Священная ложь

Только здесь я начинаю сознавать, как много от меня скрывали в Общине. Я слышу разговоры других девочек и понимаю, что в свои более юные годы они знают о жизни гораздо больше меня. Пока я изучала, как теленок становится коровой, а семена под землей прорастают в картофель, они разгадывали тайны собственного тела.

В Общине говорить на эту тему было не принято. Не видели особой нужды. Мальчики и девочки не знали, что скрывается друг у друга под плотными одеждами, а события после первой брачной ночи откладывались в памяти лишь глухими стонами сквозь тонкие стены, когда отец спал с одной из своих жен. Звуками, которых мы не понимали, но всячески старались заглушить.

Сегодня девчонки хихикают, потому что вместо обычных уроков чтения им предстоит занятие по половому воспитанию.

– Миссис Нью крутит нам в столовой древнее видео, – говорит Энджел, прежде чем уйти. – Скукота одна. Ничего такого, чего мы уже не знали бы по собственному опыту.

Я киваю, но щеки все равно вспыхивают. Мне очень сильно хочется пойти с ними. Наверное, если попросить Бенни, она меня все-таки пустит, потому что срок моего наказания практически подошел к концу. Однако я в жизни не осмелюсь заговорить на эту тему, даже с ней.

Поэтому сижу одна в тюремном блоке, бестолково шаря глазами по строчкам книги. Она в синей обложке, и страницы под моими культями кажутся мягкими, совсем как перья.

Книга прекрасна. Прямо-таки невозможное чудо.

– Эй!

Я поднимаю голову. Возле дверей камеры стоит мисс Бейли.

– Можно войти? – спрашивает та.

– Разумеется, – говорю я.

Она глядит в конец коридора и кивает охраннице. Дверь с лязгом отъезжает в сторону.

Мисс Бейли поправляет розовый кардиган и садится на край моей койки.

– Ты пропускаешь самое интересное там, внизу.

– Я пока отстранена от занятий.

Она задумчиво склоняет голову и указывает на книгу у меня в руках.

– Что читаешь?

С синей обложки смотрит обветренное женское лицо.

– Попросила Энджел принести какую-нибудь книгу из библиотеки. Это стихи.

– И как, все понимаешь?

– Не очень.

Мисс Бейли снова кивает.

– Знаешь, это одна из моих любимых книг. Помочь тебе с ней?

Я соглашаюсь, и она поднимает с пола сумку и выкладывает на матрас стопку книг и тетрадок.

– Вот, захватила с собой на всякий случай.

Мисс Бейли берет одну из тетрадей со спиральным корешком и открывает ее на странице, где отпечатаны гигантские буквы. Проводит пальцем по строчкам и четко, во весь голос называет каждую.

Я повторяю вслед за ней:

– М-м-м.

– О-о-о.

– Х-х.

И звуки вдруг складываются в слова. М-м-о-о-о-х звучит совсем как «мох». «Д-д-у-у-у-б» превращается в «дуб». Я невольно улыбаюсь. До чего же здорово вновь открывать для себя звуки, особенно здесь – в месте, полном бетона и железа. Я читаю слова, и в камере расцветает лес, пахнет землей, а сквозь сосновые ветки пробивается солнце, принося с собой ощущение, что я больше никогда не буду одна.





Глава 29




– Я никогда не бывала в Диснейленде, – говорит Энджел.


Она сидит, скрестив ноги, на полу возле моей койки и поигрывает с черными пластиковыми бусинами на концах косичек.

– Так нечестно, – отвечаю я.

– Это еще почему?

– Потому что я, разумеется, тоже не бывала в Диснейленде. Я за всю свою жизнь вообще побывала только в четырех местах.

Мы с Энджел играем в одну игру, знакомую ей по школе. Если б я ездила в Диснейленд, то должна была выпить из чашки с водой. Тот, кто первый побежит писать, – проиграл. Энджел говорит, с водой не так интересно, как с другими напитками, но тоже пойдет.

– Ладно, – Энджел кивает. – Я никогда не знала… настоящего отца.

Я смеюсь.

– Если бы!

Поднимаю культями чашку с пола и вливаю в рот воду.

– Я НИКОГДА НЕ ЦЕЛОВАЛАСЬ С ДЕВЧОНКОЙ, – доносится из коридора вопль.

– Рашида, ты с нами не играешь! – кричит в ответ Энджел.

– А почему нет? – отзывается та. Ее камера этажом ниже нашей. – Трейси у врача, а Венди со мной не разговаривает, потому что я продала ее «Скиттл». Мне больше не с кем играть.

Энджел хмыкает.

– Ладно, твоя взяла… Но сейчас очередь Минноу.

– Эй, а кто-нибудь выпил? – спрашивает Рашида. – Целовались вы с девчонками или как?

– Иди сама глянь, – предлагает Энджел.

Я слышу, как Рашида швыряет пластиковый стаканчик в стену, и кто-то из охранниц сердито ее одергивает.

– Я никогда не стреляла из пистолета, – тихо говорю я.

Энджел прекращает улыбаться, поднимает чашку и пьет.

– Кстати, – произносит она вдруг, – вспомнила про генетику…

– Какая связь между пистолетом и генетикой? – удивляюсь я.

– Энджел, кому нужна твоя заумная хрень? – доносится опять голос Рашиды.

– Рашида, почему бы тебе не хлебнуть шампуня и не заткнуться? – орет ей в ответ Энджел. – Так вот, генетика… Ты ведь знаешь, что мы унаследовали многие черты от предков? Этот процесс обычно занимает тысячи лет, но иногда все происходит гораздо быстрее – некоторые повадки ты заимствуешь у родителей. Мама, например, научила меня стрелять из пистолета и срать на чужое мнение. Вот и все, чем я ей обязана… А, нет, еще она рассказывала, как выветрить мет из одежды, чтобы не воняло… А отца я совсем не знала. Вроде он был каким-то мелким бандитом, с которым она переспала в обмен на сигарету… В общем, мне, наверное, повезло. Я могла сама решать, кто из меня вырастет. В то время как большинство девчонок здесь привыкли извиняться за каждый свой шаг. Это буквально прописано у них в генах. Что ни скажут – то «извините», да «простите», да «я не хотела»…

Энджел глядит на меня и, наверное, думает, что я тоже из таких. Даже не потеряй я руки, вряд ли отважилась бы выстрелить из пистолета – хотя бы потому, что это очень шумно.

– А как понять, – спрашиваю я, – что правильно, а что нет?

Энджел сердито морщится.

– И что тут можно не понять?

Я молча опускаю голову.

– Приведи пример, – настаивает она.

– Пророк рассказывал нам разные истории… Чтобы запугать.

– Какие, например?

– Тебе правда интересно?

– Развлеки меня.

– Ладно, – говорю я, копаясь в воспоминаниях. – Как-то зимой, когда мне исполнилось пятнадцать, под вечер, уже совсем стемнело, а я стояла на берегу пруда и шилом колола лед, чтобы набрать воды и устроить стирку…

Пальцы вконец посинели. Это была работа на весь день – ломать лед, таскать по одному ведру за раз; а те текли, и принести надо было штук восемь, если не десять. Причем, разумеется, в одиночку, без посторонней помощи.

И вдруг в тишине раздался лязг. Я выронила шило и бросилась бежать в Общину, не замечая, как больно хрустят коленки и кровоточат исцарапанные пальцы. Когда я подоспела, во дворе уже толпились люди, одетые в синее. Констанс, уставившись на меня ледяными глазами, тут же вцепилась мне в руку.

На крыльце стоял Пророк, трезвонил в висевший там колокол и широко, даже свирепо улыбался.