Светлая печаль Авы Лавендер

– Мы так никогда раньше не делали, – сказала она, складывая мятые купюры в стопку, чтобы снова приняться за подсчет.

– Вот этого мы тоже никогда не делали. – Эмильен сняла с запястья кожаный ремешок с ключами и положила на прилавок перед Вильгельминой. – Открываешь ты.

Вильгельмина удивленно подняла глаза, но со счета не сбилась. Эмильен видела, как число буквально пляшет у нее на кончике языке. Она потрепала Вильгельмину по плечу.

– Я – домой, – объявила она, одним величественным движением стянув с себя фартук и шлепнув его на прилавок рядом с ключами.

– Пешком ты в такой дождь домой не пойдешь. Роуи тебя отвезет. – Пенелопа махнула в сторону задней двери, где ждал ее сын.

– Нет. Я и так дойду, – возразила Эмильен. Навес над дверью громко трещал – ветер бился о материю.

– Нам все равно надо все приготовить на завтра, – сказала Вильгельмина. – Поезжай с Роуи. Кто-нибудь с праздника отвезет домой и нас с Пенелопой.

Эмильен взяла Роуи под руку. Они вместе направились к грузовичку. Рене шел следом.

Каждый шаг отзывался болью в суставах. Эмильен надеялась, что Роуи не заметил, как сильно она нуждается в помощи. А если заметил, то виду не подал. За это она его уважала.

– Эк-кипаж подан, – сказал он, эффектным жестом открывая пассажирскую дверь грузовичка.

Он еще и забавный.

– Вот бы моя внучка в тебя влюбилась, – сказала она, но тут же пожалела, потому что он залился краской. – Прости, – извинилась она. – Не знаю, что на меня нашло. – Она старалась не обращать внимания на жуткую тень Рене сзади.

– Вильгельмина считает, что это все воздействие солнцестояния, – проговорил Роуи.

Эмильен улыбнулась.

Они ехали молча, слушая, как дождь бьет по крыше старенького «Дивко». Парень остановился в конце подъездной дорожки Лавендеров и довел Эмильен до самой двери. Из прихожей Эмильен видела, как он осторожно съехал по скользкому склону. Она повернула голову и посмотрела прямо на Рене.

– Вот бы он влюбился в мою внучку, – сказала она.





Глава двадцать вторая




Дом Гриффитов оказался совсем не таким, каким Вивиан его знала, что напомнило ей то, как быстро изменился мир и как, если уж на то пошло, незначительна она сама. Ей казалось несправедливым, что ее жизнь и бесполезна, и тяжела. Было бы достаточно чего-то одного.

Порыв холодного ветра вперемежку с дождем раздувал полы ее пальто. Ей и горничной пришлось приложить все силы, чтобы приоткрыть дверь, и только тогда Вивиан проскользнула внутрь.

– Ох, прямо настоящая буря, да? – спросила горничная, забирая у Вивиан пальто.

Кивнув, Вивиан смотрела, как ее насквозь промокшее красное пальто аккуратно вешают в стенной шкаф рядом с несколькими норковыми палантинами и муфтой из меха шиншиллы. Горничная любезно предложила Вивиан коробку с салфетками. Та воспользовалась ими, чтобы вытереть лицо и волосы. Если до этого на голове не было гнезда, то теперь наверняка.

Когда она закончила вытираться, горничная услужливо кивнула:

– Проходите, пожалуйста, сюда.

Вивиан шла за горничной по дому. Исчезли тесные комнаты, прогнившие половицы, развалившийся камин. Теперь это была сама изысканность: утопленная в пол гостиная, бар, огромный телевизор. Исчезли детали, которые делали дом домом: плошки с ароматической смесью, кружевные занавески, которые Беатрис Гриффит каждую весну стирала вручную в золе колючего дрока. Не было даже семейных фотографий. Дом выглядел словно картинка из каталога.

Горничная оставила Вивиан ждать в кухне, полной блестящих электрических приборов, в том числе таких, которые Вивиан никогда в жизни не видела. Поверхность кухонной стойки была несуразного зеленого цвета. Большая дверь-окно выходила во двор. Посмотрев туда, Вивиан заметила бассейн прямо на том месте, которое когда-то вело к разгадке тайны Тутанхамона. Капли дождя яростно отскакивали от поверхности воды.

На одной стороне кухни стоял овальный хромированный стол. Во главе стола на виниловом стуле цвета морской волны сидел Генри, с неистовством заканчивающий карту района. Рядом были разложены еще восемь карт. Труве, дремавший у его ног, при виде Вивиан поднял свою большую голову и застучал мокрым хвостом по полу, разбрызгивая грязь по стене.

Она услышала за спиной его шаги.

– Здóрово у него эти карты получаются, а? – сказал он.

Вивиан обернулась. Хотя галстук был развязан, костюм выглядел безупречно: чистый и с отутюженными складками, ни одной оторванной пуговицы или торчащей ниточки. Кто этот незнакомец?

– А ты знаешь, что одного из самых выдающихся американских картографов начала девятнадцатого века тоже звали Генри? Генри Шенк Таннер.

– Это ты где-то прочитал? – тихо спросила она.

– Наверное. – Он самодовольно улыбнулся, вдруг показавшись ей заносчивым.

Затем он снял пиджак и невозмутимо повесил его на спинку стула. Вивиан было любопытно, сам ли он каждый вечер чистит ботинки и полирует дорогие запонки или кто-то делает это за него.

– Я подобрал его на Финни-ридж. Даже представить не могу, куда он направлялся, да еще в такую погоду. – Он пожал плечами. – Решил забрать его и позвонить тебе.


Для Джека Гриффита пятнадцать лет не прошли бесследно – на висках серебрилась седина, – но ее поразило не это. Не безликий дом и нелепые красные в белую полоску подтяжки у него под пиджаком. Ее поразило то, что он, похоже, не может смотреть ей в глаза.

– Рад тебя видеть, Вивиан, – произнес он, и Вивиан услышала в этих словах попытку прозвучать небрежно.

Она много раз представляла себе эту минуту. Она молилась и страстно желала вновь его увидеть, и вот теперь, когда у нее появилась эта возможность, она не знала, что говорить. Ей было странно. Он был странный. Другой.

Мама кивнула и прочистила горло.

– Да. Спасибо, что забрал его, – пробормотала она и начала собирать раскиданные по столу карты. – Мы уйдем буквально через минуту.

Она увидела боковым зрением, как помрачнело лицо Джека.

– Зачем же сразу уходить? – быстро проговорил он. – Я могу попросить Риту что-нибудь вам приготовить. Не вопрос. – Он подошел к ней сзади и встал так близко, что мыски его ботинок чуть касались ее каблуков. – Как же я рад тебя видеть. – Его голос дрогнул.

Вивиан обернулась. Он расплылся в улыбке, обнажая щелку между зубами, которая преследовала Вивиан во сне.

– Послушай, я… – Он замолчал. Потом указал на Генри. – Он мой, да?

Вивиан застыла, потом кивнула. Да. Он – его. И она, если уж на то пошло. Собственно, целых пятнадцать лет она была его.

– Господи, Вивиан! – воскликнул Джек. – У меня сын. Ты даже не представляешь, как это замечательно! – Он протянул руку, чтобы потрепать Генри по волосам. Генри скривил гримасу и отстранился. – Похож на меня как две капли воды, правда ведь?

– Он не любит, когда до него дотрагиваются, – мягко объяснила Вивиан.

Кажется, Джек ее не слышал. Внезапно повернувшись, он взял в ладони ее лицо.

– Я все время о тебе думаю. Поверь мне. Я думаю о тебе каждый день. – От его прикосновения лицо Вивиан покрылось дивным розовым румянцем. Она прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, с восторгом обнаружив, что он по-прежнему пах мылом и «Тертл Вакс».

– Меня никто никогда не любил так, как ты, Виви. И думать, что тебе пришлось растить нашего сына одной…

Виви? Вивиан резко подняла голову. Только один человек называл ее Виви – Гейб. Данное Гейбом ей, только ей, прозвище в устах Джека выбивало из колеи. Подкрадывались мучительные сомнения. Она старалась не обращать на них внимания.

– Я была не совсем одна, – тихо ответила Вивиан, раздраженная тем, что вдруг думает о Гейбе, когда в эту самую минуту перед ней стоит Джек. О Гейбе с его добрыми глазами, сильными руками, с его непоколебимой…

– Но меня-то не было. – Джек приник лбом к ее лбу.

«Почему я раньше этого не замечала? – думала она. – Гейб меня любит».

– Я могу тебе помогать, – хвастался Джек. – Оглянись. Я могу дать тебе все, что нужно!

Она посмотрела на Генри. Как смешно. Генри так похож на Джека, но, когда она смотрела на сына, в голову приходил другой человек, Гейб: Гейб помогает Генри забраться в машину перед одной из их совместных поездок; Гейб и Генри гонятся за дурацкой летучей мышью; Гейб смущенно смотрит на нее, впервые взяв Генри на руки пятнадцать лет назад.

– Ты сможешь меня простить?

Вивиан вздохнула, закрыла глаза. Конечно, она могла бы его простить и наверняка жить счастливо до конца дней…

– В определенном смысле мы даже можем быть семьей, – добавил он.

Вивиан открыла глаза.

– Как это «в определенном смысле»?

Джек обвел рукой окружающее пространство.

– Посмотри, чего я добился в жизни! Наконец-то стал в этом городе важной персоной. Ты же не хочешь, чтобы я от всего этого отступился?

Вивиан сощурила глаза.

– Неужели ты по-прежнему жаждешь добиться одобрения отца? Джек, его уже столько лет нет с нами!

– Это к делу не относится, – огрызнулся Джек. – Те, кто никогда отца не уважал, теперь уважают меня, спрашивают моего мнения. И я не собираюсь просто так отказаться от всего этого, чтобы сблизиться с…

Вивиан вздрогнула в ожидании старого мерзкого выражения.

Джек провел ладонью по вспотевшему от досады лицу.

– Слушай, прости за прямоту. Но, черт возьми, Вивиан, ты-то, в отличие от остальных, должна понять.

Вивиан помогла Генри надеть плащ, и они не спеша покинули величественный дом; Труве бежал следом. Свое красное пальто она забыла на вешалке в стенном шкафу.

В машине она обернула Генри в два колючих одеяла, которые нашла под сиденьем. Третьим она вытерла Труве. Одеяла отдавали затхлостью, но ни Генри, ни Труве, кажется, не возражали. Она повернула ключ, пикап фыркнул, охнул и умер.

И тогда до нее дошло. Она поняла. В отношении Джека она могла утверждать, что поняла все до конца. Дом после ремонта. С бассейном во дворе. И его экстравагантная дорогая одежда. Многое изменилось. Но, несмотря на это, Джек не изменился совсем. Осознав это, мама рассмеялась. Она смеялась.