Судьба непринятой пройдет

– Не хорошо, – повторила Агата охрипшим от пережитых эмоций и чувств голосом, – меня нет, я растворилась. – Она все смотрела ему в глаза, и вторая, не удержавшаяся слезинка сорвалась с уголка глаза и покатилась по ее виску. – Это было так великолепно… потрясающе…

– Да, – помолчав, согласился он, повторив за ней прочувствованным тихим голосом: – Потрясающе…

И, придвинувшись, поцеловал благодарным коротким поцелуем, уже без страсти и накала. Глубоко вздохнув, прижался щекой к ее лбу и повторил:

– Потрясающе великолепно.

Они замерли в этом тонком моменте, когда не нужны больше никакие слова, когда два человека настолько тонко чувствуют, разделяют душевные вибрации и эмоции друг друга, что, кажется, общаются на других уровнях, пусть немного, но все же повыше только физиологического и материального…

И на какой-то краткий момент оба почувствовали вдруг поразительную настроенность друг на друга, удивительное созвучие их настроений и чувств и теплую, спокойную радость.

Игорь протяжно-глубоко вдохнул, резко выдохнул, нехотя обрывая это странное мистическое созвучие, переключаясь на обыденную, плоскую, но насущную реальность.

– А вот теперь точно пора вставать, – с явно читаемым сожалением в голосе произнес он. – И, наверное, даже и поторопиться.

– Да, – согласилась Агата и легко рассмеялась. – Только, если можно, все-таки не бегом. А то я вчера столько набегалась, что себя уже зашибись какой физкультурницей чувствую.

– Тогда ты первая в душ, – приподнявшись над ней, распорядился Игорь и усмехнулся: – И можно не бегом, но поспешая.

«Поспешая» стало основным девизом их сборов. Поскольку они, скажем так, несколько увлеклись занятиями любовью, забыв про время, то душ оба принимали на скоростной перемотке: быстро-быстро, мазнулся мыльцем, сполоснулся и выскочил из кабинки.

Агаша, не особая любительница разрисовывать лицо, в большинстве случаев вполне обходясь своим натуральным видом, про косметику даже не вспомнила, складывая вещички в дорожную сумку, разве что волосы расчесала, собрала в конский хвост, поддув выбившиеся короткие пряди, вот и все сборы – все, готова!

Они успели сдать номер, заказать такси и приехать в аэропорт за сорок минут до вылета рейса Игоря.

– Может, по кофейку? – предложил он, когда прошли через контроль в зону вылета.

– Давай, – согласилась Агата.

Последний раз они обменялись даже не фразами, а словами в номере гостиницы – Игорь спросил:

– Готова?

Агата ответила:

– Да.

И все. Молчали, пока ехали в лифте, сдавали номер и он заказывал такси, а когда сели в машину, каждый взялся за свой телефон, разговаривая с теми, кто их ждет, сообщая время вылета-прилета, уточняя детали – встретят или не встретят. И на регистрации молчали.

И вот взяли кофе и сели за столик, друг напротив друга.

И оказалось, это единственное время и самая последняя возможность сказать какие-то слова, может, что-то пообещать, о чем-то договориться, пусть даже красиво наврать бодрым фальшивым тоном или искренне поблагодарить друг друга за прекрасный секс – ну хоть что-то, соответствующее моменту, принятое в случаях расставания двух мимолетно знакомых людей, которые провели ночь вместе.

Но они молчали, смотрели друг на друга и молчали.

Оба чувствовали и знали, что ничего больше не будет – не будет встречи в будущем, обмена координатами и номерами телефонов, не будет звонков… Хотя бы одного звонка, пока они все еще находятся под властью пережитых ярких ощущений, эмоций и сильного притяжения друг к другу, – хотя бы для того, чтобы еще раз услышать голос, который непременно вызовет горячую волну воспоминаний, жаром полыхнувшую в теле… Нет, не будет звонка и никакого продолжения тоже не будет.

– Я забыла отдать тебе деньги за номер, – вспомнила Агата и полезла в сумочку за кошельком.

– Агат, – остановил ее Игорь с легким, но отчетливо читаемым нажимом.

– Это неправильно, – возразила она, но копаться в сумочке перестала.

Он ничего не ответил, решив, видимо, что настолько очевидные вещи не стоит даже обсуждать.

Пропели предварительной трелью динамики громкого оповещения, и дежурная объявила начавшуюся посадку на рейс Игоря.

– Иди, – сказала Агата, чтобы не продлевать этот их молчаливый диалог.

– Да, – согласился он.

Двумя глотками допил кофе, поставил чашку на блюдце и поднялся со стула. И вдруг шагнул к ней, подхватил с места, прижал к себе, и они замерли в прощальных, благодарных объятиях, наполненных смыслом и искренностью чувств, на какой-то короткий момент, растянувшийся для них во времени.

– Береги себя, – сказал он, чуть отстранившись, но не выпуская ее из рук.

– Да, – пообещала Агата, и предательские слезы рванули к глазам.

Он наклонился, поцеловал ее коротко в губы, снова отстранился и попросил:

– И будь обязательно счастлива.

– И ты, – отозвалась Агаша, изо всех сил сдерживая рвущиеся предательские слезы, и повторила: – И ты.


Он поцеловал ее в висок, в лоб с благодарной, прощальной нежностью, отпустил, подхватил свою небольшую дорожную сумку и, не говоря больше ничего, пошел к выходу из кафе.

Не обернулся и не махнул ей рукой, растворившись в толпе.

Агата не очень помнила, как дотянула до того момента, когда заняла свое кресло у иллюминатора в самолете, переполненная эмоциями. Перед ней все стояло лицо Игоря в момент прощания, слышались его слова, и что-то непроизвольно, неконтролируемо сжималось внутри, и приходилось постоянно удерживать слезы.

И как только она заняла свое место в салоне, сразу же воткнула в уши пару пластмассовых «запятых» беспроводных наушников, не собираясь ничего слушать, просто отгораживаясь от всего мира, закрыла глаза и откинула голову на подголовник.

По-хорошему, поспать бы надо хоть немного.

Да какое тут поспать?!

Когда всеми мыслями, чувствами, ощущениями она все еще там, с ним, а тело, немного постанывая от нагрузки, продолжает звенеть и вибрировать каждой клеточкой от пережитых эмоций и невероятных впечатлений. А перед мысленным взором все проносятся выхваченные из памяти кадры-картинки, моменты сумасшедшей близости, вызывая жаркие цунами, обдающие кипятком. Они несутся снизу вверх, ударяя-шибая в голову, заставляя учащаться пульс и дыхание, расплескиваясь румянцем по щекам, закипая горячей влажностью в глазах.

И Агата задыхалась от не отпускающих ее невероятно ярких, острых переживаний, накатывающих теми самыми волнами.

Как это вообще могло случиться?

Ведь все, что произошло между ними, было более чем странно. С самого первого момента встречи она не испытывала к этому мужчине никакого сексуального влечения и интереса, ну может, может, просто из-за моральной и физической усталости и напряженности, накрывших ее тогда. Вообще-то причина так себе, явно притянута за уши – чтобы женщина, даже находясь в полусознательном состоянии, не обратила внимания, не сделала внутреннюю стойку на мужчину, вызвавшего у нее сексуальное притяжение и интерес, да разве что при смерти, не иначе. Конечно, накопившаяся усталость и необходимость снова мобилизоваться для решения непростой задачи имели место, что, в общем-то, и не суть важно.

Так что, кроме, понятное дело, искренней благодарности на чисто человеческом уровне в адрес этого незнакомца, Агата не испытывала никаких иных эмоций. И он, в свою очередь, со всей очевидностью не выказывал никакой сексуальной заинтересованности в адрес Агаты: не подъезжал с однозначно трактуемыми намерениями, ни намеком, ни взглядом, да вообще никак – абсолютно индифферентно.

И никакой тонкой эротической игры, никаких таких флюидов между ними не проскакивало, не искрило и не возникало, это же всегда безошибочно чувствуется и ощущается на всех уровнях.

Или безошибочно очевидно было только ей? И только она чувствовала ту самую индифферентность? Да? Ну-у-у, может…

Но ведь совершенно определенно разговор, который они вели за чаем, был более чем нейтральным, по сути, пустым – беседа двух уставших людей, не очень-то интересных, незнакомых друг другу, не друзей, не товарищей – так, ситуативных попутчиков.

И что случилось? Что произошло?

Почему, в какой момент все резко изменилось? Изменилось в нем. Отчего вдруг в мужчине полыхнул такой горячечный сексуальный порыв? Что она такого сказала или сделала, что вызвало в нем настолько яркую реакцию, перемену и столь мощные чувства? Да, собственно, это уже не важно, тем более Агата никогда этого узнает.

Поразительно другое – как Агата среагировала, отозвалась на эту полыхнувшую жаром мужскую, призывную сексуальность, всей своей женской сущностью устремляясь к нему. Отвечая неудержимо, теряя голову, как никогда не отвечала на страсть ни одного мужчины в своей жизни.

Ну она и учуди-и-и-ла!

С совершенно незнакомым мужчиной, не зная, кто он, что собой представляет, где живет, чем занимается – вообще ничего про него не зная, кроме имени, – и ухнуть в секс, как в омут с головой.

Вот ее проняло-то, а! «И по-нес-ли Агату по кочкам новые ботинки», – усмехнулась непроизвольно она.

Причем, вспоминая сейчас и прокручивая в голове раз за разом все произошедшее между ними, Агата со всей ясностью понимала и знала, что это не была какая-то там «черная страсть», лишающая ума и сознания, это вообще не была непреодолимая, болезненная животная страсть как таковая – между ними возникла невероятная, потрясающая близость, когда чувства во многом определяют ощущения. Ну, как это объяснить?

Чувства и что-то повыше, повыше, то, что было первично и превалировало в их объятиях и в их соединении, поднимая на какой-то иной уровень, на поразительную высоту, а уже следом за этим «повыше» шла обжигающая сексуальность и страстность. И Агата чувствовала необъяснимое единение с этим мужчиной, душевное и телесное, какое-то внутреннее родство, что ли, – дивное, поразительное, но мимолетное.

Она именно так это чувствовала. Вот такая карусель без коников.

Но она ни о чем не жалела!

Ни секундочки, ни одного мгновения не жалела ни о чем.

Да вы что! Какое жалеть?! Наоборот, мысленно прокручивая раз за разом в голове все, что приключилось с ней ночью, – ту небывалую красоту, мощь и яркое великолепие сотрясающего ее восторга, Агата испытывала искреннюю благодарность Судьбе и этому мужчине за то, что довелось испытать столь потрясающие эмоции, чувства и фантастические ощущения.

Два сказочных оргазма, испытанные ею впервые в жизни, потрясли Агату и изменили навсегда.

Как человека, всю жизнь имевшего только ломоть хлеба, посыпанный сахаром, и считавшего это самым вкусным десертом, но однажды вдруг попробовавшего… с чем сравнить? Ну с зефиром в шоколаде, например, или, скажем, с крем-брюле, или тортом «Черный лес», ну понятно, да.

Такие «постижения» и открытия реально шибают по сознанию. А такие переживания не просто запоминаются, они навсегда меняют мироощущение личности, меняют наполненность самого человека, особенно когда пережил своеобразный личный инсайт, настолько ярко эмоционально наполненный.

Она изменилась и чувствовала, принимала это сейчас, всеми своими обострившимися рецепторами и перевернувшимся сознанием.

Секс из расчета, секс из жалости, секс ради секса, в том числе и одноразовый с незнакомым человеком, ради получения острых ощущений, – это совершенно не история Агаты, не ее женская сущность и не ее жизнь.

Агата и ее сестра Аглая с младенчества были невероятно самодостаточными девочками, в большой степени потому, что родились двойняшками, к тому же под знаком Близнецов, но самое главное – родились в нормальной и очень любящей семье. В числе близких родственников имелась и несколько эксцентричная бабушка, мамина мама, дама мудрая, проницательная, иронично-язвительная, придерживающаяся не совсем традиционных методов воспитания внучек, порой объясняя тем житейские истины и тайны весьма оригинальным образом.

Ну, например, Кира Львовна частенько повторяла:

– Женщина должна блюсти себя в чистоте, от этого зависят ее здоровье, красота и продление, сохранение молодости.

И дальше растолковывала двенадцатилетним внучкам:

– Никогда не растрачивайтесь на мимолетные страстишки, у женщин от этого душа и красота тускнеют и выгорают. – А видя, что девчонкам непонятно, о чем она им толкует, рубила напрямую: – Не хотите в сорок лет выглядеть как побитые жизнью состарившиеся кокетки, никогда не занимайтесь пустым сексом, просто ради секса, без всяких чувств к партнеру.

В двенадцать лет, прямо скажем, эта нотация все равно была девчонкам мало понятна и еще меньше интересна, и какие там сорок лет – бабуля, ты о чем? Сорок! Это ж старость далекая. Но бабушка у них была продуманная и повторяла свои наставления на тему секса и иных аспектов жизни в разных вариациях, пока девчонки подрастали. К тому же, когда у вас папа с мамой медики и без всяких иносказаний, порой с излишней прямотой растолковывают детям анатомию и физиологию различных процессов женского организма и жизни, невозможно оставаться блаженно несведущими.

Но у девчонок не случилось, слава богу, подросткового, шалопутного секса из любопытства, или из бунтарства, или «под общие правила», потому что «все уже попробовали, а мы еще нет». И вовсе не потому, что мама с бабушкой доходчиво объяснили им все возможные последствия этого шага – нет. Просто Агате с Аглаей было глубоко пофиг, что там нынче модно-перемодно в среде их ровесников, что принято – не принято, положено – не положено и кто что уже попробовал. Поймать их «на слабо» было без вариантов, да никто даже и не пытался.