Судьба непринятой пройдет

– Тьфу ты, господи, как это я не сообразила! – раздосадованно ругнувшись на себя, рассмеялась нянечка. – Не раскумекала сразу-то. Думаю, что за такое Аг и Аг?

– А что, – посмотрел Влас Антонович вопросительно на жену, – по-моему, отличные имена, а? Уважаемые у староверов, насколько я помню. К тому же каждое из имен начинается с инициалов мамы, считай, в твою честь. Как думаешь, Анечка?

Анечка думала, что раз уважаемые у староверов, выходцами из которых были дед и отец ее мужа, в свое время назвавшие его Власом, да еще и с ее инициалами, то лучше и не придумаешь, и для их дочек имена замечательные.

Вот так, с недоумения больничной нянечки, девочки и стали – старшая Аглаей, нежно-сокращенно – Глаша, и младшая Агатой, сокращенно – Агаша, Гаша. Аглаша и Агаша, Глашенька и Гашенька.

И хоть они были внешне очень похожи, но только на первый взгляд. При более внимательном знакомстве становилось понятно, что девочки отличаются друг от друга, и не только обликом, но и характерами, интересами, пристрастиями и призваниями.

Аглая еще ребенком определилась с профессией, твердо заявив лет в семь, что будет, как мама с папой, врачом для деток, и постоянно играла в больницу, а самым великим поощрением для нее была возможность пойти с папой и мамой к ним на работу. И с этого намеченного в младенчестве пути никогда не сворачивала. Закончила мед, но пошла не по стопам отца, не чувствуя в себе призвания к хирургии, а выбрала мамин путь, став очень хорошим педиатром общей практики.

Ну, а Агата… Здесь у нас история посложней получилась. Не знала она, в каком жизненном направлении двигаться, не чувствуя особого интереса и тяги ни к какой профессии, лишь понимала, что медицина – это не ее, да и только. Хоть с этим определилась, уже вперед. Но дотошная и упорная Агаша сетовать по поводу отсутствия призвания не стала, а подошла к вопросу выбора будущей специальности всерьез и, перелопатив множество информации, остановилась сначала на маркетинге, может, еще и потому, что в то время эта специализация считалась весьма престижной и интересной. О чем и объявила семье.

– Ну, если тебя это привлекает… – ответили родители, выказав сомнение разве что интонацией. А сначала переглянулись, обменявшись таким образом мнениями. Они никогда не навязывали дочерям своего видения, считали, что те должны вырабатывать самостоятельность суждений и учиться брать на себя ответственность за них.

Бабушка же Кира Львовна высказалась куда как более прямолинейно:

– Какая-то пустая, нахлебническая профессия.

– Почему нахлебническая? – подивилась Агата.

– Потому что ничего не производит и никакой реальной пользы людям не несет, – пояснила бабуля. – Вот скажи мне, какова основная суть и задача этого твоего маркетинга?

– Продвижение товаров и услуг.

– То есть продажа, – перевела на более конкретный язык Кира Львовна. – И твоей профессией станет задача дурить народ, чтобы впарить ему как можно больше ненужных вещей, товаров и услуг. Чистой воды обман и манипулирование сознанием.

– Ну не все так прямолинейно, бабуль, – принялась защищать почти уже выбранную стезю Агата. – В некотором роде это искусство, и там много чего интересного.

– Да что там интересного, – отмахнулась недовольно бабушка, – заставить несчастную мать семейства, подкопившую деньжат и пришедшую в магазин новую юбчоночку купить взамен старой, совсем изношенной, потратить все накопления на всякое барахло, задурив той мозги. Ты этим хочешь заниматься? Это абсолютно не подходит устройству твоей натуры и характера. А если не этим, – увидев скисшее выражение лица внучки на столь резкую критику, продолжила бабуля, – то окончишь институт и засядешь в каком-нибудь офисе, став одним из нынче столь модных менеджеров. Не работа, а сплошная пустая и бесцельная суета жизни. – И отмахнулась с досадой. – Не зря всегда говорилось: «иметь профессию в руках», подразумевая под этим выражением, что надо уметь делать что-то реальное. Во все времена в любом обществе выше всего ценились и необходимы были деятели, а не нахлебники. Вот, например, Глаша будет доктором, это настоящее делание пользы людям. Инженер – это деятель, строитель, рабочий, архитектор, учитель.

– Ба, – заливалась тихим смехом не умевшая расстраиваться надолго Агаша, – ты искусствовед, ты тоже нахлебник?

– Конечно, – соглашалась с ней бабуля, – да еще какой. Только искусство – вещь весьма неоднозначная, и уровень интеллектуального и духовного развития общества зависит от него так же, как уровень жизненных сил от куска хлеба. Так что тут не все настолько просто и очевидно, как кажется на первый взгляд. Но соглашусь, тоже иждивенческая профессия.

– Хорошо, тогда какую, как ты считаешь, я должна выбрать себе профессию? – задала прямой вопрос Агата.

– Так бог тебя знает, детка, – смеялась бабуля, – ту, что тебе по душе придется и которой тебе будет в радость заниматься.

Помогла, ничего не скажешь. А что куда ей там придется и будет в радость?

Подумала-подумала Агата, прикинула и решила поступать в химико-технологический имени Менделеева, выбрав себе факультет сберегающих химических процессов и биотехнологии. Ну, во-первых, потому что хорошо знала и любила химию и физику, а во-вторых, если уж что-то делать в жизни, то с прицелом на помощь природе и улучшение экологии земли. Как-то так аргументировала она свой выбор семье и себе лично. И, как ни странно, поступила на бюджет.

Бабушка, между прочим, одобрила, правда, не смогла не внести элемент сомнения, заметив:

– Главное, чтобы это не было настроенческое решение, под влиянием момента и потому, что тебе просто надоело, как вы говорите, париться с выбором.

Прислушавшись к себе, Аглая поняла, что нет, не настроенческое решение, а вполне себе обдуманное, по крайней мере, учиться на биохимика ей было гораздо интересней, чем на маркетолога. На том и успокоилась. И неплохо училась, кстати, а в процессе учебы так и вовсе всерьез увлеклась будущей профессией.

Да, кстати, про бабушку и папу. Так вообще-то странно.

Ведь бабуля долго не могла простить Власу Антоновичу безрадостной женской судьбы вечной любовницы, на которую тот обрек ее дочь. И все годы, что Анна жила-встречалась с Власом Антоновичем, Кира Львовна категорически отказывалась с ним знакомиться. Но, когда Соболевский с Анной поженились, все-таки снизошла и наконец познакомилась-пообщалась с новоявленным зятем. И не просто простила того, а прониклась к Власу Антоновичу настоящим глубоким уважением, и очень скоро они и вовсе заделались лучшими и самыми преданными друзьями. Обожали общаться, спорить на разные темы и поддерживали друг друга всегда и во всем.

И умерли в один год.

Когда девочки учились на втором курсе, бабуля стала резко слабеть здоровьем, и на большом семейном совете было решено, что Агата переберется жить к Кире Львовне и возьмет на себя заботу о бабушке. К тому же выяснилось, что Агаше гораздо удобней добираться оттуда до своего университета. А Аглая, которой было ближе до ее меда от их дома, осталась жить с родителями.

Первые месяцы этой вынужденной разлуки девчонки, привыкшие всю свою жизнь быть вдвоем, всегда и везде вместе, живя одним укладом, одной волной и одним дыханием, ужасно маялись и страдали. Но достаточно скоро пообвыклись, притерлись, перезваниваясь по нескольку раз в день, зависая на телефонах часами и обсуждая все подряд, а выходные проводили у бабушки.

А когда пооканчивали свои вузы, Аглая пошла в интернатуру под мамино крыло в их с отцом клинику, в которой еще иногда оперировал и консультировал молодых врачей Влас Антонович, хоть и было ему в ту пору уже за восемьдесят. А Агата помаялась, поскиталась с одной работы на другую, пытаясь пристроиться по специальности, но что-то ее не устраивало и не все нравилось – то профиль предприятия оказался несколько иной, чем ее специализация, и требования в нем какие-то странные, то слишком «зеленый» с бо-о-о-ольшими вопросами по его принадлежности и финансированию, а то и вовсе под красивым названием и заявкой на «Эко» и «Био» оказался банальный фуфловый развод.

Но через пару лет «скитаний» нашлась-таки фирма Хазарина, которая занималась торговлей и совместными проектами с Китаем, где в числе прочих были и проекты по биотехнологиям и их производным в виде товаров и услуг. Вот там она и «присела» на это направление и задержалась на несколько лет.

В тот же год, когда Агата, наконец, нашла и устроилась на интересную работу, у бабули случился инсульт прямо на глазах у внучки, накрывавшей в этот момент стол к ужину. «Скорая» приехала очень быстро, но уже ничего не могло помочь, и, не выходя из комы, Кира Львовна умерла на следующий день. А через полгода скоропостижно и мгновенно из-за оторвавшегося тромба умер Влас Антонович.

Оба ушли в восемьдесят четыре года.

Семью накрыло горем. Отец был подтянутый, энергичный, моложавый не по годам, и поверить, смириться и принять, что его не стало вот так, в один момент, маме и девочкам было очень трудно. Но справлялись как-то, встраиваясь в новую реальность, теперь уж без бабули и без Власа Антоновича.

На следующий год Аглая встретила своего Юру в Петербурге, куда отправилась на экскурсионный тур с подругами на выходные. И как ни хотелось Агате, как ни рвалась она с ними, но не получилось – работала сверхурочно в те дни и проморгала эпохальную встречу сестры с ее «особенным мужчиной».

Впрочем, своим присутствием Агата вряд ли бы могла повлиять на что-то. Лишь, сидя в Москве, внезапно почувствовала какие-то странные душевные эманации, восторженное, приподнято-радостное настроение, близкое к теплому счастью. Подивилась.


А Глашуня в Питере в этот самый момент влюбилась в своего Юрочку.

Они очень быстро поженились, и почти сразу Аглая забеременела.

И столь же быстро и стремительно уехала жить в Севастополь по месту службы своего мужа. А ближе к ее родам, уволившись из родной клиники, где продолжала трудиться и после оформления пенсии, следом за дочерью отправилась в Севастополь и Анна Григорьевна, чтобы помогать, возиться с внуком и отвлечься от великой печали – потери своего любимого Власа Антоновича.

И Агаша неожиданно осталась совсем одна.

Папа умер, бабушка умерла, Аглая с мамой в Севастополе. И такая ее тогда взяла вдруг тоска черная и так что-то стало себя жалко, что при всем неистребимом природном оптимизме и легкости характера Агата на какое-то время зависла в состоянии горестного одиночества, чувствуя себя всеми покинутой.

Ревновала сестру к Юре и ничего не могла с собой поделать, обвиняя мысленно зятя в том, что тот украл у нее самого родного человека, а Глашку в том, что она так легко поменяла Агату на мужа.

Нет сомнений, что все эти метания душевные и ощущение покинутости прошли бы достаточно быстро просто потому, что Агата, наделенная врожденным жизненным оптимизмом и светлым, легким характером, будучи личностью сильной, не умела предаваться затяжным болезненным настроениям, впадать в трагизм и всерьез депрессовать. Но в далеком Севастополе Глашенька тонкой настройкой своей сестринской эмпатии уловила, почувствовала, что с сестрой происходит что-то неладное, и спасать младшую дочь в Москву примчалась мама.

Поплакала Агата у мамочки на груди, изливая печали, обиды и претензии судьбе, в конце жалобной речи уже откровенно посмеиваясь над своими претензиями к жизни и иронизируя над своими слезами. Выслушала Анна Григорьевна дочь, приголубила-погладила и сказала потрясающе мудрые слова:

– Мы все очень болезненно переживали уход бабушки и папы. Гашеньке повезло встретить свою любовь, и это помогло ей быстрее смириться с тяжелой утратой. А тебе показалось, что ты потеряла еще и сестру. Знаешь, в одном из Евангелий прописана Божественная нить, соединяющая человека с остальными людьми и миром в целом. И выстроена она таким образом: самым важным, занимающим весь объем всего сущего, выступает Бог, от него тянется нить к человеку, от человека к самому главному для него и самому близкому в этой иерархии – к мужу или жене, от мужа-жены к детям, от детей к родителям, от родителей к братьям-сестрам, от них к бабушкам-дедушкам, к роду, и только после рода ко всем остальным людям. Понимаешь? Если соединяются в истинной любви муж и жена, то они становятся самыми близкими друг другу людьми: душой, духом, телом, истинно, что половинками целого. И муж для жены, и жена для мужа становятся самыми важными людьми, и только после этого единства идут дети, родители, сестры. Когда-нибудь и ты это поймешь и почувствуешь сама. Но при этом вашу с сестрой связь не способен оборвать и разрушить никто, потому что она у вас особенная, уникальная, единоутробная. И это на всю жизнь.

«Нет, не способен», – согласилась Агата, глядя на их с сестрицей фото в альбоме, на котором им лет по десять и они, держа в четырех руках одну огромную дольку красного арбуза, утыканного крупными черными косточками, едят его одновременно с двух концов, все перемазанные соком, с розовыми мордашками, улыбаясь от удовольствия и полного своего счастья.

Тот короткий момент уныния и ревности, в который тогда впала Агата, скорей от неожиданности стремительных перемен в жизни, проскочил, не оставив даже дымки воспоминаний и отпечатка в ее душе, в мыслях и сердце. И Юра давно стал для нее родным человеком, в каком-то смысле братом, и порой она ловила себя на неожиданной мысли, что недоумевает, что были времена, когда его не существовало в их жизни. Это на самом деле теперь трудно представить, настолько они теперь все одна, единая, родная семья.

Да и вообще, как возможно было подумать и допустить, что их сестринскую связь можно ослабить или как-то разорвать? Если они чувствуют друг друга на любом расстоянии, понимают не с полуслова, а с полувзгляда, даже свой личный язык общения в детстве придумали, если они дня не могут провести, не поговорив хотя бы пару раз по телефону, и поверяют друг другу все свои секреты и тайны.

Ну, не все, положим, например, интимные супружеские отношения Аглаи с Юрой и их личные тайны и секреты девочки не обсуждают, да и незачем, Агата чувствует, что у сестры все хорошо, и этого достаточно. Нет, если у кого возник такой вопрос – она не чувствует, что и как переживает и испытывает Глашка во время секса, интимная сторона жизни для сестер закрыта от полной эмпатии, так вот природа распорядилась. Агата просто ощущает общим, постоянным фоном тепло и радость, которые чувствует сестра, общаясь с мужем, и иногда некий повышенный эротический фон. А во всем остальном – никаких запретов-секретов.

Так, например, они подробнейшим образом обсудили со всех сторон вторую внезапную встречу Агаты в аэропорту с загадочным мужчиной по имени Игорь: и как тот помог им с Левушкой, и как малыш доверчиво пошел к нему на руки, и что Агата чувствовала-переживала в присутствии этого человека, понастроили разных версий о том, кем он может быть по жизни.

Левушка завозился в кроватке, захныкал, как обычно бывает, когда он просыпается. Агата кинула взгляд на часы и поразилась: ну ничего себе ее затянуло и пробрало с воспоминаниями-то! Почти два часа перелистывала альбом, рассматривая фотокарточки, захваченная своими мыслями и потоком памяти.

– Ладно, – резко захлопнув альбом, подбодрила она себя, поиронизировав над кислым настроением: – Что там про «кто к кому прилепится да не отлепится», еще бог знает, а у нас тут дела насущные: грязный подгузник и проснувшийся богатырек.

Агата с Левушкой очень быстро освоились в новых реалиях и жизненном режиме. Просыпаясь утром, она занималась с племянником, где-то в одиннадцать приходила Марина и брала заботу о Левушке на себя, а Агата садилась за рабочий стол, готовиться к уроку.

Посовещавшись с родителями своих учеников, объяснив, что исследования педагогов и детских психологов показали, что маленькие детки лучше обучаются в группе, в процессе игры и общения друг с другом и учителем, они пришли к единому мнению, что Агата станет проводить уроки сразу со всеми тремя мальчишками.

Так и повелось. Детей привозили родители около часу дня и увозили через полтора часа занятий с несколькими короткими перерывами. После чего Марина с Агатой что-то обедали или готовили, пока Левка спал, потом Марина отправлялась с ребенком на прогулку, а Агата садилась за переводы, когда они были, или за составление планов для следующих уроков.

«Картинки» ее так и остались коммерчески не востребованными, да и, честно сказать, у Агаты на них совершенно не оставалось ни сил, ни времени. Можно было бы пописать для души в выходные, но Марина по выходным не приходила, а когда у тебя на руках активный, любознательный карапуз, не ведая усталости, лезущий куда ни попадя, хватающий, пробующий все на зуб, требующий постоянного внимания и общения, тебе как-то определенно не до рисования.

Время, занятое плотным рабочим графиком и Левушкой, летело настолько стремительно-незаметно, что Агате казалось, она обернуться не успела и вот же только-только привезла племянника к себе, а уже декабрь подкатывает. Жесть вообще полная – как в бездну ухнуло куда-то больше трех месяцев, наполненных постоянной, круглосуточной занятостью, делами-заботами, круговертью, и вот они с Левкой уже собираются лететь обратно в Крым, к стосковавшимся по любимому чаду родителям.

Рука у Аглаи заживала хорошо, но пока не восстановила во всем объеме двигательные функции, хотя прогресс был очевиден и она уже практически все могла делать рукой. Да и на самом деле они с Юрой ужасно соскучились по своему ребенку, а приехать в Москву за эти месяцы не удалось ни разу никому из них, так что решили: хватит жить порознь, пора сыночку к мамочке с папочкой. Да и традиция у них Новый год отмечать только всей семьей.

В один из самых последних дней декабря Агата с Левушкой полетели в Крым. Дорога оказалась тяжелой и непростой. В Москве дикие пробки, пришлось выезжать на такси задолго до нужного времени, Левка извелся в той машине, куксился, капризничал, но доехали, слава богу.

А в аэропорту народа-а-а-а, как в прошлом году, во время отмены всех рейсов, только на этот раз по другой причине – толпы людей ломанулись на новогодние праздники отдыхать кто куда, создав столпотворение и в очередях на регистрацию, и в зоне отлета.

Агата поиронизировала над собой, когда осознала, что вертит головой, невольно присматриваясь к мужчинам, похожим на… м-да, навеяло. Все-таки опять Новый год, забитый народом аэропорт, и она снова летит в Крым, видимо, локация «аэропорт» теперь прочно будет связана у нее с определенными ассоциациями и воспоминаниями…

Но Левка, никогда не находившийся среди такого людского столпотворения, быстренько вернул тетку в реальность, разревевшись не на шутку, то ли испугался, то ли просто устал. Хорошо хоть их пропустили без очереди и Агате удалось быстро пройти регистрацию. Да и дальше стало полегче: утомленный, напереживавшийся и наплакавшийся Левушка заснул еще до посадки, а замечательные попутчики помогли Аглае с прохождением в самолет, да и сосед оказался спокойным молодым человеком, тоже помог Глаше устроиться, убрать вещи и надуть подушку.

Ну, а уж в Симферополе их встречал сам Юра.

Новый год, как и всегда, они встретили и провели превосходно. Вкусно, радостно, громко. Как же Агата это любила! Домашнюю теплоту и невероятный уют, которыми наполнила сестра их с Юрой дом и жизнь, великолепно оформленные, красивейшие новогодние стол и елку, настоящие произведения кулинарного и дизайнерского искусства. Ну тут уж все четыре дамы постарались – сестрички, Анна Григорьевна и Полина Андреевна. Гуляние по городу, набережная, кино, детские утренники и различные новогодние мероприятия. И главное – все вместе.

Так что короткий десятидневный отпуск пролетел для Агаты как один день. Ужас какой-то! Снова уезжать, когда так не хочется!

Но улетала она не одна, а с Полиной Андреевной, принявшей твердое решение возвращаться домой в Москву.

– И так загостилась я у вас до неприличия, – отговаривалась та от настойчивых предложений остаться, сыпавшихся на старушку от всех севастопольцев, даже от Егорки, уж очень сильно привязавшегося к «старшей бабушке», как они тут все называли Полину Андреевну. – Может, летом приеду погостить, – давала-таки слабину старушка, не удержав душевных слез, настолько расчувствовалась столь теплому отношению к ней.

Агата в число уговорщиков не входила, она-то, наоборот, только приветствовала это решение Полины Андреевны, тайно радуясь, может, и эгоистично, ведь последствия перенесенного бабушкиной подругой вируса были весьма тяжелыми и до сих пор она так до конца и не оправилась от болезни. Но хоть один родной человек будет рядом с ней в Москве.

Улетели. Первое время Агата слонялась вечерами по квартире как потерянная – сознание отказывалось принимать и мириться со столь резкой переменой уклада жизни и отсутствием Левушки в доме. Но активные занятия с учениками, работа с переводами, вдруг посыпавшимися от заказчиков, отвлекали, да и потом Агата нашла отличную возможность сбегать от грустных мыслей: наконец получив возможность рисовать свои китайские рисунки, она рисовала, входя в некое измененное состояние сознания. Здорово. Она и забыла, насколько это уникальное, поразительное состояние, словно очищающее от всякой суетности, переформатируя твою осознанность.

Даже дышится после такой творческой медитации по-другому.

В конце февраля случилась великая радость у любимой соседки – к Полине Андреевне прилетела внучка с подругой из Америки. Такие милые, хорошие девчонки двадцати двух годов, абсолютные русские американки, родившиеся в Америке, не очень хорошо говорившие по-русски, но таки сохранившие язык благодаря усилиям родителей. Они попросили Агату стать на время их личным гидом-проводником-экскурсоводом по Москве.

Ну, ладно, решила Агата, можно и гидом. На основании высказанных девочками пожеланий разработала экскурсионный план мероприятий, маршруты, посещения музеев и театров. И даже сумела достать билеты на балет в Большой театр через внука одного из друзей своих родителей. Жизнь которому, к слову, спас Влас Антонович, когда тот был младенцем, после чего они как раз и сдружились с его дедом.

Девушки прекрасно проводили время, и Агата, благодаря удачной, неожиданной оказии, с удовольствием прошлась по Пушкинскому музею и по Третьяковке, побывала в МХТ и в «Современнике», посетила Кремль, Грановитую и Оружейную палаты, одним словом, побыла в роли туристки в любимом городе.

Но основным «топ-десять» известных туристических мест изучение девочками российской столицы не ограничивалось, им была интересна и ночная Москва, с ее развлекательными центрами и тусовками.