Судьба непринятой пройдет

– Каждый раз, когда мы с тобой встречаемся, мы либо засыпаем, либо занимаемся интимно-сексуальной близостью. Может, поговорим, пообщаемся для разнообразия?

– Красиво назвала: «интимно-сексуальной близостью», – улыбнулся Югров. – Я еще такого определения не слышал. – И предложил: – Вино-фрукты, легкие закуски на балконе, для атмосферы, или, может, что-нибудь перекусить посущественней? Ну, под разговор.

– Балкон отличный выбор, – согласилась Агата, – там же, по идее, должны стоять столик и кресла. – И рассмеялась тихонько: – Может, традиционно по чайку с чем-нибудь вкусненьким?

– Не любительница алкоголя? – уже привычно заражаясь ее улыбчивой веселостью, поинтересовался Югров.

– Не особая, да мне сейчас просто не требуется стимуляторов, я и так… парю и вся переполнена энергией и восторженностью, – честно призналась Агата.

На открытом балкончике и в самом деле обнаружился предполагаемый столик с креслами – уютный уголок для созерцания открывающегося отсюда вида на море. Чай со сладостями к нему – натуральным мармеладом, набором крошечных пирожных разных сортов и вазу с клубникой – им принесли быстро.

Но они не спешили начать беседу, поймав состояние великолепной, божественной расслабухи, когда утомленное тело словно растекается в полном довольстве и неге. Агата поедала клубнику, Игорь потягивал чай из фарфоровой чашки, и оба смотрели задумчиво вдаль, на море.

– Кроме имени, я не знаю о тебе ничего, – сказала Агата, нарушив это их почти медитативное созерцательное молчание, и перевела взгляд с линии морского горизонта на мужчину.

Он поставил чашку на блюдце, чуть развернулся вместе с креслом, чтобы лучше ее видеть, и представился:

– Меня зовут Игорь Валентинович, фамилия моя Югров. Мне сорок один год. Родился я в Москве, но уже давно живу и работаю в красивом старинном городе на Волге. Я инженер-конструктор и инженер-испытатель военной гусеничной и колесной техники, блоков ее обеспечения и других сопутствующих механизмов.

Он помолчал, изучая выражение ее лица, и продолжил:

– Определяющее слово в моей профессии, месте работы и занятиях: «военная техника».

– То есть ты военный? – уточнила Агата.

– Нет, не военный, но и не сплошь гражданский. – И хмыкнул иронично: – Скажем так: с просвечивающимися через штатский пиджак погонами. Завод ВПК, и работаем мы под прямым патронажем и управлением Минобороны.

– Но засекреченная личность? Никакого присутствия в сети? – выясняла с большим интересом Агата. – И твои данные невозможно найти нигде и никогда, я правильно понимаю?

– При условии, если я этого не хочу, нет, не найти.

– Удобно, – рассмеялась тихонько Агата и задала следующий вопрос: – А инженер-конструктор – это ученый? Секретный военный ученый?

– Не совсем ученый, скорее изобретатель, я все же больше прикладник. Возглавляю экспериментально-испытательный отдел, – охотно пояснял Югров. – И не то чтобы сверхзасекреченная личность, но из тех, для кого плакат «За спиной стоит агент, спрячь секретный документ» актуален.

– То есть изобретаешь всякие военные механизмы?

– В принципе да, их, но не только. Ведь наука не ограничивается рамками и требованиями исключительно военной промышленности, просто в современных реалиях за какие бы задачи она ни бралась, в результате всегда получается оружие. Правда, в свою очередь, практически все современные бытовые машины и технические новшества являются побочным продуктом военных научных разработок. Так что изобретаем, что изобретается, а после применяем, – усмехнулся Югров.

– Понятно, – кивнула Агата. И вдруг рассмеялась: – Значит, специалист по гусеничной военной технике. Как у Жванецкого: приехать на рынок, посмотреть через прицел танка и спросить: «Скока, скока?..»

– Ну почти, – рассмеялся, заражаясь ее веселостью, Югров. – Правда, не танка, а самоходных, бронированных машин, но эффекта эта небольшая разница точно не испортит.

– А где твое кольцо? – только сейчас обратила внимание Агата на отсутствие обычно поблескивавшего ободочка на его пальце.

– Снял за ненадобностью. Развелся, – ответил Игорь, посмотрев на свой «голый» безымянный палец с еле заметным, чуть более светлым, чем остальная кожа, следом от кольца.

Агата задумчиво порассматривала его и спросила:

– Из-за меня?

– Из-за жизни, – легонько пожал он плечами и признался: – Ну и из-за тебя в том числе. Есть такой момент, сподвигла меня встреча с тобой к пересмотру некоторых аспектов своей жизни.

– Тяжелый развод? – осторожно поинтересовалась Агата.

– Как ни странно, но нет, – усмехнулся своим мыслям Югров, поколебался пару мгновений, стоит ли совсем уж откровенничать, посвящая ее в детали, но какие уж теперь сомнения. – Повезло. Галю перевели на работу сразу на высокую позицию в мэрию Москвы, а делить нам было и нечего. Ее более чем устроил тот раздел имущества, что я предложил.

– А дети? – уточнила Агата.

– Нет, – покачал головой Игорь, – детей у нас не было.

И замолчал, погрузившись в какие-то свои мысли-размышления.

А Агата посмотрела-посмотрела на него, медленно-осторожно положила клубничку, которую держала двумя пальчиками за хвостик весь их разговор, назад в вазу и рубанула признанием:

– Мне очень хочется тебя прямо сейчас поцеловать, и…

– Давай про «и» лучше я расскажу, – в момент отринув свою задумчивость, поднялся с кресла Югров.

Подхватил ее на руки и унес на кровать.

На этом содержательная часть их беседы временно закончилась, перейдя в познавательную стадию. В которой он рассказал ей про то самое «и…», а главное – наглядно показал, доведя Агату своими медленными, нежными ласками до сотрясающего все ее тело оргазма, на этот раз одновременно с ним.


А вот после, убаюканные в этот раз той самой божественной негой и приятной расслабухой, они заснули.

Югров проснулся, наверное, через час, оттого, что Агата перевернулась во сне, выбравшись из-под его обнимающей руки. Посмотрел на девушку – такая сладенькая: лежит на животе, руки под подушку засунула, а чудесная кругленькая попка соблазняет двумя великолепными ягодичками. Нет, одернул себя Югров, усмехнувшись своему слишком уж разыгравшемуся сексуальному аппетиту в паре с энтузиазмом, пусть отдыхает. И, чтоб не возбуждаться излишне, прикрыл прекрасные округлости, набросив на них край одеяла, соскользнувшего, когда она переворачивалась.

М-м-м-да. Угораздило его по полной.

Когда открылись двери лифта, он испытал реальный шок, увидев ее… Сознание как переклинило: с одной стороны, Югров четко понимал, что этого просто не может быть и она никак не может здесь находиться, и в то же время испытал поразительную чистую радость, затопившую его с головы до пят, и странное необъяснимое освобождение, что ли, чувство потрясающей свободы, от которого перехватило дыхание и сердце замерло, пропустив пару ударов.

А в голове неожиданно так отчетливо и ясно прозвучала мысль, что только эту девочку он хочет – телом, душой и духом своим – и давно уже знает, наверное, с первой их встречи, что она его женщина. Его. Ему осталась лишь небольшая лазейка для отступления, пара секунд для принятия решения – туда или туда…

И он шагнул вперед, словно подтолкнул кто в спину, переступая через порог лифта, как через свой личный Рубикон, через грань, делая выбор. Да уж, выбор. Он сделал, а вот она, нужен ли ей такой выбор, вопрос.

Поразительная штука жизнь. Ведь думал о ней, когда летел в очередной раз в Крым, вспоминал, размышлял, как она поживает, чем занимается, посмеивался над собой за эти мысли. А ведь мог предположить, что есть возможность, пусть и мизерная, снова встретиться – дом этот один из тех, что построен специально для старшего офицерского состава флота, а ведь Агата говорила что-то про зятя Юрия, и как-то вроде вскользь прозвучало, что он офицер. Так она на него действовала, что пропустил Югров важную информацию, занятый совладанием со своим возбуждением, которое постоянно испытывал, находясь рядом с ней.

А теперь вот можно не бороться с естеством, не пытаться остужать и успокаивать свои порывы и желания, наблюдая, например, вот такие приятные картины – вздохнув во сне, Агата чуть передвинулась, и одеяло снова предательски сползло с ее круглой попки, открывая прекрасный вид.

Нет, ну это уже слишком, хмыкнул Югров, погладив чудесные холмики. И, еще толком не проснувшись, Агата чуть прогнулась, поощряя эту легкую ласку. Ну а потом проснулась…

Они не могли насытиться, наполниться друг другом – целовались, наверное, целый час, снова занимались любовью, а остыв, заказали поздний ужин. И разговаривали, разговаривали: спрашивая-отвечая, как будто наверстывали пропущенные годы, наполняясь знаниями друг о друге и пониманием, тонким чувствованием друг друга на всех уровнях.

Про образование и работу Агаты и про ее знание китайского…

– Однако, – восхитился Югров с большим респектом. – Круто, Агаш, поражен. Очень круто, к тому же диалекты.

….про его работу, и его технические изобретения, открытия, и его увлечение настолько нестандартной профессией – как и почему?

Они говорили, говорили, прерывались на страстные ласки и поцелуи и снова говорили, шепотом, чтобы не тревожить давно уж опустившуюся ночь. И в какой-то момент, не сговариваясь, внезапно почувствовали сильнейшее желание-притяжение и уже целовались, стонали и неслись вперед к следующему своему яркому финалу.

Югров заснул. Вот только что обнимал ее, тихонечко целовал в висок коротенькими поцелуями, что-то тихо говорил, замолчал на полуслове, и раз – спит уже.

А Агата не могла заснуть. Ее переполняли, захлестывали мысли, яркие эмоции, восторженность, от которой тихонько дрожало все тело, и постанывали мышцы от приятной, но слишком уж интенсивной нагрузки.

Она осторожно выбралась из объятий Игоря, перевернулась в любимую позу, в которой обычно спала, повздыхала счастливо, настраиваясь на сон, и… и нет. Агата все уговаривала себя притушить, угомонить чувства и эмоции, но ничего не получалось.

Ну невозможно спать, когда с ней такое! Невозможно, хоть ты зауговаривайся.

Заколыхалась, пошла волнами тюлевая занавеска, прикрывавшая распахнутую настежь балконную дверь, напоминая ленты белого ночного тумана, дохнуло прохладой и букетом потрясающих ароматов, в которых угадывались нотки моря, трав дикоросов и еще чего-то знакомого, приятного…

Осторожно поднявшись с кровати, чтобы не потревожить спящего Игоря, подхватив из кресла покрывало и завернувшись в него, Агата вышла на балкончик. Встала у ограждения, втянула-вдохнула в себя потрясающий воздух и прикрыла глаза.

Тело постанывало от слишком активных сексуальных нагрузок, да уж, несколько переусердствовали они с Игорем, но хоть и слабело под коленками и ноги немного подрагивали, божественная истома растекалась по каждой мышце, по каждой клеточке организма.

Господи! Как же прекрасно! Благодарю тебя, Господи! За все, чем одарил ты меня, и за этот вот момент, за эту неповторимую минуту красоты, и за сонм невероятных чувств, которых она не испытывала никогда раньше, и за это ее тихое душевное ликование.

Как это получилось-то вообще? Что за чудо такое с ней приключилось?

Агата посмотрела вдаль, на казавшееся в предрассветной мгле свинцово-серым море, отделенное темной чертой границы от все более и более светлеющего неба. И неожиданно вдруг всплыл из памяти тот момент, когда она увидела Югрова первый раз.

В деталях и подробностях, из глубин подсознания, даже гостиничный запах, присущий большинству отелей, на фоне которого тонкий аромат его одеколона казался изысканным и очень мужским… и как он заполнял бланк, игнорируя недовольные взгляды администратора…

И затянуло, затянуло в ту морозную снежную ночь…

Агата не заметила, сколько вот так простояла, вдыхая с наслаждением вкусный воздух и вспоминая, но солнце уже неспешно выкатывалось из-за горизонта, птицы перекрикивались на все лады, когда вернул ее из размышлений голос Югрова:

– Ты очень красноречиво молчишь.

Агата обернулась. Он стоял в расслабленной позе, прислонившись плечом к дверному косяку, скрестив руки на груди… совершенно голый, мало смущаясь этим обстоятельством, и улыбался ироничной, замечательной улыбкой.

У Агаты от этого великолепного зрелища, сразу же заколотилось всполошно сердце.

– «Красноречиво молчишь» – это оксюморон, – улыбнулась она.

Игорь оттолкнулся плечом от косяка, шагнул вперед, обнял ее за талию и коротко поцеловал в носик:

– Оксюморон у нас – это ты: «невозможное возможно». – Он наклонился и так же коротко, приветственно поцеловал в губы. Потом спросил: – Давно стоишь?

– Не могу заснуть, – призналась Агата, – так много… эмоций, чувств-ощущений, мыслей. Взбудоражена вся. Вспомнила ту нашу первую встречу.

– Это да, – хмыкнул иронично Югров, – история, достойная воспоминаний. – И признался, посмеиваясь: – Я летел в самолете, и у меня то и дело все вставало от мыслей о тебе. Повезло, что один в целом ряду сидел.

– У меня тоже «вставало», – рассмеялась тихонько Агата и спросила, вдруг посерьезнев: – И что теперь?

Югров понял, ну разумеется, он понял, о чем она спрашивает. Сам бы хотел задать ей этот вопрос, себе-то он уже ответил, а вот она… не все ведь так просто.

– Ну смотри, какой мы с тобой имеем расклад, – взялся объяснять. – Я живу и работаю на заводе ВПК не в Москве. Из нажитого вполне посильным трудом у меня имеется только ведомственная квартира, которая через год перейдет в мое личное владение. С моей точки зрения, вполне себе хорошая квартира, – и усмехнулся, вставив ремарку в стиле известной юморески: – Но только через год. Есть новая машина, взятая в рассрочку у завода, станет моей где-то года через полтора. Приличная зарплата, но опять-таки исключительно с моей точки зрения. Работаю я в ненормативном графике, частенько зависаю в отделе до глубокой ночи и практически половину года провожу в командировках. Останавливаться на достигнутом не собираюсь, намерен двигаться дальше, защищаться в этом году и подниматься на следующую карьерную ступень. И вообще у меня далеко идущие планы. А это значит, что проводить времени на работе я буду еще больше, правда, мотаться в командировки перестану. Ну, почти перестану. Что еще? Ах да, наглухо невыездной за рубежи Родины товарищ, причем данный запрет распространяется и на моих ближайших родственников, то бишь жену и детей, буде таковым случиться. Мне сорок один год, и я старше тебя… – Он остановился и спросил: – А кстати, на сколько я тебя старше?