, по обряду снимавших с тела священника Хранителей кровавую рясу. Синтер сосредоточивал власть в своих руках.

Они подошли к массивным двойным створкам с печатями патроса и знаками Святого Шторма. Неподвижно, как неусыпные, здесь стояли другие стражи. Двери были не заперты, обереги не взведены, и они прошествовали прямо во внутреннюю обитель. Впереди высились другие равноогромные двери, но вместо них его завели в небольшую боковую комнатку. Рабочий кабинетик с потертыми креслами и шкафами, где на полках теснились пожелтевшие книги. Единственное узкое окно выглядывало на Университетский округ.