Судьба по книге перемен

Лёля продолжала её тянуть и толкать.

– А чего, дом опять нараспашку?

– Ну, ясное дело! Как всегда!

Лёля молниеносно распахнула какую-то дверь, втолкнула Маню, следом ворвалась сама, и они замерли, стараясь не дышать. Маня сжимала Вольке пасть, чтоб нечаянно не гавкнул.

– Не, никого.

– Запри и пойдём.

Человек снаружи дёргал рамы, видимо, проверял окна.

Если ему придёт в голову подёргать ещё и двери – всё пропало.

Шаги всё ближе. Тишина. Опять шаги. Вот что-то загремело. Тишина.

Пот заливал Мане глаза и капал на Вольку.

Опять шаги – теперь они явно удалялись.

Вот стукнула дверь, и с улицы приглушенно закричали:

– Я ещё там посмотрю и приду!

– Давай!

Маня с Лёлей переглянулись.

Лёля дышала прерывисто, как Волька. Маня перехватила трость поудобнее, привалилась к стене и огляделась.

– Вот ты молодец, – от души похвалила Маня Лёлю. – Слепая, а дверь заметила!

– У меня ребёнок, – сказала Лёля. – Я не хочу, чтоб меня посадили в тюрьму, мне нельзя. Как мы теперь будем выбираться?

Маня осторожно выглянула.

– Через подвал, как я в прошлый раз. А потом обратно в дырку в заборе!

– Они нас увидят, Маня! Уже заметили! Это просто случайность, что мы успели… спрятаться.

– Жаль, что мы не видели никого из них, – посетовала Маня. – Вдруг это те самые, что на тебя напали!

– Маня, я боюсь.

– Поздно бояться, Лёля. Нужно выбираться. Пойдём, я знаю, где лестница!

Поминутно оглядываясь и замирая, они спустились в подвал, где всё было Мане знакомо и памятно. Писательница подволокла к стиральной машине большой пластмассовый таз и велела Лёле лезть на него и открывать шпингалеты.

Когда окно распахнулось и перед носом у Лёли оказалась серая садовая плитка, Маня сказала, что она должна вылезти и принять Вольку.

Лёля вылезла довольно ловко, и Маня пропихнула собаку ей в руки.

Дальше дело пошло хуже.

Маня изо всех сил старалась забраться, но было так больно, что глаза лезли на лоб – на самом деле. После каждой попытки приходилось прижимать глаза ладонями и переводить дыхание, чтобы немного прийти в себя.

Лёля, стоя на четвереньках и придерживая Вольку одной рукой, заглядывала в подвал.

– Давай я спущусь и буду тебя тянуть.

– У нас разные весовые категории, – выговорила Маня солёными от слез и пота губами. – Отодвинься, я ещё раз попробую!..

Она сунула Лёле в руки трость и велела держать её как следует, навалилась на многострадальную стиральную машину, втащила ногу и кое-как забралась.

Теперь предстояло выбраться в окно.

Маня лезла долго, обливаясь слезами и скуля, но всё же в конце концов ухватилась за трость, навалилась животом на подоконник и вылезла!

Лёля почти лежала на плитке, упиралась ногами, но трость не выпустила.

– Теперь туда, в кусты!


Обдираясь и царапая руки и колени, они проползли кустами, продрались в дырку в заборе и насколько могли проворно, то и дело оглядываясь и прислушиваясь в ожидании погони, зашагали в сторону леса.

Обе молчали.

Волька бежал рядом, не отставая и не удаляясь.

Наконец Лёля остановилась.

– Больше я с тобой никогда и никуда не пойду! – в сердцах начала она. – Ты хоть понимаешь, что мы еле спаслись?!

– Для подруги из города Калач ты действовала очень решительно и разумно, – тяжело дыша, похвалила Маня.

– Маня, ты развлекаешься, а я рисковать не могу! У меня Марфа! Всё! Достаточно! Я сейчас же еду в отделение!..

– Конечно-конечно, – тут же согласилась Маня. – Только стоит для начала помыться и переодеться. Так неприлично.

Лёля осмотрела себя, и лицо у неё изменилось – стало почти детским и жалобным, как у девочки, которая случайно запачкала новое платье и теперь мама будет ругать!..

Футболка в серой пыли, на джинсах неаппетитные бурые пятна, должно быть, от упавших ягод смородины, которые они раздавили, когда ползали под кустами.

– Пойдём к Полине, она нас довезет до «Астории».

– Да какая разница? – Лёля горестно махнула рукой. – В «Астории» у меня больше ничего нет, не во что переодеваться!..

Но Маня уже всё придумала.

Полина, то охая, то смеясь, усадила их в машину и привезла на Невский, к тому самому магазину, где Маня спасалась от питерского урагана.

– Нет, – сказала Лёля, как только поняла, что задумала Маня. – Нет, я этого не переживу. Я не пойду туда! Я не хочу!

Но от Мани и ее заботы, немного тяжеловесной и душной, как овчинный дедушкин тулуп, отвязаться было невозможно.

– А вот и мы! – провозгласила писательница Марина Покровская особым жизнерадостно-светским тоном с порога магазина. Этот тон удивительно ей не шёл и делал каким-то другим человеком, которого Лёля не знала и никогда раньше не видела. – Светланочка, добрый день! Здравствуйте, все!

Управляющая, сияя улыбкой, вышла навстречу и захлопотала насчёт кофе и пирожных. Волька брякнулся на ковёр, раскинул лапы и зажмурился в полном блаженстве.

Лёля, сжав губы, смотрела в пол. Лицо у неё было напряжённым.

– Мариночка, что случилось? Вы опять шли пешком от самого Кронштадта?

– Мы работали в огороде, – объяснила Маня. – Пропалывали смородину! Нам нужно переодеться, а то нас задержат на улице как подозрительных.

– Ну, конечно, конечно же! У нас как раз пришла новая поставка! Может быть, опять платье, Мариночка?

Маня задрала штанину «Чёрное море» и показала ногу-бревно.

– Ничего не выйдет, – сказала она. – Такую красоту нужно хорошенько прятать. Я упала с лестницы.

– Боже мой! – всплеснула руками управляющая. – Марина, да что же с вами такое?! Всё время какие-то истории.

– Писателям полагается то и дело попадать в истории, Светлана!

Маня болтала с ней, время от времени зорко поглядывая на Лёлю. Та превратилась в ту самую Ольгу Александровну, которая приходила к тёте Эмилии и часами сидела на кушетке, не шевелясь, не читая и не глядя в телефон.

Когда подошла продавщица и спросила, чего бы ей, Лёле, хотелось, та холодно ответила, что ничего не нужно.

Маня моментально вмешалась:

– Льняные брюки, жакетик. Какую-нибудь рубашку. Вот на сейчас, на тепло!

– Мне ничего не нужно, – сквозь зубы повторила Лёля.

– У тебя же ничего больше нет, – возразила Маня, – всю нашу одежду сегодня придётся отдавать в стирку. Ты голая будешь сидеть? В халате?

Лёля за руку утащила Маню за вешалки, к сияющему стеклу, выходившему на залитый солнечным светом весёлый Невский проспект.

– Маня, – очень твёрдо произнесла она. – Я никогда в жизни не надену ничего из этого магазина! Ты не понимаешь!.. Это же… неприлично, стыдно! Вещи не могут столько стоить, не должны, это позор! Половина моей зарплаты за какую-то… дерьмовую кофтёнку?!

– Я сама заплачу.

– Сама заплатишь, сама и будешь носить, – отрезала Лёля. – Если тебе некуда девать деньги, отдай тем, кому они на самом деле нужны.

Маня разозлилась.

– Я деньги зарабатываю, а не нахожу на улице! И наследства мне никто не оставлял.